Птичка

Во второй раз Наби пробудился отдохнувшим и полным сил. Парис тут же подал завтрак, Нилюфер рассказал о последних новостях гарема, а Мехмед показал принесенные сундучки с подарками: в этот раз повелитель наградил любимца своего бесценными тканями, тонкими и переливчатыми, словно крылья синей стрекозы, несколькими нитями крупного жемчуга и драгоценными поставками для чашечек с кофе, украшенных перламутром и россыпью драгоценных камней — с таких не пить, а только любоваться. Как и следовало ожидать, новости гарема были весьма любопытны. Начать с того, что горделивый имбаль Полуночи теперь почти не покидает своих покоев, а, если все-таки появляется на публике, то в сопровождении обоих сыновей-султанов, дабы подчеркнуть собственный статус. Еще сегодня утром было объявлена счастливая весть: солнечный имбаль Михир, действительно, в тягости, и скоро подарит Императору еще одного сына. Большинство наложников считает, что родится омега, однако старшие евнухи в один голос утверждают, что Михир носит под сердцем маленького альфу. Набияр слушал, кивал и ел, изумляясь собственному волчьему аппетиту. Парису пришлось сбегать на кухню еще раз, чтобы принести новую тарелку козьего сыра, жареных баклажанов с пряностями и еще теплый хлеб-лепёшку. — Все ставят на то, что ты тоже скоро обрадуешь Императора вестью о ребенке, — Нилюфер от трапезы отказался, но кофе пил, щурясь от удовольствия. — Кстати, Наби! Когда у тебя в последний раз была течка? — Перед самым отъездом в Суль-Мирьях, — припомнил Его Высочество те мучительные дни, пока он был заперт в собственных покоях, а придворный медикус поил его микстурами, снижавшими плотские мучения. — Значит, уже скоро, — быстро подсчитал в уме Нилюфер. — Счастливец: в этот раз будешь с повелителем, не всем так везёт. Наби рассеянно коснулся месяца, что свисал с его шеи — знак избранника, кадира, означавший право разделить эти дни с альфой… Но ведь… если он будет с Сыном Небес… и понесёт от него… то… как быть с милордом Гаяром?! Нет, Нилюфер посчитал неправильно! Это еще совсем-совсем не скоро! Нужно бы проверить, не возвратился ли милорд Хван, и на месте ли оставленная пуговка? Однако прежде, чем выйти в сад, нужно привести себя в порядок после ночи. И хотя Парис обтёр бедра господина влажной тканью, этого было мало: хамам ждал, наложники в гареме тоже жаждали взглянуть на Золотого Мака, которому повелитель вновь даровал одеяние с собственного плеча, а затем прислал вдогонку сундучки с драгоценностями и поднос свежайших пиманов. После ночи любви омовение принесло гораздо большее удовольствие, чем обычно: Наби лежал на теплой мраморной скамье, мурлыча от удовольствия, пока Мехмед с Парисом растирали его маслами, скоблили скребками, а затем массировали каждую жилку, чтобы грядущей ночью любимый наложник Сына Небес вновь был прекрасен и свеж. Идти на прогулку Наби отказался, сославшись на усталость. Вместо этого он отпустил на пару часов Нилюфера и Париса, справедливо рассудив, что они оба не откажутся немного подышать свежим воздухом, а сам в сопровождении второго евнуха, вернулся в джан. — Я выйду в сад, чтобы почитать в тени, — принц набросил на голову тонкий покров, чтобы солнечные лучи не коснулись его лица и щек. — Не беспокой меня, я люблю быть в одиночестве, когда погружен в книгу. — Я понял, господин, — поклонился юноше Мехмед. — Если что-то понадобится, позови меня, я буду рядом. — Благодарю тебя, — Его Высочество взял с оттоманки книгу об истории Суль-Мирьяха. — Я рад, что ты теперь мой слуга. Евнух улыбнулся, поклонился еще ниже, выражая почтение. Внутренний