Птичка

И все равно, как было хорошо наконец-то выйти из четырех стен маленького джан, куда-то идти, находя взглядом живописные места: тайный грот, где из разбитого кувшина журчал по мшистым камням маленький ручей, озерцо, сплошь покрытое розовыми лилиями, беседки, прятавшиеся в легкой тени… А еще здесь громко пересвистывались птицы, дорогу то и дело перебегали маленькие олени с острыми рожками. — Это серны, — Нилюфер обратил внимание на заинтересованность спутника. — Они ручные. Давай присядем здесь, у фонтана, и подождем Париса. Юноша кивнул, принимая предложение. Устроившись на широком парапете, он залюбовался рыбками, что сновали в чаше, сверкая в солнечных лучах, как золотые монетки. — Что скажешь об имбалях повелителя? — полюбопытствовал Нилюфер. — Джайдра напомнил мне любовника моего брата: такой же надменный и вздорный. Но, нужно отдать должное, он очень красив… Кожа белоснежная, такая, что видно каждую венку, губы мягкие и алые… Уверен, он не позволит мне подобраться к Императору — слишком дорожит своим статусом. Не знаешь, откуда он родом? — Откуда-то с севера, — Нилюфер распахнул халат, зачерпнул воды и плеснул себе на шею, желая освежиться. — Точнее скажет Парис, он евнух, поэтому и осведомлён лучше. — Иман тоже загляденье, как хорош: такому бы блистать при дворе Игнаса, сколько бы сердец альф он разбил своими золотыми локонами и ямочками на щеках… Гюльдар… не знаю, мне чужда подобная красота: глаза его раскосы и темны, волосы черны и блестящи, словно шелк, но что-то есть в его лице такое… Какой цветок назвал прорицатель для него? — Бересклет. — Что, в целом, соответствует его облику… Михир мне показался очень нежным и скромным, а Зедан… не знаю, не могу определиться, но его зеленые глаза и пухлые губы должны нравится альфам… Будь я на месте Императора, я бы гордился своими имбалями, они прекрасны все пятеро. — Ты затмишь их всех, — Нилюфер сжал руки юноши, словно бы пытаясь передать ему свою уверенность. — Я заметил у всех имбалей украшения: тонкую цепочку, что соединяет прокол в правой ноздре с проколом в ухе. И подвеска, лежащая на щеке — солнце или месяц… Это красиво… может, мне тоже можно получить такое? — Этот знак имеют право носить только любимые наложники повелителя, — покачал головой наставник принца. — Причем даруется он либо от имени Дня, либо от имени Полуночи, ты все верно заметил. Беседу прервал подоспевший евнух с подносом, где стояли пиалы с прохладительным напитком и тарелочки с фруктами. — Спасибо, Парис, — благодарно кивнул Лирой, забирая щербет. — Очень жарко сегодня… — Это еще не жарко, господин, — на смуглой мордашке мальчишки сверкнула белозубая улыбка. — Жарко будет через пару месяцев. Тогда все прогулки будут совершаться до полудня и перед самым закатом, чтобы зной не утомил наложников повелителя сверх меры. — Мне все же любопытно, есть ли разница между украшением-солнцем и украшением-месяцем? — В статусе имбаля — нет, но огромная в том, в какое время их призывают к Сыну Небес. Разве ты все прослушал, о сын невнимательности?! Разве я не объяснял тебе, что Император богоподобен?! Когда за правым плечом господина и повелителя нашего стоит Светлый День, то и тело его наложника становится вместилищем божественного света. Когда же за правым плечом повелителя нашего стоит Тёмная Полночь, то тело призванного к Императору наложника принадлежит божественному мраку. Да ты сам скоро все поймешь! Идем, нам пора возвращаться. — Но я хотел дойти до моря, — воспротивился Лирой. — И пропустишь ответ на свой вопрос? — Нилюфер поднялся с места, поставил опустевшую пиалу на поднос, запахнул халат, возвращая себе приличный вид. — Успеем еще нагуляться, Набияр. Поверь, я и сам бесконечно рад возможности бывать здесь: на Дворе Стареющих омег такого роскошного парка нет и никогда не будет. Пришлось согласиться, хотя аллеи манили продолжить путешествие, звали за собой в прохладные заросли, где за каждым поворотом поджидал новый живописный уголок — и все это было так не похоже на королевский парк Авалорна, что юноше было невероятно любопытно исследовать его весь, до самого подножия. В гареме их встретила суета, толчея и многоголосый гомон. Несколько наложников