From This Day Forth (Отныне и Впредь)

Виктор почувствовал, как из него выбили дыхание, хотя он ещё даже не проснулся. Его веки распахнулись, и он увидел залитую солнцем комнату и Викторию, сидевшую прямо посередине кровати между ним и Игорем, который теперь выглядел столь же потрясённым и тёр глаза. — Ты дома, папа Виктор! Мы должны пойти на улицу и поиграть в снегу! Вышло солнце, и снег уже не идёт, а папа сказал, что мы могли бы погулять, если снег прекратится. — Это правда, я действительно так говорил, — смеясь, ответил Игорь. — Будь осторожна с рукой папы Виктора. По дороге домой с ним приключилась небольшая неприятность. — Поэтому у тебя на голове большая шишка? – спросила она. — Моя карета перевернулась в снегу, и я упал прямо на голову, — сказал Виктор, и всё это прозвучало так беззаботно, как будто он вовсе и не оказался на волосок от гибели. — Что случилось с твоей рукой? — спросила Виктория, приподнимая одеяло, чтобы лучше рассмотреть шину и перевязь. — Я был неуклюжим и умудрился её сломать. Твой папа вправил её мне. Вот так можно вылечить сломанную руку. — Подложить под неё доску? – полюбопытствовала Виктория. — Это называется «шина», дорогая. Нужно следить, чтобы рука оставалась выпрямленной и неподвижной, давая возможность зажить кости. После шины иногда ещё требуется наложить повязку, чтобы поддержать и защитить руку. Вот что делает эта ткань вокруг моей шеи и руки. — Тебе больно? — Да уж, сломать кость больно, но шина и повязка намного облегчают моё самочувствие. — В таком случае ты сможешь выйти и поиграть с нами в снегу? — взволнованно спросила Виктория. — Не сегодня, ангел. Папе Виктору нужно оставаться в тепле, комфорте и отдыхать. А тебе для начала нужно одеться и позавтракать. — Ты собираешься заставить меня съесть завтрак в постели в одиночестве? – спросил Виктор у Игоря, подмигивая Виктории. — Я составлю тебе компанию, — вызвалась она, усаживаясь рядом с Виктором, который накрыл девочку одеялом, чтобы та не замёрзла. — Нам бы хотелось яиц, сосисок и немного того сладкого хлеба, который я принёс домой вчера вечером, — сказал Виктор Игорю. — По всему выходит, что именно мне устраивать этот пир для вас двоих? — спросил Игорь, улыбаясь, вставая с кровати и натягивая халат. — Я слишком слаб, чтобы готовить, а она - моя сиделка, — ответил Виктор. – Мы куда-то торопимся сегодня, что нам нужно спешить? — Ты прав. Я принесу нам немного еды, и мы все позавтракаем в постели, — согласился Игорь, направляясь к двери. — В припасах есть пакет, — Виктор многозначительно посмотрел на него. — Да, хорошо, я принесу его тебе. — Мой подарок? – спросила Виктория. — Да. Дощечки для письма и карандаши для твоих уроков, — серьёзно сказал он. Она смотрела на него с тем же ужасом, который обычно выказывал Игорь, когда Виктор оскорблял его мораль своими экспериментами. — Вот держите, Ваши Величества, — сказал Игорь, протягивая Виктору бумажный пакетик, перевязанный сверху ленточкой. – А я сию же минуту отправлюсь стряпать, — сказал он с преувеличенным поклоном, прежде чем выйти из комнаты. Виктор протянул Виктории пакетик. — Это не карандаши, — сказала она, развязывая ленту и обнаруживая внутри угощение. — Леденцы! — Да, это леденцы, дорогая. Виктор оглядел унылую комнату унылого дома, стоящего на окраине унылой маленькой деревеньки. Он думал о добрых, но суеверных