дворик встретил принца изнуряющим зноем. Поднырнув под виноградные ветви, Набияр быстро вскарабкался в свое убежище, протиснулся в нишу окна, глянул сквозь прутья — пуговица все еще лежала на своем месте, нетронутая и не найденная никем. Скорбно повздыхав, омега стянул с головы тонкую ткань: здесь, в тени, было довольно прохладно, настолько, что можно было с комфортом разместиться на принесенных из джан подушках и немного почитать. Отлистав книгу к месту, где прервался в прошлый раз, юноша углубился в перипетии правления Императоров династии Неба, и, признаться, увлекся настолько, что не сразу понял — за стеной раздались шаги. — Дорогу! — грозный окрик заставил Его Высочество замереть, боясь шелохнуться и тем самым выдать свое присутствие. — Дорогу Сыну Небес, Дня и Полуночи! Дорогу! Неужели?! Сердце заколотилось часто-часто, и Наби сам толком не понял, отчего: то ли от любопытства, то ли от ужаса. Возможно ли, что сейчас он увидит, каков из себя его супруг и повелитель? Но что Император делает здесь, в тайном саду за стеной, да еще в сопровождении серванов? Куда они направляются и… Вцепившись в решетку, омега совсем позабыл об осторожности, о том, что может попасться на нюх Сыну Небес — все пустое… Главное, что там же, среди дворцовой стражи, он заметил того человека, по которому истосковалось его сердце. Гаяр Хван шагал стремительно, словно бы спешил куда-то, и даже головы не повернул, чтобы проверить: нет ли за ажурной преградой его Птички… Почему же он не взглянул?! Может, не хотел, чтобы заметили другие? Чтобы сам Император не заподозрил неладное, когда взгляд его Тени уходит в сторону, скользя по стене с неприметным с виду оконцем? А затем Набияр увидел подол расшитого золотом и синим шелком халата, кончики остроносых туфель и руку, украшенную драгоценными перстнями. Вот теперь, действительно, стало страшно: что, если его сейчас обнаружат? Что, если все раскроется?! Бежать было уже поздно, оставалось лишь одно — вжаться спиной в подушку и замереть, чтобы ни единым шорохом не выдать себя Императору. Конечно, властелин Суль-Мирьяха не станет вглядываться в какие-то окошки, проходя мимо них в сопровождении свиты… Главное — не шевелиться… О, Небо, помоги! И в этот самый миг случилось что-то странное, чему Его Высочество так и не смог дать объяснения. Легкий бриз, налетевший с моря, подхватил и бросил в ноздри омеги запах Гаяра. Юноша вдохнул глубже, пробуя на язык влекущий аромат альфы, а затем сознание поплыло, реальность схлопнулась, погружая принца в зыбкое тёмное ничто. — Господин?! Господин, что с тобой?! Наби с трудом открыл глаза, поморгал, пытаясь сосредоточится на взволнованном лице Париса: маленький евнух вскарабкался в убежище принца и, увидев, что тот лежит на подушках без чувств, сунул юноше под нос флакончик с остро пахнущей солью. — Что случилось? — едва слышно спросил Набияр. — Это я должен тебя спросить, господин! — ужас постепенно исчезал из глаз Париса. — Думал, тебя отравили… О, Небо! — Нет, что ты, — улыбнувшись, Его Высочество приподнялся, чтобы усесться поудобнее. — Видимо, было слишком жарко… я читал… и… и… — И? — маленький евнух с тревогой коснулся шеи господина, проверяя биение кровяной жилки. — И ничего не помню, — соврал Набияр, вовремя сообразив: Парису ни к чему знать ни о Гаяре, ни об их тайных встречах в саду, это слишком опасно. — Видимо, я, действительно, перегрелся… Поможешь мне дойти до постели? Хочу прилечь, голова еще кругом и мутит… На самом деле все это было до крайности странным — Наби никогда прежде по-настоящему не падал в обморок, хотя, будучи