— Ну что же Вы пугаете так всех, молодой человек? — с легким укором проговорил врач, когда Тэхён, наконец, открыл глаза и обвел присутствующих затуманенным взглядом. — Как Вы себя чувствуете? Голова кружится, тошнит? — тут же принялся заваливать парня вопросами он, а когда Тэ едва заметно помотал головой, продолжил: — Что-то болит?
— Голова немного, — хрипло ответил омега.
— Хорошо видите? — продолжил допрос врач и вытянул руку. — Сколько пальцев я показываю?
— Два, — выдохнул парень.
— Отлично.
— Что с ним? — нетерпеливо прервал его Чонгук, стоявший совсем рядом.
— Ну, знаете ли, я не гадалка, чтобы раскинуть карты и узнать диагноз. Нужно провести обследование, взять анализы.
— Не надо, — выдохнул омега, пытаясь подняться, но Хосок удержал его за плечи, укладывая обратно на диван. — Со мной так бывает, — голос Тэхёна звучал глухо и хрипло, но парень все же продолжал говорить, — когда я выхожу на улицу.
— Что? — Чонгук подумал, что ослышался, но судя по реакции врача, только он не понимал, о чем речь.
— У Вас боязнь открытого пространства?
— Д-да, наверное, — немного заикаясь, ответил Ким.
— С ним уже было такое, — вмешался Хосок.
— Когда?! — воскликнул Гук, но Хоби, даже отвечая на его вопрос, продолжал смотреть на доктора.
— Когда он только приехал в этот дом, он упал в обморок, постояв немного во дворе.
— Ну что ж, это вполне можно объяснить перенасыщением кислородом, — с полминуты обдумав услышанное, сообщил врач и обратился к Тэхёну: — Какие симптомы предшествовали потере сознания?
— Мне было трудно дышать, голова кружилась. — Говорить было сложно, каждое слово отдавалось болью в пересохшем горле, пить хотелось неимоверно, но он продолжал: — Меня тошнило и ноги не слушались.
— Понятно, — выдохнул врач и посмотрел на Чонгука. — Ну что, скорее всего, так и есть — у Вашего омеги боязнь открытого пространства и кислородное перенасыщение во время пребывания на открытом воздухе.
— Насколько это серьезно? — встревоженно рыкнул Чон, когда доктор поднялся и отошел от дивана на несколько шагов, дабы позволить Хосоку напоить пациента.
— Это частая проблема омег, — выдохнул мужчина. — Понимаете, они всю свою жизнь проводят в закрытых помещениях. Их организм привыкает к определенному составу воздуха, а когда попадает в другую среду, не может справиться с резкими переменами. Это как с рыбами: они прекрасно чувствуют себя в воде, но стоит выкинуть их на сушу, и все. — Он показательно щелкнул пальцами.
— С этим можно что-то сделать? — Чонгук едва сдерживался, чтобы не повысить голос. То, что говорил доктор, вызывало в нем гнев. Он сравнивал омег с рыбами! И произносил это так обыденно, как будто речь действительно шла не о людях, пусть и омегах, а о животных. Хотя даже к животным относились лучше порой.
— Я бы посоветовал либо вообще избегать походов на улицу, дабы не провоцировать новые приступы, либо делать это очень осторожно. Каждый такой приступ наносит вред организму, а это в будущем может сказаться на общем состоянии и усугубиться во время беременности. Вы же не хотите потерять потомство из-за обычных прогулок?
— Мы сейчас не говорим о потомстве, — раздраженно фыркнул Чон, решив, что это первый и последний раз, когда он доверил заботу о ком-то из близких стороннему доктору, для которого люди, имеющие для Чонгука большое значение, всего лишь мясо. — Есть какие-то лекарства, которые могут исправить это? Или…
— Сколько лет Вашему омеге, господин? — прищурившись, спросил врач.
