Прогнать нельзя влюбиться

      Конечной цели у их путешествия не было, но когда Геральт заметил, что Лютик в моменты обсуждения вариантов маршрута, как правило, предлагал им двигаться к устью Яруги, к Цинтре, он ничего барду не сказал, но больше не перечил ему в его таинственном стремлении. Геральт даже сам начал предлагать варианты, которые Лютику должны были бы понравиться, и, когда Лютик соглашался, то он с каждым разом всё сильнее тайком смеялся про себя, что снова угадал. Но виду не подавал.       Что за нужда у барда в той стороне, Геральт рассчитывал выяснить на месте, а пока лелеял для себя интригу. Он даже не успел понять, просёк ли Лютик, что ведьмак ему подыгрывает, как они оказались в пригороде Цинтры.       Лютик был до глубины души доволен собой, что с наступлением весны нашёл Геральта так быстро. Он весь учебный год предвкушал их встречу и сам себе торжественно объявил, что по уши влюблён. Это не мешало ему всю зиму штудировать книжки, классифицирующие чудовищ, изучать помимо необходимых предметов историю и подробную географию Континента.       Он успел заметить, что иногда Геральт, не напрягаясь и не хвастаясь, вворачивает редкие книжные словечки или эльфизмы в речь. А учитывая, как мало он говорит, следовало признать, что доля учёных слов выходила прямо солидной. Пару раз в лавках или в домах заказчиков-горожан им попадались книги, и Лютик подглядел, как рука Геральта сама тянется взять какую-нибудь из них и полистать.       Лютик больше не хотел ударить перед ним в грязь лицом.       Само собой, эта влюблённость не мешала ему заводить в Оксенфурте интрижку за интрижкой, а также бывать у хороших подруг, которые привечали его и за столом, и в постели. И вообще, мир Лютика был лучист и полон чудесных людей.       Теперь же, когда они снова путешествовали вместе, Лютик жалел только об одном — что при встрече он не решился обнять Геральта. Вовремя заметил, что тот совсем не ожидал его увидеть, что не проявляет ни капли стремления к бурной эмоциональной встрече. Пришлось учесть. Ну, ничего, Лютик его снова приручит потихонечку. Не впервой.       [1-4-2.40]       Лютик сидел в очередном постоялом дворе за кружкой слабого эля и ждал Геральта с охоты на шелку.       Вместо Геральта в дверь ввалился дородный шорник, который увязался за ведьмаком на охоту на этот раз. По его лицу были размазаны брызги крови, но Лютик и мысли не допускал, что это кровь Геральта, а для крови шелки брызг было маловато. Наверное, мужик сам расцарапался ветками, пока бежал через лес.       Лютик в чьей-либо компании следовать за Геральтом посчитал ниже своего достоинства. Состоять в целой свите поклонников поэту не улыбалось. То ли дело — изображать верного напарника, единственного в своём роде.       Шорник, весь чумазый, задыхающийся, выпучив глаза, излагал пережитое, по-цинтрийски нажимая на раскатистое «эр».       — Я не вру. Проглотила всю деревню зараз, ни косточки не оставила, — пояснил он для начала предысторию шелки для толпы постояльцев, собравшихся послушать. — Не смотри на меня так, засранец! — рявкнул он на подростка, который, не поверив, прыснул в кулак. — Поэтому мы и позвали его — Белого Волка. Он встал посреди замёрзшего озера, словно ведал, откуда эта тварь вылезет!       Лютик застрочил в записной книжке пером. Отличная сцена!       — И лёд раскололся! — вдохновенно продолжал шорник. Все ахнули.       Лютик приподнял голову: во силён мужик врать! Какой, на хрен, лёд? Начало лета на дворе! Вот что делает с человеком благосклонное внимание публики! Но сцена того стоила, и поэт продолжил записывать.       — И вылезла пасть шелки! — раздухарился рассказчик. — О, вы этаких не видели! Целый корабль вошёл бы в эту бездонную пасть, полную дьявольских зубов. И она… проглотила ведьмака живьём.       Шорник скривил губы и всхлипнул.       Лютик проглядел свою запись и нараспев воскликнул:       — Это вос-хи-тительно, — но, увидев осуждающие взгляды, поправился: — О… Простите, просто Геральт всегда так скуп на подробности.       Будто бы не замечая, что его извинения не подходят к печальному исходу истории шорника, а люди в недоумении смотрят на него, он черкнул ещё пару строк о мощных лапах и громадной утробе шелки. Ну, раз Геральт в неё поместился, она была настоящей громадиной, не иначе!       — А потом что было? — как бы между прочим спросил он шорника.       — Он умер, — произнёс тот и скорбно потупился, стараясь не расплакаться.       — Хе. — Лютик небрежно дёрнул плечом. — Он жив. — И подул на страницу, чтоб чернила быстрее сохли.       — Погоди, — рассказчик оскорбился в лучших чувствах. — Я был там. И видел всё своими…       Раздался громкий стук двери. Вошёл Геральт. Все уставились на него, воскресшего из только что записанного в мёртвые. Вид Геральта был ужасен: он весь с головы до ног, вместе с мечом в опущенной руке, был покрыт зловонным чёрно-коричневым слоем, не успевшим засохнуть. Вонь волной накрыла помещение.       Только Лютик, даже не поднимая взгляда от книжечки, и таким образом рисуясь, что ему-то подтверждение, что ведьмак жив, не требуется, удовлетворённо промолвил:       — Ну вот!..       Все, зажимая носы, провожали взглядом ведьмака, который прошёл к шорнику и к столу, за которым сидел поэт. Лютик, искоса бросив взгляд на посрамлённого оппонента, довольно расхохотался. Он верил в неуязвимость Геральта, и это приносило ему неизъяснимое удовольствие, он гордился своим спутником, он его обожал и был счастлив каждому подтверждению, что его ведьмак — самый лучший.       Зажав верхнюю губу кончиком языка, он подрисовал виньетку внизу страницы и поставил дату.       — Ох, а чем воняет? — спросил шорник, вытаращив глаза на ведьмака.       — Кишками шелки, — пробурчал грязный Геральт. — Надо было как-то вылезать наружу. Я бы забрал деньги, — сказал он, не откладывая в долгий ящик.       Пользуясь моментом, Лютик плавно поднялся с места и, ещё держа в разведённых руках книжечку и перо, вкрадчиво запел, оглядывая людей и справедливо ожидая, что все подхватят:       — Грош метни ведьмаку ты, из щедрой долины, о-о-о…       Тем временем Геральт поймал брошенный ему коротким жестом заработанный кошель. Шорник, сам измазанный в земле и чьей-то крови, видно, боялся ещё и говном шелки запачкаться.       Лютик оставил книжку и перо на столе, хоть и чувствовал, что книжка захлопнется, а виньетка размажется. Но главное было надёжно записано. Видя, что его песню подхватили несколько человек, он радушно развёл руками, поощряя хор. Весь припев спели и правда довольно дружно:       — Грош метни ведьмаку ты, из щедрой долины, ведь он твой защитник!       Слегка дирижируя и задавая тон голосом, Лютик вышел из-за стола и мимоходом, этак по-собственнически тронул Геральта за плечо правой рукой, пользуясь тем, что тот как раз проходил мимо, направляясь к стойке за элем. Средний палец барда на миг ощутимо прилип и стал мерзко-влажным. Лютик досадливо растёр каплю шелкиного говна кончиками двух пальцев, не испортив красивого движения. Сам не ожидал, что этот жест выйдет столь точным и метафоричным. «Говнистый, но мой».       Лютик взмахнул руками и искренне сказал всем подпевавшим:       — Спасибо!       И тут же почти вприпрыжку догнал ведьмака, который впился в первую попавшуюся кружку. К нему бард обратился уже с иронией:       — На здоровье! — подразумевая, что должен был бы услыхать «спасибо» от него за узнаваемость.       Геральт, не обращая на Лютика внимания, набрал в рот эля, матеря про себя и шелку, и всё её вонючее отродье. А Лютик решил, что момент, когда Геральт получил деньги, достаточно хороший, и приступил к своему плану. Не зря же он долго и аккуратно вёл Геральта в Цинтру.       — А теперь, ведьмак, пора вернуть должок.       Геральт раздражённо сплюнул на пол всё, что отхлебнул. В голову Лютика закралось подозрение, что это был ответ на его слова. Но он вспомнил, что Геральт — только что из кишок чудовища, и у него ведь, наверное, не только снаружи говно толстым слоем, но и во рту полно говна. Тогда логично, что первый глоток он выплюнул. Да и отступать было поздно, так что Лютик продолжил заготовленную речь:       — «Какой должок», наверно, думаешь ты сейчас, а я тебе скажу. Благодаря мне ты знаменит, ведьмак. Я мог бы потребовать долю от твоего дохода, но нет, я прошу всего лишь о крошечной, крохотулечной такой услуге.       — Отъебись, бард, — бросил Геральт.       