***
Раз забыть не выходило, Лютик попытался обратить беду в шутку. Однажды на привале на берегу реки он начал наигрывать новый вариант «Дочки торгаша» и запел вполголоса, подбирая слова: — Будет полон дом ежат, они бегают, шуршат… Всё под лавками шуршат… Может, Геральт посмеётся, и его отпустит? Но, зная, как быстро разлетаются по Континенту новые песенки Лютика, ведьмак взъелся: — Ты опять? Опять лезешь в огонь? Мало тебе было, что тогда едва-едва живым ушёл?! — Ну ушёл же! — возмущённо обернулся к нему Лютик. — Да и ты не был пай-мальчиком, Геральт. Кто поучал Калантэ, как школьницу? — Не важно. Дело прошлое. Зато сейчас она могла разослать убийц по нашу душу. Я — ладно, я отмашусь, если что. А вот если ты будешь её дразнить!.. — Ой, Геральт, что ж теперь, не жить? Не петь? Не любить? — воскликнул бард с болью в голосе. — Лютик!.. Нет, не так, — перебил Геральт сам себя. — Скажи, как тебя зовут по-настоящему? — А вот не скажу! — звонко выкрикнул Лютик. — Спроси, когда будешь настроен подобрее! Не хочу, чтобы использовал моё имя, когда злишься. Геральт потом узнал сам, услышал из третьих уст. Хотел спросить и у самого Лютика, как его имя, чтобы бард знал, что Геральт знает. Но не мог поймать момент, когда между ними не висело необъяснимое злое напряжение.***
На следующий год они забрались далеко на Север и гостили в доме у одного солтыса, дожидаясь нужной фазы луны для успешной ведьмачьей охоты. И солтыс устроил пирушку, не в последнюю очередь чтобы показать всем своим друзьям и знакомым, какие знаменитые гости у него остановились. Устав от духоты, плохого вина и глупых вопросов собутыльников солтыса о цвете глаз и волос других ведьмаков, Геральт вышел из дому подышать. На дворе было хорошо. Звёзды проступали сквозь тонкие облака, а ветер обдувал лицо и шумел в листьях яблонь в саду за домом. Но за ним потащилась какая-то тётушка или кумушка и, догнав на улице, присела на уши, что хорошо бы Геральту правильно выбирать друзей. Вот у них в городе, мол, люди все честные да порядочные. А бард этот, от которого она ждёт одних проказ и лиходейства, в друзья ведьмаку не годится. — Это почему же? — вяло спросил Геральт, мечтая только о том, чтобы закруглить беседу, но всё же обидевшись за относительно честное имя Лютика. — А вот потому! — загоревшись лицом, как рыбачка, у которой клюнуло, тётушка доверительно взяла Геральта за рукав над локтем. — Все вокруг только и судачат о том, что тебя связало с Дитём-неожиданностью Предназначение! На балах-то я не бывала, а в жизни кое-что всё же понимаю. И что Львица из Цинтры своего зятька Йожа сначала угандошить хотела, знаю. А тебя на это дело вызвала, собиралась подрядить. Так ведь было? Вот ты и подумай, кто тебя Львице в рученьки-то привёл? А? Не твой ли расчудесный певун? Поди, хорошо на тебе заработал… Геральту стало так тошно, что даже с душным домом солтыса не сравнить. Само собой, даже допускать такое он не собирался, но сдуру бросил взгляд на крыльцо, поняв вдруг, что звуки лютни больше не доносятся из дома. В наступившей тишине кумушка резво прыгнула к крыльцу и вытащила из-за плохо притворенной двери притаившегося там барда. — Вот! Вот! Что я говорила! — радостно завизжала она, — Вот! Подслушивает, стервец! Видишь, ведьмак, видишь? Что я говорила?! Лютик весь вспыхнул, вырвался из её цепких ручонок и скрылся в доме. Геральт на ходу замахнулся на тётку — не ударить, конечно, а только припугнуть, чтобы она заткнулась. И бросился в дом догонять Лютика. Но тот вбежал в общий зал, где