Сердце колотилось с рекордной скоростью
.
«Лучше бы разговор в таком темпе шел, иначе...»
Дазай сжал футболку на груди, словно это могло утихомирить непослушный пульс.
«Иначе будет поздно».
— Чуя, выходи. Ты сам понимаешь, что будет хуже, если мы не успеем поговорить...
Послышался стук, Накахара, кажется, вновь ударился затылком о дверь.
— О чем говорить? Я и без тебя могу понять, к чему всё это ведет...
Дазай нахмурился.
— К чему?
Повисла невыносимо тяжелая тишина.
Времени на бессмысленное молчание не было — надо было говорить, говорить хоть что-то...
Дазай глубоко вдохнул, готовясь импровизировать на ходу и как-то вытягивать из Накахары слова, но тот вдруг негромко что-то пробормотал.
Дазай напряженно нахмурился, пытаясь расслышать, или хотя бы догадаться, что тот мог сказать, но, увы, безуспешно.
— Чуя, п-повтори, пожалуйста... — попросил он.
— Ты издеваешься?!
Осаму ещё раз на пробу дернул ручку — уж очень хотелось глянуть в наглую рыжую морду.
Как и ожидалось, дверь не поддалась. Подросток стукнул по ней кулаком и проговорил четко:
— Нет, просто ты мямлишь, как будто...
«Как будто в любви признаешься», — вертелось на языке, но Дазай не осмелился сказать это вслух.
Слишком большой риск того, что так и есть.
Послышался громкий вздох, Дазай измученно припал к двери виском.
— Я... — начал Накахара и ненадолго замолчал. — Я и так понимаю, что всё закончится тем, что мы договоримся делать вид, будто ничего не было и бла-бла-бла...
Дазай уныло провел пальцем по ворсу ковра, обдумывая фразу собеседника.
«Чёрт... — Дазаю хотелось, правда, хотелось как-то подбодрить Чую, но он лишь сжал руку в кулак от горького осознания его правоты. —
На самом деле это самый разумный вариант».
Видимо, Чуя почувствовал в вновь нависшей тишине его смятение. Он невесело усмехнулся и сказал:
— Что и требовалось доказать. Я сам виноват. Полез к тому, кому неинтересен. Ну извиняй, скумбрия, я бы не простил себе, если бы... упустил шанс поцеловать красавчика. Умного красавчика с чувством юмора.
Казалось, слова Накахары доходили до Дазая с большой задержкой. Он только удивлялся одной фразе, как её перебивала следующая, не менее шокирующая.
Как только последнее слово откликнулось в Дазае прилившей к щекам кровью, он бездумно выпалил:
— Причем тут интерес?! В твоих интересах здоровье брата, а не мутки с едва знакомым человеком...
— Я даже жить с ним не хотел! Меня никто не спрашивал... Он... Он и есть едва знакомый человек для меня.
Дазай потер лицо, судорожно размышляя. Мысли суматошно метались в голове, план действий не хотел складываться, щеки горели, сердце колотилось...
«Что делать то!?»
— Ты... — Дазай выдавил из себя раздраженный стон. — Ты пойми, я не каждого второго так запросто пускаю сидеть со мной на подоконнике, не всем делаю чай, покупаю сигареты, показываю свою шею, грею, блядь, в собственной кровати...И уж точно не с каждым встречным целуюсь. Хочешь сказать, что не почувствовал моей инициативы в тот момент?!
Снова наступило молчание. Дазаю хотелось лечь на пол и драть пальцами ковер, да так, чтоб под ногтями оставались тошнотно-красные ворсинки.
Чувство, охватившее его, не давало покоя, было невозможно ни думать, ни сидеть без дела. Была потребность в действиях, в словах, пускай и позорных.
Он знал, точно знал, что если сейчас не соберется с духом и не скажет, что уже давно у него на уме, то упустит эту возможность навечно.
С осенью пойдет в школу, где будут терпимые и не очень одноклассники, учителя, как заевшая пластинка, твердящие о том, какой Дазай «умный, но ленивый», незнакомые девочки на переменах, во всё горло обсуждающие какие-то книжки и нелепо косящиеся на него, но Чуи не будет.
Не с кем будет посмеяться, не на чьи руки и выпирающие при вдохе ребра будет пялиться.
Просто будет скучно.
И эгоистичное желание избежать этой скуки подталкивало Дазая на три слова, которых он боялся.
Вдруг у него нет права на них? Он и не человек толком — какой из него человек, если никто так и не удосужился заняться его воспитанием?!
Вдруг Чуя — не тот, кому стоит эти слова говорить?
Они же едва знакомы. Это же будет просто...
«Просто сущим идиотизмом...»
Подросток уронил лицо в ладони, пребывая в полной растерянности.
Он ходил с одноклассницами на какие-то недо-свидания, короткие, скучные и всегда однократные, в шутку заигрывал с кассиром какой-то забегаловки, куда уже полгода как не заходил, но...
