Мой любимый официант

От Арсения два дня никаких слухов и вестей: телефон не отвечает — находится вне зоны действия сети — в квартире тоже пусто. Антон приезжал к нему пару раз, стучал, сидел под дверью, просил открыть, слышал по ту сторону какой-то шум, но в ответ упорно молчали. Шастун не знал, куда себя деть. Он даже не знал, что с Арсом происходит и как ему помочь. Всё это время он ходил загруженным, не находя себе места, и ему уже было не до улучшения своего ресторана, вообще не до чего. Единственное, что могло успокоить его — увидеть наконец Арсения и разъяснить ситуацию, но чтобы это сделать, нужно хотя бы выяснить, где он, ведь не факт, что дома. Можно было позвонить его друзьям или родственникам, но Арсений никогда не заикался о них, так что был только один выход. Контактный список просматривается быстро, и также быстро находится нужный человек. На удивление, отвечают почти сразу. — Антон Андреевич? Здравствуйте, что… — Привет, Серёж, — у начальника голос рваный, неуверенный. Это совсем не похоже на него, но мужчина ничего не может с собой поделать — волнуется. Постоянно сухие губы приходится облизывать, а голос контролировать. — Прости, что беспокою в отпуск, но тебе Арсений не звонил? — сразу спрашивает он. — Да нет. Я ему звонил дня два назад, он сбросил, ну я и подумал, что занят, а потом мы уехали — я его и не набирал. «А зря», — думает про себя Шастун. — Не знаешь, где его можно найти? Он пропал, на связь не выходит, я к нему домой ездил — там слышатся шорохи иногда, но дверь никто не открывает. Я уже не знаю, что делать, может, у меня паранойя и его вообще там нет. Он тебе ничего такого не рассказывал? С ним раньше такое случалось? Антон, устав рваными шагами мерить какой-то сквер, в котором и разговаривал по телефону, сел на лавку, потирая руками лицо. — Блин, нет, это на него не похоже… — Серёжа в недоумении. То, что Арсений весьма вспыльчивая и эмоциональная личность — он знал, но с появлением Шастуна в его жизни на постоянной основе эти черты заметно смягчились, так что теперь он не видел причины. — Слушайте… — спустя пару долгих секунд начал он, и мужчина заострил слух. — Я сейчас в другом городе, но у меня есть ключи от хаты Арса, вы можете попросить соседку открыть вам дверь — я с ней заранее договорюсь и ключи скажу где взять. — Это было бы очень здорово, Серёж, — с надеждой в голосе проговорил Шастун. Это была единственная неплохая идея, что бы попасть к Арсению в квартиру. — Отлично. Я тогда позвоню сейчас соседке, спрошу, когда она будет дома, и отзвонюсь вам, — решительно говорит Матвиенко и, после короткого прощания, бросает трубку. Прежде чем позвонить девушке, для проформы набирает Арсу — тот действительно не отвечает, зараза. Что ж он такого мог натворить, что даже не поплакался ни одному из близких и единственных в этом огромном городе ему людей? Всё это так странно, и Серёжа матерится себе под нос, набирая номер соседки.

