***
Дин придвинул коробку и заглянул внутрь. Там лежало ещё множество «фломастеров» разных цветов, какая-то белая бумага и несколько цветных коробочек поменьше, а ещё — книга, больше похожая на блокнот. Вероятно, это и было то самое обучающее пособие. Грогу подтянул к себе листок бумаги и принялся вырисовывать незамысловатые узоры на нём, в то время, как его отец достал предполагаемый учебник и открыл. Желтоватые страницы были исписаны от руки: буква на английском, на мэндо’а и на общем Галактическом. Он пролистал вперёд и увидел слова, непереводимые на английский, с описанием их примерного значения, а ещё — правила грамматики всех трёх языков. Кое-где Джарин заметил неточности и достал зелёный маркер, чтобы исправить, но в последний момент передумал, постеснявшись портить такой кропотливый труд его жены. Грогу закончил свой первый шедевр и отложил лист, принимаясь за следующий. Дин же с головой ушёл в изучение «английского». Мужчине было действительно интересно и даже немного дико изучать такую работу. Не скажи он того слова на мэндо’а Гермионе на корабле Портера — его жена никогда бы не подумала попросить у алор словарь для найдёнышей и этот труд никогда бы не увидел свет. Не пошли Пелли Гермиону за треклятыми свечами зажигания — а в том, что это была именно Пелли, Дин ни минуты не сомневался — быть может, они никогда бы не встретились и он не сидел бы сейчас тут, на этой странной планете, ощущая настоящее, неподдельное счастье от того, что наконец-то обрёл семью. Мандо смотрел на своего малыша, беззаботно и очень старательно выводившего какие-то неумелые пейзажи на бумаге и чётко осознавал, что лучшей жизни для ребёнка нельзя и желать. Гермиона дала им всё: свою любовь, заботу, свой мир. Мандалорец искренне не понимал, чем заслужил такое счастье и такую невероятную женщину, однако, он ни в коем случае не упустит всё это, потому как, ощутив однажды, он не смог бы теперь отказаться от этого сладкого, пьянящего чувства — быть любимым. Всю свою жизнь он почитал лишь долг, честь и смерть. Он не знал иного, ему не довелось ощутить иное… За 38 долгих лет жизни Дин Джарин успел предать Кредо, искупить вину, а после — разочароваться во всем, что знал раньше, потому что та жизнь, что была у него до Гермионы, теперь, казалось, что и не была жизнью вовсе. Кроме Грогу, этого крохотного зелёного прилипалы, что пристал к нему, словно шипастый сорняк и навсегда завладел сердцем мандалорца, он не знал ничего, что могло бы наполнить его жизнь хоть каким-то смыслом. Дин искал себя в религии, в мародёрстве, в охоте за головами… Дэнк Фэррик, на краткий миг, победив Паза на Неварро в бою за Тёмный меч Мандо даже всерьёз задумался о том, чтобы стать Манд’алор, но… Всё это никогда не было его Путём. Он обманывал себя раз за разом, следуя Шести деяниям, звенящим в голове, словно заевшая голограмма, всякий раз, когда хотелось наплевать на них и правда в том, что он мечтал это сделать всегда, просто боялся себе признаться. Настоящая, неподдельная правда заключалась в том, что Дин впервые за десятки лет ощутил себя на своём месте только сегодня, в этот самый миг. Резкая и жестокая истина ударила его по лицу кулаком, внезапно отрезвив: его Путь — это семья. Он знал это всегда, с самого начала, когда отец вырвал его из рук матери и усадил в тот прогнивший сарай, а затем один из мандалорцев «Дозора смерти» забрал маленького Дина с собой. Он знал это и в тот миг, когда приносил клятву перед алор, когда добровольно ушёл к Малку, когда бесчинствовал, пил и грабил, когда искал утешения в постели куртизанок и даже когда нашёл и отдал имперцам Грогу. Он нуждался в