***
Геральт весь следующий год много думал, день за днём прокручивая в памяти произошедшие в ту ночь события. Мог ли он поступить как-нибудь иначе? Мог ли он, ведьмак, не заметить ужаса на лице Паветты, когда Калантэ приказала убить непрошенного рыцаря? Мог ли он не воспротивиться этому кровожадному приказу? Да, лицо Йожа из Эрленвальда не было человеческим. Но кто, как не Геральт, навидавшийся разнообразных разумных тварей от сирены до сильвана, знал, что внешность не делает тебя чудовищем? Не внешность делает тебя чудовищем. И то, что Геральт решился на защиту истинного избранника Паветты, показывало, что он ещё безрассудней, чем его дурной музыкант. Против Калантэ! И главное, даже позже, в спокойную минуту раздумий, он понимал, что не мог не вмешаться. Чудо, что нашлись такие же убеждённые в правоте рыцаря и в том, что по священному Праву Неожиданности этот претендент должен получить принцессу. Эйст Турсеах и его люди встали рядом с Геральтом и неожиданным женихом против рыцарей, нападающих на Йожа по велению Калантэ. Силы мужчин с оружием разделились, пир превратился в битву. Геральт кружился по залу с обнажённым мечом, укладывая выбегающих на него лордов одного за другим. Ну, умница, ведьмак! Ну, красавец! Вместо того чтобы убить одного рыцаря-оборотня, ты сейчас угандошишь десяток мирных рыцарей, лояльных короне! А если повезёт, то и полсотни. Кто молодец? Геральт молодец! Но по счастью, под этой короной нашлось немного мудрых мозгов. — Стойте! — властно выкрикнула Львица из Цинтры, прерывая всеобщую резню. И звон оружия почти сразу стих.***
Как только началась заварушка, Лютик пробрался задами вдоль стен к своей покровительнице, Огюстине де Мармат. Ему хотелось поглазеть на пируэты, которые крутил Геральт в схватке, успевая находиться почти везде, но бард поспешил. Огюстина, вдова, явилась на приём без спутника, и Лютик, хоть и без оружия, чувствовал себя обязанным быть рядом с ней в такую минуту. Пусть никто бы не поверил, но его вела не только благодарность за эту протекцию, но и искренние дружеские чувства. При первом знакомстве эта дама так его очаровала, что он даже попробовал за ней ухаживать, наплевав на разницу лет. Тогда он точно не предполагал, что будет ей столь многим обязан. Но получил в качестве отказа тёплое объяснение, что она заинтересована в более серьёзных отношениях, чем может предложить ей Лютик. Увидев подбежавшего к ней Лютика, Огюстина испуганно схватила его за руку и сжимала до самой развязки. Они оба устремили взор на Паветту, льнущую к Йожу, на Калантэ, которая, спустившись в зал, вовсе не бесцельно сжимала в руке меч: она жаждала если не смерти рыцаря-оборотня, то немедленного изгнания. Но сначала Королева соизволила выслушать мужчин, защищавших его. Лютик, разумеется, болел за отважных влюблённых, Геральта и остальных. Поначалу он не знал, чьи речи убедительней, но его удивило, что аргументы оказались различны. Эйст Турсеах и Мышовур считали Право Неожиданности дланью судьбы, советовали Калантэ остерегаться прогневать Судьбу и не накликать неведомых бед своим упрямством. А Геральт сказал, что людская вера в судьбу и её справедливое возмездие бессмысленна, она лишь помогает людям думать, что во всём этом дерьме есть какой-то порядок. Но его нет. И тем не менее, спокойно выговорил он, прямо глядя в глаза Калантэ, обещание следует выполнять. И простолюдину и королеве. Простота хуже воровства. — Он вообще никого не боится! — с восхищением шепнул Лютик Огюстине. — Ну, повторил бы за этими двумя, что дело в высших силах. Так нет же, от себя ей совет даёт. На нарушение королевского слова намекает. Огюстина с первых слов поняла, что речь о Геральте, и кивнула. Да и заметила она их переглядки, когда Лютик предостерёг Геральта от глупой драки с рыжим Крахом ан Крайтом. Паветта, ощутив тройную поддержку, решительно сказала матери, глядя на Йожа: — Я выйду за него. И Калантэ, вроде бы смирившись, обречённо протянула меч своему фавориту Эйсту. Никто не успел шевельнуться, как она шагнула к Йожу и без замаха вонзила ему в горло кинжал, который прятала в одежде. По крайней мере, Лютик был уверен, что вонзила. Но нет. Принцесса Цинтры закричала! И не просто закричала, она прогнула голосом ткань реальности. Все стоявшие рядом, в том числе и Калантэ с кинжалом, отлетели в стороны. Вообще все вокруг получили в лицо плотный удар, подобный не столько ветру, сколько беспощадному прибою в человеческий рост, и попадали на пол. Лютик, едва придя в себя после падения, поднял голову. Паветта и Йож остались в центре, вдвоём, неуязвимые, глядящие только друг на друга, а вокруг них завертелся