еще Лироем Лебраном Де Корд, освоил это искусство в совершенстве. Придворные альфы считают омег нежными и возвышенными созданиями, так стоит ли разочаровывать их? Вовсе нет — решило светское общество Авалорна, а значит каждый уважающий себя омега должен был овладеть искусством нервно обмахиваться веером, сбивчиво и поверхностно дышать, а затем красиво падать в обморок, давая возможность альфе рассмотреть белизну обнаженных плеч, роскошь длинных ресниц и словно бы невзначай обнажившуюся щиколотку. Но сейчас, вот только что — обморок был настоящим… Забравшись в постель, Наби вытянулся во весь рост, любуясь розами, что по-прежнему висели ровными рядами, отмеряя каждый вечер его радости. Сердце зашлось в любовном томлении: хотелось куда-то бежать, что-то делать, но только куда и зачем? — Он вернулся, — счастливая улыбка блуждала на губах омеги. — Он здесь! И, если сегодня меня не призовут… если… Даже мельком увидеть его — восторг. Совсем скоро он сможет коснуться руки милорда Хвана, ощущая тепло смугло-оливковой кожи. А затем альфа с изумительными разноцветными глазами его поцелует… Если поцелует, мысленно поправил себя Набияр. За эти дни слишком многое изменилось, чтобы их отношения остались прежними… Нужно лишь дождаться встречи и самому спросить напрямую, ведь лучше с самого начала знать расстановку сил на доске, а уж потом начинать партию. *** Гулкий звон диска возвестил о времени выбора. Советница Хонг-Чон-Линь взошла на возвышение, обернулась к притихшим омегам, намеренно выдерживая паузу. — Если снова Полночь, то позовут тебя, — озорно улыбнувшись, шепнул принцу Азарий. — Смотри, видишь, как бледен Гюльдар? Наверняка, он тоже это понимает. Взгляд Наби устремился к балюстраде, опоясывавшей все помещение гарема: теперь темноокий имбаль не сходил вниз, к остальным, он оставался наверху, лишь формально присутствуя на процедуре называния имени очередного счастливца. Хотя, почему, очередного — все прекрасно понимали, кого именно позовут, ведь не зря уже третье утро подряд в джан Золотого Мака несут богатые дары, а сам наложник ходит драгоценных в халатах, что жалует ему Сын Небес. Мгновенная жалость к низвергнутому любимцу Императора кольнула под рёбра невнятной виной, но принц отогнал это чувство как ненужное: не он первый начал эту войну, украв чужую вещь. — Время Дня, — провозгласила, наконец, Советница, скрестив на груди руки. Среди наложников послышались довольные шепотки: неужели?! Вот радость — теперь в покои повелителя идти кому-то другому! Кто же этот счастливчик? Кому сегодня достанутся ласки господина? Кто отведает удовольствий совместной ночи с Сыном Небес? Может, кто-то из солнечных кадиров? А, может, выберут из простых наложников? Набияр же едва сдержал улыбку, подумав о свободном вечере: сегодня он, наконец, увидит милорда Гаяра, услышит его голос, и, может, даже получит долгожданный украденный поцелуй… Ох, скорее бы закат! Скорее бы взобраться к заветному окошку, дожидаясь того, кто повелевает ветрами пустыни… — Набияр, — голос Советницы Линь разнесся по залу. — Повелитель желает видеть тебя. — Что?! — не понял юноша, вскидывая взгляд на слепую-зрячую. В гареме повисла гробовая тишина: все смотрели на испуганного Золотого Мака, не понимая, верить услышанному или нет. — Госпожа, ты, должно быть, ошиблась! — с места поднялся имбаль Дня, златокудрый и светлоликий Джайдра. — Повтори еще раз! Джайдра являлся старшим имбалем среди всех солнечных, ведь только ему посчастливилось родить повелителю троих сыновей-султанов: ему подчинялись беспрекословно и уважали более всех