***

Соседка, что работала в больнице медсестрой, дома была только на следующий день, придя со смены. Антон сразу же выехал, нервно постукивая пальцами по рулю. Не хотелось думать о плохом, но Арсений не вышел сегодня на работу, хотя должен был. Такой халатности от него не было никогда, телефон по-прежнему не отвечает, и сердце мужчины неприятно сжималось в груди. Ну что может случиться со взрослым человеком? Да всё что угодно, блять! Соседкой оказалась приятная девушка с сынишкой дома. Она приветливо улыбнулась Шастуну, как только увидела, и предложила помощь в поиске ключей Арсения. Антон натянул на себя улыбку и кивнул в ответ, понимая, что помощь ему не помешает. От этой же девушки, что звали Вика, он узнал, что она подрабатывает в больнице медсестрой и с Серёжей они хорошие друзья. Она даже познакомила его со своей подругой, и они встречаются уже год. Антон всё это слушал, отвлекаясь от главной темы. Он уже не знал, о чём думать. Что, если с Арсением что-то случилось? А что, если он вот так вот просто бросил его, работу, Серёжу и уехал обратно в Омск или в другой город? Столько мыслей путаются в голове, поэтому он старается вслушаться в молодой, почти девичий голос, не отвлекаясь зря. — Нашла! — вдруг крикнула Вика и протянула связку ключей с глупым брелком в виде лисы шатену. — Вы можете идти, я дверь закрою, Серёже отпишусь, — добавляет она, видя в глазах напротив растерянность. — Спасибо, — благодарит Шастун. Когда они выходят из квартиры, открывается соседняя дверь, и из неё выглядывает мальчик в пижаме. — Мам, ты скоро? — зовет он, протирая глазки. — Матвейка, ты чего вышел? Иди сюда, — Вика подхватывает сына лет пяти, и Антон замечает у него красивые голубые глаза. Внутри ёкает что-то, и он сумбурно прощается, по пути к машине набирая Матвиенко. — Серёж, я ключи забрал, еду к Арсению, — говорит он. У них ещё вчера был уговор, что они держат друг друга в курсе любых новостей. — Хорошо. Антон Андреевич, вы как узнаете что, постарайтесь мне как можно быстрее набрать. Надеюсь, с этим балбесом всё в порядке. — А есть какие-то догадки? — начальник ставит на громкую, выруливая со двора. — Да не знаю я. Вчера думал над этим, но ничего в голову не пришло. Вот мы с ним полгода дружим, а я только вчера понял, что он никогда о себе толком не рассказывал, — грустно вздыхает он. — И я тоже, — с сожалением понимает мужчина. — Ладно, Серёж, я в дороге, на связи. — На связи. — Матвиенко отключается. Шастун устало вздыхает, просто запрещая себе паниковать. Однако то, что он действительно об Арсении не знает ровным счётом ничего, сильно задевает и заставляет задуматься: они ведь встречаются месяц, ходили на свидания до этого, вместе спали. Неужели он для Арсения никто? И как Шастун позволил так себя провести?

***

      Мemory lane. Через четыре часа прослушивание закончилось, как и кандидаты на него. Всех собрали в просторном зале. Попов удивился, ведь общее количество абсолютно незнакомых, но одинакового с ним возраста людей составляло около ста человек. У всех было разное настроение, кто-то уже успел подружиться друг с другом, кто-то изначально пришёл компашкой, а кто-то с родителями. Пока ждали результаты, сходили в ближайшую забегаловку, накупили там еды и напитков, теперь ходят с ними. На улице ведь июнь, лето, особенно радует Москва тёплым солнцем, поэтому нет смысла тусоваться здесь четыре часа в одиночестве, как это делал Арсений. Конечно, он был в своем горе не один. Были и те, кто переживал экзамен хлеще него — они чуть ли не начинали реветь, выходя из большого зала. Но он держался стойко и был уверен — он тот самый перспективный и талантливый. Он поступит наверняка. Наконец на сцену вышли уже знакомые люди, представляющие жюри. Они выглядели серьёзно и строго в своих дорогих костюмах и с важными лицами. В зале тут же наступила тишина. — И так, дорогие абитуриенты, — начал ректор, — вас сегодня было необычайно много. Я рад, что многие выбрали наш вуз, — он улыбнулся, но обстановку в зале это не разрядило ничуть. — Сейчас у нас в руках список тех, кто придёт сюда первого сентября и начнет учиться, — продолжила зам. — Итак: Михаил Загаев, Степан Морозов, Вероника Сиденко… У Арсения замерло сердце в груди. Не билось. Дыхание срывалось. Он лишь слушал, стараясь вникать в фамилии и имена. Рядом или неподалеку облегченно выдыхали, кто-то обнимался с кем-то, кто-то держал руки у рта, что бы от счастья не закричать. Арсений внимательно слушал, что бы сделать так же. — Дмитрий Пышненко, Станислав Вытекаев, Екатерина Бродская, Мария Ликун, Виктория Складчикова… Сейчас. Ещё чуть-чуть. — Вячеслав Минаев, Виктор Гордеев. На этом всё. Просьба названных пройти обратно