Чон судорожно принялся вспоминать, что рассказывал ему про Тэхёна Хосок. Это было всего несколько часов назад, но информация будто стерлась из памяти, как ненужная. И уже в который раз Чонгук мысленно отругал себя за такое отношение к омеге.
— Восемнадцать, — на помощь как всегда пришел Хоби.
— Ясно, — фыркнул доктор, даже не удивившись, что альфа не знал ответа на столь простой вопрос. — И вот представьте, что все эти годы он практически не выходил из здания. Да, в питомниках очень хорошая система вентиляции, даже очень, я бы сказал. Все же от воздуха непосредственно зависит здоровье омег, а соответственно, и малышей, которых те носят и рожают. Насколько мне известно, воздух там, внутри, по химическому составу намного лучше того, которым дышим мы на улицах. Внутри помещения он отличается, но не столь разительно — меньше запахов, другая концентрация кислорода и углекислого газа, а потому организм омег быстро приспосабливается к нему. Но вот открытое пространство — совсем другое. Воздух на улице более насыщен химическими элементами, различными ароматами, что кстати, немаловажно. Омеги в принципе резко реагируют на запахи, потому что в питомнике практически нет альф, за редкими исключениями. Ваш омега вполне может так же остро реагировать и на Ваш запах, он, кстати, очень густой и концентрированный.
— Вы хотите сказать, что это не лечится? — прищурившись, процедил альфа, выслушав внимательно доктора. — И он вынужден будет сидеть все время в помещении?
— Я просто высказал рекомендации, господин, — недовольно проворчал врач, которому этот разговор уже порядком надоел. — А уж соблюдать их или нет, дело Ваше. Простите, но мне пора, еще три выезда.
— Да, конечно, — кивнул Чонгук и, вытащив из портмоне купюру, протянул ее доктору, а тот без стеснения взял и тут же сунул в карман халата, после чего спешно покинул дом. Ему тут не нравилось. Альфа слишком резко реагировал на присутствие омеги. Врач физически ощущал давление его феромонов, их тяжесть. Как будто господин чувствовал в докторе угрозу для близких и таким образом защищал их. Хотя скорее всего он действовал неосознанно, поскольку феромонный фон постоянно скакал, то снижаясь, то вырастая до критической отметки, потому врачу становилось трудно дышать и двигаться.
Оказавшись на улице, он облегченно выдохнул и запрыгнул в машину скорой помощи, которая тут же уехала на другой вызов.
Стоило объекту раздражения покинуть дом, и Чонгук почувствовал, как гнев отпускает. Он дождался, пока Хосок напоит омегу, а после подхватил его на руки и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.
— Я сам могу, — попытался возразить Тэхён, но голос его звучал слишком тихо. Чон даже не обратил на него внимания. — Пожалуйста, — проскулил омега, осмелившись посмотреть в лицо хозяина, — я хочу к себе.
Стоило понять, что его несут на второй этаж, все нутро омеги воспротивилось. Тошнота снова подкатила к горлу, еще и тяжелый запах альфы забился в ноздри, мешая дышать и вызывая раздражающее щекотание слизистой.
— Куда? В ту кладовку? — рыкнул Чонгук, но все же остановился, раздумывая.
— Мне там спокойно, — оторвав взгляд от красивого лица мужчины, чуть слышно прошептал Тэхён.
Ему хотелось спрятаться в своем укромном уголке, где он чувствовал себя в безопасности.
— Господи, Чонгук, — раздраженно воскликнул Хосок, стоявший позади, — просто сделай, как он просит!
Чон насупился, но все же направился к комнате Тэхёна, бросив на ходу:
— А с тобой мы еще поговорим, Хосок. Я советую тебе придумать вескую причину для того, что ты потащил мальчишку на улицу, зная, что ему будет плохо.
— Он не виноват, — превозмогая усиливающуюся тошноту, сипло проговорил Ким, умоляюще взглянув на альфу, чей запах с каждой секундой становился все более удушающим. — Это я попросил его, — стараясь не дышать, выдавил омега.