ураган, сносящий всё со столов и не дающий удержаться на ногах. Пока Паветта говорила на Старшей речи, Лютик пытался привстать и как-то прикрыть Огюстину от летящей по залу серебряной посуды и острых обломков мебели. Оглянувшись, он заметил, что Паветта подняла себя и Йожа в воздух, не будучи в состоянии совладать со стихией, которую внезапно высвободила. Колонны зала и стены пошли трещинами. Мышовур, прижатый бурей к колонне, пытался колдовать, чтобы унять принцессу, но не помогало. Геральт, борясь с ураганом, кружащим по залу, выудил из-за пазухи эликсир, выпил, чтобы усилиться, и кинул ведьмачий знак, вложив в него всю мощь, которую почерпнул из эликсира. Видимо, в сочетании с усилием друида это дало эффект. Паветта будто очнулась, она оторвала взгляд от любимого, и оба тут же свалились на пол. Буря стихла. Убедившись, что опасность миновала, все начали подниматься. Лютик помог встать Огюстине, и ноги сами понесли его к ведьмаку. Как он? Калантэ, отброшенная к стене вместе с Эйстом Турсеахом, вставала, опираясь на его руку. Что ж, теперь Калантэ пришлось признать, что ничего она сделать не может с непокорной дочерью. И королева объявила подготовку к свадебной церемонии, желая сегодня же провести её. Наконец, среди приведённого в относительный порядок зала, она, окружённая почтительным кругом придворных, каждый из которых держал по свече, обернула руки Паветты из Цинтры и Дани Йожа из Эрленвальда драгоценным вышитым полотном и благословила молодых. Лютик с Огюстиной, стоящие в первом ряду недалеко от Геральта, с умилением смотрели, как влюблённые поцеловались. То, что лицо Йожа не было человеческим, поэту не казалось уродливым, ведь он ясно видел, как Паветта любит его. Лютик сентиментально приобнял за плечи Огюстину, и та улыбнулась. Даже он не ожидал, что у этой сказки конец окажется ещё счастливее! Дани вдруг поперхнулся, затрясся, и с ним произошло превращение, вернувшее его к человеческому обличью. Оказалось, королева, узаконив этот брак, исполнила условие, снимающее проклятие. Паветта, едва дыша от счастья, поцеловала своего любимого снова. Лютик проговорил, не отрывая от них влажных глаз: — Кажется, у меня рождается моя величайшая баллада. Геральт, проходя мимо него к выходу, приостановился и сказал: — Если доживёшь до утра. Не вздумай рыбачить в чужих водах до рассвета. Лютик проводил ведьмака взглядом. Как быстро сошли с его лица чёрные полосы — признаки воздействия эликсира! Он, должно быть, теперь едва на ногах стоит. Пропустить сквозь себя столько Хаоса! Да и переживаний Геральту сегодня досталось по самую маковку. И, хоть закончилось всё хорошо, ведьмак заслужил передышку. Лютик и сам бы ушёл на его месте, он вполне понимал, почему Геральт его бросает здесь одного. Но прощальная фраза звучала довольно обидно, Геральт явно вымотался, был раздражён и не церемонился. С другой стороны, сказал хоть что-то, предостерёг, по-своему, но всё же проявил немного заботы. Но тут Дани Йож, оказавшийся красивым мужчиной лет тридцати, окликнул ведьмака: — Нет, стой. Подожди. Ты спас мне жизнь, я должен отплатить тебе. Делать нечего, Геральт остановился и вежливо сказал: — Уверен, на моем месте ты поступил бы также. Ничего не надо. — Прошу! — настаивал Дани, для убедительности говоря торжественным стилем. — Геральт из Ривии, не пойми меня превратно. Я не могу начать новую жизнь, не вернув долг спасителю. — Хорошо, — вздохнул ведьмак. Нет ему покоя от королевских игрищ, отделаться бы да убраться отсюда. — Я воспользуюсь традицией, как и ты, — сказал он. — Право Неожиданности. Лютик внезапно очень ясно увидел всё презрение Геральта к мысли, что судьба существует! Это ж надо! Настолько верит, что ни возмездия за грехи, ни воздаяния за подвиги не происходит по мановению неведомой высшей силы! Насколько он уверен, что только люди вольны творить как справедливость, так и беззаконие. У Лютика у самого́ не было пока определённости в этом вопросе. В песнях Длань Судьбы смотрелась эффектно, так что он не исключал… Но как оно в жизни… То, что Геральт проявил такую твёрдую и даже, наверное, выстраданную позицию — причём, в простой шутке на предмет Права Неожиданности — привело Лютика в священный трепет. Ну, и ещё поэт немножечко гордился, что смог так глубоко заглянуть своему ненаглядному ведьмаку в душу. И что в который раз — не разочаровался в нём. Тут Паветте внезапно стало плохо, и можно было бы списать на перенесённое ею магическое напряжение. Но Калантэ только что потеряла из-за Права Неожиданности одно дитя, и тут же столкнулась со вторым Правом Неожиданности. Она пронзила дочь проницательным женским