Птичка

— Ой, у нас сегодня торговцы! — захлопал в ладоши Азарий. — Идёмте скорее смотреть, пока все не разобрали! Действительно, в главном помещении гарема было не протолкнуться: наложники и их слуги толпились вокруг импровизированных прилавков, где россыпью лежали товары со всего света и на любой вкус. Сверкала чеканная посуда, переливались нитки бус, мягкими волнами струились ткани, пахло специями, ароматными маслами, то там, то здесь велась ожесточённая торговля. Разумеется, в Императорский гарем мужчин не впустили: весь товар принесли женщины-беты, с которыми наложники отлично ладили. — Набияр, идём же! — обернулся Сибин. — Тут могут быть товары и из твоей родной страны! Не упусти такую возможность! Но прежде, чем Его Высочество нырнул в цветастую толчею, подоспевший Парис ухватил господина за руку и потянул в сторону от толпы. — Сюда, — шепнул маленький евнух, поднырнув под полог одного из шатров. — Быстрее! Укрывшись от любопытных глаз среди тюков с тканями, принц уселся на пол рядом с Парисом, чьи черные очи сияли торжеством. — Я узнал, господин, — быстро зашептал мальчишка. — Было непросто, но вести мои точны: еще вчера днём Тень повелителя уехал из дворца, чтобы властью Сына Небес примерить два враждующих племени. В Великой Пустыне рассорились два древних рода, и старейшина одного из них подал прошение на свершение мести. Повелитель рассудил справедливо, отправив того, о ком ты спрашивал, в бескрайние пески — кому, как не Тени, отыскать два оазиса, где ожидают суда Императора оба племени. Вот какую весть принес я тебе. Скажи, возрадовалось ли сердце твое? — О, благодарю тебя… ты… ты не представляешь, как это было для меня важно! Наби улыбался, быстро-быстро моргая, чтобы прогнать подступившие слёзы радости: милорд Гаяр не приходил вовсе не потому, что отказался от своей Птички! Он просто уехал по приказу Сына Небес! Потому и пуговица лежала на прежнем месте — тот, чьи запястья обвивали золотые змеи, находился далеко от тайного сада… О, неужели их шальная любовь все-таки возможна?! — Парис, я твой должник, — принц обнял евнуха, а затем звонко чмокнул его в щеку. — Теперь идём, посмотрим, что тут можно купить? Правду ли говорят, что сегодня здесь товары со всего света? Действительно, на блестящих серебряных подносах можно было отыскать все, что угодно душе: сладости, украшения, гребни, изящные кинжалы, сотни разновидностей краски для лица и тела, благовония… — Не может быть, — ахнул принц, вытаскивая из-под вороха лент нечто знакомое, то, что было, казалось, совсем в другой жизни. — Сколько это стоит? — Три золотых мирьяха, господин, — почтительно поклонилась ему торговка. — Эта вещь привезена из-за моря… Взгляни, тут китовый ус… это такие огромные рыбы… — Киты — это не рыбы, — юноша дрожащими пальцами разгладил кружева. — Я беру. Парис, сходи в джан за деньгами. — Слушаю и повинуюсь, — мальчишка умчался прочь, спеша исполнить приказ. — Посмотри, есть ли у тебя что-нибудь еще из-за моря, — Его Высочество, улыбаясь, смотрел на изысканный корсет, точно такой, какие носят у него на родине. — Я хочу все. Подведенные сурьмой глаза женщины округлились от удивления: надо же, никто не брал эти странные вещи, а здесь, в гареме Сына Небес, отыскался ценитель… — Есть, есть еще, — заторопилась она, откидывая крышку плетёной корзины. — Вот похожий, только голубой… и еще вот такие ленты… — Что тут у тебя? — любопытствуя, через плечо омеги заглянули Аман и Сибин. — О-о-о… С недоумением повертев в руках корсет, оба наложника синхронно пожали плечами. — И