длилось застолье, схватил лютню и запел что-то весёленькое. Только поздно вечером перед сном Геральту удалось сказать ему: — Лютик, я уверен, что ты не виноват. — Я знаю, — тяжело вздохнул тот. — И всё же спасибо, что сказал это. Он отвернулся на своей кровати и натянул одеяло на плечо. Геральт с трудом удержался, чтобы не встать и не погладить его по спине. Никто не виноват. Дождавшись, когда ведьмак выполнил заказ, и добравшись с ним до города, Лютик объявил, что остаётся. Геральт кивнул и отправился дальше без него. Расставшись, оба вздохнули с облегчением.***
Год шёл за годом, вот и ещё три минуло, но мысли Геральта об общей судьбе с непрошеным ребёнком вместо того, чтобы поблёкнуть, постепенно превращались в манию. То, что Лютик больше не маячил рядом, напоминая самим своим присутствием, что с ними случилось, было, наверное, хорошо. Но ведьмак с тоской вспоминал их совместные путешествия прошлых лет. Пустота тоже угнетала и оставляла много места для навязчивых мыслей. На смену ночным кошмарам пришла бессонница. Геральт отчаялся. Наступив на собственную гордость, он начал платить чародеям и ведьмам, которые предлагали мелкие колдовские услуги. Некоторые сразу признавали, что помочь не могут, и денег не брали. Некоторые продавали ему колдовские составы, которые не работали — против его болезни во всяком случае. Денег Геральт обратно не требовал, просто шёл дальше. Он уже перестал ложиться ночью — смысла не было, засыпать вообще не получалось уже несколько дней. Он использовал ночи, чтобы доехать до следующей чародейки. Никакой человек такого бы не выдержал, а Геральт ещё был жив и в своём уме, но находился на грани сил. До того, как сон окончательно ушёл, Геральт, если уснуть и выходило, почти сразу просыпался в иррациональном ужасе и с болью во всех до звона сжатых мышцах, потому что ему снилось, что младенец в плотном свёртке попадает в когти или клешни очередному чудовищу, а он не успевает малыша спасти. Реальному ребёнку шёл уже седьмой год. Но в снах его Дитя-неожиданность оставалось безликим и маленьким. Наконец, одна старуха-травница, на которую надежд ведьмак вообще не возлагал, прошамкала ему: — Будь ты человеком, я бы, конешно, словечком не обмолвилась. Опашно это. Но раз ты ведьмачьей породы, может штаться так, что и выживешь. Так что шкажу. Одним разом ты не жилец, как я посмотрю. Двоюродная моя бабка говорила, што помогала настоящей чародейке, тогдашней ещё, изловить и запечатать печатью в кубшин джинна. Ну, и объяснила Геральту, как добраться и где искать.***
Лютик знал, что это плохая идея. Очень плохая идея. От людей он услыхал, что Геральт в городе, и сейчас безумно хотел с ним встретиться. Вся его летучая душа рвалась к ведьмаку — хотя бы увидеть его, перекинуться парой слов, услышать голос. Три года ведь прошло, ну, в самом деле! Но было нельзя. Расстались они без ссоры; правда, не сговорились о новой встрече. Геральт не озаботился, а Лютик, желавший проверить, озаботится ли он, так и не дождался этого. И с тех пор Геральт не искал его. Даже когда их пути случайно пересекались, и они могли бы легко увидеться, вот как сейчас, здесь, в Ринде, Геральту не приходило в голову заглянуть к Лютику повидаться. А Лютик пытался сохранить остатки гордости — не для Геральта, для себя. Поэтому он сидел теперь на главной площади в светлой и чистенькой пирожковой и сдерживался, чтобы не выйти на улицу. Пить ему тоже, разумеется, не следовало, но все его силы уходили на то, чтобы оставаться на месте. Так что велеть