Мафия — значит интернационализм

Мори, очевидно прерванный посреди какой-то бурной дискуссии, лишь бросил в трубку: «Отведи его в больницу!» — и сразу отключился. Наверняка избегал расспросов и недовольных рожиц Поля, мол, тот дело задерживает. Ну, ничего не поделаешь — всё равно лучше уже не придумать. Поудобнее перехватив рукой гитару и протянув Чуе его телефон, Дазай повел его к больнице. Диалоги у них были редкие и нелепые. Более того, Дазай снова задумался о том, что случилось в ванной, из-за чего разговор не шёл совсем. Не то чтобы ему до сих пор было стыдно — да бог с ним, с Чуей. С тем, что он увидел. Проблема была в том, что он, кажется, почувствовал что-то новое и странное. Секс всегда был вне его мировоззрения и существовал в его понимании просто как факт, как существующая вещь, процесс, которому он никогда не будет уделять время... Но тогда... Он почувствовал что-то ужасно странное. Что-то, из-за чего шея под бинтами покрывалась мурашками и хотелось либо закрыться в одиночестве, либо заговорить кого-нибудь до смерти. Он понимал, что это не было простым совпадением. И это немного пугало. «Он случайно попался мне в такой ситуации... Не он, так кто-нибудь другой натолкнул бы меня на эти мысли, что, помирать теперь? Брак этих двух французских принцессок на одном сексе держится, а мне от одного случая должно тошно стать? Бывает... И вообще, я себя просто накручиваю». Невольно вспоминалась его реакция на Чую в водолазке-безрукавке, и хотелось схватиться за голову: что за дела, в конце концов? Чуя был красивым, но не настолько, чтоб так менять поведение Дазая! Он было потянулся рукой к кончику бинта на шее, чтоб его потеребить, но, моргнув, осознал, что они подошли к больнице. У дверей стоял молодой мужчина в костюме и с очками на носу. Увидев подростков он выпрямился по струнке. Они подошли ближе и Дазай прочитал имя на его бейдже. «Сакагучи Анго». Имя казалось смутно знакомым. «Ну да, — вспомнил Дазай, покопавшись в памяти. — Еще один огаевский работник. Занимается документами и прочей ерундой, с которой никому не хочется возиться. Наверняка он и помог с записью Накахары к врачу». Мужчина был неразговорчив, кратко поприветствовал подростков и, сказав Дазаю что дальше пойдёт только Чуя, проводил того в больницу. Дазай остался у двери. «Ну и ну...» Он снова не знал, что делать и куда пойти. Возвращаться домой казалось глупой затеей — пускай переговоры еще идут, Верлен не настолько сдержанный, чтоб остаться в кабинете и даже не выглянуть одним глазком за дверь. А уж если он увидит за дверью Дазая, в совершенном одиночестве — кто его знает, что будет? Переложив гитару в другую руку, он зашагал прочь. Прочь мимо знакомых улиц, прочь мимо заборов и... Знакомое здание. Мимо которого не получилось пройти прочь. Дазай много, много раз ходил мимо него, видел его чуть ли не каждый день, но сейчас было сложно заставить себя сделать шаг и оставить его позади. В этом здании работал Ода, там и ночевал, там и умер. На его руках. Это была их первая и последняя совместная «ночевка». На самом деле Дазай тогда просто не смог заставить себя встать и уйти. Вот прям как сейчас. Какие глупости в его голове... Какие, блять, стояки? Какое сексуальное влечение? Какие глупые рыжие коротышки и их сумасшедшие старшие братья? Уже забыл, что было раньше? Уже снова весело? Дазай сжал пальцы, и струны тихонько, протяжно брякнули. Он опустил голову. На глаза попался какой-то камешек, Дазай бездумно попытался его пнуть от всей души, но промахнулся и лишь слегка задел по касательной, откатив на пару сантиметров. Подросток только сильнее нахмурился. Ему нельзя — не нужно — переходить черту «знакомых». Он не тот, кто нуждается в друзьях. Наверное. Всё равно его не понимают и вряд ли поймут: он сложный, он лживый и грязный... Ну и ладно. «Я и так справляюсь». Он выдохнул и всё же направился к дому — делать больше нечего, а пока там есть Мори, вряд ли случится что-то ужасное. Домой зашёл тихо, запер дверь и лишь порадовался, что никто не обратил на него внимания. Из кабинета Мори доносились громкие голоса французов, переходящие