как это носят? — теперь к троице присоединился Азарий. — Это корсет, — объяснил принц, сбрасывая с себя длинный верхний халат. — Нилюфер! Помоги мне! Спустя пару минут вокруг Наби и его наставника уже столпилось порядочно любопытствующих: всем было интересно, что это затеял знаменитый Золотой Мак. — Вдохни глубже, — велел юноше наставник. — Я затяну еще сильнее. Нужно ли говорить, что Нилюфер тоже был рад видеть вещь, привезенную из Авалорна? Руку мастера они оба узнали тут же: это было сшито на улице Лю-Роян, в лавке мадам Ортинзи. Та набирала в штат только самых искусных белошвеек, чтобы корсеты, чулки и подвязки их работы были достойны даже омег из правящей династии. Мадам Ортинзи исправно поставляла во дворец самое лучшее белье, и этот корсет тоже не был исключением. Именно мадам владела секретом, как правильно скроить все двадцать два рельефа так, чтобы сделать тонкую талию омеги еще тоньше… — Удивительно… — Как же в этом можно дышать?! — Но… это довольно красиво… — И странно… Наложники, перешептываясь, рассматривали Набияра: тот стоял в центре импровизированного круга, красуясь в изящном бело-розовом корсете. — Вот как одеваются омеги на моей родине, — оглянувшись на собравшихся через плечо, произнес он. — Да, поначалу туго, но постепенно привыкаешь. Чем тоньше талия, тем красивее. Тем временем подоспел Парис. Звонкие мирьяхи перекочевали из мешочка-кошелька в подставленные ладони торговки. — Я беру оба корсета, все чулки, подвязки, эти перья цапли, будуарные туфли… Его Высочество откладывал в сторону приглянувшиеся ему вещицы. — Веера… Есть у тебя веера? — Вот, господин, — женщина выложила на поднос два кружевных веера. — Может, тебе хочется чего-то еще? Только скажи, я все доставлю! Мой муж часто снаряжает корабли за море… Мы будем счастливы услужить кадиру повелителя нашего! — Привезите мне мебель, — наконец, принц смог придумать, на что потратить подаренные ему деньги. — Пару стульев, ширму и… клавесин! Да, хочу клавесин! Нилюфер, как думаешь, клавесин — это не слишком? — Любимцу Императора можно покупать все, что заблагорассудится, — улыбнулся Наби его наставник. — Ты хорошо играешь? — Лучше всех, — воспоминания о музыкальных вечерах вновь защипали в горле, мешая сглотнуть. — Братья всегда садились рядом меня послушать… А давай сыграем в четыре руки? Ты же вспомнишь ноты? — Вспомню, — улыбка Нилюфера вышла печальной. — Я тоже это любил… — Все, не будем больше грустить, — хлопнул в ладоши Наби, а затем вновь обернулся к торговке, вручая ей кошелёк, полный золота. — Все, что я назвал, пусть купят и привезут сюда. Если доставят быстро, заплачу столько же сверху. Не веря такой удаче, женщина принялась кланяться, уверяя, что для любимого наложника Сына Небес её муж расстарается вовсю и точно отыщет требуемое. — И еще, — вдруг вспомнил Набияр. — Я так соскучился по холодному шампанскому. Пусть привезут ящик лучшего вина, но только… — Этого никак нельзя, о господин, — понизив голос до шепота ответила торговка. — В Суль-Мирьяхе пить вино — страшный грех! — Что же, тогда пусть будет только клавесин и мебель, — разочарованно вздохнул Его Высочество. — И неужели я теперь уже никогда не пригублю бокал игристого? Вот по чему я скучаю больше всего… по шампанскому и свежим устрицам, как дома… И Нилюфер не мог с ним не согласиться. Шестнадцать долгих лет прожил он в Суль-Мирьяхе, успев привыкнуть к этой стране, полюбить вкусы её блюд, ароматы её пряностей, но воспоминания о пище и напитках давно оставленной родины все еще касались его сердца