Мафия — значит интернационализм

Первым делом зайдя в комнату, Дазай уселся за стол. Достал из-за стопки учебников чистый лист и положил перед собой. Его руки кажутся детскими, стены вокруг белеют. Листок вырывают прямо из-под носа и разрывают на мелкие кусочки. — Опять нарисуешь свои психопатские бредни — проверка решит, что мы плохой приют. Карандаш так же резко отбирают, после чего по ушам бьет громкий и противный подростковый смех. Внезапное воспоминание отозвалась отвращением. Дазай, пересиливая себя, заставил пальцы крепче сжать карандаш. Рука провела дугу. — Правильно сделали, что забрали у него карандаш, — завибрировал угодливый голос воспиталки. — А то он и им бы попытался вскрыться! Хохот, хохот, хохот. Словно его окружила куча гиен. Зубы прокусили тонкую кожицу на губе. «Прекрасно, у меня же так мало ран во рту». Дазай снова начал вырисовывать карандашом линии. Дуги, круг под ними, штрихи, затем круг поменьше в центре первого... — Его шрамы отвратны. Он ещё такой маленький, а уже такой ужасный... Грифель начал крошиться — Дазай давил на бумагу всё сильнее. Мысли — они как температура. Тебе кажется, что они не могут принести вред. Ты думаешь, что можешь нормально функционировать, но они слишком тревожат твой мозг. Ты почти ощущаешь их физически. Дазаю захотелось скрыть свою кожу, но она и так была спрятана под несколькими слоями бинтов. Он не знал, как убрать из мыслей эти голоса, ему хотелось, если честно, расцарапать себе лицо, либо побиться головой о стену. Он надавил ногтем себе на кожу. «Как будто стало чуть-чуть легче... сильнее нельзя». Дазай краем глаза заметил торчащий из-за ноутбука белый проводок, потянул и обнаружил, что это наушники. «О... Может, получится отвлечься?» Всё еще с неприятным ощущением на коже он вставил наушники себе в уши, а проводок в разьём ноутбука. Вбил первую пришедшую в голову песню в поисковике и включил видео. «Слава богу, работают». Он продолжал рисовать, заставляя себя успокоиться. Немного погодя убавил звук, чтобы музыка играла не слишком громко, но позволяла сосредоточиться и не думать о том, о чем точно думать не хочется. Он протянул руку и схватил карандаш коричневого цвета. Через какое-то время на белой бумаге красовался набросок карего глаза. Дазай случайно задел мизинцем другой карандаш — оранжевый, взял его и бездумно провел пару штрихов над нарисованным веком. «Это что, глаз Накахары? Нет... С чего это сразу глаз Накахары? Это мой глаз. Карий глаз. У меня карие глаза, между прочим. Оранжевая прядь над глазом... Просто карандаш лежал рядом. У Чуи совсем не такой цвет волос... Его волосы намного нежнее. Эм. В смысле —цвет совсем не тот. Да. Это вообще случайно получилось... И вообще я не должен ничего доказывать самому себе! Это же абсурд. Абсурд? Ну... Да.. Э-э-э-...» Напряженную цепочку мыслей резко разорвал щелчок открывающейся двери, отражение рыжего блика на темной обложке альбома на экране ноутбуке, а за ним и крик: — Ты чем тут занимаешься вообще?! Дазай, как кот, от неожиданности подскочил и повернулся, невольно надорвав лист и испытав от этого острую вспышку раздражения. «Блять! Что-то я не помню в этой группе участника Накахара Чуя!» В дверях стоял вышеупомянутый Чуя, в широкой футболке, и, что вызвало у Дазая мысленный смешок, в довольно коротких шортах. Он даже не сразу заметил их. Сейчас лучше было вслух не смеяться, ибо взглядом Чуя снова метал молнии, и явно намеревался взорвать Дазаю мозг силой мысли. Осаму щелкнул на пробел, останавливая пение «The Orion Experience». Полностью развернувшись на стуле лицом к двери и выдернув из ушей наушники, он негромко и несколько удивленно ответил: — Да дышу вроде... ничего такого. Повисло неловкое молчание, и через секунду Дазай удивился еще больше: в