прочих. Наби почувствовал холодок, пробежавший по спине, когда остальные имбали сурово поджали губы, устремив взоры свои на нарушителя незыблемых законов Суль-Мирьяха. — Кто ты таков, наложник, чтобы требовать ответа с меня? — чуть изогнула брови обличенная властью бета. — А главное, кто ты таков, чтобы спорить с приказом Сына Небес? Евнухи, возьмите названного омегу и подготовьте его для Пути Наслаждений. Старшие евнухи, уловив в голосе Советницы явную угрозу, с поклонами бросились к Наби и, подхватив Его Высочество под руки, увлекли прочь из толпы, все еще молчаливой и изумленной. — Ты или счастливый баловень судьбы, кадир, или погибель всем нам, — вздохнул Дияр-оглы, распахивая двери в хамам. — Но почему снова меня?! — возмутился юноша. — Я думал, этот вечер я смогу… отдохнуть от обязанностей наложника… — Видимо, ты еще не понимаешь, — Мухам-оглы, усадив принца на скамью, навис над ним, сверкая подведенными очами. — Ты в опасности, кадир! В небывалой опасности теперь! Думаешь, отсутствие отдыха ночью — это самая главная твоя беда?! — Но что я могу?! — в ответ повысил голос Наби. — Отказаться? Как?! — О, Небо, будь же к нам милосердно, — Мухам-оглы воздел к потолку руки. — Отказаться нельзя, — вклинился в беседу Дияр-оглы. — Но это беда для всего гарема… Не знаю, о чем думал повелитель, нарушая традиции. Тебя, кадир, станут ненавидеть не только наложники Полуночи, но и наложники Дня! Но, видимо, ты настолько ценен и любим господином нашим, что ради тебя он готов на… на многое. — А что делать нам?! — ходивший из угла в угол Мухам-оглы остановился, сжал пальцами виски, словно бы голова его раскалывалась от тяжких дум. — Беречь новое сокровище повелителя пуще жизни, вот что, — рявкнул на собрата Дияр-оглы. — Мы служим Сыну Небес много лет, служили еще его отцу, и не посрамим себя, позволив ревнивым омегам извести Золотой Мак своими кознями! Ежели повелитель так возлюбил этого наложника, что готов видеть его у себя во всякое время, то первейший наш долг — помочь ему в этом! — Ты прав, — тяжкий вздох сорвался с губ старшего евнуха. — Проследи, чтобы господин Набияр был готов сегодня во всем сиянии своей красоты, а я пока пойду усмирять гарем. И помоги нам всем Небо! *** Возвращение из хамама Набияр запомнил надолго: в этот раз ему не улыбнулся никто. Наложники либо отводили взгляды, либо провожали удачливого соперника, хмуря брови, и это неприятно укололо принца — выходит, правы многомудрые оглы… Теперь не будет у него здесь ни товарищей, ни друзей… — Набияр! Подожди! Наперерез процессии рванулся запыхавшийся Азарий. — Ох, держись, кадир, — шепнул за спиной принца старший евнух. Однако, наложник, приблизившись, вдруг обнял Наби, а затем, взяв принца за руки, прижал их к своему сердцу. — Никто и ничто не разрушит нашу дружбу, — громко и отчетливо выговорил Азарий, стремясь быть услышанным. — Тебя выбрал повелитель наш, значит, тебе сегодня нести ему радость. — Да будет так, — подступил к ним Махрам. — Я тоже по-прежнему друг тебе, Набияр. Господин наш ценит тебя, более всех, как же мы можем отвернуться от воли его? Сибин и Аман подошли молча и так же молча встали позади, подтверждая свою верность. — Что же, неплохо, неплохо, — одобрительно закивал Дияр-оглы, видя, что к пятёрке омег постепенно приближаются те, кто решился выступить в поддержку Золотого Мака. — Ты, действительно, рожден под счастливой звездой, о, возмутитель спокойствия. Не все здесь готовы тебя сожрать. Время в джан тянулось и тянулось, отмеряя мгновения до встречи с Сыном Небес, Дня и Полуночи. Парис с Нилюфером, пользуясь отсутствием