и необразованных людях, среди которых Виктория вырастет в Лохинкельде. У Виктора не было возможности даже зайти в приличный магазин и купить ей подходящее платье, не говоря уж о том, чтобы обеспечить её книгами и принадлежностями, которые ребенок с её интеллектом должен иметь в распоряжении, чтобы поддерживать свой уровень на высоте. Игорь был прав, что её образование должно стать более приоритетным, но в этой деревне мозг женщины и картошка имели почти равную ценность. Картофель мог даже оказаться в приоритете, если бы урожай в этом году выдался не очень хорошим. В то время, пока Виктория поглощала, вероятно, слишком много конфет перед завтраком, Виктор откинулся на подушках и нарисовал в воображении их всех, изысканно одетых, эту милую, а лучше сказать необычную маленькую семью, идущую по улице какого-нибудь города, где Виктория получит доступ к вещам, которые ей следует испытать в жизни. Где он мог купить приличную бутылку виски или новый костюм. Где Игорь мог купить… что бы Игорь там ни покупал в городе. Скорее всего, это будут книги. Где они могли бы нанять репетитора по игре на фортепиано и репетитора по французскому языку, если Игорь предпочитал, чтобы Виктория изучала французский вместо немецкого, хотя у неё уже проявлялась склонность к родному языку предков Виктора. — Какое это слово? — спросила она, держа леденец. Виктор съел конфету прямо из пальцев Виктории, заставив её хихикнуть, хотя то, как она прочитала его мысли, изрядно тревожило. — Гуммибахен, — сказал он, позабавленный выражением её лица, и с любовью вспоминая, как бабушка баловала его маленькими угощениями. Виктор повторил это слово ещё раз, медленно, слог за слогом, пока Виктория работала над освоением звуков. — Darf ich eins haben? — спросил он, ожидая, пока Виктория пытливо изучала его, как будто ей нужно было время, чтобы интерпретировать сказанные им слова. Он сказал ей эту фразу, когда Виктория несколько дней назад спросила его о чём-то. Вряд ли она помнила, что это означало: «Можно мне один?», поскольку они вместе не работали над повторением и декламацией. Она на секунду прищурилась, глядя на Виктора, а затем развернула открытый пакет с конфетами в его сторону. — Вундербар! — похвалил её Виктор, взяв одну из конфет. — Данке. — Битте! – ответила она. — Ты – выдающийся ребенок. Прямо как твой отец. Маленький гений, — сказал он. — Из-за чего весь этот шум? — Игорь вошёл в комнату с большим подносом с едой, и Виктор почувствовал себя немного виноватым за то, что заставил Игоря приготовить столько снеди на кухне и тащить всё это наверх, пока они с Викторией объедались конфетами и сидели здесь, ожидая, когда им всё это подадут. — Ты помнишь, как это произносится? — спросил её Виктор, указывая на леденцы. — Гуммибахен? — сказала она, протягивая пакетик Игорю, чтобы предложить ему одну из сладостей. Игорь выглядел немного ошеломлённым сложностью слова и её совершенным владением им. Он предположил, что по-немецки это означает «леденец», поскольку знал несколько основных слов этого языка, но не очень много. — Отлично, Виктория! Данке, — сказал он, беря конфету. — Битте, — ответила она, ухмыляясь. — Пожалуйста, — перевёл Виктор. — Я уловил это из контекста, но и на том спасибо, — поддразнил он Виктора. — Видишь, мы занимаемся не только изготовлением молний в лаборатории, — пошутил Виктор.