в выкрики и монотонное огаевское «бубубу». Подросток поднялся по лестнице и, скривившись при виде сломанной двери, зашёл в комнату. Поставив гитару на привычное место, он сел за стол и открыл первый попавшийся учебник, стараясь не смотреть в сторону шкафа. В котором лежит шкатулка, в которой лежит лезвие и цепочка... «И записка». Хрен с этой запиской, надо погрузиться в химию, зачитать до дыр каждую страницу и не маяться ерундой. Осталось шесть дней — французы вернутся к себе во Францию, а Дазай проведёт остаток лета в учебниках, неизбежных рецидивах и кровавых пятнах в памяти и осуждающих взглядов опекуна — в общем, вернется к своей привычной роли беззаботного подростка. Всё как и раньше. Перечитав какое-то предложение пять раз, но так и не уловив его смысл, Дазай захлопнул учебник и увидел на обложке что-то красное. «Отстой, предъявят в библиотеке»,— подумал Дазай, машинально протянув руку к лицу, проверяя не пошла ли у него кровь из носа. «У меня нет... — Он осмотрел абсолютно чистую руку. — А вот у кое-кого другого шла». Он отложил учебник в стопку к другим, и зачем-то посмотрел на ковер — тот был красный, и даже если среди ворса было нечто похожее на красное пятно, заметить его было бы проблематично. Дазай встал с кресла и шагнул к кровати, в сознании всплыло какое-то подозрение, а когда он глянул на подушку, то невольно вскинул брови. «Чистая...» Он сделал ещё пару шагов, схватил подушку и одним движением перевернул. Под ней краснело большое пятно, намного больше, чем должно было остаться прошлой ночью. Дазай нахмурился. «Что за...» Он стянул наволочку с подушки и попутно заметил еще пару кровавых капель на простыне. Он сходил в ванную, закинув наволочку в стирку, избегая встречаться взглядом со своим отражением в зеркале, нахмурился. «Так значит, ночью у него снова пошла кровь». Он глянул на раковину и поспешно отвернулся. «Блять, опять о нём думаю». Новое открытие объясняет, как он мог измазать щёку кровью, но откуда конкретно она там появилась — пока абсолютно непонятно. «Может, я не хочу знать?» Он невольно коснулся щеки и вдруг вспомнил про одежду и бинты — давно пора в душ. Сбегал обратно в комнату за одеждой и бинтами, заперся в ванной. В этот раз он не отвернулся от зеркала, внимательно наблюдая за собственными действиями в отражении. Стянув лонгслив и бинты с предплечий, он нервно протянул пальцы к шее, ресницы дрогнули. «Мне надо знать, что я ему показал, хах...» Он давненько не смотрел на собственную шею, разве что абсолютно случайно и мельком. Казалось, только что в голове была целая тьма мыслей, но когда оголился небольшой участок кожи, голова стала лёгкой и пустой. Под ногами словно двинулся пол, и Дазай с трудом сглотнул, пытаясь вернуть себя в реальность. Он неспешно разматывал один за другим слои, пока весь бинт не остался в его руке. Шрамы были страшные. Трудно поверить, что они остались из-за царапин от человеческих ногтей. Дазай считал, что версия «На меня напал Росомаха из Марвел» была более реалистичной. Сейчас он едва помнил ту боль, но был уверен в одном — она была адская. Мало того, что ноготки явно не были достаточно острыми, чтоб с лёгкостью резать кожу, она еще и вцепилась так, что те вошли в шею на пару-тройку миллиметров точно. «М-да, уродство». Впрочем, кроме небольшой складки между бровей, поджатых губ и пробежавшихся мурашек, реакции не возникло, и Дазай, сняв оставшуюся одежду, шагнул под душ. *** Мылся долго. Абсолютно не спешил — куда ему? Лить воду зря ему тоже стыдно не было, и он решил выйти только тогда, когда пара перед глазами вдруг стало в два раза больше, чем должно было быть. «Перегрелся...» — с досадой подумал он, почувствовав легкую тошноту. Вытираясь, он снова глянул в зеркало, чтоб в очередной раз убедиться, что всё именно так плохо, как он помнит. Замотавшись бинтами, он натянул футболку с какой-то рандомной надписью, спортивки, и с сомнением посмотрел на фен. Сушиться не хотелось — и сил не было, и лишний шум создавать было некстати. Так что он еще раз вытер голову полотенцем, второй рукой открывая защёлку на двери, затем