в покоях второго евнуха, горячо спорили о дальнейших планах, ведь сегодняшний призыв Наби во время Дня мог кардинально изменить все: зложелателей прибавится однозначно, а вот друзей — друзей нужно беречь, считая каждого на вес золота. — Не бывало еще такого, чтобы наложника призывали во всякий час, — Парис вдохновенно всплеснул руками, отдаваясь чувствам. — Я так и знал, что янтарный господин мой станет лучшим из лучших, и сердце повелителя воспоёт от любви к нему! Вай-мэ, как же красив мой господин! Как прекрасен и соразмерен, как соблазнителен каждый изгиб его тела! Вай-мэ! — Такое уже бывало однажды, — Нилюфер задумчиво потер переносицу. — И ты помнишь историю. Для того, кто давным-давно звался Золотым Маком, все закончилось очень… печально. Так что нам нужно быть еще более бдительными. Я поговорю со старшими евнухами и вместе мы придумаем, как сберечь Наби от ревности других омег. — На нашей стороне солнечный кадир Азарий, господин Сибин, Аман, Махрам, Диляр, Омир, Ярдан, Джимар, — маленький евнух принялся перечислять имена омег, оказавших сегодня поддержку Его Высочеству. — Еще Батуль, Яниб, Аль-Вариф и Надир, — принц задумчиво перебирал украшения, разложенные на постели. — Это уже двенадцать наложников. — Зато все имбали единогласно приняли сторону Гюльдара, — не согласился с доводами юноши наставник. — И это очень-очень плохо. Нужно быть готовыми к любой гадости от них. — Но, если повелитель будет так же любить господина нашего, то он возвысит его более прочих! И могущество его возрастет, и соратников станет больше! — горячо возразил Парис. — Увидим… Наби, за тобой пришли. Темнота под закрытыми веками уже была привычна и не пугала. Парис, проверив, хорошо ли затянуты ремешки, подвёл Его Высочество к старшим евнухам: те дожидались снаружи, чтобы сопроводить юношу в покои Сына Небес. *** Двери медленно отворились, Набияр переступил порог, шагнул раз, другой, а затем уже привычно повел плечами, чтобы верхний халат стёк по коже, обнажая наложника для взгляда господина. Обоняния коснулся запах дыма, густой и терпкий: видимо, Император курил кальян, дожидаясь, пока к нему приведут выбранного омегу… Опустившись на колени, Его Высочество коснулся лбом и ладонями пола, замер, ожидая позволения подняться. Где-то в глубине покоев звякнул мундштук, отложенный рукой альфы. Значит, увидел… Предвкушение ночи, полной удовольствий, щипучими мурашками пронеслось по позвоночнику, откликаясь внизу живота сладкой тяжестью. Золотая луковица внутри дернулась, сильнее надавливая на самое чувствительное местечко, и Наби едва удержался от тихого стона. Хотелось альфу. Хотелось секса. А еще в голове сделалось как-то звонко и пусто — наверняка в дыме содержалось что-то особенное… может, во время Дня всегда так? Нужно было спросить у Азария, пока была такая возможность, а теперь-то поздно гадать. — Ах, — Его Высочество испуганно вскрикнул, когда его буквально вздернули за руку с пола, стиснули в объятиях, целуя, куда придется: в губы, в щеки, в шею, сцепляя клыки в месте, где быстро-быстро колотится кровяная жилка. — Повелитель… угх… Язык альфы втолкнулся в рот юноши, лаская его изнутри. Наби до пальцев ног опалило жаром, он вцепился в отвороты халата Сына Небес, со стоном отдаваясь удовольствию. Мужчина с силой вжал наложника в себя, одной рукой стискивая его ягодицы, а второй властно ухватив за затылок, не давая ни уклониться, ни шевельнуться. Наби всхлипывал и тёрся зудевшим членом о выразительный бугор, проступавший сквозь свободные шаровары Императора. Колечко внутри наконец-то перестало быть источником