«Нет, такого мне сказать было некому».
Глупые, глупые три слова, которые так просто выговариваются и не имеют никакого значения, как и сам Дазай и вся эта планета в целом.
Но сейчас сказать их было слишком трудно.
Когда Дазай уже успел забыться в собственных загонах, Чуя решил ответить ему:
— Какая разница? Ну, инициатива, инициатива... Я же полез.
— О, боже, ты совсем недалекий?! Ты до смешного невинен и наивен.
Дазай не знал зачем перешёл на этот обвиняющий тон. Защищался, наверное. От непривычного.
— Ой, ты бы ещё сказал что я «ментальный девственник»!
Дазай выпалил:
— Ты во всех смыслах девственник! — И тут же хлопнул себя по лбу. — Слушай, Чуя, если человеку поцелуй не нравится, он его избегает. Он отбивается, сваливает, уклоняется... Делает хоть что-то, но не отвечает с ещё большим напором, сечешь?!
Казалось, глаз скоро начнет дергаться.
Ситуация шик и блеск — хоть иди в кабинет Огая и бери с полочки книжку про то, как надо разговаривать с подростками.
Ищи главу про пубертат.
Чуя за дверью жалобно захныкал, словно ребенок с температурой, давящей на голову и стремящейся придавить куда-то вниз, к самому ядру земли.
«От нервов тянет на метафоры... Боже, это всё он, это всё он, и теперь у меня будет такая привычка. Чертов, чертов рыжий слизень...»
— Дазай, если ты этим хочешь что-то сказать, скажи, пожалуйста, прямо...
— Легко сказать! Ты-то у нас открытая книга! Влегкую заявил, какой я умный и красивый...
Накахара, явно демонстративно, пару раз ударился своим рыжим затылком о дверь.
Дазай пронудел:
— А что не так?! Обижаешься, что я ещё «смешной» забыл?!
В ответ послышался только еще один всхлип и шуршание: кажется, Чуя поменял положение.
Через пару секунд он всё же изрек обиженно:
— Иди ты, ублюдок... Маниакальный псих...
Дазаю хотелось зацепиться за слово «маниакальный», которое он считал здесь неуместным, лишь бы не прекращать ругань и не выходить из их привычного стиля общения, но он в который раз напомнил себе, что вообще-то хочет что-то сказать.
Три слова.
— Всё, прости. Прости, Чуя, просто... Ты, кажется, мне...
Стоило только запнуться, замолчать на секунду, чтобы сглотнуть слюну, как послышался звук.
Дазай его услышал, Чуя его услышал. Оба перестали дышать.
Ещё один звук снизу.
«Нет, нет, ну нет...»
— Вот черт... — протянул Накахара. Его голос зазвучал где-то сверху, Дазай понял, что тот встал.
— Чуя, когда они уезжали? Они разве не рано? Может, уедут ещё?
Дазай тоже поднялся, слушая, как Накахара возится с замком.
Там возиться-то нечего — наверняка Чуя вспотел и нервничал, скользил пальцами по вертушку и крутил его не в ту сторону...
— Часов в семь.
— В семь?! — выразительным, но негромким шипением воскликнул Дазай. — А ты чего в семь подскочил?
Дверь, наконец, распахнулась, перед лицом замаячило белое пятно — чужой гипс.
Уставшие глаза Чуи устремились в глаза Осаму.
— Я вообще не спал.
Накахара сказал твердо, глаза его блестели, радужки вновь переливались крепким черным чаем, остатки которого остались на кухонном столе.
А среди чая, вместо сахара, горечь, — страх. Настолько узнаваемый, что хотелось зажмуриться и не видеть.
— Совсем сдурел?
Дазай смотрел на Чую с укором, разглядывая уже знакомые синяки под глазами. Протянул руку, коснулся чужой щеки.
— А сам-то?
Запястье Чуи ловко скользнуло на дазаевское предплечье, большой палец провел четко по недавнему порезу, хоть тот и был скрыт под плотным слоем бинтов.
Чуя видел. Чуя проходил мимо комнаты Осаму, видел сквозь щель незапертой сломанной двери, как тот сидел и пилил взглядом пространство.
А рука его медленно, но верно истекала кровью.
Снизу слышалась возня, какие-то голоса, которые Дазай не разбирал.
Он смотрел на Чую, хотел уложить его спать. Дать ему алкоголя чтоб тот вырубился. Может, выпросить у Огая рецепт на снотворное.
Хотел почувствовать под пальцами шею Накахары, провести мягко-мягко, нащупать пульс и огладить подушечками следы от еще не сошедших синяков.
Хотел еще раз почувствовать на своих губах чужие, обкусанные теперь от нервов и потому, наверное, солоноватые.
Но всё, что Дазай мог сделать, — отшатнуться, подтолкнув Чую к его комнате.
Всё, что он мог сделать, — пойти и запереться в собственной.