***

После завтрака Игорь посадил Викторию читать одну из её книг у камина в гостиной и вернулся наверх, чтобы приготовить Виктору горячую ванну. У него было ощущение, что его партнёр не собирался соглашаться оставаться в постели весь день, поэтому самое меньшее, что Игорь мог сделать, это убедиться, что Виктор полностью согрелся и не пострадал от каких-либо побочных эффектов после столкновения со смертью. — Я так и знал, — сказал Игорь, войдя в спальню и обнаружив Виктора, сидящего сбоку кровати и готового встать. — Я не инвалид. Уверен, у меня появятся пролежни, если я не встану и не подвигаюсь хоть немного. — Ещё нет и десяти часов. Думаю, риск образования пролежней у тебя невелик, — ответил Игорь. — Просто позволь мне помочь, и если я тебе не понадоблюсь, можешь отослать меня прочь. Я приготовил горячую ванну, которая уже тебя дожидается, давай же, — сказал он, протягивая руку. — Хотелось бы, чтобы ты ко мне присоединился, — сказал Виктор. — Не хотелось бы объяснять это Виктории, — ответил он. — Тебе ничего не придётся объяснять этому ребенку. Не знаю, как у неё пойдёт дело с французским, но немецкий она усваивает мгновенно. Виктор взял Игоря за руку и оттолкнулся, вставая на ноги. Он немного пошатнулся и поморщился. Игорь воображал, что остальная часть тела Виктора теперь начинает вспоминать, как его довольно грубо сбросили с перевёрнутой кареты в сугроб. — Спокойно, просто не торопись. Положи на меня руки и обопрись. — Если ты настаиваешь, — сказал Виктор, хитро стрельнув взглядом на Игоря. — Веди себя хорошо, — смеясь, сказал Игорь. Было так хорошо, что Виктор дома, в безопасности и серьёзно не пострадал, что Игоря мало что могло бы расстроить. Он суетился вокруг, чтобы помочь Виктору сохранить равновесие, не используя левую руку, когда тот заходил в ванну. С краю ванны Игорь повесил пару полотенец, чтобы Виктор мог положить туда руку и не допустить попадания шины в воду. — О, Боже, как приятно, — вздохнул Виктор, откинувшись на бортик в горячей ванне. — Я приношу свои извинения. — За что? — искренне смутился Игорь. — Моя спина меня убивает. Теперь я понимаю, что ты чувствуешь. — С моей спиной обычно всё в порядке. Просто я, время от времени, оказываю на неё ненужную нагрузку. Как будто меня сбросили с кареты в снег. Расслабься здесь и позволь теплу пробрать тебя до костей. Это поможет избавиться от всех болей и недомоганий. Я собираюсь проведать Викторию, а потом вернусь, чтобы помочь тебе одеться. Прежде чем ты скажешь мне, что вполне способен сделать это сам, знай, что с обездвиженной рукой это будет неловко и утомительно. — Похоже, тебе просто нравится быть главным, не так ли? — Похоже, мне просто нравишься ты, — ответил Игорь, наклоняясь, чтобы поцеловать Виктора. — Почему? – спросил Виктор. — Что почему? — Игорь был сбит с толку этим вопросом, но Виктор поймал его за руку и посмотрел на него с искренним недоумением. — Почему ты любишь меня? Игорь сначала не знал, что ответить, а потом заговорил так, будто слова помимо воли выплёскивались прямо из его сердца. Эта речь не была заготовлена заранее и, казалось, просто получалась сама по себе насколько многословной, насколько ему хотелось, чтобы тщательно обдумать свой ответ и сообщить Виктору все важные факты. Игорь сел на край ванны. — Потому что я единственный, кому ты действительно позволяешь себя видеть. — Я не всегда был… добр к тебе. Я всегда любил тебя, но временами относился к тебе довольно отвратительно. — Много лет назад в цирке я пытался лечить рану на лапе льва. — Это было глупо. Огромное чудо, что ты вообще ещё жив. — Не могу с этим поспорить, — сказал Игорь, улыбаясь. — Это было глупо, потому что из-за боли лев набросился на меня. Ему и так было уже больно, и хотя я пытался помочь, боль только усиливалась. Это была не вина льва. Он страдал и просто хотел, чтобы это прекратилось. Виктор протянул ладонь и взял Игоря за руку. — Спустя все эти годы, иногда я всё ещё недооцениваю, насколько ты гениален. — Когда-нибудь ты это усвоишь, — поддразнил Игорь, улыбаясь. — С твоим блеском может соперничать только твоя скромность, — ответил Виктор с милой улыбочкой.