повесил полотенце на крючок, вышел и бесцельно пошёл вниз, хотя понимал, что это довольно рискованно. Спрыгнув с последней ступеньки и подняв голову, он увидел... — Чуя! В гостиной уже стоял Мори вместе с французами — надо же было кому-то впустить Накахару. Еще раз взглянув на Чую, Дазай не сдержал смешка — на его носу было что-то вроде гипса, и выглядело это очень забавно. — Вот это ты красавчик! — Не удержался он и поймал сразу два недовольных взгляда. — Дазай... — окликнул Мори. — Иди в комнату, ладно? — Я только оттуда. В разговор встрял Верлен: — Лучше сгинь с моих глаз! Мори окинул его взглядом исподлобья, после чего негромко протянул: — Тогда ладно, оставайся... Верлен закатил глаза и подался вперед, намереваясь схватить Чую за запястье, но тот отшатнулся. — Vous en avez assez des manifestations! A montré du caractère et c’est assez! — Putain, laisse-moi déjà tranquille, je ne suis pas stupide... Чуя кинул на Дазая короткий взгляд и пошёл к лестнице, за ним, к удивлению Дазая с Мори, последовал Рембо. «Чего удумал...» Дабы не попадаться под руку Верлена, Осаму тоже поспешил наверх, лишь слегка оторвавшись от двух гостей. Наверху еще чуть-чуть поскорбел о своей двери, пока из комнаты Чуи до него не донесся прекрасно различимый голос Рембо: — Chuya, je sais que tu fais ça par dépit, ça suffit. D’accord, la communication, mais dormir dans le même lit ? Ce n’est pas du tout comme toi. C’était la goutte d’eau qui a fait déborder le vase... — Pourquoi parlez-vous tous comme si j’avais couché avec lui là-bas?! — Cela n’a pas d’importance! l’important est qu’il reste notre ennemi, et croyez-moi, il fera beaucoup pour son propre bénéfice. Avez-vous une idée de ce qu’il aurait pu faire pendant que vous dormiez? «О, и что же я мог сделать? Дайте подумать, изнасиловать, украсть мысли прямо из его головы, чтоб узнать побольше про РХБК, да?» — Дазая разрывало от негодования. С чего они все так на него взъелись? Злодей тут Мори, не он! — Il n’a rien fait! «Вот-вот... Чуя сам, кажется, сделал что-то...» — Дазай потёр щеку. — Qui a le plus de valeur à vos yeux, votre frère ou ce vagabond? — Bien sûr frère, mais... — Si vous arrêtez d’interagir avec lui, Paul commencera le traitement. Il veut ce qu’il y a de mieux. Comprenez-vous Глаза Дазая полезли наружу, такого он не ожидал. Насколько же ублюдком выглядит Дазай в его глазах, если тот идёт на такое, лишь бы Чуя с ним не связывался? Повисла тишина. Долгая. Чуя, кажется, начинал пару раз говорить что-то со слов «но он...» и «я не...», но в итоге пробормотал лишь: — J’ai compris... После чего Дазай метнулся в свою комнату, понимая, что Рембо будет не очень доволен, увидев его прям перед дверью. «О-ох, бля-ять... А он и правда любит Чую, хочет его защитить...» Дазай покусал губы. «Хах, оно и к лучшему, так и надо было сделать сразу. Поль вылечится, станет адекватным, и Чуя наконец-то заживёт спокойной жизнью». Он хотел запереть дверь, но лишь разочаровался в очередной раз. «Блять, блять, блять». Необъяснимая тревога вдруг появилась на душе, и Дазай не знал куда идти. В голове всплывали образы, на руках словно чувствовался чужой вес, Дазай нервничал, почему он нервничал?! Ноги понесли его к шкафу, он почти не понимал, что делает. Добравшись до шкатулки, он, чуть ли не ломая крышку, выудил из тайника в ней лезвие и, не обращая внимания на бинты, резанул себя по предплечью. «Всё у меня нормально». Резанул еще раз, уже раздвинув бинты пальцами. «Так будет лучше, блять, ну и глупость, ха-ха, нашёл из-за чего волноваться». Чувство тепла и липкости на пальцах казалось слишком знакомым, чтоб его избегать. Он проморгался и шумно выдохнул, сжал руку, поранив ладонь, но сейчас было плевать. Он слишком расклеился, слишком много чувствовал и слишком много переживал, пора уже брать себя в руки. Пальцы подрагивали, он понимал, что спрятать лезвие обратно у него не получится, поэтому просто уронил в шкатулку, задвинул её в шкаф и плюхнулся на кровать. «Да что же я творю, твою мать...» Воспитательница, Ода... Почему все, с кем Дазаю было хоть капельку комфортно, исчезают?