невнятной тоской. Устрицы… шампанское… звучит восхитительно и так несбыточно, что об этом лучше и не мечтать. *** Весь день Сын Небес то и дело мыслями возвращался к истекшей ночи, а точнее к наложнику по имени Набияр. Никогда раньше властелин Суль-Мирьяха не испытывал такого удовольствия от обладания омегой, никогда прежде он не находил запах, вкус и даже частоту дыхания омеги столь идеальными для себя. В гареме его много прекрасных цветов, собранных со всего света, и Наби, хоть и красив, а все-таки не единственный, чье лицо и тело способны возбудить в мужчине желание… Так почему все-таки Золотой Мак? Почему именно его альфа хотел столь жадно и страстно? — Что? — властелин Суль-Мирьяха понял, что пропустил весь доклад старшего визиря мимо ушей, погрузившись в размышления. — Повтори, Галиб-эфи, я отвлёкся. Совет длился недолго: вопросы управления страной решались по воле Императора, визирям оставалось лишь проконтролировать их исполнение. Выйди из зала заседаний, Сын Небес направился в свои покои, желая прочесть письма, доставленные с утра во дворец. А еще он ждал вестей от Гаяра. Выйдя на балкон, повелитель сощурился от яркого солнечного света: сегодня будет жарко. В обычный день он взял бы десяток серванов и поехал бы на озеро, где провел бы пару часов, отдыхая в походном шатре и купаясь, но не теперь… Сегодня у Сына Небес были совсем другие планы. Высокий крик хищной птицы привлёк внимание альфы. Вскинув голову, Император разглядел парящего над дворцом серого сокола — жителя Бескрайней Пустыни Бахаб. Кто способен поймать дикую птицу и заставить её служить себе? Разве что, сестры ордена Ай-Дагин и тот, кто воспитывался там же, изучая все колдовские таинства и обряды. — Гаяр Хван! — позвал Император. — Я здесь! Намотав рукав халата на запястье, Сын Небес ждал. Острые когти сокола впились в плотный шелк, прокалывая его почти насквозь. Хищник глянул на человека сначала одним глазом, потом другим, приоткрыв острый загнутый клюв. А потом Император провалился в ничто, ощущая рядом чужое сознание. «Какие новости, Гаяр?» Взгляд отыскал в тумане фигуру собеседника, закутанную в черное развевающееся одеяние пустынных кочевников, оставлявшее открытыми лишь кисти рук и глаза. «Дело решено миром, повелитель, — ответил Гаяр Хван, делая шаг навстречу. — Пески пустыни Бахаб сегодня не отведают крови.» «Как тебе удалось?» — полюбопытствовал Сын Небес. «Дал им выбор: либо серваны вырежут оба враждующих рода, оставив в живых лишь стариков, либо старшие дети с той и с другой стороны обменяются брачными клятвами. Старейшины племён рассудили здраво — лучше играть свадьбы, чем справлять тризны.» «Ты слишком мягок с ними, Гаяр, — усмехнулся Император. — Зачинщиков вражды хотя бы высек?» «Собственноручно, повелитель, — ответная усмешка изогнула губы альфы. — Эти двое полны раскаяния и молят тебя о пощаде. Твоим именем я даровал им прощение.» «Останься сегодня на свадьбу, — приказал властелин Суль-Мирьяха, чувствуя, что грёза тает и он вот-вот вернется в реальность. — А завтра собирайся в обратный путь. Ты будешь нужен Советнице.» «Слушаю и повинуюсь…» Загнутые когти сокола прорвали-таки рукав и вонзились в живую плоть. Боль отрезвила, наваждение пропало, и Император вновь осознал себя на балконе, хотя буквально только что видел перед собой Гаяра Хвана, а за ним бескрайние алые пески и редкую зелень оазиса, где этой ночью будут пылать костры, будут звучать песни и от приготовленного на огне мяса потянется к звездам густой ароматный дым… Что ни говори, а решение