Птичка

Его Высочество пробудился от звука распахнувшейся двери и от громких взволнованных возгласов. Парис, спавший по своему обыкновению у порога, вскочил, выхватывая из-под подушки припрятанный кинжал. Маленький евнух ощерился, готовый биться за своего господина до последней капли крови, но прежде, чем он успел диким волчонком кинуться на нападавшего, раздался голос одного из старших евнухов. — Опусти клинок, — велел Дияр-оглы, входя в джан. — Свет! Зажгите фонари! Следом за ним в покои Набияра вбежали трое слуг и принялись исполнять приказание столь поспешно, что стало ясно: хорошего ждать нечего. — Что происходит? — принц натянул выше одеяло. — Зачем вы здесь? — Вставай, наложник, — Мухам-оглы, явившийся последним, выглядел бледным и испуганным. — Скорее, не медли! Повелитель призывает тебя к себе! — Что?! — омеге показалось, что он ослышался. — Сейчас?! Но ведь позвали Гюльдара… — Сын Небес остался недоволен своим имбалем и прогнал его, — нехотя объяснил старший евнух. — Повелитель приказал привести вместо него тебя, так что времени на сборы нет. Вставай. Пусть твой слуга оденет тебя как можно скорее. Принц только теперь понял, отчего евнухи ведут себя столь скованно: они, и правда, боятся! Боятся гнева Императора, боятся сложить свои головы на плахе, боятся, что незыблемый, казалось, порядок гарема, рушится… И сейчас единственная их надежда — он сам, отчего-то приглянувшийся Сыну Небес. Наби судорожно вздохнул, смиряясь с неизбежным — ему придется пойти. Это долг, от которого не скрыться и не сбежать. Он должен пойти, и он пойдет. Наверное, оба оглы ожидали от омеги истерики, возражений, причитаний, что он не успеет собраться и предстать пред повелителем во всеоружии, но Его Высочество молча выбрался из-под одеяла, жестом требуя от Париса подать халат. — Умывайся, господин, — мальчишка успел налить в чашу розовой воды. — Эй, там, найдите полотенце! Быстрее! Нельзя заставлять повелителя ждать! Несите халат: верхний в сундуке. Гребни! Шнуры в шкатулке! То, как Парис начал командовать пришедшими слугами, раздавая им четкие и конкретные указания, заставило принца по-новому взглянуть на своего маленького опекуна: он же талантливый организатор, хотя по возрасту еще совсем юн! Спустя несколько минут Наби уже облачили в одежды радости, расчесали и быстро переплели волосы, надели и плотно затянули фай, набросили на плечи длинный шелковый халат. — Идем, — старшие евнухи подхватили омегу под руки. — Теперь вся надежда только на тебя. В этот раз Набияр не чувствовал томного дымного безвременья и под закрытыми веками не вспыхивали яркие видения. Но зато он полностью отдавал себе отчет в том, что происходит: Сын Небес отчего-то отверг своего имбаля, послав вместо этого за ним, безвестным наложником… Ох, как, должно быть, сейчас разгневан и испуган Гюльдар… Но будет ли Император доволен самим Набияром? Или тоже прогонит, решив, что и новая игрушка недостаточно хороша? Судя по звуку распахнувшихся дверей, сейчас они вошли во Врата, а дальше путь пролегал по длинному коридору: его омега запомнил по своему утреннему бегству из опочивальни повелителя… — Десять шагов, наложник, — раздалось справа: это был Дияр-оглы. — И да прибудет с тобой милость Небес, — раздалось слева. — Иди. Значит, пора… Перешагнув порог, юноша повел плечами, позволяя халату текуче-медленно соскользнуть на пол, а затем опустился на колени сам, пал ниц, приветствуя властелина Суль-Мирьяха. Зоркий взгляд альфы метнулся к дверям, вычленяя из полумрака тоненькую фигурку наложника, что медленно склонилась перед ним в