играли на длинных тонких флейтах, еще четверо перебирали струны звонких дарн, остальные хлопали в ладоши, задавая ритм. Вдруг из толпы поднялся один омега, прищёлкнул пальцами, изогнулся, замер, снова качнулся, как колышется степной ковыль, а затем медленно пошел по кругу, покачивая бёдрами в быстром танце страсти. За ним поднялся еще один и еще… Лирой не успел воспротивиться Нилюферу, как тот, ухватив ученика за руку, потянул ближе, давая возможность рассмотреть танцующих. — Давай, господин, — искусителем шепнул Парис. — Я показывал тебе движения, а остальное подскажет музыка… Лирой и сам не понял, как так вышло, но его утянули в круг танцующих, и было бы просто глупо стоять столбом посреди томных улыбок, сверкающих подведённых глаз, перезвона украшений и всеобщего странного веселья. В конце концов, Парис хвалил его за гибкость и плавность движений, так почему бы нет? Сбросив с ног остроносые башмачки, Лирой приподнялся на цыпочки, качнул бёдрами, и множество бубенцов отозвались мелодичным переливом, вторя его танцу. Кто бы мог подумать, что ему, принцу Де Корд, вообще могут понравиться подобные дикарские увеселения? Дома танцевали совсем иначе, а в гареме Императора омеги каждым движением словно бы предлагали себя, демонстрируя самые соблазнительные изгибы своих тел. Внутри Лироя словно бы раскачивался маятник, и вместе с ним двигался и сам принц — с остальными, прекрасными и юными, озорными, смешливыми, разрумянившимися… Это походило на сумасшествие и в то же время было до странности приятно. Музыка все ускорялась, зрители ритмично хлопали в ладоши, и ноги юноши уже едва касались ковров, косы взлетали, бубенцы зверели, руки соблазняли, грудь вздымалась от быстрого дыхания и под тканью сильно-сладко ныли напрягшиеся соски. Лирой уже не различал лиц, все кружилось и плыло, как будто волшебные картинки в калейдоскопе — диковинке, что подарил ему Констанс. И в один миг все завершилось гулким ударом в большой золотой диск. Музыка смолкла мгновенно, танцующие застыли, синхронно обернувшись к возвышению, где стояли два лысых евнуха, те самые, что привели Лироя в гарем. А еще на возвышении находилась Советница Императора: бесстрастная и безупречная в своем служении Сыну Небес. — Время Дня, — провозгласила она, глядя в толпу омег нарисованными очами. — Наш повелитель сегодня призывает по Пути Наслаждений наложника по имени Азарий. — Меня?! — заливаясь румянцем ахнул милый омежка, чьи огромные голубые глаза походили на чистейшие озёра. — О, счастливейший! — раздались вокруг приветственные голоса. Наложники окружили избранника Императора, наперебой расхваливая его красоту, изящество, уступчивость и нежность. — Да будет ночь твоя сладка! — Да вкусишь ты божественного наслаждения! — Да будет желанным для повелителя твое лоно! Старшие евнухи, спустившись с возвышения, увлекли растерянного юношу прочь, оставляя остальных в смешанных чувствах радости за наперника и досады за то, что выбрали не их. — И что теперь? — Лирой обернулся к Нилюферу. — Теперь счастливца ждет хамам, затем сборы и с закатом солнца его отведут вон туда, взгляни: это двери, за которыми коридор, ведущий в покои Императора. Это и есть Путь Наслаждений, по которому пройдет Азарий. Двери не закроют до того момента, пока Сын Небес не насытится прелестью своего наложника и не отпустит его назад. Некоторые приходят сюда, к порогу, в надежде услышать вздохи счастливца, которому выпала честь разделить ночь с повелителем. Желаешь тоже прийти послушать? — Обойдусь, — залился румянцем юноша. — Давайте вернемся в джан? На сегодня с меня довольно. Парис принес в покои обед: пряное мясо с овощами, приготовленными на открытом огне, и Лирой с удовольствием отдал должное трапезе, пригласив к столу и свою маленькую свиту. Нилюфер охотно поддержал предложение, а маленький евнух с улыбкой покачал головой, давая понять — он не голоден. — Завтра утром я пойду побеседую со старшими евнухами. Мухам-оглы и Дияр-оглы охотно станут расхваливать твои прелести Сыну Небес, будоража его воображение самыми сладостными речами, но за это придется щедро заплатить. — Ты знаешь, где лежат монеты, — принц доверял наставнику во всем, поэтому никогда не проверял