в большой зал, где проходил вступительный экзамен. Остальным спасибо! Люди начали расходиться группами, жюри на сцене ещё некоторое время шептались между собой. Та неприятнейшая женщина оглядывала всех присутствующих, кто ещё оставался в этом зале, не спеша уходить, а Арсений сидел ни жив, ни мёртв. Что.? К-как? Его… Не взяли? Это какая-то ошибка. Он просто не услышал из-за лёгкого трепетного волнения в груди. Его просто пропустили, не прочитали между фамилиями теперь уже студентов этого вуза. Это какая-то ошибка, да, сто процентов. — Простите! — мозг полностью пропускает момент, когда парень оказывается на сцене у ректора и зама. Неприлично близко. — Здравствуйте ещё раз. Извините, а там… — пальцем он неловко указывает на листок, — нет фамилии Попов? — А вы Попов? — скептично спрашивает седовласый мужчина, пока парень внутренне угасает: надо же, даже не запомнили его. — Нет, юноша, вас здесь нет. К сожалению, вы не попали к нам, но вы можете попробовать в следующем… Дальше Арсений просто не слышит. В следующем году. В следующем вузе. В следующей жизни. Да, конечно. Конечно так. Только вот он сбегает со сцены позорно, боясь услышать ещё раз такое громкое, но совсем не искреннее «Спасибо!». Нет. НетНетНет Как так? Этого просто не может быть… Мысли то и дело задевают по больному. Так больно, так несправедливо и не знаешь, кто виноват. Маленький мальчик, создавший иллюзию мечты. Слетели и разбились розовые очки. Перед Арсением суровая реальность, где он кто угодно, но не актёр. А точнее, вообще никто. Ноги сами ведут на улицу, будто тело и без мозга понимает, что ему нужно на воздух. Парень заглядывает в телефон — на карту поступила крупная сумма ещё пару часов назад. Видимо, родители прислали на оплату квартиры или в качестве награды за успешное поступление в институт. Только он никуда не поступил. Ни как родители хотели, ни как он сам. В этот момент хочется расслабиться, хочется уснуть и не проснуться. Разум всё ещё считает за сон всё то, что происходит с парнем последний час. Какой-то сюр. Молодое тело, только что выбравшееся из цепких пальцев учебы и родительского контроля, просит развеяться, оторваться как в последний раз. Арсений не сопротивляется мимолетному желанию. Двадцать тысяч на счету. Сегодня он оторвётся, как в последний раз и не будет думать ни о чём. Звучит явно лучше, чем всю жизнь думать о будущем, так как будущего у него всё равно не получилось. Дальше — туман. Несколько недель выпадают из жизни, будто он пробыл в коме. Он помнит только, как литрами вливал в себя алкоголь, как поддерживал в любой тусовке похожих себе людей. Как познавал новый контингент. Он будто стал другим человеком теперь — оторва, живущая одним днём. И где ваш прилежный мальчик Арсюша, что всегда слушает родителей, ходит на кружок и хорошо сдаёт профильную математику? Попов не хотел этого знать. Каждый день клубы и тусовки, огромное количество различного алкоголя, кальяны и новые знакомства. Девочки и разовый секс, которого у Арсения из прошлого ни разу не было. Так вот она какая настоящая жизнь, и как можно было жить по-другому — теперь большой вопрос. Очнулся брюнет только через две недели, так и не заехав ни разу на свою съемочную квартиру, покупая одежду на ходу и ночуя в незнакомых домах на вечеринках. Проснулся он, кстати, с оглушающим похмельем в одном из таких, кажется, где-то за мкадом. В трусах, абсолютно один, рядом валялись бутылки от разных видов напитков. Большое панорамное окно выходило с видом на лес. Тихо, спокойно, красиво. Ещё раннее утро и Попов проснулся будто после глубокого сна. Плохо было очень, он несколько минут не мог понять, как оказался здесь и не улетел ли он в другую страну, как они планировали с кем-то по пьяни. Кое-как поднявшись, брюнет прошёл вперёд по деревянному полу. Увидев в окне свое отражение, он ужаснулся. Давно ли он живёт одним днём, не зная кто он и где? Его бросило в легкую дрожь. Остатки разума понемногу заставляли приходить в себя. Арсений оседает на пол, закрыв руками лицо. Не уж то это он теперь? Это его жизнь? Такая грязная и ужасная? Вспомнив свой «отрыв» — задрожал сильнее. Так ведь нельзя. Он правда всё это время жил, как… Последний день? Старый Арсений возвращался, а точнее, маленький Арсюша, что ни за что бы не превратил свою жизнь в такой хаос. Прилежный мальчик хотел покоя и стабильности, путешествия и верных друзей, но никак не вот это вот всё. В жизни надо было что-то менять. Парень натянул шорты и футболку — предположительно свои — и спустился вниз. На полу нашёл пятитысячную купюру и усмехнулся. Что ж, москвичи и правда не знают цену деньгам. Видимо шорты, в которых он был, действительно его, так как в них