традиционном приветствии. Сегодня все мысли Сына Небес крутились вокруг омеги, побывавшего в его постели ушедшей ночью. Мог ли Император предположить, что под нелепыми иноземными нарядами скрывается такое совершенство? Мог ли внимательнее присмотреться к омеге из королевского рода Де Корд прежде, чем отсылать его в гарем с вердиктом: непригоден? И лишь благодаря ревнивым речам Гюльдара Сын Небес вновь вспомнил о нем… Вспомнил и велел позвать, особо ни на что не рассчитывая — скорее проявляя любопытство. И кто бы мог подумать, что все обернется именно так? Поднявшись с ложа, мужчина поспешил навстречу распростертому на полу омеге: ждать больше не было сил. Он и так потратил часть ночи на пустую попытку заменить Набияра своим имбалем, но не вышло: все было не то и не так. Разозлившись, альфа приказал Гюльдару покинуть его опочивальню, а евнухам велел сей же час доставить сюда наложника по имени Золотой Мак. Сын Небес хотел именно его: того, чья коже пахнет так призывно и сладко, что невозможно противиться этому нежному зову: «возьми меня… люби меня… владей мной…» И вот, наконец, спустя сотню ударов сердца, спустя множество нетерпеливо-гневных взглядов на дверь: он здесь. Готовый служить повелителю нежностью и податливостью своего тела, мягкостью губ и округлостью ягодиц — всем, чем одарила судьба этого чужеземного принца, всё — для господина его. — Наконец-то, — недовольный голос Императора прозвучал совсем близко. — Почему так долго?! — Прости, о повелитель, негодного раба своего: я спешил, как мог, — дрожа от испуга, выдавил Наби. — Встань, цветок. На помощь омеге пришла рука господина: Наби ощутил тепло и силу, исходившую от ладони Сына Небес. Теперь он стоял совсем рядом с властелином Суль-Мирьяха, чувствуя себя маленьким и одиноким. Все, чему его учили, билось в голове сотнями молоточков, требуя начинать делать хоть что-то, но Набияр медлил, пока сердце гулко колотилось в рёбра. А затем он почуял… Объятия сомкнулись вокруг, стискивая юношу сильно и неразрывно. Наби застонал от жадности горячих губ, которых касался вчера, сам напросившись на поцелуй. Воспоминания вспыхнули так ярко, что невозможно было от них отвернуться, притворяясь, будто ничего не случилось. Он сам вчера целовал Сына Небес. Он сам требовал еще… он хотел познать любовь повелителя, пусть даже не мог его видеть… Запах альфы дурманил голову, и к собственному стыду, принц осознал: это не просто супружеский долг, который он сейчас должен исполнить. Его Высочество, действительно, хотел, чтобы этот мужчина продолжал его целовать. От Императора пахло властно-сладко, с горьковатой ноткой нагретой солнцем смолы, и так притягательно, что у Наби внизу живота искрило от похоти. Почему?! Отчего так?! Разве не Гаяра он жаждал так сильно?! Почему же теперь этот новый запах другого альфы взрывается в гортани изысканным удовольствием?! Сам того не понимая, юноша цеплялся за отвороты халата властелина Суль-Мирьяха, практически повисая на нем. «Он мой муж, — в оправдание своих желаний подумал принц. — Я принадлежу ему… и поэтому… все только поэтому…» Подхватив омегу на руки, господин зашагал к ложу, не желая тратить ни мгновения быстро утекающей ночи на бессмысленные разговоры. Он хотел этого наложника так сильно, что естество болело от напряжени: даже Гюльдар не смог заменить Сыну Небес сей нежный цветок, опутавший тело и разум альфы побегами похоти. Властелин Суль-Мирьяха целовал наложника, сдирая с его бёдер тонкое одеяние радости. Пусть шайтаны поберут эти тонкие ленты! Ткань с треском подалась натиску, обнажая желанное