неудобства — теперь Наби понял это ярко и отчетливо. Напротив, теперь оно приносило болезненно-сладкое приятное чувство, когда омежий член прижимался к внушительному члену повелителя в тщетной попытке облегчить любовное томление. И уж меньше всего принц ожидал, что господин вдруг развернет его на месте, впечатает грудью в стену и рывком обнажит ягодицы, спеша добраться до вожделенного тела. — Повелит… ай… ах… В один миг золотая луковица-бирай оказалась выдернута, а на её место пришло нечто гораздо большее. Его Высочество вскрикнул от неожиданности и долгожданной болезненной растянутости. Сын Небес двигался в нем мощными рывками, загоняя член до самого основания, вталкивая в зудевшую задницу омеги и едва наметившийся узел. В течку он станет больше и… Небо! Как больно и как хорошо! Набияр кончил так постыдно быстро, что и сам не понял, как это случилось. Щекотный жар, расходившийся изнутри, охватил и бедра, и подтянувшиеся яички, и растянутый вход: сладко, сладко, сладко! Повелитель не стал ждать — последовал за ним, изливаясь в покорное тело наложника с хриплым стоном освобождения. А затем, спустя пару мгновений и несколько рваных вдохов, Император стянул с плеч собственный халат и бросил его на пол. Его Высочество и ахнуть не успел, как его уложили на мягкий шелк, коленом раздвинули ноги и вновь насадили на член: быстро, яростно и безжалостно. — Господин… нгх… гос… повелит… Сын Небес казался юноше изголодавшимся зверем, что брал свою добычу, разрывая её клыками наслаждения. Заткнув рот наложника поцелуем, альфа пресёк любые попытки заговорить с ним. И Наби сдался, падая в блаженство тела: все, что творил с ним Император, было таким правильным и необходимым, пусть и очень странным. Может, во время Дня, так положено? А затем все мысли покинули разум, оставляя лишь чистое, ничем незамутнённое удовольствие. И пусть после недавнего оргазма принц не мог кончить, это ничуть не мешало наслаждаться каждым новым глубоким толчком. Член альфы входил так глубоко, что Наби чувствовал, как он тяжелым тараном проходится по чувствительному месту, рождая там странную горячую и немного щекотную дрожь. Ощущения становились все сильней, а вес мужского тела, вжимавшего принца в пол, доводил Его Высочество до исступления. Совершенно забывшись, Наби с томным вскриком впился ногтями в спину Императора, царапая господина и все-таки кончая под ним. В эту ночь властелин Суль-Мирьяха и его любимый наложник так и не сказали друг другу ни единого слова: за них говорили губы, жадно изучавшие губы другого, тела, что стремились оказаться соединенными, и страсть, от которой не было никакого спасения. Наби потерял счет оргазмам, всхлипывая под берущим его господином. Спустя пару соитий они все-таки переместились на постель: Сын Небес, подхватив омегу на руки, перенёс его на ложе, быстро подсунул под живот юноше пару подушек, чтобы задница оказалась выше, огладил влажные от семени и смазки ягодицы, а затем вновь направил свой член в уже растраханную дырку. Набияр вцепился в простыни, когда его пронзило жгучим наслаждением до самой поясницы. Еще… Нужно еще! — Да, — вскрикнул он, подавшись задницей навстречу. — О, Небо! Еще, пожалуйста, повелитель! Еще! *** Очнулся Наби лишь к полудню. Зевая и потягиваясь, юноша с трудом разлепил глаза: прошедшая ночь была горячей и очень странной, совсем непохожей на предыдущие. В прошлые разы Император говорил с ним и, кажется, даже был расположен к любовным играм, а сегодня… сегодня это была чистая страсть, яростное желание, голод, утолить который способна лишь близость с тем, кого хочешь