нашёлся его телефон. Посмотрев по картам в интернете свое местоположение, он охренел — Рублёвка. Что ж, а ему весьма повезло со случайными знакомыми в одном из клубов. Вызвав себе такси, он уехал домой. В жизни нужно было что-то менять, это уж точно. Во-первых, провериться и отойти от похмелья, а дальше будет смотреть глобальней. Например, не возвращаться в Омск — его там никто не ждёт, как бы грустно или плевать сейчас не было. Найти работу и жить здесь, ведь денег на счету оставалось немного, а что касается неудавшейся карьеры, работы, цели, мечты, смысла жизни… Нужно было забыть. Совсем. Не думать об этом так же, как и в эти две недели «запоя». Закрыть на огромный замок и выбросить в реку — пускай тонет. Выйти в свет новым человеком. Никогда не поздно начать всё с чистого листа. И кушать нужно было, и за квартиру платить, и новую одежду купить. Так и получается, что молодой парень с одним только школьным образованием пошёл работать в кафе официантом, где практически сразу заметили его потенциал. Хороший, честный и послушный мальчик. Красивый, нравится клиентам, много работает, мало устаёт. Такого трудно было не заметить, а поэтому, когда денег на квартплату и проживание в целом, стало не хватать, новый Арсений Попов решил попытать свою удачу ещё раз, придя в самый лучший и дорогой ресторан Москвы. Как раз в это время в «Claude Monet» выросла посещаемость и сотрудников стало не хватать. Арсения взяли почти сразу, на испытательный срок в две недели, конечно. Но он хорошо показал себя, а начальник часто поглядывал за ним, сначала внимательно, а потом с каким-то интересом, но поскольку парень уже пару лет жил в столице и многое повидал, он знал, как себя вести. Абсолютно новый человек: закрытый, опрятный, трудолюбивый, неприхотливый во многих моментах, внимательный и готовый дать сучливый отпор в самых крайних случаях. Скрытный. Это ради его же безопасности, да и нечего ему было рассказывать про себя. Не было у него жизни, кроме последних трёх лет.       Мemory lane. Тело ломит невыносимой болью. Алкоголь не помогал забыться — воспоминания фантомом касались души и тела, обжигали и одновременно морозили изнутри. Да, было холодно на полу и бутылка допитого вина валялась неподалеку. Больше у Арсения алкоголя нет. Он не знает, хорошо ли это или плохо, но пьяный мозг то и дело нарывается на те самые моменты четырехлетней давности, прокручивая их в голове снова и снова. Он ведь всё забыл. Он стал новым человеком специально, стал совсем другим. Нашёл Серёжу, сдружился с ним, научился заново жить, не ощущая колющую боль в груди от воспоминаний, которых больше не было. Жил одним днём, но правильно, решая забыть про карьеру актёра. Конечно же, родители в скором времени узнали правду и был большой скандал, ведь эти люди помешали его единственному верному решению всё забыть, напомнив о неудаче. Поэтому Арсений, не узнавая ни себя, ни своего голоса в этот момент, вылил на них всё, что думал, всё, что накопилось за восемнадцать лет. После чего снова забыл. Так не было больно, так не было грустно, так можно было заново начать жить и жить хотелось. Не хотелось умирать. Все три года он уверенно шёл вперёд, куда именно ведёт это «вперёд» он не думал. Ходил на свидания, общался с людьми, устроился в дорогой ресторан — новое высокооплачиваемое место работы заставляло гордиться собой, пускай и приходилось терпеть высокого, вечно цепляющегося к нему начальника. Он поменял себя, надев маску, запретил себе думать о плохом, вспоминать прошлое, закрылся ото всех, но… Антон что-то сделал с ним: пробудил какие-то чувства, эмоции, открыл, если не прошлого, то нового Арсения, а парень не успевал за происходящим, утопая во внимании и влюблённости. В момент, когда любимый человек окончательно сломал баррикады, что строились так долго, в Арсении что-то щёлкнуло, его мозг посчитал обязательным вернуть всё, как было, ради его же безопасности, а значит, избегать Антона и держаться подальше от него, ведь он приносит вред. Арсений поехавший, но никак не может всё происходящее сейчас остановить. Гниёт в этом болоте, гробит себя. Пьяный, думает: а можно было бы что-то изменить тогда? Поступить по-другому? Быть может, если бы он прошёл тогда вступительный экзамен, он бы стал настоящим актёром, снимался бы сейчас в театре и кино, его биография висела бы в интернете, был бы большой список постановок, сериалов, фильмов и сцен, в которых он принял участие. Не валялся бы он сейчас абсолютно разбитым на полу съёмной квартиры, у него были бы родители, которые так или иначе гордились бы успехом своего сына, были бы друзья и коллеги из шоу-бизнеса, они не дали бы ему пить. Он был бы в своём горе не один.