конфликта было идеальным: перемешать кровь обоих племён, отдав юных омег молодым и сильным альфам… От этих союзов родятся дети, которые станут одинаково почитать обоих своих родителей и их предков… Обернувшись, Сын Небес сделал знак слуге приблизиться. — Подай мне отрез ткани и настой от ран, — велел альфа, закатывая разодранный рукав. — Нужно обработать порезы. *** Наби, Парис и Нилюфер шли по коридору, нагруженные купленными на торгу вещицами. Смеясь, омеги предавались воспоминаниям о родной стране, и каждому было, о чем рассказать. — Господин, а если перешить вот это твое одеяние, — вдруг предложил Парис. — Я возьму один, отнесу мастеру, который сделает похожее, но в традициях Суль-Мирьяха? — А ты молодец, отрада сердца моего, — воскликнул Нилюфер, оценив затею маленького евнуха. — Нужно усладить взор повелителя еще больше! Мало пленить внимание Сына Небес, нужно еще умудриться его удержать. Пусть повелитель видит, какая у нашего Набияра тонкая талия и какие округлые бёдра… Однако, договорить им не дали: навстречу неразлучной троице спешили оба старших евнуха, сияя самыми благостными улыбками. — Не к добру, — шепнул Парис, увидав позади Мухам-оглы и Дияр-оглы еще шестерых служителей гарема. — Счастливая весть для тебя, кадир Полуночи, — с поклоном начал Дияр-оглы. — Повелитель наш, да будет прославлено имя его в веках, жалует тебе отдельные покои на этаже имбалей: можешь выбрать любые из свободных и более не тесниться в скромном жилище. Его Высочество побледнел от испуга — как это понимать?! Теперь милорд Гаяр ни за что не отыщет его, ведь только одно окно выходит в тайный сад, и окно это находится в его собственном джан! — Могу ли я отказаться? — спросил Наби, изо всех сил надеясь на чудо. — Я полюбил эти стены, мне здесь уютно. — Воистину, удивительный ты омега, господин Набияр, — покачал головой старший евнух. — Отвергаешь щедрый дар Сына Небес, Дня и Полуночи… Ни одному из кадиров прежде не оказывали подобной чести. — И все-таки я предпочту остаться в своих покоях, где мне любима и дорога каждая мелочь. Ты прав в одном: я еще не имбаль и не имею права пользоваться теми же привилегиями, что и они. Надеюсь, повелитель поймёт мое желание и не разгневается. — Дело твое, — пожал плечами собеседник принца. — Но от второго евнуха ты отказаться не можешь: кадирам положена большая свита, чем простым наложникам. Вот, взгляни и выбери, кто из этих слуг тебе более всех по нраву. Шестеро евнухов, выстроившись в ряд, скромно опустили взгляды, ожидая решения: кого из них примет новый любимец Императора, о котором в гареме ходит столько слухов. Нилюфер аккуратно взял Наби под руку, чтобы зашептать ему на ухо несколько слов на родном языке. — Они все подкуплены Гюльдаром, верно тебе говорю! Выбирай любого, разницы нет, но поставь условие: пусть живёт на дворе слуг, нечего ему слушать, о чем мы тут говорим. Хорошо, что ты отказался от больших покоев, там бы этот шпион все время тёрся поблизости. Мудрый поступок, мой принц. — Я верю только Парису и тебе, — кивнул наставнику Его Высочество. — А что до нового евнуха… что ж, научим Париса нашему языку и будем говорить в чужом присутствии свободно, не опасаясь, что наши слова донесут хоть Гюльдару, хоть кому еще. — Выбирай, — поторопил омегу Мухам-оглы. — Все молоды и сильны, все обучены, как подобает, любой из них станет служить тебе верой и правдой. Набияр оглядел молчаливых юношей, решая, кого предпочесть. Действительно, каждому из кадиров полагалось по двое евнухов, а имбалям можно было взять себе не