Чонгук промолчал, но лишь до того момента, пока не опустил Тэхёна на подобие кровати в его каморке.
— Значит, ты попросил? — прищурившись, спросил он. — Объяснишь зачем?
— Гук-и, оставь его в покое, — вмешался Хоби, видя, что омеге становится хуже. Он не понимал причину, лишь заметил, что тот бледнеет еще сильнее, а на висках проступают капельки пота.
— Я просто хочу понять, почему вы оба наплевали на здоровье моего омеги! — рыкнул альфа, переводя взгляд с одного на другого.
Тэхён натянул одеяло до подбородка. Хотелось еще выше, закутаться в него с головой, спрятаться от тяжелого запаха, который будто парализовал, вгоняя в панику. Точно так же Тэ чувствовал себя на улице, прежде чем погрузиться в темноту.
— Я просто хотел погулять, — сипло выдохнул Тэхён и перевернулся на бок, потому что так ему было легче — желудок сдавливало не столь сильно, и тошнота отступала.
— Хватит, Чонгук! — не выдержал Хосок и, схватив альфу за руку, буквально выволок из комнаты. — Дай ему отдохнуть, а потом он расскажет тебе все!
Чон нехотя подчинился, но вместо того, чтобы подняться к себе или же уйти в кабинет, где всегда можно отвлечься на дела, пошел в кухню. Хосок появился там спустя минут десять.
— Выкладывай, — тут же потребовал Чонгук.
— Что? — сделав вид, что не понимает, Хоби подошел к холодильнику и принялся изучать его содержимое.
— Я, может, не особо внимательный, — начал Чон, не скрывая сарказма, — но далеко не дурак. Прогулка точно не повод для того, чтобы так рисковать своим здоровьем. Тут что-то другое. — Он захлопнул дверцу холодильника и развернул Хоби лицом к себе. — И ты расскажешь мне, в чем дело, если не хочешь, чтобы я устроил мальчишке допрос с пристрастием. Вижу, как ты относишься к нему и думаю, тебе не понравится, если…
— Он хотел позвонить, — понимая, что Чонгук не отступит, выпалил Хосок.
— Что? — недоуменно переспросил Гук, нахмурившись.
— Он хотел позвонить в питомник, — негромко, но отчетливо повторил Хоби, искренне надеясь на понимание Чонгука. — Его вырвали из дома, купили, как вещь на рынке, даже не дав попрощаться с папой. И это нормальное желание — поговорить с родным человеком, сказать, что с ним все хорошо. Узнать, как тот, в конце концов!
— Но зачем надо было уходить из дома? — Чон все еще чувствовал раздражение, но еще больше не понимал мотивов, толкнувших омегу выйти на улицу. Точнее, нет, мотивы он как раз понимал. Не понимал другого: — Неужели нельзя было позвонить отсюда? И почему тайком? Почему просто не попросить? Я же не монстр какой-то, чтобы запретить…
— Ты сам знаешь, что это противозаконно, Чонгук, — покачал головой Хосок, искренне удивляясь тому, что альфа упустил из внимания такой существенный момент. — Омегам запрещено пользоваться телефоном.
— Без разрешения хозяина, — добавил Гук, с укором глянув на Хоби.
— Запрещено в принципе тем, кто содержится в питомнике. И если станет известно, что Сокджин нарушает это правило… — он не договорил, потому что его прервал раздраженный голос:
— Но как это связано с уходом на улицу?
— Если кто-то узнает и донесет… — начал Хоби, но Гук снова перебил его:
— Кому в этом доме понадобится доносить на… как его там…
— Сокджин, — повторил Хосок. — Папу Тэхёна зовут Сокджин.
— Не важно, — отмахнулся Чон.