подавальщице, чтобы она перестала подливать ему вино, у него не получалось. Время шло, Лютик постепенно надирался, понимая, что надираться в его положении тоже не самая умная мысль. Ведь сорвётся же! И правда, несколько кружек спустя он обнаружил себя идущим по улице туда, куда ему указали на вопрос о ведьмаке — к пруду в рощице за городской стеной. В руке у Лютика при этом была фляжка крепчайшей бормотухи, которую он, мысленно махнув на себя рукой, купил на дорожку перед самым выходом из пирожковой, чтобы поддерживать в организме количество хмеля, способное заглушать голос гордости. Прогулка по свежему воздуху немного прочистила ему мозги, но не настолько, чтобы он опомнился и повернул обратно. Сейчас он почему-то верил, что сможет поговорить с Геральтом, будто с любым другим из своих старых приятелей, не выдав, как сильно он соскучился и как обижен многолетним избеганием с его стороны. Этот настрой Лютику нравился, и он то и дело прикладывался к фляжке, чтобы не растерять храбрость. Подкрасться незаметно он бы не хотел, поэтому, завидев фигуру ведьмака в кустах у берега, запел, делая вид, что так и шёл с песней всю дорогу. — Всем известно, что у барда сто подруг из Нильфгаарда, а мужей их он вертел на… Геральт! Здравствуй! Геральт даже не обернулся, продолжая орудовать рыболовной сетью в воде. Но Лютику это не показалось обидным! Ведь разве не так у приятелей принято: продолжать занятия, переговариваясь между делом? До чего славно, что Геральт вёл себя так, словно они и не расставались! — Сколько мы не виделись, Геральт, месяцы? — спросил бард. — Или годы? Впрочем, что такое время? Он слышал свой голос и чувствовал, что модулирует слишком сильно, это выдавало его состояние с той же очевидностью, что и фляжка в руке. Но сам смысл слов и небрежный тон, который он взял, казался ему вполне подходящим, и он даже сболтнул шутку, которая прыгнула ему на язык: — Я слышал, что ты в городе. Ты что, преследуешь меня? О-хм, прока-азник! Нет, это мне, конечно, лестно, но ты поищи себе другие увлечения… Геральт вытащил из воды сеть, но не удостоил барда взглядом. Тот ещё раз отхлебнул и протянул ему фляжку: — Будешь? Но ведьмак проигнорировал щедрое предложение. То, что Лютик бессовестно пьян, было совершенно ясно, и Геральт, который сознательно избегал поэта все эти годы, теперь ещё тяжелее воспринимал встречу. Лютик откровенно навязывал свою компанию. Как ещё назвать то, что он нашёл Геральта у тухлого пруда в трёх стае от города? И то, что поэт начал с шутки о том, кто кого из них преследует, означало, что он в курсе, как называется его выходка. Просто пьяные мозги Лютика успели вывернуть его истинную мысль наизнанку, но не успели оценить, насколько очевидной она осталась. Геральт обречённо подумал, что не сможет прогнать Лютика — тот просто не станет слушать. Да ещё эта клятая бессонница, из-за которой Геральт был злее голодной виверны! Будет чертовски трудно сдерживать себя, чтобы прогнать барда как можно более вежливо. И всё же он попробует. Лютик продолжал маячить в паре шагов за его спиной. — «Как дела?» спросишь ты меня, — продолжил он беседу. — Не спрошу, — ответил Геральт сквозь зубы. Но Лютик не смутился. Начав говорить, он уже не мог остановиться; он не без оснований подозревал, что в противном случае повиснет тяжёлое молчание. — Что ж, графиня д’Эстель, моя муза и обворожительница по-о-окинула меня! — объявил он, раскинув руки в стороны с таким восторгом, словно приз получил. — Довольно цинично и неожиданно, к слову. И теперь