семье и желал этого неистово, исступлённо, безрассудно. Он мечтал об этом и получил. Просто так, без какой-либо причины, Гермиона и Грогу любили его и Дин любил их в ответ и этого было достаточно, чтобы обрести себя, чтобы осознать, что всё, во что он верил раньше — не имело той же ценности, какую имеют его родные. За эти три счастливых дня с момента пробуждения его сына, Дин восполнил всю унылую черную дыру в своей душе ярким тёплым светом, что, казалось, пробивался даже через бескар. Он никогда ещё не испытывал ничего даже близко схожего с тем, что подарила Мандо Гермиона за этот короткий срок. Дин ощущал себя целым, словно его жена и сын собрали его, разбитого и потерянного, по кусочкам и склеили без единого шва, как и было при его рождении. Мандалорец думал обо всём этом и едва сдерживал слёзы, осознав, наконец, всю значимость этих простых, но таких ценных моментов. Для кого-то подобные лёгкие, беззаботные будни были бы обыденностью, но для Дина Джарина это было недостижимой мечтой, которая вмиг осуществилась, словно по-волшебству. Хотя, если быть честным до конца, к этой магии действительно приложила руку одна волшебница… Дин улыбнулся и отвлёкся от далёких мыслей, уводя взгляд в сторону сына. Тот как-то умудрился испачкать всё лицо и даже уши краской. Он держал в зубах маркер, а в обеих руках — ещё по одному и что-то старательно выводил всеми тремя. — Полегче, художник, — усмехнулся отец и попытался стереть большое красное пятно с носа малыша пальцем, но то никак не поддавалось. — Давай-ка тебя помоем. Что скажешь насчёт тёплой ванны с пузырьками? Грогу взмахнул рукой, по привычке очистив лицо и одежду от грязи, но всё равно кивнул в предвкушении. Его глаза загорелись и кроха бросил маркеры на пол, потянув руки к отцу.***
За дверью, ведущей на кухню, звенела посуда и стоял гул, иногда прерываемый истеричными криками и возгласами. Домовики оживлённо носились из стороны в сторону, пытаясь побить свой же рекорд по готовности и перевыполнить план. Подготовкой завтрака управлял Тирли, заместитель Тинки, в виду того, что его начальник уже второй день подряд отсутствовал на рабочем месте, ухаживая за Винки. Поэтому Тирли, во что бы-то ни стало, желал не подвести старшего товарища и спрашивал с и без того работящих домовиков в три раза больше обычного. На кухне царил полный хаос. Кастрюли и тарелки летали по всему залу со скоростью взбешённых бладжеров, малышня пищала в страхе не успеть налепить булочек, а старшие эльфы вовсю шинковали зелень и рубили мясо. Гермиона увернулась от очередной пролетевшей мимо её носа тарелки и проскользнула к кладовой, возле которой, на столе, стоял Тирли, деловито сверяя всё со списком. — Тото! Тирли заметил недостачу яблок! — закричал слегка охрипшим голосом нервный домовик. — Через полчаса пирожки должны быть на столах! Что бабуля Мими вообще там делает? Тирли один, что ли, работает за всех?! Поживее! Профессор Гр… Джарин, мэм. Тирли спрыгнул со стола, расправил края своей нательной наволочки и учтиво поклонился. — Здравствуй, Тирли, — кивнула Гермиона. — Я просила Тото откладывать нам с мужем и сыном что-нибудь съестное, потому что мы не можем принимать пищу в Большом зале. — Тирли сообщили! — воскликнул тот и щелкнул пальцами, левитируя с отдалённого стола поднос с тарелками и стаканами. — Сегодня молочная рисовая каша с ягодами и клубничный морс для профессора и её семьи. — Благодарю! — она перехватила поднос в воздухе и кивнула домовику, а тот кивнул в ответ и сразу же отвернулся, вновь отчитывая бедолаг, подвернувшихся под руку.***