— Ты ведешь себя, как подросток, который не желает думать, — выдохнул вилиант, с трудом подавляя желание отпустить Чонгуку подзатыльник, как в старые добрые времена. — Он боится. Боится всего, что может навредить ему или папе. Боится называть Юнги по имени, несмотря на то, что тот неоднократно просил его об этом.
— С Юнги я еще разберусь, — рявкнул Гук, чувствуя, как злость на друга разгорается с новой силой. Но Хосок не обратил внимания на его слова, продолжив:
— Боится открыто смотреть на тебя. Боится даже сталкиваться лицом к лицу с тобой, Чимином или кем-то еще. Боится сделать что-то не так и быть наказанным. Он боится даже собственной тени! Выползает из комнаты только когда в доме никого из вас нет или ночью, когда все крепко спят! Так неужели ты думаешь, что он мог вот так взять и открыто нарушить закон?! Да он месяц не мог осмелиться хотя бы намекнуть мне об этом!
Хосок снова умолчал о том, что основная причина страха омеги — Чимин и его неприкрытая ненависть. В конце концов, Пак — вилиант Чонгука и такой же хозяин в доме. Пусть власть его не столь безгранична, но все же он вполне способен отравить жизнь беззащитному омеге. Но Чону не нужно этого знать. Пока не случилось ничего из ряда вон выходящего, а значит, и накалять обстановку не стоит. Но даже приведенных доводов хватило, дабы до Чонгука дошло то, что до него пытались донести.
— Я понял, — кивнул альфа. — Позови, когда ему станет лучше.
С этими словами он покинул кухню и поднялся наверх. Едва переступив порог спальни, опешил, наткнувшись взглядом на разруху, посреди которой прямо на полу сидел Чимин.
— Что здесь происходит? — процедил он, оценивая степень повреждений и состояние своего вилианта.
— Прости, Чонгук-и, — елейным голоском проговорил Чимин, поднявшись и подойдя к альфе. — Я немного вспылил, — признался он, состроив виноватую мордашку, но тут же сменил тактику: — Но это ты виноват! Ты и твои феромоны! Ты так разозлился, когда увидел Юнги с этим на руках, что у меня крышу снесло. Ты же знаешь, насколько сильно мне передается твое настроение, особенно когда ты так близко.
Пак не лгал. Он действительно зависел от Чонгука настолько, что перепады настроения альфы отражались и на нем. Но в большинстве случаев ему удавалось сдерживаться. Однако сегодня к гневу Чона примешался и его собственный, а с таким справиться Чимину пока не под силу.
— Попрошу Хосока вызвать клининговую компанию, — пропел вилиант, поглаживая альфу по руке, но сморщил свой очаровательный носик, учуяв приторность ванили, пробивавшуюся сквозь тяжелый запах Гука. Однако быстро взял себя в руки и предложил: — А пока можем поехать куда-нибудь перекусить. По-моему, нам двоим нужно отвлечься. Эта ситуация изрядно испортила нам всем настроение.
— Езжай один, а мне надо выяснить кое-что с Юнги, — прошипел альфа.
— Чонгук-и, — обиженно протянул вилиант, цепляясь за предплечье Чона, — неужели из-за какого-то омеги ты собираешься…
— Омега тут ни при чем, — оборвал альфа. — Надо обсудить пару рабочих моментов. И сделать это как можно скорее. — Он смягчился под ласковым взглядом серых глаз и даже улыбнулся. — А ты поезжай, отвлекись, встреться с друзьями.
— Но я хочу с тобой, — нахмурил бровки вилиант, но должное впечатление на Чонгука произвести так и не удалось — тот был непреклонен.
— Мы обязательно выберемся из дома вместе. Вечером. Обещаю. Закажи столик, скажем, часов на восемь. Поужинаем, а потом прогуляемся по парку. Но сейчас тебе лучше уйти и успокоиться. Я чувствую, что ты взвинчен.
— Ладно, — нехотя согласился Чимин, понимая, что переубедить Чона не получится. — Но вечером ты полностью мой.