***

Антон, не теряя времени, сразу открывает квартиру ключами, проходя во внутрь. В коридоре ощущается слабый запах сигарет и алкоголя, что не нравится ему заранее, и он морщится, снимая кроссовки, и идёт на поиски парня. — Арсений! — зовёт он его в надежде, что парень откликнется сам. Но тишина. Антон заглядывает в каждую комнату по очереди, а находит в итоге в самой дальней — спальне. Арсений лежит на кровати в позе эмбриона и мелко дрожит. — Арсений!.. — мужчина быстро оказывается рядом и кладёт руку на плечо, заставляя оторвать лицо от колен и поднять взгляд. — Боже… — брюнет плачет, слёзы катятся из глаз, а светлые океаны, что непрерывно выливаются из своих берегов, слабо фокусируют взгляд. — Что с тобой, что случилось? Парень смотрит на начальника, но захлёбывается в новой истерике, пытаясь уйти от прикосновений и спрятаться, но ему не дают — отрывают от постели и разжимают мёртвую хватку рук, обнимая. — Тише, тише, Арс, я рядом, всё хорошо… У Шастуна просто не было слов. То, что он видит сейчас, казалось нереалистичным совсем. Он точно тронулся головой, и сейчас поехавшая от переживаний за любимого человека крыша придумывала ему всё это. Арсений разбитый, зажатый, заплаканный и дрожит всем телом в его руках. У него красный нос и шея, искусанные до крови губы, полопанные капилляры и слишком худое тело. Кажется, что он за эти три дня ничего не ел. И это не выглядело настоящим вообще, будто розыгрыш. — Я никчёмный, Антон! Я врал тебе, врал себе, всем, кого знаю, я… — рыдает Арсений и пальцами впивается в свои плечи. Ему больно, его разрывает изнутри. Антон, глядя на своего мальчика, понимает — его разрывает тоже. — Прошу, успокойся. Ты придёшь в себя и мы поговорим, да? Дыши, — как можно увереннее пытается говорить Шастун, хотя сам готов расплакаться при виде такого разбитого человека. Что с Арсением? Почему он такого мнения о себе? — Ты не понимаешь, я думал, я… Был уверен, что всё прошло, а…я врал. Это была маска. Всё, что было — неправда, — говорит он, на пару секунд замолкая, чтобы потом снова начать всхлипывать и ненавидеть себя, потому что он вот такой. Ненастоящий. Разбитый. — Нет, Арсюш, — шатен собирает всю свою волю в кулак, не давая места эмоциям. — Ты не прав. Ты настоящий. Всё это было правдой. Ты не мог так просто обманывать всех, ты… — Я очень хороший актёр. Я всех обманул, — перебивает, кажется, совсем обречённо, будто сейчас весь мир погибнет и всё из-за него. — Я ничтожество и монстр, прости, что полюбил меня. Его слова звучали, как приговор. Совсем бредово, совсем непонятно. Антон и правда не узнаёт его, но запрещает себе слушать весь этот бред. Если он сейчас уйдёт — Арс просто сломается. — Нет, Арс, прошу, перестань. Я люблю тебя любого, я люблю тебя настоящего, слышишь? Что вообще произошло с тобой? Парень быстро-быстро мотает головой из стороны в сторону. Его волосы покачиваются в такт голове и он выглядит сейчас мило, если не всматриваться в заплаканное лицо. — Воробушек, — совсем ласково. Его притягивают в слабые объятия, для чего приходится с ногами забраться на постель. — Расскажи мне. Ты даже не представляешь, как мы с Серёжей переживали за тебя, ты ведь пропал. А для родителей он три года как пропал. В большой Москве без денег и связей, возможно даже умер, но их это как-то мало волнует, видимо. — И С-серёжа? — слышится дрогнувший голос, точно как у птички. Антон слабо улыбается, продолжая гладить по спине. — И Серёжа, — кивает он. — И я. Почему ты пропал? Кто тебя обидел? — спрашивает ласково, боясь спугнуть. Чужие руки только сейчас перестают мелко дрожать. Под телом начинают копошиться и выбираться из объятий — Антон пускает, а в следующую секунду на него смотрят покрасневшие голубые глаза, а он смотрит на потрёпанные чёрные волосы и нос кнопкой, что шмыгает через раз. — Я