Гермиона застала Дина и Грогу в ванной. Оттуда доносился детский хохот и волшебница, оставив поднос на столе, постучала в дверь и вошла. Ванна была наполнена на треть, но закрывала тело малыша по шею. Для Грогу ёмкость была практически бассейном и тот неуклюже барахтался внутри, разбрызгивая жидкость по всей комнате. Одежда Дина была влажной от брызг. Мужчина выглядел крайне довольным. Улыбка не сходила с его сияющего счастьем лица и Гермиона залюбовалась тем, как они резвились, пуская мыльные пузыри через коктейльные трубочки, которые нашли в шкафу. Грогу заметил Гермиону и создал небольшую струю воды, направляя точно в цель. Ведьма хотела было отразить «атаку», но в последний момент передумала, позволив бесстыжему мальцу совершить задуманное. Она театрально «обозлилась» и Грогу разошёлся заливистым хохотом. — Ну, берегись, — прошептала девушка и открыла кран с водой, набирая небольшую бомбочку и отправляя точно в цель. Грогу не успел отразить нападение и недовольно запыхтел, стирая капли воды с лица. Дин давил в себе тихие смешки, сидя у края ванны и смотря на малыша. Гермиона подошла к ридуур на цыпочках, собирая очередную водную «бомбочку», раза в два крупнее, чем раньше. Ведьма навесила её над головой мужа, призывая малыша к тишине, а затем резко отпустила, заливая Мандо ушатом тёплой воды с ног до головы. — Ах, ты! — зарычал мужчина, обернувшись в сторону жены. Он тут же поднялся на ноги, бросившись в погоню. Гермиона почти рыдала от смеха, пытаясь убежать от вымокшего насквозь мужа, прячась за диваном и кидаясь подушками. — Бежать некуда, Гермиона, — почти хищно оскалился он, хватая жену обеими руками и падая на диван вместе с ней. Ведьма с помощью магии выскользнула из цепкой хватки, быстро очутившись за его спиной, а Дин шлёпнулся на мягкую поверхность и зарычал. — Ты всегда будешь попадаться на мои трюки? — она ухмыльнулась, приблизившись. — Я позволил тебе это сделать, — он сложил руки на груди. — Ну да, расскажи мне сказку, Дин Джарин, — она ухмыльнулась и мужчина потянул её на себя, оставляя лёгкий поцелуй на губах, а затем встал и подошёл к сыну, доставая его из ванной. — Всё, накупались, мелкий. Пора завтракать и в путь. Нельзя подводить Хагрида. Он на нас рассчитывает. — Как ваше расследование? — спросила Гермиона, выкладывая еду на стол, в то время, как Мандо вытирал голозадого Грогу мягким голубым полотенцем. Она взмахнула рукой и вмиг просушила мужа, а затем пожала плечами в ответ на немой вопрос. — Это моя вина, так что мне тебя и сушить. Грогу повторил движение девушки и вмиг просох, а заодно и просушил полотенце, в котором его держал Джарин. — Пф, волшебники, — нарочито недовольно фыркнул мандалорец и усадил Грогу возле его чистой одежды и кольчуги с нагрудной пластиной, а сам взял в руки миску с едой. — Вчера мы упустили самца единорога. — Да ты что? — девушка искренне расстроилась. — Наверное поэтому он был таким печальным весь вечер… Дин кивнул. — Мы знаем примерное местоположение их лагеря, так что сегодня, думаю, найдём ублюдков. — Будьте осторожнее, пожалуйста, — тревога отразилась на лице девушки. — Всё будет хорошо, Гермиона, — он усмехнулся. — Если ты вдруг забыла, то напомню: ты вышла замуж за охотника за головами. Она прыснула. — Иногда мне кажется, что та жизнь — это ещё один кошмар, который мы пережили, а теперь проснулись и в этой безопасной реальности никакие демоны нас не потревожат… — она вздохнула. — Я знаю, что борьба у тебя в крови, но… Я так устала сражаться. Хочется просто… Быть рядом с вами и радоваться каждому дню. — Скоро всё закончится и у нас будет время, чтобы расслабиться, — попытался поддержать её муж. — Но у нас есть важные дела и… долг. Про них нельзя