Пока не пришел Верлен.
Пока Дазай еще не сказал те три слова.
***
Прошел где-то час. Дазай отчетливо слышал, как на этаж кто-то приходил. Скорее всего кто-то из французов.
Если бы поднимался Мори — зашёл бы к Дазаю, это точно. Неоспоримый факт.
Зашел бы, спросил что-то про ужин или еще какую-то ерунду. Поинтересовался бы, нравится ли Дазаю новый замок.
«До усрачки нравится, ещё бы Чуя не знал, как им пользоваться, я бы от радости свихнулся».
Ноутбук предательски высвечивал уведомления из «Лайна», стоило открыть рабочий стол. Поэтому подросток мигом полез в интернет и включил какой-то подкаст, стремясь отвлечься от последних событий и вникнуть в прожарку книги, о которой в жизни не слыхал.
Попробуй тут отвлечься, когда час назад целовался. С парнем. Не с абы каким, а с тем, с кем было приятно целоваться...
И вообще многое с ним делать приятно.
Даже молчать с ним приятно.
Но точно не сейчас. Сейчас они и не вместе молчали — по отдельности, запертые в своих комнатах.
—
«Жалкая пародия на Ромео и Джульетту», — вещал динамик ноутбука.
— И не говори, блядь... — отвечал Дазай, горько усмехаясь тому, как складывается его жизнь.
Так сложно, оказывается, быть Дазаем Осаму.
Подросток перекручивал в голове собственную биографию много раз, и сейчас разок попробовал.
«Хоть садись и сам книгу пиши, а закончится она словами о том, что главный герой добровольно покинул мир живых...»
Такие мысли всегда побуждали глянуть на предплечья — мысленно размотать бинты, вспомнить шрамы, каждый, чуть ли не досконально.
«Неужели и бинты эти Чуе нравятся?»
Дазай сам не считал, что это выглядит нормально, уж тем более привлекательно. Это точно не добавляло обаятельности — напротив, люди могли подумать, что у него болезнь кожи какая-то.
Зато он чувствовал себя в безопасности. Вот так, замотанный чем-то, крепко стиснутый слоями бинтов.
И никто не залезет под кожу, в душу...
«Нет, у Чуи получилось».
Может, потому и получилось. Потому что Дазай нравился. Не только мордашкой, на которую велись те самые, нелепо косящиеся девицы. Нет.
Понравился со своим своеобразным юмором, со своей любовью поумничать, со своим недопапашей боссом мафии и своими «белками» в голове.
Всплывшая в памяти оговорка Накахары заставила улыбнуться.
«Вот... придурок».
Такой живой, делающий ошибки, любящий жизнь, несмотря ни на что...
Да, Дазаю он тоже нравится.
И ему все же нужно сказать это вслух.
Обязательно.
За четыре дня, которые у них остались, даже если все эти четыре дня Поль с Рембо будут торчать дома.
Дазай свернул браузер и зашел в «Лайн», сразу упираясь взглядом в сообщения Накахары.
Чуя Накахара:
Ты не договорил. Что ты хотел сказать?
Дазай нервно сглотнул.
Так не слишком пошло? Признаваться сообщением? В фильмах такое хорошим не заканчивается.
«Всё-таки я не в фильме... И я скажу вживую. Обязательно. Зато будет проще, если сначала написать».
Вы:
Что ты мне нравишься.
Рука дрожала и в один момент всё же дрогнула достаточно сильно, чтоб отправить это несчастное сообщение.
Накахара, как обычно, не кормил Дазая молчанием.
Чуя Накахара:
Дурак.
Чуя Накахара:
Идиот. Идиот. Ты идиот
А Дазай и сам знал.
Сам знал, что идиот. Последний из последних идиотов...
Чуя Накахара:
Я, кажется, уже признался тебе в том же.
Сердце снова завелось, хотелось спрашивать почему, почему Дазай ему понравился, но лучше не углубляться.
Чем сильнее они друг другу откроются, тем больнее будет расставание через четыре дня.
Дазай решил крыть юмором, раз Чуе он так нравится.
Вы:
Поцелуй был вполне сильным намёком. ;)
Накахара стал печатать что-то ещё — наверное, ещё набор оскорблений, но Дазай уже вышел из мессенджера.
Он выключил ноутбук — чтоб ни единая душа не полезла, чтоб любой любопытный наткнулся на пароль, защищающий драгоценные сообщения в «Лайне».
Дазай побежал на кухню, чтобы чем-то перекусить — на ужин не пойдёт, нет, не сможет держаться спокойно, сидя прямо рядом с Чуей,
прямо за тем столом...
По лестнице было спускаться легко, хвалить новый замок в двери в ответ на любопытство Огая — ещё легче.
Сегодня сон будет сладким, сегодня никаких кошмаров.
Впереди много проблем, но Осаму позволит себе провести одну спокойную ночь.
Да. Позволит.