больше всего на свете. Поморгав, юноша сообразил, что пробудился он отнюдь не в покоях Сына Небес — сверху на него смотрели ряды засушенных роз, а за тонкой занавесью балдахина звучали приглушенные голоса Париса и Нилюфера. Эти двое о чем-то тихо, но яростно спорили, стараясь при этом не беспокоить спящего. — Доброе утро, — мурлыкнул Набияр, вновь томно потягиваясь. — Как я здесь оказался? Ничего не помню… — Доброе утро, господин, — Парис с поклоном отдернул край занавеси. — Тебя принесли на руках старшие евнухи почти на рассвете. Я не стал беспокоить тебя омовением чресел, лишь положил сухую ткань… Подняв край одеяла, Наби понял, о чем говорит маленький евнух: семя повелителя, вытекая из задницы омеги, увлажнило бёдра, поэтому Парис и подсунул под господина мягкое полотенце. Странно, а почему сегодня без луковицы-игрушки? Видимо, во время Дня это не принято или… Додумать мысль юноша не успел: взгляд зацепился за край золотой подвески, соседствовавшей теперь с месяцем. Что происходит?! Разве так бывает?! — Доброе утро, кадир Небес, — на постель уселся сияющий улыбкой Нилюфер. — Что же, блестящий взлёт, мой принц! Первый раз за триста лет в Суль-Мирьяхе появился тот, кого призывают во всякое время. С этого дня ты, мой прелестный ученик, стал выше всех прочих наложников. Считай, мы победили! — Как это?! — Наби с волнением ощупывал лучистое золотое солнце, являвшееся знаком Дня. — Разве так бывает?! — Так не было очень и очень давно, — улыбка наставника померкла, сменяясь суровой сосредоточенностью. — Теперь запомни, Набияр: ты больше, чем принц. Ты избранник Сына Небес, Дня и Полуночи. Ты сокровище и отрада повелителя. И тебя станут ненавидеть больше, чем кого-либо еще. Не доверяй никому. Не бери ничего из чужих рук. Не пей, не ешь и не нюхай. Не принимай даров: для этого у тебя есть слуги. Только через вторые руки, это ясно?! — Да, я понял, — юноша обхватил себя за плечи. — Ах, больно… Что это? Парис, дай зеркало! О, Небо… Следы поцелуев и укусов расцвели на теле Его Высочества алыми маками безумной ночной страсти. Проводя кончиками пальцев по рдевшим лепесткам, Наби вспоминал каждое мгновение, заливаясь ярким румянцем: он сам был, поистине, ненасытным, требуя еще и еще… Все это очень странно… Во время Полуночи, когда наложники откровенно боялись войти в покои Императора, тот был с Наби едва ли не нежен и даже простил непристойное поведение, а во время Дня повелитель набросился на него с яростью дикого зверя и за всю ночь не произнес ни слова, хотя Азарий утверждал, что с ним царственный альфа был ласков и терпелив… Может, Набияр в чем-то рассердил властелина Суль-Мирьяха? Вот только чем?! Признаться, юноша был растерян и несколько напуган. Небо, он ведь еще и добавил себе неприятностей, забывшись и расцарапав спину повелителя… Спрятав лицо в ладонях, Его Высочество тихонько застонал: ничего, ровно ничего не понятно! Если на него гневаются, то почему назначают кадиром и даруют священное солнце? Если по-прежнему желают, то почему трахают молча, словно негодного раба?! — Давайте завтракать, ждать даров от повелителя, а потом в хамам, — хлопнул в ладоши Нилюфер, поднимаясь с места. — Мехмед уже пошел на кухню за подносами, так что просыпайся, мой принц. Гарем жаждет увидеть своего нового предводителя. Едва лишь тонкая завеса колыхнулась за спиной наставника, Парис гибкой лозой скользнул ближе к господину, воровато оглянулся и, сунув руку за пазуху, вытащил из-под короткой курточки сложенный вчетверо листок. — Вчера я вышел забрать твою книгу, господин, а нашел это. Думаю, там кто-то был и унёс