забывать… Что будем делать с магией Исидоры? — Я ещё не придумала, — она поджала губы. — Сегодня я отправлюсь к Уизли за последними подписями и направлю письмо в министерство. Хочешь почитать? Дин кивнул. Девушка встала с дивана, подошла к столу и вынула оттуда пергамент, а затем приблизилась и протянула его мужу. Тот порылся в своих вещах, вынул жесткий футляр с магическими очками и принялся за чтение:Министру магии Кингсли Брустверу и Совету волшебников Великобритании от ветеранов Второй Магической войны Полицейский участок Чаринг-Кросс, Агар-Стрит «Открытое письмо двадцати пяти»
Мы, ветераны Второй Магической войны, обращаемся к Министерству магии страны с требованием рассмотреть законопроект «О правах и положении волшебных существ в магическом сообществе», составленный сенатором Бенджамином Теодором Барлоу, на предстоящем заседании Совета, который состоится 10 декабря 2008 года. Мы также обращаемся ко всему магическому сообществу с просьбой прислушаться к доводам разума и зову сердца и поддержать нас в нашей борьбе за права тех, кто не может постоять за себя сам. Страницы истории противостояния волшебников и разумных существ иных рас обагрены кровью с обеих сторон и эти факты нельзя игнорировать. Существа тысячилетиями сражаются с нами за право быть равными и всякий раз «твёрдая рука правосудия» людей, возомнивших себя венцом развития нашей страны, бессердечно душит и их и нас, наплевав на количество жертв, что принесёт эта рука во имя своего кровавого и постыдного во всех смыслах мира. Как известно, волшебники веками притесняли и угнетали гоблинов, сосланных в резервации, изгнанных со своих земель, впоследствии занятых людьми; домовых эльфов, живущих исключительно в качестве рабов для состоятельных семей и многих других разумных рас, с которыми не считаются вовсе, уничижительно именуя всех «фантастическими тварями». Волшебники истребляют вейл и лепреконов ради магических компонентов, могут убить или искалечить домового эльфа и не понести никакого наказания и это лишь малая часть ужасных преступлений, приходящих сейчас на ум. Мы веками ведём финансовые отношения с гоблинами, доверяем им свои капиталы, но всё ещё смотрим на них свысока, будто бы всё, что существует в магическом мире, создано лишь для людей. Это не так и нам всем пора открыть глаза, взглянув на реальность вещей: мы погрязли в средневековье, в собственной зашоренности и постыдной неспособности пожать руку кому-то, кто отличается от нас. Мы призываем магическое сообщество начать развивать полноценные отношения с волшебными существами, обмениваться знаниями и опытом, двигаться вперёд и не оглядываться на жестокое прошлое! Мы требуем равных прав на жизнь, свободу, трудоустройство, обучение и владение палочкой для всех желающих, кто пройдёт специальную аттестацию, оценивающую умственные способности и уровень развития индивида. Многие из нас уже давно считают своих домовиков членами семьи, а к гоблинам обращаются исключительно на «Вы» и с почтением. Пора исправить пережитки прошлого и навсегда вычеркнуть этот варварский декрет от 1631 года, запрещающий магическим существам пользоваться волшебными палочками, со страниц нашей жизни. Нам необходимо смотреть в будущее, искоренять расизм и перенимать положительный опыт в развитии от международных партнёров, которые давно уже обучают всех желающих. То, что мы предлагаем — не новшество, такой опыт существует и, судя по оценкам соседних государств, вполне успешно закрепился в жизни волшебников лишь с положительной стороны. Существа охотно делятся с людьми своими бесценными умениями и знаниями взамен на простое уважение. Это