— Конечно, любимый, — одарив вилианта широкой улыбкой и наградив поцелуем, согласился Гук и отправился на поиски Юнги.
***
Разговор с Юнги вышел дерганым и непонятным. Стоило Чону появиться на пороге гостевого домика и задать всего один вопрос — как Юнги посмел общаться с его омегой — Мин принялся бросаться в Чонгука обвинениями. Мол, целый месяц даже не вспоминал о том, что прикупил себе омегу, а теперь смеет предъявлять какие-то претензии ему и Хосоку в том, что те пытались сделать пребывание Тэхёна в новом доме более или менее приятным. Под градом слов, высказанных раздраженным тоном, Чон сжался и почувствовал на себе отчетливый груз вины. Хотелось оправдаться, обелить себя не только в чужих глазах, но и перед самим собой.
Естественно, он этого не сделал, но быстро перевел тему на рабочие моменты, мысленно поблагодарив друга за то, что он не стал и дальше давить. Следующие пару часов они обсуждали новый закон о защите окружающей среды, наплевав на выходной, а прежде чем разойтись, Чонгук все же извинился за свою несдержанность.
Он не стал объяснять ее причины, просто потому, что и сам не понимал их. Взорвался настолько неожиданно даже для себя, что до сих пор не получалось разобраться, откуда накатила ярость. Юнги лишь кивнул, принимая извинения, и, сославшись на важные дела, поспешил выпроводить Чонгука.
Естественно, никаких важных дел у него не было и близко. Он просто напился. Напился до такого состояния, что вырубился на диване с бутылкой в руках. И только это спасло его от мыслей о Чимине. О том, что произошло сегодня, о разговоре, об услышанном. Так было легче.
***
До вечера Тэхён не просыпался, но Чонгук, несмотря на отчаянное желание, решил не нарушать данное Чимину обещание и в половине восьмого покинул дом. Они поужинали в одном из любимых ресторанов вилианта, а потом долго гуляли по набережной, держась за руки. Но все же мысли о Тэхёне так и не отпустили.
Ему удалось отвлечься от них лишь ненадолго, когда вернувшись домой, они с вилиантом поднялись в спальню и достойно завершили романтический вечер нежным сексом. Но стоило Чимину, уставшему и удовлетворенному, уснуть, Чонгук надел домашние штаны и футболку и спустился вниз.
На часах была почти полночь. В доме стояла удушающая тишина, а в воздухе все еще витали отголоски сегодняшнего происшествия. Гук и сам ощущал горький оттенок ветивера, пропитавший, казалось, весь особняк. Такое случалось лишь несколько раз, когда он выходил на первый план, преобладая над мягким ароматом кориандра. Чонгук в принципе всегда считал себя сдержанным и не способным на столь сильные эмоции. Он редко повышал голос, еще реже раздражался настолько, чтобы бросаться на окружающих, тем более на Юнги или Хосока. Но за сегодняшний день он испытал такой огромный спектр несвойственных ему эмоций, что давящая тяжесть все еще не отпускала.
Гук и сам не заметил, как пересек первый этаж, прошелся через темную кухню и оказался у двери, за которой находился омега. Тихонько постучался и заглянул внутрь, услышав тихое: «Войдите».
— Я не разбудил тебя? — прикрыв за собой дверь, спросил Чонгук.
— Нет, господин, — ответил сидевший на кровати омега, ближе подтянув колени к груди.
— Я знаю, что уже поздно, но ты спал до самого вечера, а потом мне надо было уйти, — непонятно зачем принялся оправдываться Чон, топчась у двери.
Благодаря ночнику, тускло горевшему на тумбочке, Чонгук заметил удивление, отразившееся на лице омеги и пояснил:
— Хосок рассказал, почему вы покинули дом. И… — Он осекся, сунул руку в карман и вытащил телефон. — Вот, — он подошел к кровати и протянул гаджет омеге, испуганно глядевшему на него. — Можешь позвонить.