мечтал быть актёром, — начинает тихо, не отводя взгляд. — Всю жизнь мечтал, с садика, прикинь? И ни на минуту ведь не сомневался ни в таланте, ни в мечте, — грусть ощущается в каждой клеточке тела и хочется просто исчезнуть, но Арсений продолжает. — Хоть родители и против были. Они думали, что это пройдёт, а когда выяснилось, что я реально хочу поступать в театральный, то ссоры начались, скандалы. Я должен был быть экономистом, — глаза сильно зажмурились, а через секунду на них проступила влага. Антон аккуратно переложил руку на чужое бедро, не сильно сжимая, что бы показать — он рядом. — Экзамен в Омске я с успехом провалил, но даже не расстроился. Нашёл театральный вуз в Москве, соврал родителям, что еду поступать в экономический туда. Они были очень рады… Горечь, с которой Арсений всё это рассказывал, оседала где-то глубоко внутри. Шастун не позволял себе зацикливаться на этом, но, так или иначе, он разделял ту боль, что парень испытывал сейчас. — Иди сюда, — Арсения аккуратно подцепляют за бока и жестами указывают пересесть поудобнее. Мужчина перебирается на середину кровати, притягивая брюнета к себе. Тот делает всё, как на автомате, мыслями всё ещё там, в своём прошлом. Антон укладывает его на себя, обнимает, лишь потом они замирают в абсолютной тишине, чтобы Арсений продолжил: — Я… В итоге не поступил. Меня просто не взяли, — да, в таком положении легче переживать наболевшее, когда со всех сторон уют и тебя обнимают, показывая, что поддержка здесь и она ощущается кончиками пальцев. — Я не знаю, почему, я был уверен, что все старания не зря, оно ведь правда наверняка стоило того, — всхлип. — И я остался один. Я тогда просто не хотел жить, да и не знал как. Я ведь не просто этой целью жил, я хотел её, я просто хотел себе профессию! Новая порция не столько слёз, сколько ненависти к себе. Просто было решать насущные проблемы, когда из головы вышиб одну такую важную, сложную и главную. Которая вскрылась сейчас. И теперь, что за проблему не подкинь — она будет казаться сущим пустяком, по сравнению с этим горем. — Но если ты правда хороший актёр, то… Почему тебя не взяли? Антон держал крепко, Антон не позволял причинить себе боль. Правда только физическую. Внутри он расцарапывал все раны похлеще красных полос на шее (да, скорее всего это ногти), но делал это не специально. Арс сам подписался на это всё. — Честно? Я не знаю, — брюнет даже поднялся, заглянул в глаза. Такие детские и жалостливые эти голубые, совсем не взрослые, неосознанные сейчас, будто ребёнок потерялся в большом магазине. — Мне было тяжело одному, страшно. Чего-то не хватало, а ещё там тётка была такая противная, кажется, она готова была убить. И голос поменялся. Стал другим. Антон не узнавал человека в своих руках. Вот. Вот этот Арсений — маленький и незащищённый, не выглядящий серьёзным и ответственным. Перед ним… Настоящий Арсений? — А ещё знаешь, меня, оказывается, готовы были взять на платный. Но я тогда уже пьяный в каком-то клубе сидел и посылал всех и вся. У меня всё равно денег не было, родители не стали бы за меня платить. Они вообще отказались от меня… Слушать стук чужого сердца легче, чем свой собственный голос. У Антона тело тёплое, приятное, а Арсений за эти дни сильно замёрз, не считая нужным укрывать себя одеялом. Он и на кровати-то чудом оказался, так бы и валялся на полу. Попов думает, что, пока Антон позволяет, он будет лежать на нём, потому что так дышать легче. Начальник, на удивление, не отстраняет. Лишь поглаживает по голове и рукам, сердце его бьётся в неспешном ритме, и он слушает. Не уходит. — Прямо отказались? — с удивлением. — Я этот разговор тоже плохо помню. Мы ругались по телефону, я на них кричал, они на меня и… Они от меня отказались? Арсений задал вопрос и замолчал, как будто ждал от кого-то ответа. Его