ничтожная плата за право называться прогрессивным обществом, это малая плата за общее светлое будущее. Мы, двадцать пять ветеранов войны, просим вас прислушаться к нашему манифесту и поддержать его! Неравнодушные граждане, выходите на улицы, выразите своё мнение! Мы обращаемся к волшебным существам всех рас: покажите нам свою готовность к переменам и своё желание! Протестуйте против бесчинства и несправедливости в отношении вас! Мы объявляем день забастовки. Все волшебные существа на сутки не выйдут на работу. Пусть магическое сообщество, наконец, осознает значимость и несоизмеримое влияние магических существ на жизнь страны и может быть тогда больше сенаторов задумается о том, какого будущего хотим все мы для себя. Гермиона Джарин (Грейнджер), Джордж Уизли, Билл Уизли, Флёр Уизли (Делакур), Невилл Долгопупс, Розали Долгопупс (Хоук), Аберфорт Дамблдор, Патриция Спиннет, Гестия Джонс, Рой Пруэтт, Поппи Помфри, Рубеус Хагрид… Дальше Дин не вчитывался, прекращая скользить взглядом по строкам письма и возвращая его в руки жене. — Что скажешь? — она жевала губы в ожидании его вердикта. — Я не силён в политике, но звучит очень… Дерзко. — нашёлся с ответом Мандо. — Так и должно быть, — она кивнула. — Что ж, нам всем пора, предлагаю одеваться. С этими словами все трое прибрались за собой и стали собираться в дорогу.***
Они вышли из Хогвартса и достигли развилки, где кончался антитрансгрессионный барьер и уже виднелся домик Хагрида. Гермиона наспех научила Грогу воздействию согревающих чар на других людей и наказала следить за тем, чтобы его отец не мёрз, к чему малыш отнёсся очень серьезно. — Если что-то случится, вы можете позвать Тинки… Он поможет. — произнесла Гермиона и замолчала. Они постояли ещё немного, обнимая друг друга, а затем отстранились и волшебница совершила прыжок. Три удара сердца переместили её на пустырь, укрытый толстым слоем неубранного снега. Она обернулась и увидела знакомый до боли, однажды сгоревший и вновь восстановленный покосившийся дом. Сердце кольнуло ядовитой иглой отчаяния на миг, но она поспешила отогнать непрошенные образы из памяти и направилась к двери. Хозяева «Норы» не заставили долго ждать. — Гермиона! — устало улыбнулась Молли, приобняв девушку. — Проходи. Волшебница не видела их уже несколько лет. С тех пор, как она стала встречаться с Грегори, девушка отдалилась буквально ото всех, кто был ей дорог. Хикман не поощрял общение с родителями её погибшего почти-парня и Гермиона, по собственной глупости и наивности, потакала его ненормальным требованиям. Молли сильно постарела, не скрывая заметной седины в волосах. Казалось, что женщина совершенно перестала следить за собой, а тот былой озорной огонёк в её добрых глазах навсегда погас вместе с сердцебиением Джинни, Рона, Фреда и Гарри. Молли была несчастна и совершенно не пыталась скрыть это. — Эй, кто к нам пришёл! — Артур всё ещё пытался сохранять оптимизм, но его одного на них двоих, казалось, вовсе не хватало. — Гермиона, детка, как твои дела? Мы слышали, ты вышла замуж? — Вышла, — она кивнула, присаживаясь за стол на родной кухне. — И кто же этот молодой человек? — Артур улыбался, Молли же суетилась с чашками и рассеяно искала заварку. — Милая: Акцио! Её муж притянул нужную упаковку магией и миссис Уизли улыбнулась. — Я стала многое забывать, — отмахнулась она, заливая крутым кипятком маленькие чаинки в заварнике. — Его зовут Дин… Я даже не знаю, что вам о нём рассказать… — Как вы познакомились? — Артур достал с полки печенье и отлевитировал на стол. — В командировке по работе, — она поджала губы. Не хотелось недоговаривать им, но рассказывать правду просто