Тайна созвездий Амита Таккара

      — Гермиона! Гермиона! — Дин мягко встряхнул жену за плечи в надежде удержать её разум в сознании, но было тщетно. — Дэнк Феррик!       Воин анализировал варианты и умозаключения мужчину не радовали: Гермиона не реагировала и едва дышала. Что она сделала с собой? С ним?       Дин не привык задавать вопросы, когда дело касалось её способностей. С самого начала их отношения сложились таким образом, что они оба не вмешивались в методы друг друга, но сейчас произошло что-то плохое. Он знал это наверняка.       Мандо всегда слепо доверял своей ридуур, будь то тошнотворные перемещения или необходимость пить гадкую жижу из стеклянных флаконов. Это всегда работало и он не был против, но сегодня она сделала что-то, что полностью вывело её из строя и, судя по всему, навредило. По правде говоря, мужчина был в ужасе от мысли, что она не проснётся или он не справится и не сможет вынести её из эпицентра сражения.       Воин не знал, живы ли его соклановцы, а от мысли, что Бо-Катан не сумела защитить Грогу мандалорец просто сходил с ума. Прямо сейчас Дин Джарин молился всем богам, имена которых знал, чтобы его сын был в порядке и чтобы Мандо смог найти его.       Эта экспедиция не должна была стать бойней. Никто из них не мог даже представить такой исход, а также, что Мандалор занят имперцами. Мофф Гидеон вновь стал большой проблемой для Дина.       Лидер имперцев явно точил зуб на воина и, по правде говоря, было за что, однако, именно из-за этого Джарин молча терпел унижения от подонка, пока его жена была беззащитна перед врагами.       Мандо терпел издёвки моффа также покорно, как и пытки штурмовиков. Лишь ради того, чтобы не давать повода Гермионе погрузиться во тьму.       Дин давно заметил это. Ещё с начала их знакомства воин отметил её характерную пылкость, временами прорывавшуюся сквозь броню рассудительности, а ещё гнев, смешанный с болью. Иногда он поглощал ведьму настолько, что она живьём сжигала врагов или взрывала их лишь одним словом. Это пугало Дина, но, в то же время и восхищало.       Джарин не мог не признать, что её сила и острый ум, несмотря на глубоко засевшую внутри ярость, были исключительными. Воин и сам порой грешил чрезмерной жестокостью, поэтому его не волновали способы расправы над врагами, которые применяла его жена. Его волновал лишь груз вины, который гложел её всякий раз после содеянного.       Гермиона кричала по ночам и не всегда из-за кошмаров. Иногда она бормотала, что ей жаль и сердце Мандо ныло всякий раз, когда это случалось. Дину хотелось забрать всю её горечь и выпить без остатка. Наполнить себя её тревогами и освободить свою ридуур от тьмы, что поглощала её день за днём.       Дин не мог поверить, что эта женщина дорожит им настолько сильно. Она добровольно шла на пытки, падала на колени, плакала и умоляла не причинять ему, мандалорцу, боль. Джарин никогда не испытывал чего-то даже близко похожего: от леденящего душу ужаса за судьбу жены, до абсолютной эйфории от осознания того, на что она, его любовь, готова ради него. Чувство было странным, неприятным. Хотелось изгнать его изнутри, но было тщетно. Она продолжала жертвовать собой ради него, а он продолжал стойко терпеть пытки и этот круг было не разорвать в тот момент.       Гвардеец обжёг шею Мандо энергетическим клинком и тот понял, что это лишь начало. Воин терпел кусавший кожу жар, стиснув зубы до скрипа. Терпел, не издавая ни звука, чтобы не давать ей повода плакать и соглашаться на всё, что требовал от Гермионы мофф, но это не помогло. Она видела, что происходит и добровольно легла в «свежеватель разума». Дин хотел бы возразить, сказать ей не делать этого, но он понимал, что любое его слово сейчас лишь раззадорит мучителя и даст повод причинить Гермионе ещё больше боли.       Дин винил себя за то, что попался. Будь он немного осмотрительнее — всего этого не случилось бы. Они с Гермионой вдвоём могли разбить весь входной гарнизон Гидеона, пусть даже экипированный бескаром и всё было бы кончено, но он допустил ошибку и всё пошло прахом. Воина схватили, словно дикого зверя и связали тросами, а он стоял на коленях перед своей женой и испытывал ненависть к себе за то, что подвёл её.       