Тэхён тяжело сглотнул ком страха, подкатившего к горлу, но телефон взять не осмелился. Тогда Чонгук опустился на край кровати и заговорил:
— Я вовсе не против, если ты будешь иногда звонить папе, — голос его звучал настолько мягко, что омега расслабился и позволил себе посмотреть на альфу. — Только об одном прошу, не подвергай себя больше такому риску. Не выходи на улицу без особой надобности. По крайней мере, пока мы не решим, как можно снизить негативную реакцию твоего организма. Я завтра же созвонюсь с доктором, у которого наблюдаюсь всю жизнь. Хотел сегодня, но, видимо, он куда-то уехал на выходные и отключил телефон, — непонятно зачем уточнил Чонгук. — Он проведет полное обследование, возьмет необходимые анализы и назначит лечение. Но до тех пор оставайся в доме, хорошо? — подытожил он.
Говоря это, Чон продолжал держать телефон, с которого Тэхён не сводил жадного взгляда.
— Если сегодня уже поздно, позвонишь завтра, — предложил альфа, понимая, что время может быть не слишком подходящее, однако омега помотал головой и несмело принял гаджет.
Чонгук терпеливо объяснил, как разблокировать его и набрать номер, после чего тактично вышел из комнаты, предоставляя возможность Тэхёну поговорить без свидетелей. Но не отошел от двери, будто охраняя его.
***
Намджун потер ладонями лицо, прогоняя усталость. Он сегодня на дежурстве. Впереди еще целая ночь, бессонная и тревожная. Как, впрочем, и десяток до нее. Сокджин все еще находился в медблоке под его неусыпным наблюдением. Беременность удавалось поддерживать, но оба — и он, и Сокджин — понимали, что это вопрос времени. Токсикоз пожирал омегу, высасывал из него все силы, разъедал изнутри и без того ослабевшее донельзя тело. И все же крохотная жизнь продолжала теплиться в нем, а сердечко — биться.
Они расстались всего пару часов назад, но Намджун уже скучал. Хотелось обратно к Джину: держать его прохладную ладонь в своей, ласкать взглядом лицо, слишком бледное, с заострившимися от истощения чертами, но по-прежнему прекрасное, прислушиваться к ровному дыханию, иногда сбивающемуся, когда боль пронизывала тело омеги.
Намджун буквально силой отрывался от стула возле кровати Сокджина и заставлял себя идти на работу. Он осунулся, кожа приобрела серый оттенок, а под глазами залегли черные тени, выдававшие усталость. Все, чего хотелось альфе — выкрасть Джина и сбежать с ним на край света, дабы никто их не нашел. Но он понимал, что не в силах осуществить такой план. Да и был ли смысл? Без медицинской помощи, без препаратов Сокджин не протянет и недели. Хотя… Даже если два дня, но это будут два дня свободы, когда им не нужно притворяться, скрываться, лгать всему миру и самим себе, глядя в глаза.
Намджун смахнул повисшую на ресницах слезу, удивляясь, что они у него еще остались. Порой ему казалось, что за последний месяц он все их выплакал. И сложнее всего было скрывать их от Джина. Тот все понимал. Видел покрасневшие глаза альфы, чувствовал горечь паленого дерева, проявлявшуюся особенно отчетливо в моменты, когда Намджуну было плохо. Они вместе больше пятнадцати лет, и за эти годы Сокджин слишком хорошо выучил его, да и исключительная проницательность омеги не оставляла Джуну ни единого шанса.
Но вслух Джин ничего не говорил. Благодарно улыбался, несильно сжимая его пальцы своими — все, на что его хватало.