нельзя. — Он тоже преподаватель? — отозвалась Молли. — Нет… Он — частный детектив, мы познакомились случайно, я ездила за сбором компонентов для зельеварния и… В общем, так вышло, что я кое-что забрала, одну вещь. Как оказалось позже, она принадлежала ему. — Что ж… — мистер Уизли нахмурился. — Признаюсь честно, я не понял ни слова, но мы очень рады за тебя, дорогая! Если ты счастлива. — Я правда счастлива, — она мечтательно улыбнулась и Артур улыбнулся в ответ. — Как вы поживаете? К моему стыду, я не часто вас навещала в последнее время, простите… — Что ты, детка, всё… Нормально, — Артур посмотрел на жену. Она была потеряной и разбитой и, казалось, вовсе не слушала их. — Если что-то понадобится, я… — Не беспокойся, Гермиона, у нас всё есть. Повисла долгая неловкая пауза, которую Артур попытался заполнить разливом заварки по чашкам. Он залил вторую половину ёмкости кипятком и Гермиона взяла в руки чашку, пригубив немного ароматного напитка. Тот приятно растёкся по пищеводу, немного расслабляя волшебницу от напряжения, витавшего электрическими разрядами в воздухе. — Мне стыдно говорить об этом, но я пришла к вам за помощью, — она, наконец, осмелела достаточно, чтобы начать разговор. Ей никто не ответил и Гермиона продолжила: — Наверняка вы слышали о моей борьбе за права существ. У меня теперь есть дитя, приёмный сын. Его зовут Грогу. Он — невероятно сильный волшебник, но — не человек и… Чтобы он смог жить в нашем мире, как полноценный член общества, мне нужна поддержка всех, кто сможет её оказать… Вот. — она протянула письмо и Молли взяла его в руки, бегло скользя по строчкам. — Я была бы очень благодарна, если бы Вы подписали это письмо… Прошло около минуты прежде, чем Молли заговорила: — Нет. — отрезала миссис Уизли безапелляционно и подтолкнула письмо обратно в сторону Гермионы. — Но… — она опешила. — Могу я узнать причину?.. — Я не стану подписываться под этим экстремизмом, Гермиона, — женщина сложила руки на груди. — Ты вообще сама это читала? Ты призываешь волшебных тварей к беспорядкам! Я не хочу быть зачинщиком ещё одной войны! — Молли… — мистер Уизли вздохнул. — Что, Артур? Ты разве не согласен со мной? — Волшебники побоятся войны! — попыталась объяснить свою идею Гермиона. — Чтобы сохранить и укрепить мир между нами и существами им придётся принять наш законопроект! Мы уже убедили тех, кого можно было. Остальных перетянуть на нашу сторону не выйдет, я не питаю наивных иллюзий, но… Если существа устроят протест, Министерство прогнётся под прессом и сгладит углы! Им придётся это сделать! Молли подскочила с места и схватила выпуск «Пророка», тот самый, где был напечатан первый манифест Гермионы. — Ты же ещё и Рона приплела к этому безумию! Мерлин, Гермиона, за что ты так с нами? Память нашего мальчика не будет осквернена беспорядками и экстремизмом от его имени, пока я жива! — Молли, я не… Вы всё не так поняли, — слезы сорвались с ресниц Гермионы, неконтролируемым потоком полившись из глаз. — Я… Я… Просто… — Что «просто», Гермиона? Что «просто»? — сорвалась на крик Молли. — Разве это не твои слова? Вот тут: «Я верю, что Гарри и Рон погибли не напрасно, потому что, если в сердцах волшебников живёт циничный расизм, то, может быть и зря лорд Волдеморт не поработил всех нас.» Ты в своём уме, девочка? Вот так ты ценишь жизни своих павших друзей? — Молли! — Артур повысил голос, но она его не слушала. — Я думаю, что тебе следует уйти, Гермиона и подумать над тем, что ты делаешь и говоришь. — она забила последний гвоздь в крышку самообладания девушки. Гермиона схватила письмо и выскочила на улицу не прощаясь, мгновенно трансгрессируя.