шкатулки со сбережениями, полностью передав их в ведение Нилюфера. — Но почему так скоро? Разве я уже готов? — Ты видел, как сегодня на тебя взглянула Советница Линь? Его Высочество, действительно, ощутил пристальное внимание этой влиятельной беты, вот только он никак не мог понять: разве можно смотреть, не имея глаз?! От её взгляда по спине бежали мурашки, но юноша помнил совет посла Авалорна: хочешь добиться влияния при дворе Императора, расположи к себе Советницу Сына Небес… — Думаешь, она может как-то навредить мне? — Пока я ни в чем не уверен, но перестраховаться не мешает. Пусть старшие евнухи хвалят тебя Императору в воцарение Дня — он особенно милостив в это время и наложники чаще угождают ему, когда призваны в Светлый Час. — А что бывает, когда наступает воцарение Ночи? — Полуночи, — поправил омегу Нилюфер. — Так здесь называют время, когда повелитель, да будет долгим его правление, проявляет гневную сторону своей божественной натуры. — Могу предположить, что во время Полуночи наложникам приходится особенно сложно… — Верно, Набияр, ты все понял правильно. Именно поэтому мы не станем рисковать: раз Советница проявила к тебе интерес, то вскоре о тебе станет известно и Сыну Небес. Вот только мы постараемся выбрать верное время, когда тебя призовут по Пути Наслаждений. Если ты станешь наложником Дня, то больше можно не переживать — тебя станут призывать лишь в Светлый Час. Лирой кивнул, показывая, что урок усвоен, однако теперь ему стало тревожно: получится ли воплотить в реальность их дерзкий план по покорению гарема? Поначалу было легко рассуждать, но, чем ближе страшный момент исполнения супружеского долга, тем больше сомнений терзали Его Высочество. Здесь столько прекрасных омег, разве можно было так самонадеянно думать, что он превзойдет их всех?! Вечер принц посвятил чтению в саду, забравшись в особое место, которое обнаружил совсем недавно, исследуя пядь за пядью свой небольшой уединенный дворик. Если пройти вдоль стены, поднырнуть под плети дикого винограда, то можно увидеть разрушенную часть кладки, обвалившуюся от времени. Из любопытства Лирой забрался по вывороченным камням и обнаружил неприметное оконце, забранное ажурной решеткой, такой плотной, что пролезть между прутьями могла лишь кошка, но зато это было окно! Наверное, оно служит для вентиляции, чтобы ветер с моря долетал и до замкнутого высокими стенами дворика, но юноша с жадным любопытством прильнул лицом к прутьям, желая рассмотреть, что же там — на воле. Как оказалось, ничего особо любопытного: всего лишь часть другого сада, плиточная дорожка, идущая вдоль стены и исчезавшая где-то за поворотом. Но, что самое важное, снаружи не было ни души — ни стражей, ни вельмож, ни других омег… Выходит, эта часть императорского дворца находилась снаружи гарема, там, куда Лирою никогда в жизни не попасть. Отчего-то больно кольнуло в груди и глаза защипало от слёз: Его Высочество, наконец, полностью осознал, что он угодил в западню, из которой вырваться уже не сумеет. Он изменился, тело его изменилось, да что уж говорить, у него теперь даже имя чужое, но что, если все это зря? Нет, нельзя об этом думать, нельзя сдаваться, уже ввязавшись в бой… Ален бы лишь покачал головой, услышь от брата подобные малодушные речи. Нет, омега из рода Де Корд не сдастся, не испугается дойти до конца, гордо держа осанку, как и полагается принцу крови! С этого дня Лирой полюбил сидеть у окна, читая и размышляя о своем, глядя сквозь прутья на тайный сад и дорожку, что спускалась вдоль стены и убегала за поворот. Он притащил сюда подушку — так было удобнее сидеть на обломках, а также покрывало, которое подкладывал под спину, со всеми удобствами откидываясь назад, чтобы колкие края кладки не оцарапали ему кожу. Юноша часто засиживался тут до заката, читая предания Суль-Мирьяха, сказки и легенды огромной пустыни Бахаб, воображая себе караваны верблюдов, бредущие сквозь бесконечные пески, зелёные оазисы и неверные миражи, дрожащие на горизонте. Парис с Нилюфером не беспокоили Лироя, прекрасно понимая: иногда хочется побыть в одиночестве, привести в порядок мысли и чувства, а потеряться в крошечном внутреннем дворике все равно не выйдет.