альфе тело. — Повелитель, — ахнул Наби, забившись под ним. — Повернись и встань на колени, — голос Императора глухим рычанием рокотал в горле. — Обопрись руками об изголовье. Оставалось только последовать приказу. Его Высочество стиснул пальцами резьбу, чувствуя, как мужские ладони оглаживают мягкие округлости, касаются еще со вчера саднящего входа, надавливая чуть сильнее. — Ты полон любовного нектара, мой цветок, — дорожка поцелуев пролегла по спине, отчего Наби бросило в жар. — Течёшь так призывно… С губ сорвался томный всхлип, когда юноша ощутил внутри себя настойчивые пальцы. Было и больно, и сладко, и так стыдно, что щеки рдели яркими пятнами. Почему запах этого альфы нравится ему столь сильно?! Это было совсем не похоже на смиренное подчинение законному мужу: Наби хотел, чтобы Сын Небес его взял… Тело просило и гнулось, словно лоза, подставляя задницу под ласки… Мужчина властно ухватил омегу за бёдра, стиснул сильно: на коже, наверняка, к утру проступят синяки. Но это было совсем неважно, ведь принц с головой рухнул в безумную похоть, подаваясь назад и вжимаясь в стержень жизни Сына Небес, тем самым дразня и сильнее распаляя повелителя. — А-а-ах, — вскрикнул юноша, когда нутро обожгло от резкого проникновения. — Больно, господин! Прошу… остановитесь… — Тише, — рыкнул Император, наматывая волосы омеги на кулак. — Не смей мне мешать! Слезы навернулись на глаза от острого чувства растянутости и наполненности. Неужели это всегда теперь будет так?! Однако, Сын Небес, ощутив скованность наложника, замер, давая Наби возможность привыкнуть. — Цветок мой, — жаркое дыхание обожгло шею, следом прошелся влажный горячий язык и кончики клыков. — Так узки твои ножны… сжимаешь меня… сейчас… Пальцы господина прошлись по груди омеги, лаская соски, и те горячо-щекотно заныли, откликаясь на умелые прикосновения. — Смотри, как тебе нравится быть моим, — теперь мужчина уделил внимание члену Его Высочества, медленно и размеренно проводя рукой так, что Наби заскулил от удовольствия. — Эти бубенчики твои — искушение… знаешь ли, как мне нравится слышать их перезвон? Теперь боль бежала прочь, пристыженная удовольствием. Наби кусал губы, страшась кончить слишком рано: ласки Сына Небес нравились ему не меньше, чем распирающее ощущение внутри — это было так восхитительно, что он невольно сам подался назад, насаживаясь глубже. — Разве я позволял двигаться? — зубы альфы сомкнулись на плече юноши. — Терпи, наложник. — А-ах, господин… — Что, мой цветок? Тебе невыносимо? — Не знаю… ах, повелитель… я не знаю… я… — А так? Сильный толчок вышиб из груди принца жалобный протяжный вскрик. — Прогнись, — приказал Император, вновь сгребая локоны Набияра в горсть. — Нет удовольствия без боли. Его Высочество ничего не мог понять: тело его словно жило собственной жизнью, упиваясь всем, что творил с ним властелин Суль-Мирьяха. Запах альфы облепил нёбо терпкой смолянистой похотью, взрываясь внизу живота яркими фейерверками. А навстречу им мощным тараном толкался член Сына Небес, растянувший задницу омеги до сладкой муки. Наби только и мог, что всхлипывать и стонать, вцепляясь в изголовье ложа. Казалось, внутри разливается тёмный мёд, обжигающе-горячий и густой — юноша больше не мог терпеть ни мгновения. Семя хлынуло наружу, орошая простыни, а нутро скрутило упоительными спазмами. Ничего подобного Наби до сих пор никогда не испытывал. Это было лучше и ярче всего… всего на свете… — Да, мой цветок, — Император изо всех сил вбивался бёдрами в мягкие ягодицы омеги. — Да! Его Высочество почувствовал, как альфа наполняет его