***
Следующие пару недель Виктория провела, набираясь сил, нормально питаясь, восполняя баланс жидкости, и наконец ей разрешили подняться с постели и встать на ноги. Игорь радовался каждому её достижению, приходя в исступлённый восторг, когда ноги его дочери, которые месяцами были неподвижны в период заморозки Виктории, сделали первые шаги. Наконец, нарядив Викторию в одно из платьев с оборками и большим атласным поясом, вплетя ленты в её кудри, Игорь вернул свою дочь во всей своей прежней красе, и Виктор увидел, как радостная, переполненная энтузиазмом частичка его партнёра вернулась к жизни вместе с ней. Именно по этой причине было немыслимо поделиться с Игорем беспокойством Виктора по поводу того, насколько идеальной оказалась Виктория. Её кожа была безупречной, глаза яркими и незамутненными, даже язык и внутренняя часть рта были розовыми и нормальными, как у любого другого ребенка. Когда всё это начинало тревожить Виктора, его тёзка запрыгивала к нему на колени с книгой, которая превосходила её навыки чтения, и настаивала, чтобы он читал ей вслух. У неё была жажда к знаниям, которая точно в зеркале отражала жажду Игоря, заставляя Виктора думать, что к ним в руки попал ещё один гений. Когда он проверял её здоровье, и они играли в небольшую игру, показывая языки и произнося «аааа», если Виктор хотел проверить её рот и горло, все мысли о том, что с девочкой что-то не так, закономерно уносились прочь. Хотя Игорь не был уверен, как им следует поддерживать свои отношения в присутствии Виктории, Виктор настоял на том, чтобы они просто продолжали вести себя как всегда, за исключением того, что их амурные дела не предназначены для чьих-то глаз и должны происходить за закрытой дверью. Что касается прочих аспектов, то Виктор не хотел отказываться от того, чтобы спать с Игорем или жить как семья. Викторию, похоже, это совсем не смущало, как если бы два обычных родителя жили в одной комнате или выражали бы перед ней соответствующую привязанность. Похоже, она наслаждалась вниманием обоих своих любящих родителей. Виктория хвостиком следовала за Игорем, куда бы тот ни пошёл, и была очарована несколькими маленькими устройствами, которые собрал для неё Виктор, как и безобидными научными опытами, которые он показывал ей на оборудовании в лаборатории. В подвале установили гораздо больше светильников и прибрались там, чтобы он больше напоминал учебную лабораторию, а не место хирургических операций, смерти и воскрешения. — Ко мне тут пришла мысль, — сказал Игорь, лежа в постели накануне открытия сельской лечебницы. — А что насчет школы для Виктории? — Ты, должно быть, шутишь? — На самом деле нет. С чего ты взял? — Мы оба врачи, а ты чёртов гений. Ради бога, зачем нам отправлять её в посредственную школу, где какая-то недалекая старая дева будет заставлять её целый день заучивать наизусть чепуху и бить по костяшкам пальцев, если она её не запомнит? Мне кажется, незачем. — У меня никогда не было надлежащего образования. Я хочу, чтобы у Виктории было всё самое лучшее, и образование является частью этого. — Ты сам научился врачеванию. Если её интеллект на данном этапе является каким-то показателем, она пойдет по твоим стопам. По правде говоря, Виктория может оказаться немного умнее. Игорь фыркнул на это заявление, достаточно хорошо знавший Виктора, чтобы распознать, что тот дразнится. — Как поступим с гувернанткой? Виктории нужен какой-то женский пример. — Ты и сам умеешь укрощать её кудри и вплетать в волосы ленты. Мы оба умеем готовить, так зачем ей здесь нужна ещё и женщина? Да и, кроме того, где будет жить эта гувернантка? — У нас есть свободная спальня. — И как скоро у неё возникнут проблемы с нашей… договоренностью? — Не знаю, Виктор, но мы не можем отказать Виктории в нормальном детстве ради собственного блага. — Я отказываю в нём ради её блага, а не ради нашего. — Виктор сел на кровати. — Ничто не подавляет гениальный мозг быстрее, чем школа или старые девы-гувернантки. Виктория в состоянии усвоить научную концепцию, которую не осилит большинство детей вдвое старше неё. Если тебе от этого станет легче, возьми лечебницу за себя, а я сам буду обучать Викторию. — Вы