***

Виктория наконец-то осуществила свое желание выйти на улицу и поиграть в снегу теперь, когда светило солнце и оба её отца были рядом, чтобы за ней присматривать. Виктору не очень-то хотелось резвиться в снегу. Возможно, он и пережил столкновение со смертью прошлой ночью, но, когда дело касалось зимы, у него все равно сохранилось больше плохих воспоминаний, чем хороших. Тем не менее, Виктория, казалось, была в восторге, поэтому Виктор, дабы угодить Игорю, который всячески защищал его от простуды, настоял на том, чтобы как можно теплее одеться и присоединился к ним на улице, участвуя в лепке головы снеговика и подыскав старую шляпу и ещё несколько предметов одежды для завершения его украшения. — Одна из лошадей! — воскликнул Виктор, увидев одного из скакунов, которого ему пришлось бросить вместе с перевернутой каретой. Виктор стремглав понесся по заснеженной земле, словно одержимый, а Игорь кричал ему вслед, пытаясь решить, следует ли ему догонять Виктора или держаться поближе к Виктории. Его отцовские инстинкты взяли верх, даже когда Виктор бросился в конюшню с намерением поехать верхом за сбежавшей лошадью и отвести её к их собственности. Через мгновение, несмотря на то, что он не единожды сильно растряс сломанную руку, Виктор уже был в седле и поскакал через поле, чтобы привести другую лошадь домой. Он слышал, как Игорь все ещё в панике зовёт его, но проигнорировал это. Ему и так придётся заплатить за ремонт кареты, если предположить, что её можно будет спасти, и он не мог позволить себе потерять лошадь, если был в силах ей помочь. Даже управляя лошадью одной рукой, Виктор получал удовольствие. Мощь скакуна под ним, скорость и приключение от погони за сбежавшей лошадью. Верховая езда была единственным занятием, в котором он преуспел, даже больше, чем Генри, хотя отец никогда не воздавал ему за это должного. Обычно он ругал Виктора за глупость и слишком большой риск. Некоторые из прыжков, которые он пробовал, вероятно, были настоящим безумием, но с большинством из них он успешно справлялся, а после тех, которые оканчивались неудачами, он оставался цел и невредим. Виктор ехал рядом с не запряжённой лошадью, умело направляя её в нужную сторону и, наконец, помогая ей пойти в ногу с конем, на котором он ехал. К тому времени, когда он вернулся с лошадью, которую вёл за собой, Игорь с Викторией во все глаза наблюдали за ним, и Игорь выглядел так, будто из-за Виктора постарел лет на десять за эти несколько минут, а Виктория подбадривала его, как будто была на скачках и сделала ставку на его благополучное возвращение. — Ты ненормальный? У тебя сломана рука! – возмутился Игорь. Виктор спешился, стараясь не доставить своему партнёру удовольствия, закричав от боли, когда ударился указанной рукой о седло, спускаясь вниз. — Я не могу позволить себе потерять лошадь, если в состоянии ей помочь. Мне и так предстоит разобраться с поломкой кареты, которая, как мне думается, пострадала довольно серьёзно. Помимо того, что это наше средство передвижения, Колин зарабатывает себе на жизнь по большей части благодаря этой штуке, а я не могу раскошелиться и на новую карету, и на новых лошадей. — Можешь научить меня кататься на лошади? — взволнованно спросила Виктория. — Когда ты подрастёшь, дорогая. Как только моя рука заживет, я тебя покатаю, ладно? — Надеюсь, она скоро заживёт! — воскликнула Виктория, хотя Виктор решил, что это больше ради перспективы покататься верхом, чем из-за беспокойства о его здоровье. Он не держал на Викторию зла; в бесстыдной жадности Виктории к жизни, было нечто такое, что напоминало ему самого себя до того, как множество радостей и приключений было подавлено и похоронено его отцом, трагедией, неудачей, нежеланием мира дать хотя бы одной из его идей шанс побороться за себя. — Я поставлю лошадей в конюшню и присмотрю за ними. А ты отведи Викторию в дом и приготовь нам всем супа, хорошо? — Игорь придвинулся к нему вплотную. — Ты хорошо смотришься на лошади. Может быть, позже ты сможешь покататься верхом на ком-то менее опасном, — прошептал он, бросив на Виктора такой взгляд, который нацелился прямо ему в пах, как будто эти слова совершенно его не обескуражили. — Ты сказал, суп? Да, конечно, суп, — пробормотал он, взяв Викторию за руку и заводя её в дом, пытаясь подумать о миллионе вещей, которые могли бы отвлечь его от слов Игоря, окутавшим его ухо горячим дыханием.