тишине отдаленно слышались непривычные вздохи и всхлипы. — Если это не ты, скумбрия, то что это за звук, боюсь спросить... Подростки уставились друг на друга с растущим удивлением на лицах. — Твой братец... с... Рембо-саном? Послышался более громкий звук — звук, не оставляющий сомнений в догадке Дазая и складывающийся в протяжное: «По-оль!» Чуя густо покраснел. — Поссорились, походу... Мирятся. Дазай изобразил рвотный позыв. Возможно, это для кого-то и нормально, возможно, Мори куда-то отошёл и парочка решила, что сейчас хороший момент для этого, но для Дазая такое было очень странно. Нет, он понимал, что для взрослых людей заниматься любовью естественно, но от осознания, что это происходит рядом и так бурно, ему было очень не по себе. Мори бы точно не стал мириться с кем-либо таким образом. «Да у Мори секс в последний раз был... никогда». — Пиздец. И что, ты думал, я буду тут делать? Еще и ворвался так уверенно, — прокомментировал Дазай и его губы против воли сложились в самодовольную ухмылку. Кожа Накахары, которая еще бы чуть-чуть и вернула естественный оттенок бежевого, остановилась на стадии «я немного смущен, но достаточно, чтоб это заметили». — Ну а вдруг ты тут сцену чьей-то смерти разыгрываешь! Ахи-вздохи. Я че, знаю, что у творческих людей на уме?! Молчание повисло снова. Через пятнадцать секунд, после очередного недвусмысленного звука, Дазай расхохотался. Он смеялся так, что был готов упасть на пол и кататься по нему. Чуя, все еще застывший в дверном проёме, видимо, догадался, что муженьки могут услышать этот Дазаевский припадок и вошёл внутрь комнаты, закрыв за собой дверь. — Нет, ты мне скажи, ты псих? Дазай смахнул слезы с уголков глаз и постарался выпрямиться в кресле. — А братец твой, не псих? Извини, таких уж спутников тебе судьба уготовила. Накахара хмыкнул, постоял, хмыкнул еще раз и тоже расхохотался. Не так сильно и бешено, как брюнет, но точно очень искренне. Он присел на корточки и смеялся, потом поднял голову и сказал: — Полный пиздец. Дазай подскочил со стула, весело протягивая рыжему руку. — Объявляю краткосрочное перемирие. Полторашка нахмурился и оттолкнул чужую ладонь в сторону, поднимаясь самостоятельно. — Да кому ты нужен, придурок. Дазай хихикнул. В целом, Артюра и Поля не в чем обвинять, ведь они старались делать «свое дело» настолько тихо, что их было и не слышно, но вот редкие, как в своих мыслях их назвал Осаму, «порывы страсти», увы, спалили их с поличным. — И сколько это обычно длится? — поинтересовался подросток у Чуи, глянув на время на ноуте. «19:08» — Я ебу? — ворчливо отозвался его собеседник, уже устраиваясь на Дазаевской кровати. — О, дорогуша, ебешь не ты. Но если у вас какой-то семейный таймер в организме, можешь сказать и свое максимальное время. Нечто прохладное и мягкое ударило Дазая по лицу, а конкретно — подушка, метко запущенная в него Чуей. — Мерзость! Я не собираюсь обсуждать такое с тобой. Осаму посмеялся. — Ну раз тебе неинтересно... — Кому такое вообще интересно?! Бу-э-э... Дазаю осталось пожать плечами. Они посидели в тишине, какое-то очень непродолжительное время, и Чуя первым её нарушил. Видимо, осознал, что если не разговаривать, то придется слушать не очень пристойные звуки, и что его брат — участник всего этого — и это, скорее всего, сподвигло его на попытку избежать сомнительного удовольствия. — Рисовал что-то? Дазай, невольно вернувшийся к воспоминаниям о приюте, сидел с малость недовольной миной и свалявшимся комочком злости внутри. — А?... А-а. Ага, заняться что-то нечем было. — М-да. Учитывая обстоятельства, было бы лучше, имей ты при себе гитару. Чуя встал с кровати и подошёл к столу. Осаму подавил желание закрыть рисунок рукой, он ведь не какой-то влюблённый, смущенный, загадочный