мысли прыгали от момента к моменту, что бы всё рассказать. Воспринимать свою историю жизни, как фильм, который смотрел с телеэкрана гораздо легче, чем быть в нём главным героем. — Я всё равно потом телефон сменил. И банковскую карту. Я много пил и катался по клубам недели две, пока не проснулся в одном из коттеджей — я даже не помнил в каком — и не понял, что в этой жизни пора что-то менять. Я хотел жить, правда хотел, и я сделал для этого всё: устроился на работу официантом, неудачное прошлое своё раз и навсегда забыл, чтобы жить не мешало, пытался отношения строить, и жил, по сути, одним днём. Шастун слушает, и не верит ни слову. Неужели это правда? Если всё, что говорит сейчас Арсений, никакая не шутка, а его судьба — судьба восемнадцатилетнего парня в Москве без денег, помощи и работы — то он герой. Настоящий герой, что смог построить свою жизнь с нуля, будучи разбитым и абсолютно пустым, что в моральном, что в материальном плане. Арсений сильный и целеустремлённый, иначе не выжил бы тут, уж Антон-то знает. От переполненных восхищением мыслей к парнишке его вырывает громкий вздох. — Я не знаю, что случилось со мной, но ты когда мне про будущее сказал, меня будто ударили. Я почему-то тогда был уверен, что ты — зло, что ты хочешь мне плохого, и вообще воспоминания стали накатывать, их не должно было быть. Я под ними сломался, — тяжело выдыхает под хмурый взгляд старшего. Антон не мог вспомнить, когда он что-то там говорил, ведь разговор этот казался ничуть не важнее тысячных разных тем по поводу и без, а состоялся он больше недели назад. Неужели, это Арсения так задело? — А сейчас я зло для тебя? — тихо. — Я всё ещё люблю тебя. И всё это время любил, просто не мог совладать с головой. Видимо, я снова подумал, что отрыв сможет мне помочь, — имеет в виду погром вокруг: вещи, бутылки, прикроватная лампа на полу, чудом не разбившаяся. Стыдно. — А ты… Как сюда приехал? — спустя пару минут спросил он. Арс будто начал приходить в себя — вцепился пальцами в чужую толстовку, поднялся, что бы посмотреть в не чужие уже глаза, часто-часто моргая. Антон вновь обратил внимание на воспаленную кожу на лице, нездорового цвета щеки, мешки под глазами и непонимающий взгляд. Тяжело вздохнув, невесомо поправил чёрные волосы. Такой бардак на голове казался сейчас опрятнее всего. — Это неважно, Арсюш, — Шастун легко улыбнулся, поглаживая по плечу. — Я тебе потом расскажу, если ты захочешь, а сейчас давай поспим? Клянусь тебе, всё решаемо, и мы подумаем об этом завтра. Сейчас нужно поспать. Антон привык руководить, брать на себя ответственность и командовать, но он кажется никогда не привыкнет к такому Арсению. Тот, как слепой котëнок, лишь молча кивнул, то и дело закрывая и открывая глаза, медленно хлопая. Его длинные, но всё ещё влажные ресницы непроизвольно дрожали, а руки цепляли что-то хаотично, будто стараясь чем-нибудь занять. — Давай, котёнок, ты хочешь спать. Уложить на кровать и накрыть одеялом не составило труда, но прислушиваться к дыханию пришлось ещё долго — Арсений плохо засыпал, обнимая тело рядом. Пока думал о своём, уже почувствовал, как ослабла хватка рук, а движение груди стало равномерным и небыстрым, что позволило ненадолго успокоится. Антон сам испугался, Антону самому было больно, он даже не думал, что с Арсением может быть так. Он явно мучал себя этим прошлым, закапывал как мог. А ведь он, по сути, ещё совсем молодой — ребёнок, господи. Несправедливая судьба целеустремлённого мальчишки. Антон не видел проблемы в его жизни, нет. Даже с поступлением в вуз. Все проблемы решаемы. Но вот сам Арсений — с ним нужно было работать, ему нужно было объяснить, что проблемы нет. Но объяснять это всё пацану, что морил себя голодом и находился в истерике сейчас было просто нельзя. Он слабый ещё, Шастун просто его жалел.