взглядом: — Паветта, ты что?!.. И по смятенному взгляду принцессы, по тому, как потянулся к ней с защищающим жестом Дани Йож, стало очевидно — беременна. Геральт бы, наверное, просто онемел. Но к счастью, во всеобщем языке было подходящее слово. — Блять, — сказал он. Больше ему сказать было нечего. Дани, Паветта, Калантэ — все смотрели на Геральта в шоке и с нарастающим ужасом. У всех на устах был немой вопрос: на что тебе этот ребёнок? Геральт развернулся и вышел. Лютик побежал было за ним, лишь только попрощался с Огюстиной и прихватил свою лютню. Но Мышовур успел выйти прямо следом за ведьмаком, и бард прокрался за ними, стараясь остаться незамеченным. Мышовур действительно догнал Геральта и остановил посреди пустого коридора. Лютик притаился среди колоннады. — Даже если боишься, от Судьбы не убежишь, — сказал друид. — Она идёт за тобой. — Херня, — презрительно бросил Геральт. Лютику было совершенно ясно, что не боится ведьмак никакой вашей сраной Судьбы. Не верит он в неё. А вот то, что теперь все боятся ведьмака — из-за сраной веры в сраную Судьбу — факт. — Связь между тобой и этим ребёнком будет невероятной, — попытался увещевать Мышовур. Но Геральт не хотел, не мог сейчас об этом спорить. Он сменил тему, предупреждая друида на прощанье, чтобы опасался кинжала в спину, а ещё пуще — яда. Да тот и сам прекрасно знал, поди, все эти игрища королей! Жил среди них. А вот Геральт давал дёру. Мышовур вернулся в пиршественный зал, а Геральт позвал: — Пойдём, Лютик. — Давно ты знал? — как бы между прочим поинтересовался бард, выходя из-за колонны. — Слышал твоё дыхание, — устало пояснил Геральт и быстро пошёл вперёд. Лютик поспешил за ним, думая, что эти слова звучат даже немного романтично. От них аж сердце трепыхалось в глотке. Надо где-нибудь использовать. Надо где-нибудь потрахаться.***
Они ехали верхом три дня и останавливались только чтобы дать отдых лошадям и ради ночлега. Надо было оказаться как можно дальше от благословенной цветущей Цинтры. Оба помнили, что хотела сделать Калантэ с предыдущим претендентом на Дитя-Неожиданность. Они мало разговаривали. Лютик почему-то ощущал себя виноватым, но, начиная рассуждать про себя, каждый раз приходил к выводу, что его вины никакой нет. И всё равно, встречаясь взглядом с мрачным Геральтом, сейчас же возвращался к ощущению вины. Это бесило. На утро четвёртого дня, не в трактире, где много лишних ушей, а уже на дороге, в сёдлах, Лютик завёл разговор: — Ну чего ты, скоро все они забудут. — Хотелось бы верить, — ответил Геральт. — Вот и верь, раз хочется! — легкомысленно брякнул Лютик. Геральт на это зло зарычал: — Гр-р-рх, как будто ты не в курсе, какая слава идёт о Каэр Морхене! — Ка… Какая? Лютик постарался не подать виду, насколько неожиданной для него была такая злость. Он-то боялся, что Геральт злится на него. — Какая?! А вот какая! Верят, что мы воруем детей у родителей, чтобы делать из них ведьмаков! Или что отбираем насильно! И что бо́льшая часть из них погибают! Что как раз правда! — Но ты же выжил, — пришибленно прошептал ему Лютик. — Что, просто повезло? — Не совсем. Зря Геральт это сказал, но ему противно было врать барду. — Как это? — тут же вцепился Лютик. — Не надо тебе знать, — отрезал Геральт. — Но я бы не назвал это везением. Лютик покладисто помолчал. — Послушай, — сказал он, — если твою связь с этим нерождённым ребёнком всё же придётся в будущем чем-нибудь обозначить, ох, ну, просто, чтобы всех успокоить, — быстренько добавил он, видя, как взвился ведьмак, — ты же не обязан для этого забирать его. Или её. — Предлагаешь мне жениться на ней и остаться жить в их гадюшнике? — едко осведомился Геральт. — Я тебе что, Йож из Эрленвальда? — Нет, конечно. Но, Геральт, а что, если вы с этим ребёнком станете, например, лучшими друзьями? Вот как мы с тобой. Ведь не обязательно жениться! Геральт отвёл взгляд, отметив в мыслях, как интересно поэт построил фразу. Слово «жениться» можно было отнести не только к гипотетическому ребёнку. — С принцессой? Или принцем? Лучшими друзьями? — язвительно ухмыльнулся он, чтобы не затягивать опасную паузу. — А что, принцы не люди, что ли? — обиделся за них поэт. — Люди, — пожал плечами Геральт, — ещё какие люди, Лютик. — Осталось убедить всех в Цинтре, что ты не собираешься отбирать у них наследника! — жизнерадостно заключил поэт. — Ну да. Нет ничего легче. Но знаешь, думаю, лучше мне не соваться в земли Цинтры, пока этот наследник не состарится и не умрёт, — хмыкнул Геральт. — Или пока я не умру. От чего я там умру. — Я тебе умру! — возмущённо пригрозил Лютик. — Выдумал тоже! Умрёт он! Только попробуй мне умереть!