менее пятерых. — Назови свое имя, — велел Набияр, остановившись напротив одного из слуг, чью наголо обритую голову украшал тюрбан с пером павлина. — Мехмед, господин, — почтительно поклонился евнух. — Его беру. Но пусть Мехмед ночует в своем жилище: джан слишком тесен для большой свиты. И еще: Парис, хоть и младше годами, а останется главным среди моих слуг. Мехмед должен во всем слушать его и повиноваться. — Да будет так, — согласно закивали Мухам-оглы и Дияр-оглы. — Ты мудр, Полуночный кадир, этого нельзя не признать. Возвратились в джан они уже вчетвером. Парис, сиявший, словно начищенный серебряный поднос, тут же поручил Мехмеду привести в порядок одеяния радости, а сам, ухватив Наби за руку, потянул его на воздух — в сад. — Благодарю тебя, янтарный господин мой, за такую щедрость! Ты возвысил меня одним словом своим! Мог ли я, негодный, думать, что стану старшим евнухом при кадире Императора?! — Я же обещал тебе это, и от слов своих не отступлюсь, — Набияр обнял мальчишку, ласково потрепав того по смоляным кудрям. — Но, господин, я бы остерёгся доверять Мехмеду. Теперь наши беседы могут передавать тому, кто его подкупил. — Нилюфер уже сказал мне это, и вот, что мы сделаем: больше уроков страсти для меня не будет, но будут уроки для тебя. Мы научим тебя языку Лебрании, чтобы говорить свободно и не бояться быть подслушанными. — Мудрость твоя равна красоте твоей, господин, — лучезарно улыбнулся Парис. — Я готов изучить все, что ты посчитаешь нужным. Но скоро наступит время выбора, поэтому давай тебя переоденем и выйдем в гарем: при явлении Советницы присутствовать должны все. *** — Набияр, — голос Советницы Линь разнесся по помещению гарема гулким эхо. — Повелитель ожидает тебя этой ночью. — Слушаю и повинуюсь, — откликнулся Его Высочество, заливаясь румянцем: неужели снова?! Только что он стоял в толпе наложников, гадавших, чье имя назовут, и, странное дело… на одно мгновение он подумал, что хотел бы снова испытать удовольствие от супружеских отношений. Подумал и одёрнул себя — что это еще за желания такие?! Разве не о милорде Гаяре тоскует его сердце сейчас?! Разве не ради встречи с ним Наби отказался от новых покоев, ведь там не будет тайного оконца за виноградными ветвями? Так откуда в теле задрожала, натянувшись, тонкая струна радости, когда госпожа Хонг-Чон-Линь назвала именно его имя? Отчего?! В этот раз Его Высочество совсем не боялся отправиться с евнухами в хамам. Он прекрасно знал, что будет дальше и к чему его готовят, так что позволил слугам омыть себя, а после велел позвать Париса, чтобы тот заплёл волосы господина так, как умел лишь он один. — Повелитель наш очень высоко ценит тебя, кадир, — одобрительно закивал головой Дияр-оглы, явившийся, чтобы оценить внешний вид омеги. — Столько даров и столько внимания за последние две ночи — такого успеха не достигал даже прекрасный Гюльдар. Теперь иди к себе и готовься, мы придём за тобой, когда настанет пора. — Благодарю за заботу обо мне, — ответил евнуху Набияр. — Я буду готов порадовать Сына Небес, можешь не волноваться. Но, как оказалось, сюрпризы все-таки были. Возвратившись в джан в сопровождении Париса, принц взялся за книгу, желая немного почитать и тем самым унять сладкое волнение, зудевшее внутри с момента, когда уста Советницы вновь изрекли его имя. По воле Императора… Небо, разве можно так волноваться, ведь это всего лишь супружеские отношения… Но синий халат, до сих пор хранивший запах альфы, красноречивее любых слов объяснял наивному омеге: здесь замешано кое-что посильнее