тело семенем: это было до странности приятно — влажно, порочно и как-то… правильно… Слабость, навалившаяся следом, вынудила Наби сползти животом на подушки и замереть под горячим телом только что взявшего его самца. Император, обхватив наложника руками, перекатился на бок, устраивая юношу в своих объятиях. Принц молчал, погрузившись в сладкое оцепенение удовлетворенности. Впервые он ощутил все то, о чем сплетничали замужние омеги в салонах… впервые понял, как это: переспать с альфой… со своим мужем… и разве здесь есть место стыду? Прошедшая ночь казалась скорее грёзой, чем явью, а эта… эту Набияр запомнит навсегда… Хорошо, что сейчас нельзя смотреть: Его Высочество побоялся бы взглянуть в лицо мужчине, который оставил в нем собственное семя. Побоялся, потому что только что хотел этого сам… Хотел, и даже не вспомнил о милорде Гаяре, но ведь… ведь чувства весьма редко идут рука об руку с брачным союзом… Небо, почему все так сложно?! Почему Император кажется ему таким… привлекательным, хотя совсем еще недавно Наби умирал от тоски по Гаяру Хвану? Где здесь чувства, а где просто похоть? Задницу ощутимо саднило, но боль была сладкой. Юноша вздрогнул, забился под сильной рукой Императора, вспомнив правило: после любви наложник обязан позаботиться о чистоте своего господина. — Куда ты собрался? — голос альфы звучал глухо. — Я тебя не отпускал. — Я должен омыть тебя, повелитель… — Ну, омой, — объятия разжались, выпуская омегу на волю. Подле ложа слуги Сына Небес всегда оставляли большую пиалу с розовой водой и тончайшей тканью, чтобы наложник мог смыть следы семени и любовной влаги со стержня жизни Императора. Пиала находилась справа от ложа на низеньком столике — это Наби тоже много раз репетировал с Нилюфером, готовясь к Пути Наслаждений. Первый раз в джан он вслепую перевернул всю воду, но в следующий раз наставник уже хвалил его за аккуратность: омега нашарил пиалу, не качнув её и не расплескав ни капли. Сейчас, намочив ткань и отжав её, юноша потянулся к альфе, руководствуясь чутьём: бархатный смолянистый запах разгоряченной кожи прокатывался по гортани омеги ноткой вожделения. Кончики пальцев коснулись широкой груди лежащего мужчины, на мгновение замерли на тяжелом медальоне, обрисовывая узор: солнце, заключенное в объятия месяца, а затем скользнули ниже… — Повелитель позволит недостойному рабу своему коснуться себя? — Позволяю, Наби. Ты можешь меня трогать. Признаться, это было гораздо чувственней, чем на уроках Нилюфера: альфа перед ним был живым и настоящим, а член его уже вполне недвусмысленно отреагировал на прикосновение, стремительно наливаясь твердостью. Стараясь не думать ни о чем, принц мягкими движениями очистил чресла господина, и уже собирался было отложить ткань, как голос властелина Суль-Мирьяха задержал его на полпути. — Продолжай. Мой меч жаждет твоих пальцев. Наби судорожно вздохнул. Небо, как же ему устоять?! Как?! Член альфы в руке напоминал о том, как только что этот восхитительный орган находился внутри омежьего тела, причиняя и мучение, и удовольствие одновременно. Наби провел рукой вверх и вниз, не забывая огладить едва заметный узел в основании, снова, еще раз и еще, до тех пор, пока не услышал тихий стон сквозь стиснутые зубы. Сыну Небес нравилось все, что делал принц… Отбросив в сторону влажную ткань, юноша поудобнее перехватил тяжелый член господина, продолжая то, что начал. Все, что угодно, лишь бы еще раз услышать этот стон… и прежде, чем Его Высочество сумел себя остановить, он подался вперед, забирая в рот налитую желанием головку. Обведя языком, Наби