Да. Так себе момент.       Геральт допил эль и высыпал из кошеля на ладонь золотые, чтобы осмотреть их на предмет фальшивых. Его донимала вонь, и всё тело зудело, но проверка денег — первое дело, потом поздно будет. Лютик попытался как мог подсластить ему ощущения и воскликнул, поведя рукой вокруг и вдохновенно глядя вдаль:       — Всего за одну ночь работы тебя ждёт водоворот земных наслаждений: шедевры мастеров кулинарного дела, достойные услаждать уста богов; девы, способные затмить солнце одной лишь тенью своей улыбки…       Во время этой речи Геральт ссыпал монеты обратно, замотал завязки вокруг горлышка кошеля и пошёл прочь, прихватив со стола меч и оставив барда упражняться в красноречии.       — …Реки сладкого нектара из редчайших, неизведанных, доступных только королям-м-мать твою! — перескакивая с полуслова на мат, шёпотом выругался Лютик, обнаружив, что Геральт ушёл.       Ну и для кого он тут распинается? Увидев, что ведьмака ещё не поздно окликнуть, бард обогнул деревянную колонну, и, независимо прислонившись к ней плечом, выкрикнул в широкую спину:       — Жратва, бабы и вино, Геральт!       Понимал, что оскорбительно и что ведьмак отлично поймёт уровень сарказма, но не удержался. Ну правда — мог бы и дослушать! А уж не дослушать, так хоть прервать.       Геральт остановился, замер. Укол вышел для него болезненный. Да, он необразованный мясник, но не до такой же степени! Интересуется миром, в котором живёт. За сто лет, чай, поднаторел в понятиях хотя бы по верхам? Видно, слишком он обидел Лютика, слишком привык, что Лютик ему всё прощает. Допёк парня.       Геральт моргнул пару раз, глотая собственную обиду и медленно обернулся к Лютику, чувствуя, как ехидная улыбочка растягивает губы. Сейчас он этого барда отбреет, но в шутку — чтоб простил.       — Жратва, бабы и вино, Лютик? Звучит как музыка. Раньше, до тебя, я и слов-то таких не знал. Спасибо, что пополняешь мой скудный лексикон.       И он сверкнул белыми зубами на чёрном говнистом лице.       Лютик, всё ещё держась за колонну правой рукой, наклонил голову и мотнул ею из стороны в сторону, взяв себя за нос левой, чтобы скрыть улыбку, предательски расползающуюся на лице. «Скудный лексикон», а? Сукин ты сын, Геральт.       Лютик выпрямился и, продолжая криво улыбаться, сварливо махнул на Геральта рукой, чтоб шёл уже. Куда он там шёл.

***

      Лютик полетел распорядиться насчёт горячей воды. Ванна, почти до краёв наполненная простой колодезной водой, была заказана бардом заранее и тоже с самого утра ждала ведьмака с охоты. Оставалось подлить в неё вёдер пять-шесть кипятка. Пока бегал, Лютик думал, почему Геральт не сполоснул с себя говно, если шелка вылезла из озера. Значит, была там вода? Или про озеро этот шорник тоже набрехал?       А может, шелка с Геральтом в брюхе успела так далеко ускакать от озера, что ему, когда вспорол ей брюхо и вылез, было проще выйти к жилью, к постоялому двору, чем искать в лесу клятое озеро снова? Бедный Геральт, чем он там в этой шелке так долго дышал?!       Лютик только надеялся, что шелка, по крайней мере, проглотила его вместе с мечом. Разре́зать её изнутри ножом было бы той ещё задачкой. Но раз Геральт вернулся с мечом, значит, ему хоть с этим повезло. Может, расскажет потом, когда отойдёт и отдохнёт.       А план покорения Цинтры у Лютика был безупречный. Весь Континент знал, что в этом году здешняя принцесса Паветта войдёт в возраст, подходящий для обручения и замужества, а значит, королевскому двору для пира потребуется музыка. И за Лютика похлопотала одна его хорошая знакомая. Этим и другими полезными знакомствами он тут обзавёлся в прошлое посещение столицы, ещё до Геральта.       Так что задаток, гарантирующий, что играть и петь на торжестве будет именно он, Лютик уже получил вчера через делопроизводителя этой знатной особы. Самое сложное — получить первый подобный заказ, дальше королевские дома сами начнут рекомендовать тебя друг другу. Оставалась одна загвоздка: в прошлый раз он был молодым и слишком беспечным. Неосторожно нажил себе в Цинтре несколько влиятельных, злопамятных и вспыльчивых врагов. Вся надежда была на Геральта. А Геральт был не в духе.