Когда она легла в пыточный аппарат — Дин впервые в жизни почувствовал себя настолько беспомощным, неспособным сделать хоть что-то, чтобы помешать этому.       Его отвели в соседнюю комнату. Гвардеец проследил, чтобы воина заковали и удалился, отдав распоряжение выдавить из Мандо крики. Что ж, это будет непросто для обеих сторон.       Дин сел на жёсткий металлический стул. Его руки, закованные в наручники спереди, зафиксировали на двух тросах, растянутых накрест. Любые, даже малейшие движения мужчины были на виду у врага.       Трое штурмовиков незамедлительно приступили к выполнению приказа.       — Что вы сделаете с ним? Нет! Нет! Мофф! Не впутывайте его в это! — его ридуур кричала с надрывом.       Гермиона плакала, просила моффа отпустить Мандо и её слезы были единственным, что волновало Дина, до тех самых пор, пока дребезжащий вибронож не пронзил его плечо туда, где не было брони. Рядом с уже находившейся там раной от копья гвардейца, которая всё это время ныла и кровоточила.       Мандалорец сомкнул губы, кусая их почти до крови изнутри, издавая лишь едва различимые стоны. Штурмовик провернул клинок, задев нерв. Боль прострелила левую руку мужчины, но он стойко терпел. Пот дождем лился по его лицу, а силы медленно покидали воина. Штурмовик продолжал прокручивать лезвие внутри и в какой-то момент Мандо не смог сдержаться. Он сдавленно простонал и истязатель усмехнулся.       — Я убью тебя! — Кричала Гермиона в соседней комнате. — Я разорву тебя в клочья, кусок гоблинского дерьма! А-а-а!       Они причиняли ей боль и Джарин умирал внутри от неспособности помочь ей, защитить.       Шлем вдруг стал душить его, воздуха не хватало. Штурмовик словно услышал его мысли и подошёл ближе, протягивая руки к голове воина.       Липкий страх обволок тело мандалорца, парализовал конечности. Он не допустит этого! Ни за что!       Мужчина навалился всем весом вперёд, пытаясь сопротивляться, но его схватили двое других и крепко потянули за тросы, не давая ни шанса двинуться. Мандо пытался рваться в бой, но лишь причинял себе боль.       Они сорвали с него шлем и кровь отлила от лица воина. Он позволил им это. Он — дар’мэндо.       Штурмовики принялись избивать Дина, нанося жестокие удары по лицу, разбивая нос. Кровь летела во все стороны. Дышать было очень сложно. Он терпел кулаки штурмовика, а ещё — порезы на щеках и на лбу. Воин молчал, стиснув зубы настолько крепко, что мускулы где-то в челюсти свело от боли. Он мог бы продержаться до отключки, но нельзя было сдаваться. Гермиона снова закричала и Мандо почти взвыл от отчаяния, а ещё, от резкой боли где-то в боку.       — Нет! Отпустите его! Пожалуйста! — она рыдала так громко, так сильно. — Мофф! Я умоляю!       Дин наполнился яростью до краёв. Внутри воина разливался жар. Он был готов растерзать их всех. Оглушающий взрыв пронёсся по соседней комнате, дезориентируя присутвующих на мгновение. Это был его шанс. Тросы ослабли, штурмовики отвлеклись и Мандо всем весом прыгнул в сторону, сбивая со стола инструменты, среди которых были кусачки. Воин освободил себя от одного из тросов и поднялся на ноги. Завязался бой.       Мандо расталкивал их по очереди, а один из штурмовиков тянул его за трос со стороны дважды раненого плеча, но воин больше не обращал внимание на это. Он ухватился за шанс обеими руками, яростно вбивая голову штурмовика в стену.       Ещё один принялся палить из бластера, но в тревоге не смог ни разу попасть не в бескар.       Дин расправился с первым и перешёл ко второму, бросая в него стул, на котором сидел и выбивая бластер из рук противника. Мандо схватил оружие с пола. Третий штурмовик вновь потянул за трос и мандалорец застонал, но удержал бластер в руке, сжимая рукоять до боли в ладони, а когда выпрямился — четыре четких выстрела сразили оставшихся противников.       Мужчина пошатнулся. Кровь рваными толчками выходила из его тела. Кажется, они повредили какой-то важный орган. Дин не знал наверняка, но отбросил эти мысли в сторону. Он должен спасти Гермиону, а она спасёт Грогу, даже если он сам умрёт. Она не бросит его малыша, он знал это наверняка.       Мужчина на ватных ногах вышел из проёма и увидел Гермиону, лежавшую на холодном металлическом полу. Она была в ещё более плачевном состоянии, чем он сам и мужчина мысленно взорвался внутри от злости, бросаясь к жене, подхватывая её на руки.       — Дин! — прошептала девушка, касаясь дрожащей рукой его обезображенного лица. — Что они сделали с тобой? Где твой шлем, ка’рта?       Мандо окатило холодом от окончательного осознания того, что он опозорил свою семью. Пусть даже ненадолго, даже если он всё исправил, этот факт уже не изменить.       — Не волнуйся, — с трудом произнёс он, подбирая слова. — Они мертвы. Я — не дар’мэндо. Наш алиит не опорочен.       Мужчина с трудом смотрел в её красивые карие глаза, пытаясь разглядеть в них отвращение или ненависть, но всё, что он смог увидеть там — это печаль.       — Мне плевать на это, душа моя, — произнесла девушка решительно, обхватывая его лицо своими холодными ладонями, что вмиг принесли облегчение горящей коже мандалорца. — Важен лишь ты, а не твой статус, род или что-то ещё… Это я не достойна тебя… Посмотри, что я сделала с ними всеми… Мофф прав… Я — чудовище!       Что такое она говорит? Это же нелепо! Она спасла их, снова и… Мужчина не хотел больше терзать себя свинцовыми мыслями. Он приблизился к жене и накрыл её дрожащие губы своими. Вкус его крови мешался с её слезами, но, казалось, что девушке было всё равно. Она отчаянно нуждалась в этом поцелуе, как и он сам.       Гермиона слегка навалилась на воина и тот не сдержал очередной треклятый стон, пошатнув своё мимолётное чувство счастья.       — Прости! Прости! — она в панике призвала свою сумку невербальной магией и стала судорожно шарить в ней руками.       — Всё в порядке, ка’рта, — выдохнул Дин с болью и опёрся о холодную металлическую стену лаборатории.       — Ничего не в порядке! — зарычала его жена и Мандо едва сдержал усмешку. Она всегда рычала, когда переживала за него и он находил это очаровательным. — Вот, выпей это…       Она протянула ему три флакона с разной жидкостью внутри: красной, зелёной и золотистой, мерцающей даже несмотря на то, что в лаборатории было довольно мрачно.       Он покорно осушил первые два и ощутил небольшой прилив сил, а затем снова — боль и нестерпимый зуд. Раны понемногу затягивались, хоть и очень болезненно. Он чувствовал это, даже не смотря на свои увечья.       Процесс был неприятный, Грогу делал это как-то иначе… Но Дин был готов потерпеть ещё, лишь бы снова быть в строю.       Он покрутил в руках последний флакон, любуясь его содержимым, а затем залил в себя и вмиг где-то внутри Мандо зародилось такое ощущение… Описание его вертелось на языке, но всё время ускользало… Это было елейное чувство веры в себя. Он ощутил, что может справиться с чем угодно. Побороть всех, кто встретится на его пути и спасти своих любимых. Уверенность наполнила его душу и Дин наконец-то смог отпустить свои тревоги и расслабить воспалённый мозг. Мандалорец вдохнул полной грудью в тот самый момент, когда Гермиона обхватила его вспотевшую разгоряченную шею своими прохладными мягкими пальцами. Дин прикрыл глаза от наслаждения.       — «Вулнера Санентур», — нашёптывала ведьма и мягкое тепло от её рук разливалось по телу Мандо, стягивая его раны.       Он ощущал, как действие снадобья усиливалось с помощью её магии. Это было ни с чем несравнимое чувство, что распространялось по телу мужчины, обволакивало и успокаивало. Это было чем-то невероятным, необъяснимым. Он ощутил себя в безопасности. Без тревог, опасений, страхов. Без боли и страданий. Лишь тепло, перетекавшее из груди его ридуур — в его собственную.       Дин почувствовал небывалый прилив сил. Мышцы перекатывались под кожей, мощь наполняла его тело, а разум был лёгким, свободным от горечи. Мандалорец не знал, как мог бы описать это чувство. Он вдруг вспомнил, как ощущал примерно тоже самое в воспоминаниях Гермионы, когда она впервые коснулась своей палочки…       Сознание воина сковало страхом. Он распахнул глаза и увидел, как Гермиона трясётся и теряет сознание, а лёгкая улыбка играет на губах его безрассудной жены.       — Гермиона! Гермиона! — он пытался разбудить её. — Дэнк Феррик! Что же ты наделала, ка’рта?       Она не реагировала и едва дышала. Мандо обхватил свою голову руками и одинокая слеза сорвалась с его тёмных ресниц. Он был разбит. На этот раз — окончательно.