насадился глубже, желая узнать, насколько же он вообще сумеет… — Порочное создание шайтана, — судорожно выдохнул альфа. — У тебя стыда нет! — Господин, прости… я забылся… я… Сообразив, что натворил, принц отшатнулся, но был схвачен за щиколотку сильными пальцами, удержавшими его от падения с ложа. — Твои уста — вместилище греха, — Сын Небес подтянул омегу ближе. — Скажи мне, где ты этому научился? — Я… у меня на родине… между супругами… подобное не возбраняется, — бледнея, как полотно, прошептал Его Высочество. — Молю, простите меня… я не сдержался и, безусловно, заслуживаю наказания… — Заслуживаешь, — согласился повелитель Суль-Мирьяха. — И будешь наказан. Но не теперь. Продолжай и закончи, что начал. Набияру показалось, что он ослышался, однако Сын Небес, приподнявшись, ухватил его за волосы и притянул к себе, практически насаживая губами на член. — Покажи мне, как омеги твоей страны услаждают своих альф. А потом я покажу тебе, что тело твое вполне созрело для любви господина. Наша ночь только началась. *** Наби пробудился сам, сладко потягиваясь и зевая: истомленное постельными забавами тело приятно откликнулось чувственным спазмами в мышцах. Сколько раз за ночь повелитель воспользовался своим правом мужа? Пять? Шесть? Признаться, Его Высочество совсем потерял счет оргазмам, сдавшись удовольствию. Кто бы мог знать, что отдаваться альфе окажется так упоительно-сладко? Да, в салонах только и разговоров было, что о ночных похождениях по постелям любовников, но откуда еще невинному в этом смысле принцу Лебран Де Корд было знать, каково это: чувствовать член господина внутри? Как это: стонать и всхлипывать, не имея сил перенести такое острое удовольствие, что расходится по телу жгучими волнами? И все эти шуточки про омежек, теряющих голову от размеров своих альф… О, Небо… Неужели они были правы?! Неужели он тоже… вот так… каков стыд! — Сын Небес велел доставить своего любимого наложника обратно в его покои, — голос, раздавшийся в опочивальне, испугал Набияра. В панике он прижал край одеяла к до сих пор чувствительной груди. О, как повелитель вчера терзал языком и зубами эти остренькие вершинки… кровь прилила к члену, стоило только вспомнить… За окнами уже забрезжил рассвет, когда властелин Суль-Мирьяха наконец-то насытился ласками и позволил наложнику улечься рядом. — Сегодня ты угодил мне, Наби, — судя по голосу, альфа, действительно, был доволен: юноша распознал в его тоне легкую улыбку. — Теперь спи. — Но разве я не должен уйти, господин мой? Наложник не может спать рядом с хозяином… — Наложник и губами касаться не должен того, что запретно, — фыркнул Император. — Я хочу, чтобы ты спал здесь. Этого достаточно? — Да, повелитель, — краснея, пробормотал принц. — Слушаю и повинуюсь. Наби и сам не заметил, как уснул, согретый теплом чужого сильного тела, а сейчас, выходит, он до сих пор в покоях Сына Небес… — Не смущайся, о прекраснейший из прекрасных, — молвил другой голос. — Мы здесь, чтобы помочь тебе. Повелителя сейчас нет, можешь смело снять фай. Юноша потянулся к застежкам и, наконец, позволил себе взглянуть на место, где находился вторую ночь подряд. Покои Сына Небес, Дня и Полуночи были огромны. Белый мрамор полов сверкал на солнце, что било в забранные изящными решетками окна, но на середине комнаты белые плиты менялись на черные, усыпанные золотыми звездами. Половину Светлого Дня, где находились удобные диваны, позолоченные треноги-курильницы, мягкие ковры, низенькие расписные столики, отделял от половины Ночи легкий белый занавес, перехваченный витыми шнурами. Зато