её, оставив письмо. Возможно, это важно… — О, Парис, — Наби выхватил из рук маленького евнуха записку. — Благодарю тебя! Тысячу раз благодарю! Ты даже не представляешь… такого преданного слугу, как ты, полагается осыпать комплиментами и золотом! Мальчонка озорно подмигнул Его Высочеству и выбрался из-под полога, оставляя принца один на один с его драгоценным посланием. Это точно от него… Кусая губы от волнения, омега развернул листок, сразу узнавая почерк милорда Гаяра. Щипучее счастье, разлившееся было под кожей, сменилось ледяным ужасом, когда до Набияра дошел смысл короткой фразы, написанной на родном языке Лироя. «Вот ты и попался, Птичка» Небо… Комната поплыла перед взором юноши, дыхание перехватило, а сердце зачастило, как сумасшедшее. Холодный пот проступил на коже, строки письма рассыпались на слова и снова собирались в осознание: Гаяр Хван раскрыл-таки Императору их общий с Лироем секрет. Вот, отчего Сын Небес вел себя так странно этой ночью! Он знал, он все знал! И, наверняка, замыслил казнить неверного наложника, а перед этим решил насладиться напоследок… о-о-о… Но больнее всего было осознавать предательство милорда Гаяра… Почему?! За что повелитель пустыни обошелся с Лироем так?! Он ведь обещал… он говорил… говорил так красиво… так сладко и изысканно объяснялся в любви… так жадно целовал… И плакать сейчас нельзя: это вызовет подозрение у Париса с Нилюфером, и молчать невозможно, и сердце болит, и душа умирает… Небо, почему?! Почему Лирой не может быть счастлив с тем, кого полюбил?! Сначала Марсель, а теперь и прекрасный альфа, в чьих глазах хочется утонуть… Так что теперь сделают с самим Набияром? Он ведь предал Императора, тайно встречаясь с другим мужчиной… По законам Суль-Мирьяха за такое карают смертью… — Доброе утро, небесный кадир, — в джан с поклонами вошли оба старших евнуха, а за ними вереницей проследовали трое слуг, несущих сундуки. — Прими же дары от повелителя нашего, и да будет прославлено имя его в веках! Подарки?! Если честно, принц ждал палачей, что схватят его, засунут в мешок и выбросят в море, как того требуют традиции, но дары? С чего бы такая щедрость? — Воистину ты родился под счастливой звездой, господин Набияр, — сложив руки на животе, улыбнулся Мухам-оглы. — Не устану это повторять! Сын Небес вознёс тебя выше всех своих наложников и в такой короткий срок… — Повелитель дарует тебе отдельные покои, достойные твоего нового положения, — вступил в беседу Дияр-оглы. — Гранатовый двор отныне принадлежит тебе. Испей кофе, омой тело в хамаме и войди под своды нового жилища: покои готовы и ждут. Принц глубоко вздохнул, пытаясь обуздать разбушевавшиеся чувства. Нельзя показать старшим евнухам, насколько он сейчас испуган и растерян. Неужели Император сдержал гнев и не отдал приказ утопить неверного омегу, а вместо этого наградил? Но почему?! Может, милорд Хван просто не успел ему рассказать? Придерживает козырь в рукаве? Надеется получить от Наби что-то большее? Может, Тени был необходим шпион в гареме и теперь он заставит глупую Птичку приносить последние новости? Но как теперь они встретятся? Пожалуй, действительно, лучший выход из положения — сбежать из маленького джан с окошком в тайный сад и тогда Гаяр Хван больше никогда не найдет глупого омежку, рискнувшего отдать свое сердце мужчине, который этого не стоит? — Благодарю повелителя нашего за великую щедрость ко мне, недостойному, — Его Высочество смял под одеялом листок и крепко зажал его в кулаке. — Я с огромным счастьем займу новые покои и продолжу служить Императору во всякую ночь, как он меня призовёт.