Намджун поднялся из-за стола и покинул кабинет. Прошелся по коридору, заглядывая в палаты и проверяя, все ли в порядке. Пожурил вилианта, кимарившего на посту, сделал двойной эспрессо в аппарате и вернулся к себе. Однако еще находясь в коридоре, услышал негромкую трель звонка. Влетев в кабинет, достал мобильник из ящика стола и дрожащими пальцами принял вызов. На этот номер могли звонить только два человека — он сам и…
— Пап? — раздался в динамике приглушенный голос, как будто по ту сторону говорили шепотом.
— Тэхён? — выдохнул альфа, устало опустившись в кресло и на мгновение прикрыв глаза.
В последний раз он видел омегу в день ярмарки. И больше ничего, кроме короткого сообщения, что его купили, присланного на телефон человеком, через которого удалось организовать участие в ней Тэхёна. И все. В течение месяца он день изо дня ждал звонка или хотя бы короткого сообщения, держа телефон, до этого находившийся у Сокджина, при себе.
— Да, это я, хён, — шепот в ответ.
— Ну слава богу, — выдохнул с облегчением Намджун. — Как ты?
— У меня все хорошо, хён, — проговорил омега, улыбнувшись. — Я живу в большом доме, у меня все есть и меня никто не обижает.
Чонгук неосознанно улыбнулся, услышав эти слова. Почему-то на душе стало так приятно, как будто он приложил руку к тому, что омега в порядке.
— А где папа? Я могу с ним поговорить?
Намджун сделал глубокий вдох, зажмурившись. Перед ним встала непростая задача — убедить Тэхёна, что с Сокджином все хорошо.
— Прости, малыш, но мне пришлось забрать телефон себе. Участились проверки, а потому держать его дома стало небезопасно, — солгал он, надеясь, что омега не распознает вранье. — Но с ним все в порядке. Я сегодня на дежурстве, а потому не могу пойти к нему, но завтра обязательно передам, что ты звонил.
— Спасибо, хён. Скажи, что я его очень люблю и скучаю, — попросил омега, и по голосу Джун понял, что тот плачет.
— Конечно, передам, малыш, — глухо отозвался альфа. — Сразу же после смены пойду к нему.
Еще с минуту оба молчали, слушая дыхание друг друга. Намджун, желая убедиться, что с парнишкой действительно все хорошо, а Тэхён — хоть ненадолго вернуться в прошлое, где было тепло и уютно. Он привык к этому мужчине, который был рядом всю жизнь, и его недоставало так же сильно, как и папы. Он любил садиться рядом на маленький диванчик в спальне папы и слушать негромкие разговоры взрослых, любил прижиматься к сильному телу альфы и чувствовать его руку на своих плечах, потому что в такие минуты ему казалось, что все происходит не с ними, а где-то далеко. А они живут в совершенно ином мире, где омеги свободны, где они тоже могут ходить по улицам, учиться, любить. Где папа счастлив от того, что дарит наследников этому альфе с теплым взглядом и низким бархатным голосом, а не отдает своих малышей в чужие руки.
— Мне разрешили иногда звонить, хён, — сказал Тэ, соскребая остатки сил. — Когда ты сможешь прийти к папе, чтобы я поговорил с ним?
— Не знаю, Тэхёни, — выдавил Намджун, понимая, что ответ должен быть совершенно другим. Но сейчас он не сможет произнести пресловутое «никогда». Да и вообще не сможет. Если с Сокджином что-то случится, он просто разобьет этот телефон, чтобы даже не подвергать себя опасности сообщить Тэхёну. У него просто не хватит сил. Да и не уверен, что захочет жить без любимого омеги.
— Хорошо, я позвоню через несколько дней, — не заподозрив неладного, проговорил Тэхён и попрощался.
Намджун отключился сразу же, услышав «до свиданья, хён», и глухо зарычал от боли, зажав рот большими ладонями. Его разрывало на части понимание того, во что превратился этот мир, где столько несправедливости, а он ничего не может изменить. Он даже не в состоянии отвоевать свое право быть с любимым человеком!