на полу в центре Наби увидел тот же знак, что и на медальоне Императора: золотой месяц, заключивший в объятия солнце — символ божественной природы властелина Суль-Мирьяха. Подняв взгляд, юноша залюбовался высокими сводчатыми потолками, сине-золотыми, яркими и сверкающими узорами — изумление, да и только. — Настоящий небесный свод, — Наби отыскал в затейливой вязи знакомые созвездия. — Мы просим господина кадира сойти с ложа и возвратиться в гарем, — двое слуг с поклоном протянули омеге одеяние. — Кадира? Это вы обо мне? — не понял принц. — Но я не… Осекшись на полуслове, Его Высочество коснулся украшения, невесть как появившегося на его шее с утра: золотой полумесяц изящно лёг чуть пониже ключиц, свешиваясь с витой цепочки… точно такой же полумесяц, как у Гюльдара… О, Небо! Значит… значит… Неужто властелин Суль-Мирьяха остался настолько доволен своим Золотым Маком?! А сам Наби… Возможно ли?! Неужели он вчера так развратно вёл себя с абсолютно незнакомым мужчиной?! — С мужем, — вполголоса поправил себя принц. — Он мой муж… и господин… и он меня выбрал… — Повелитель жалует своему кадиру собственный халат, — слуга развернул изумительной красоты облачение: плотный синий шелк, вышитый золотом и сверкающими сапфирами редкой чистоты и глубины. — Повелитель сказал: пусть наложник мой войдет в гарем и пусть никто не усомнится в моей любви к нему. Наби выбрался из-под одеяла и позволил слуге набросить себе на плечи подаренное. Разумеется, халат оказался велик, но этого следовало ожидать: вчера юноше показалось, что Сын Небес выше его на добрых две головы. Запахнув на груди халат, Наби позволил слугам надеть ему на ноги сброшенные вчера остроносые легкие туфли, а затем юношу поманил свет. Словно одурманенный им, он пересек черту, отделявшую ночную половину от дневной, не замечая служителей Императора, семенивших следом. — Невероятно, — прошептал Его Высочество, увидев перед собой распахнутые двери, что вели на широкий балкон. Шаг, другой, третий… Принцу казалось, что он парит над жарким городом, который раскинулся внизу, в объятиях ласкового бирюзового моря. Дворец Императора возвышался над всем, незыблемый, словно скала, а от него к подножию сбегали улочки и кварталы, качали хохлатыми макушками длинные пальмы, а корабли, стоявшие у причалов, походили на диковинных птиц, готовых вот-вот распахнуть крылья-паруса. Там был простор. Там был горизонт… там был мир, от которого Лирой так отвык в этой роскошной золотой клетке. — Нет, господин! Позор, если кадира повелителя увидят с открытым лицом! Страшный позор! Не замедляя шаг, омега подобрал с оттоманки легкое покрывало и, навернув его на голову, оставил свободными лишь глаза. Он должен туда выйти! Хотя бы раз взглянуть… Дрожащие ладони легли на нагретый солнцем камень перил и сердце зашлось от восхищения: как же красив Мирьях-Абаль! Белые дома с яркой росписью стен красивой мозаикой стелились до самого побережья, зеленые сады дворца, сбегавшие вниз, до самых стен, поражали яркостью зелени, а небо… такое высокое и чистое… и люди… Его Высочество слышал голоса, видел крошечные фигурки, сновавшие по извилистым улочкам города, словно муравьи — так далеко и одновременно так близко… — Господин, тебе нельзя здесь находиться, — слуга робко коснулся плеча принца. — Нужно возвращаться. Наби собирался осадить навязчивого бету, но в этот самый миг почувствовал, как по внутренней стороне бёдер влажно потекло семя, оставленное Императором в его лоне прошедшей ночью. Жар прилил к щекам и спорить расхотелось совершенно. — Я иду, — он отвернулся от залитого