двое будете проводить весь день, мастеря в подвале маленькие машинки и объедаясь до отвала печеньем и конфетами, пока меня не будет рядом, чтобы за вами присматривать. — Она могла бы заниматься чем-то и похуже этого, — ответил Виктор, защищаясь. — А что насчёт литературы? Языков? Фортепиано? Факультетов*? — Чего-чего? — Лорелей говорила об этом. Она хотела, чтобы Виктория выучила французский язык и ещё что-то о факультетах, но я не особо слушал. Виктор от смеха завалился на кровать. — Манерах, любовь моя, манерах, — сказал Виктор. — Это связано со всеми правилами приличия, которые ей понадобятся, чтобы стать утончённой светской дамой. — И ты думаешь, что сможешь научить её и этому? — Думаю, я бы справился. Я ведь учил тебя, не так ли? — Я был не таким уж нецивилизованным. — Столовые приборы, — сказал Виктор, поглядывая на Игоря в потёмках, а затем ухмыльнулся, давая ему понять, что это шутка. — Очень смешно. — Я могу научить её говорить по-немецки, и мы организуем ей уроки игры на фортепиано. Мы оба можем преподавать ей науки лучше, чем любая школа. Кроме того, ты, кажется, забыл о гигантском разрезе у неё на груди. Будет неловко объяснять его происхождение гувернантке, которая одевает и купает Викторию, или если кому-нибудь в школе представится случай увидеть её в чём-то другом, кроме платья с пышным воротником. — Какой во всем этом смысл, если она не сможет жить нормальной жизнью? А что будет, когда она выйдет замуж? Когда она захочет пойти на бал и надеть бальное платье, как другие молодые девушки её возраста? — Прости меня за то, что я ещё не распланировал её первый бал. Я думал об этом шраме. Как только он полностью заживёт, нам придется поломать голову над тем, как улучшить его внешний вид. — Виктория очень недовольна тем, что ты завтра весь день проведёшь в лечебнице, — сказал Игорь, взяв Виктора за руку. — Она очень к тебе привязалась. — И я к ней. Она очень похожа на своего отца. — Тебя не беспокоит объяснение её присутствия здешним жителям? — Нет. Мы сказали Коре, что ты вдовец и что твоя дочь жила с родственниками в Лондоне, пока ты был в разъездах. Тот факт, что ты решил остаться, а Виктория переехала жить к отцу и дяде, не является чем-то необычным. — Но что-то тебя беспокоит. Прошло уже некоторое время, и я ни о чем не спрашивал, поскольку думал, что ты сам что-нибудь мне расскажешь. Для Игоря вовсе не стало сюрпризом первоначальное сопротивление при прощупывании почвы. — Я не знаю, о чем ты говоришь. — Если это связано с Викторией, я имею право знать. Я её отец, а также твой партнёр в том, что мы для неё сделали. Виктор молчал несколько долгих секунд, и Игорь не знал, то ли он просто упрямился, то ли тщательно подбирал слова, что для Виктора было редкостью. — После всего, через что мы прошли с Гордоном, и даже после тех масштабных усилий, профинансированных Финнеганом, которые в конечном итоге обернулись катастрофой, и, Бог свидетель, Пенни тоже была не лучшей моей попыткой. — Виктор провёл рукой по лицу и наконец снова заговорил. — Почему это было так легко? — Я бы не назвал это лёгким. — У этого ребенка ни единого недостатка. Нет никакого даже небольшого изъяна. Ни хромоты, ни слабоумия, ни даже незначительного нарушения кровообращения. — Ты чего-то мне не договариваешь? С Викторией что-то не так, и ты мне об этом не сказал? — Нет, конечно нет. Я бы так с тобой не поступил. — Это будет не первый раз, когда ты мне лжешь. — Игорь пожалел об этих словах, как только они вырвались наружу. Виктор заметно вздрогнул, когда они прозвучали, как будто Игорь физически его ударил. — Я не это имел в виду. — Почему нет? Я этого заслуживаю. Но на этот раз я не вру. Я знаю не больше твоего, но я ожидал, что Виктория будет хоть немного несовершенна. Я очень рад, что это не так. Но я этого не понимаю, и данное обстоятельство меня беспокоит. — Мы никогда не сохраняли живого человека таким способом, каким была забальзамирована Виктория, и никогда не возвращали к жизни. Мы всегда начинали с нуля, создавали что-то, что никогда раньше не существовало, заставляли мёртвые связи оживать и работать. Мы возродили жизнь, а не создали её из ничего. — Я уверен, что