Он ненавидел! Как же сильно он ненавидел всех и вся! Ненавидел весь мир. Ненавидел себя за бессилие. Ненавидел саму вселенную, беспощадную ко всем без разбора. И только понимание, что он все еще нужен Сокджину, заставило выпить таблетки и попытаться успокоиться. Еще рано. Ему пока нельзя!
Почти час понадобился, чтобы окончательно прийти в себя. До утра Намджун ждать не стал. Каждая минута промедления могла оказаться последней, и он не позволит Сокджину уйти, не узнав, что с Тэхёном все хорошо.
Взяв медкарту Джина он спустился на этаж ниже и прошел к нужной палате. Сокджин лежал на одной из четырех кроватей, а стоило альфе войти, распахнул глаза. Опасливо оглядев остальных омег, находившихся тут и убедившись, что они спят, Намджун подошел к кровати и опустился на колени.
— Как ты, Джин-и? — чуть слышно, спросил он, погладив ладонью по впалой щеке. Омега не ответил, лишь слабо улыбнулся. — Ты справишься, мой хороший, — прошептал альфа в самое ухо и втянул носом едва ощущавшийся мандариновый запах с примесью ледниковой свежести. Он почти ушел, но Намджун будет чувствовать его даже если Джина не станет. Он въелся в память, впитался в кожу, стал частью него самого. — Тэхён звонил, — сообщил он, приподнявшись и заглядывая в потускневшие глаза. — С ним все хорошо, Джин-и, — добавил он. — Твой сын в безопасности. Живет в большом доме, у него все есть и его никто не обижает, — в точности передал слова Тэхёна Намджун. — Сказал, что ему разрешили звонить иногда, так что через пару дней, когда тебе станет лучше, я приду и…
— Не надо, Намджун-а, — выдохнул Джин. — Я не хочу, чтобы он знал. Пусть думает, что я… здоров. Просто не могу… говорить.
Эти несколько слов дались омеге с огромным трудом. Ему показалось, что на это ушли последние крохи сил, все еще теплившихся в его теле.
— Мы обязательно вернемся к этому разговору, Джин-и, — пообещал Намджун, сглотнув подступивший к горлу ком. Мужчина опасливо огляделся и, не заметив ничего подозрительного, наклонился и коснулся пересохших губ омеги своими. После быстро поднялся и покинул палату как раз в тот момент, когда медбрат вышел на обход.
— Что Вы тут делаете, доктор Ким? — удивился вилиант, нахмурившись.
— Срочно надо было снять показатели у Ким Сокджина, — уверенно произнес он. — Пришли анализы состояния плода и там все очень плохо. Я должен был убедиться, что он в норме.
— И как?
— На нижнем пределе, — бросил альфа и направился к лестнице.
Лишь оказавшись в своем кабинете, дал волю слезам и молился про себя, чтобы все скорее закончилось. За свою жизнь Сокджин пережил слишком много и заслужил покоя. А там уже и Намджун последует за ним. И это станет их избавлением. Возможно, они встретятся в другом мире, который будет намного лучше этого. И они обязательно найдут друг друга. Потому что иначе просто не может быть. Они достойны лучшей жизни. Достойны безграничной любви.
Теперь, когда Джин знает, что с его сыном все в порядке, может выдохнуть с облегчением и позволить себе сдаться. Намджун поймет. Будь его воля, помог бы омеге уйти. Лучше так, чем подвергнуться утилизации, останься он в живых. Для себя альфа решил, что если беременность Сокджина сорвется, он убьет его, но не допустит списания. Избавит от бремени сначала его, а потом себя.
Приняв решение, альфа окончательно успокоился. Будто лишь это не давало ему дышать. Но теперь стало так легко и совсем не страшно. Он даже улыбнулся своим мыслям, которые больше не причиняли боли. Как будто все встало на свои места. Паззл сложился в картинку, и Намджун сумел, наконец, узреть истину.