обычного долга, признай это, ну же! Давай! — Постой, господин, — к Набияру с поклоном подступил новый назначенный евнух, державший в руках шкатулку. — А как же подготовиться? Ложись, я помогу тебе. — Подготовиться? — с изумлением приподнял брови юноша. — Разве еще не все? Я чист, причесан, и накрашен. Чего еще? — А как же твои медовые врата? В прошлый раз ты переступил порог спальни повелителя девственником, но теперь твое тело должно быть готовым принять естество Сына Небес, Дня и Полуночи без сопротивления. Вот, взгляни. Откинув крышку, Мехмед позволил ошарашенному Наби в подробностях рассмотреть довольно большую вещицу, похожую на те, что омеги Авалорна наперебой расхваливали в салонах. Правда, Лирою тогда это было еще не нужно, а теперь… — Отступись, негодный раб! — в сердцах воскликнул Парис, отбирая из рук второго евнуха шкатулку. — Не тебе касаться тела янтарного господина нашего! — Господин выбрал меня среди прочих, и я стану служить ему всем сердцем своим, — яростно сверкнул глазами тот. — И не смей мне мешать! — Тихо, — властно вскинул руку Нилюфер, пресекая ссору. — От правил мы отступать не станем. Парис, возьми легкое ароматное масло и помоги Наби с бираем. Мехмед, покажи, какие одеяния радости ты счел подходящими для кадира Полуночи в этот раз. Ссора оказалась предотвращена раньше, чем успела начаться, однако, это не избавило Наби от мучительного чувства стыда. Почему же в гареме совсем нет понятия уединения, скромности и смущения?! — Расслабься, господин, — шепнул Парис, мягко разведя колени омеги. — Я не сделаю больно. Нужно немного растянуть, чтобы меч повелителя не повредил тебя, когда станет входить. — Небо, — простонал принц, закрывая глаза. — Это отвратительно… — Прости, господин, но так нужно… Набияр ахнул, когда нутро его поддалось, принимая эротическую игрушку. Задница наполнилась саднящей тяжестью, когда та погрузилась целиком, оставляя снаружи широкую площадку, украшенную резьбой и синей эмалью. — Вот и все, — Парис оправил халат юноши, закрывая его бедра. — Теперь полежи, господин, пусть тело твое привыкнет быть наполненным. Бирай еще холоден, но скоро согреется твоим теплом. — И долго мне так… когда можно вытащить эту штуку? — Повелитель сам решит, когда вынуть его. — Так мне идти к Императору с этой… с этим… с бираем внутри?! — А кто говорил, что жизнь наложника легка? — вмешался Нилюфер. — Таковы правила: в гарем Сына Небес попадают исключительно девственники и после первой ночи с повелителем каждый, кому выпал черёд пройти по Пути Наслаждений, должен быть готов принять член господина в лоно своё. Так что… — Я понял, — покраснел Наби. — Можешь не продолжать. Странное это было чувство: он ждал не простого свидания, он знал, что совсем скоро, альфа с безумно возбуждающим запахом возьмёт его на постели, заставляя срывать голос от вскриков удовольствия. Тело тоже томилось в предвкушении — член вздрагивал и наливался твердостью, внизу живота приятно жгло, а растянутая бираем задница сладко саднила, словно… словно… «Небо, я возбуждён, — беззвучно ахнул юноша. — Я хочу… хочу трахаться… знаю, что скоро, и не могу дождаться…» Никто не знал, чего ему стоило держать себя в руках, пока на голову надевали плотную маску-фай, пока старшие евнухи вели его по коридору, пока медленно раскрывались тяжелые резные двери… Пав ниц на мраморный пол, Его Высочество замер, внутренне трепеща и ожидая позволения подняться. — Наби, мой цветок, — голос Сына Небес прозвучал совсем рядом. — Тебя я ждал, и день казался бесконечным. Поднимись.