дело именно в этом. — Нет, ты не уверен. — Я не знал тебя, когда ты был в её возрасте, поэтому не могу судить, насколько «нормален» её интеллект, исходя из того, что она, возможно, унаследовала от тебя. У этого ребёнка явно зачатки гения. Мне приходится напоминать себе, что не стоит перегружать её разными теориями, когда показываю ей какую-нибудь простую вещь в лаборатории. — Могли ли мы каким-то образом улучшить кровообращение в её мозге с помощью электрического заряда? — Всё возможно. Я не знаю. Быть может, я настолько привык к неудачам, что не могу наслаждаться успехом. — Знаешь, любовь моя, это может быть правдой, — сказал Игорь, вынуждая Виктора сдвинуть руку, чтобы он мог прижаться к нему, уложив голову на грудь и обхватив талию. — Каждый проведенный с ней день для меня хрупкий как стекло. Я все жду, что что-то пойдет не так, а когда этого не происходит, это очередной подарок. — Игорь почти боялся озвучить свою следующую мысль, но это был Виктор, и он мог доверить ему всё, что угодно. — Я пытаюсь спланировать её будущее, чтобы убедиться, что оно у неё есть, — прошептал он. Он высказал свои худшие опасения, и теперь они казались ещё более реальными и ужасающими. Виктор не стал отвечать обнадеживающими банальностями. Когда он наконец заговорил, то крепко обнял Игоря. — Счастье является чем-то новым для нас обоих. Вероятно, поэтому мы так подозрительно к нему относимся. — Да, должно быть так и есть, — согласился Игорь, любовь к Виктору только возросла, ведь тот озвучил теорию, за которую можно было ухватиться, даже если не было окончательной уверенности, что все их опасения беспочвенны.***
Виктор медленно погружался в чудесное ощущение. Что-то тёплое и будоражащее доставляло ему удовольствие, дразня утреннюю эрекцию, которую он в последнее время находил способ подавить, ведь они с Игорем практически круглосуточно заботились о Виктории. Он открыл глаза, наслаждаясь видом Игоря, который тщательно работал ртом над его членом, будучи ещё не слишком опытным в этом действе, но, как всегда, схватывающим на лету. Его мягкие волосы скользили по паху Виктора, а рука ласкала и массировала его яйца. Виктор вцепился в простыни, чтобы не схватить Игоря за волосы и не прижать его ещё ближе, дико толкаясь. Он заглушил стон удовольствия подушкой, желая, чтобы его бедра вели себя прилично, а не выгибались и не душили любовника. В обычной ситуации Виктор воспользовался бы всем, что делал с ним жаждущий рот, и позволил бы своему телу взять то, чего оно хотело, но Игорь всегда был особенным. Физическое удовольствие было чудесным, но тот факт, что это делал Игорь, затрагивало что-то глубоко в сердце Виктора, независимо от того, чем они занимались и сколько раз они это делали. На подходе к грани кульминации, Игорь удивил его тем, что сумел в нужный момент расслабить горло. А затем он издал гудящий звук, и Виктор пропал, кончив изо всех сил, буквально заталкивая часть подушки себе в рот, чтобы подавить крики, которые он никогда бы не смог сдержать в противном случае. Игорь закашлялся и отстранился после того, как Виктор кончил, оставив задыхающегося партнёра лежать там, обессиленного, удовлетворённого и ошеломлённого. — Что, чёрт возьми, это было? — выдохнул Виктор, понимая, что он, должно быть, представлял собой жалкое зрелище: ночная рубашка задрана до самой груди, ноги хаотично раскинуты, а слюна размазана по подушке. — Мы с тобой повеселились, разве нет? — спросил Игорь, едко ухмыляясь Виктору и изящно вытирая рот краем простыни, словно доедал прекрасный крем-брюле, а не глотал семя Виктора. — Как ты научился вытворять такое? — В пятницу вечером я пошёл в бордель над местным пабом и не прекращал попыток, пока не сделал все правильно. — Ты — придурок, — со смехом ответил Виктор. — Я продолжал совать ручку метлы себе в горло, пока не справился с рвотными позывами. — Скажи мне, что ты всё ещё шутишь. — Я и не говорю, что вбивал её туда с силой. Мне просто нужно было что-то примерно такой же формы, чем я мог бы тыкать себе в горло, пока не перестану давиться. — Игорь поправил Виктору ночную рубашку и постельное бельё, благодаря чему он приобрёл более пристойный вид, чем