подросток... «Да откуда вообще подобные мысли?! Ничего такого!! Рисунок как рисунок! Какого хрена?!» Спрятать не спрятал, но стул развернул, чтоб проконтролировать процесс просмотра его художества. — О, глаз. «Ну что за идиот, конечно глаз... — Дазай перевёл взгляд с собственного рисунка на Чую, на его лицо, и, боже упаси, свет падал так, что его волосы казались ярче обычного, более оранжевыми. — Глаз, чертовски похож на твой. И что теперь?».. Он сглотнул и с деланным спокойствием снова посмотрел на лист бумаги. — Глаз. — Прикольно... А чего лист порванный? — Да так, кое-кто просто резко зашёл. Подростки обменялись взглядами и Дазай вынужденно кашлянул. — Че кашляешь, лошпед, заболел? Заразишь ещё, не хватало. Дазай скорчил рожу, стараясь мимикой передать фразу: «Не мои проблемы». Прядь, которая, о чудо, выбилась из хвоста Накахары, упала тому на глаза. Тот взглянул на нее, потом на рисунок Дазая... — Мне просто оранжевый под руку попался, — зачем-то сказал Дазай и тут же мысленно простонал: «Бля-я-ть, зачем я оправдываюсь?! Ещё хуже, еще хуже...» Желание разбить голову о стену будто и не пропадало. — Чего? А, ну... и что? Ну классно вышло. Мне кажется, сочетается. Ну, я-то не разбираюсь, это ты у нас дитя-гуманитарий. Все что смог выдавить из себя Дазай — жалкий смешок. «А-а-а-а-а! Он даже не заметил эту чертову прядь... Зачем я о ней что-то сказал?» Нахмурившись, Дазай несколько секунд молчал, пока не убедил себя в том, что ему наплевать. — Как ты попал в приют? — спросил он. — И, самое интересное, как сбежал? Дазай сам не ожидал от себя этого вопроса, но хотя его лицо не выражало особых эмоций, взгляд был полон искренней озадаченности. — Тебе пойди скажи, урод. Ещё че сделать? — Чуя ухмыльнулся, искоса на него посматривая. И выглядел он при этом чертовски хорошо. Благодаря вновь повисшей тишине они смогли услышать как хлопнула входная дверь. «Наверное, Мори-сан ходил прогуляться и покурить...» Он посмотрел на ноутбук и нажал на пробел, чтоб тот проснулся. «19:20» — Смотри-ка, кажется, им хватило 12 минут. Чуя страдальчески хлопнул себя по лбу, возвращаясь к кровати. — Да плевать мне!!! Вдруг послышались шаги — кто-то поднимался по лестнице. Через пару секунд в дверь постучали. — Войдите, Мори-сан! — Дазай, ты... О, — Мори осекся, заметив Чую. — Я вам не помешал? Коротышка нахмурился. — Чему бы это?... Ce serait mieux si vous interfériez avec quelqu’un d’autre. Дазай сдержал смешок и поймал непонимающий взгляд опекуна. Приложил палец к губам, мол, потом расскажу. Мори пожал плечами и ответил Чуе: — Мало ли чем подростки нынче занимаются. Надеюсь, не наркоту варите... Если варить, то с человеком знающим, то есть со мной... — Мори-сан... — пронудел Осаму. — Ой, ладно тебе. Я пришёл спросить: будете ли вы ужинать. Подростки в ответ синхронно замотали головами. Мори посмотрел на них чуть исподлобья, удивлённо и с подозрением. Может, поужинать Дазай был и не прочь, но он осознавал, что не сможет спокойно смотреть в лицо французам, а засмеятся, плюнув куском рыбы прямо в недовольную морду Верлена, хоть и звучало заманчиво, на деле было бы не очень-то и весело. Ему казалось, что Чуя отказался по примерно той же причине, хотя судя по реакции на всё это — он скорее опасался проблеваться дальше, чем видит. — Ну как хотите, — вздохнул Мори. Как только дверь щелкнула, оповещая о том что она закрылась, подростки снова засмеялись. — Всё, вали из моей комнаты, щенок, — еще улыбаясь, произнес Дазай. Накахара легко спрыгнул с кровати и пошел к выходу, и уже дергая дверную ручку, ответил: — Сам щенок, придурок. Дверь захлопнулась. «Я ничего не понимаю. Мы сремся, а потом происходит что-то типа этого... Наверное, я не особо против?» Подросток ухмыльнулся сам себе и завалился спать.