солнечным светом города. Двери в покои Сына Небес распахнулись, и вошли старшие евнухи, а следом четверо чернокожих носильщиков внесли и поставили на пол изящное золотое кресло, закреплённое на двух шестах. — Доброе утро, о счастливейших из счастливых, — Мухам-оглы и Дияр-оглы приветствовали омегу поклонами — впервые за все время его прибывания в гареме. — Мы счастливы узреть нового кадира Полуночи. А ведь, действительно, положение Наби теперь изменилось, и значительно: он больше не скромный наложник, будущее которого не определено. Теперь он кадир Сына Небес, избранник повелителя, и однажды он произведет на свет сыновей божественной крови… Тогда союз Лебрании с Суль-Мирьяхом станет незыблемым и абсолютным… Его Высочество исполнит свой священный долг, связав две правящие династии воедино… — Тебе нужно взойти на носилки, господин, — Мухам-оглы указал юноше на кресло. — Это теперь и твое право. — Господин? — с улыбкой покачал головой омега. — Надо же… Так что за право? — Лишь имбали и кадиры возвращаются от повелителя не пешком, — заговорил Дияр-оглы, поправляя на принце халат, чтобы тот струился красивыми складками. — Сын Небес щедро наградил тебя, господин Набияр. Гордись и будь достоин любви повелителя, да будет век его долг, а правление безоблачным! Его Высочество невольно вздрогнул, когда четверо слуг разом подняли кресло за длинные жерди и водрузили их себе на плечи. Было страшновато, когда процессия двинулась, кресло качнулось и поплыло над полом, но спустя пару минут Наби понял, что ронять его никто не собирается. Обратный путь отказался до странности коротким. Наби кутался в мягкий шелк халата, и аромат альфы, что любил его всю ночь до рассвета, сам тёк в ноздри, заставляя вспоминать… Его Высочество упивался этим запахом, смакуя его по глотку, как смакуют прохладные шипучие вина, и все больше погружался в размышления. Почему так происходит? Разве не запах кожи милорда Гаяра он счёл самым прекрасным на свете? Или Лирой Де Корд просто-напросто шлюха, которому нравится любой альфа, лишь бы был молодым, сильным и с большим членом? Нет, не может быть… При дворе Игнаса за младшим принцем ухаживали многие, но лишь Марсель привлёк Его Высочество, вскружив юному омеге голову… Тогда почему сейчас всё запуталось, перемешалось, как рассыпанная мозаика?! — Приветствуйте нового кадира Полуночи! Повелитель сделал свой выбор! Остановившись во вратах, под солнцем и месяцем, старшие евнухи воздели вверх руки, славя волю богоподобного. Взоры всех наложников, собравшихся в этот час в общем помещении, обратились в сторону Наби: завистливые, изумлённые, восхищённые, жадные, встревоженные… И, что самое удивительное, юноша впервые удостоился легких приветственных кивков от имбалей Дня: все они дожидались возвращения наложника, которого среди ночи подняли, чтобы отвести к Императору. Наверное, сплетни об изгнании из опочивальни темноокого Гюльдара, разнеслись по гарему со скоростью лесного пожара, и вот теперь новая: Золотой Мак сумел расположить к себе Сына Небес, да еще как! Вот же, сидит, кутаясь в драгоценный халат повелителя, а на шее сверкает священный полумесяц! Хотя, с другой стороны, Набияр теперь не соперник солнечным имбалям и кадирам, а что до Гюльдара: вот пусть теперь этот гордец поймёт — он не единственный, кому удается усмирить гнев господина. Носилки опустили на пол лишь перед дверями джан. — Отдыхай, господин, — заботливая улыбка скользнула по губам Дияр-оглы. — Тебе нужно восстановить силы, чтобы снова радовать повелителя. Наби кивнул в ответ и распахнул двери в свои покои.