когда валялся посреди кровати с выпяченным наружу опавшим членом. Затем Игорь вытянулся рядом с Виктором. — Я хотел удивить тебя чем-то особенным, чего ты не ожидал. — Тебе это удалось. — Виктор был тронут безо всяких слов, но он знал, что Игорь заслужил их услышать. — Я не могу поверить, что ты сделал это для меня. Речь не только о сегодняшнем утре, но и том, через что ты прошёл, чтобы просто доставить мне удовольствие. — Почему бы и нет? — Тебе не обязательно было это делать, — сказал он, касаясь щеки Игоря. — Знаю, что мне не обязательно было это делать. Но я хотел сделать тебя счастливым. Виктор взглянул в лицо того, кем он так сильно дорожил, взирающее на него со всей любовью и искренностью, которое наконец-то принадлежало ему после всего этого времени. — Ты делаешь меня счастливым, просто находясь рядом со мной. Просто будь всегда со мной. — Буду. Я пытался не быть с тобой, и мне это совсем не понравилось. — Это значит, что ты в праве абсолютно свободно повторить то, что сделал прямо сейчас, в любое время, когда тебе этого захочется. — Как щедро с твоей стороны, любовь моя, — поддразнил он, долго целуя Виктора и позволяя их языкам исследовать друг друга. — Позволь мне сделать кое-что для тебя, — сказал Виктор, укладывая Игоря на спину и опускаясь вниз, чтобы поднять его ночную рубашку, просовывая туда голову и беря Игоря в рот, зная, что его голова, вероятно, выглядела нелепо, покачиваясь под одеждой Игоря, но Виктор желал рассмешить любимого. — Ты там задохнешься, — сказал он, смеясь, хотя этот смех был прерван парой довольных мычаний. Виктор ответил, но Игорь не мог разобрать ни слова из его речи, поскольку тот не переставал усердно сосать возбуждённый член партнёра. — Я сказал, — Виктор сделал паузу, чтобы заговорить, — что, по крайней мере, умру счастливым. Он злобно ухмыльнулся Игорю, прежде чем возобновить свою задачу. Потом Виктор выпустил скользкий член и начал работать ртом над яйцам Игоря, облизывая их и посасывая, обожая то, как Игорь корчится от удовольствия, кусает собственную подушку и одной рукой касается затылка Виктора. На самом деле Игорь не подталкивал его в каком-то конкретном направлении. Это была скорее ласка, и Виктор ответил на неё поцелуем, проводя губами по самым интимным местам Игоря, желая доставить ему удовольствие, но не зная, как выразить силу своей любви. Он снова начал сосать, страстно работая над эрекцией Игоря, призывая его расслабиться и насладиться этим. Виктор мог с этим справиться и хотел, чтобы Игорь сошёл с ума, отказался от всех своих запретов и стал необузданным для него. Игорь почти подавил все свои ответные реакции, кроме той, которая вырвалась из него, когда он кончил, хотя Виктору хватило самообладания прижать руку ко рту, прежде чем большая часть последствий выплеснулась наружу. — Я не хочу, чтобы ты сегодня ехал в город, — честно сказал Игорь, когда они устроились в объятиях друг друга, чтобы насладиться последними мгновениями вместе, прежде чем рассветёт, проснётся Виктория и начнётся новый день. — Тогда я не поеду. — Но ты должен. Мы слишком долго отсутствовали в лечебнице и не можем вызвать ещё больше подозрений. Я всегда скучаю, когда тебя здесь нет. — Моё сердце ждало твоего возвращения, чтобы снова начать биться, — сказал Виктор, притягивая Игоря к себе в объятия и целуя его так, словно они были разлучены много лет, а не лежали рядом в их общей постели. — Сегодня я буду ненавидеть каждую минуту, которую провожу не с тобой. Если бы я мог, то не выпустил бы тебя из этой постели. Игорь был его светом, его ориентиром, его здравомыслием и его сердцем. Может быть, всё было бы в порядке, если бы он об этом узнал. Может быть, было безопасно столь сильно нуждаться в ком-то и не оставаться сломленным и одиноким. Виктор уткнулся лицом в тёплое место на шее Игоря, вдыхая его запах и позволяя себе на мгновение отключиться от хаоса, который, казалось, всегда вихрем кружился в его разуме и душе. Игорь ничего не сказал, как всегда проявляя мудрость, а просто гладил Виктора по волосам и крепко обнимал, даря ему моменты полного покоя и утешения. * Игра слов: Departments — факультеты, Deportment — манеры.