я умру от неразделённой любви или… от голода. От второго, причём, быстрее. Если кое-кто не поделится уловом со старым другом. Геральт вытащил пустую сеть и раздражённо пошёл вдоль берега. На бухло этому сукину сыну денег хватило, а значит, с голоду не помирает. Пусть лучше помрёт от неразделённой любви. Да и вообще, о какой рыбе могла идти речь в этой вонючей луже? — А! Слово «друг» у нас под запретом? — настырный бард пошёл за ним следом. — Да, правильно, подождём ещё лет десять. «Ну конечно, давай прямо сейчас ещё обсудим специфику наших отношений, ты как раз в нужной кондиции», — подумал Геральт, исходя на сарказм, но стараясь сдержаться. Тут бы не убить его ненароком, а не разговоры разговаривать. Лютик тоже учуял, что подошёл к самой границе допустимого, и сменил тему. — Геральт! Ты бесподобен во многом, что делаешь, но явно не в рыбалке, — сказал он, как будто сам был великим специалистом по рыбалке. — Ты хоть что-нибудь поймал за день? И кого ты вообще ловишь? Треску? Карпа? Щуку? Леща? Я просто вспоминаю, каких ещё рыб знаю. Язя? Язь — это рыба? Где-то на «леще» до Геральта дошло, что Лютик перечисляет рыб не ради того, чтобы похвастаться своим кругозором, а намекает на кругозор Геральта при выборе имени для каждой следующей лошади. «А вот Плотву не трогай», — раздражённо подумал он и с ещё большей злостью снова закинул сеть. А ведь были времена, когда они бы вместе посмеялись над этим. — Я не рыбачу. Я не могу спать, — измученно сказал он. — Ясно. Понятно. Всё очень логично, — задумчиво пробормотал Лютик. — Хотя, на самом деле нет. В чем дело, Геральт, расскажи. Геральт разогнулся, борясь с темнотой в глазах, которая лишь иногда расступалась, и то не до конца, и глянул на Лютика, прикидывая, стоит ли ему говорить. Не отстанет же. — Джинн, — сказал он. Ему вдруг сделалось так стыдно за то, что он хватается за эту призрачную соломинку, что он ищет несуществующего джинна идиотским способом, что поверил выжившей из ума старухе, лишь бы не совершить с собой что-нибудь ещё более ужасное, чем с ним уже происходит. — Ты ловишь джинна? Гения стихии? Который как облако с дурным характером и запретной магией? Такого? Такого, да? Лютик знал о джиннах очень мало, хоть и усиленно интересовался всякой хтонью. Джинны были огромной редкостью, и уже несколько человеческих поколений их никто не видел. Лютик мог бы назвать в десять раз больше видов чудовищ, чем рыб, особенно, когда был трезвым, но о джиннах и в древних книгах почти ничего не было. Только волшебные сказки о них упорно ходили в народе, как мечта об исполнении трёх заветных желаний. Геральт подумал, что если джинна всё же удастся отыскать, то Лютику стоило бы держаться подальше отсюда. Эта злобная тварь, возможно, и будет исполнять желания, но постарается выкрутить их так, чтобы принести как можно больше вреда всем, до кого дотянется. — Да, такого, — мрачно сказал он. Лютик солнечно засмеялся, даже ни капельки не обидно, без издёвки. Геральту это доказало, что прогнать его нет никаких шансов. — Он исполнит моё желание, — сказал ведьмак, задыхаясь от безысходности. — Он где-то в этом озере, а я спать, на хуй, не могу!!! — гаркнул он. Геральт позорно сорвался и тут же осознал, насколько всё плохо. Лютик не отвяжется и не внемлет голосу разума. А Геральт себя не контролирует. Если джинна не удастся найти — ему крышка. А если удастся — Лютик окажется под угрозой. Сможет ли Геральт сосредоточиться и сформулировать желание так, чтобы оно не навредило Лютику? В ответ на такой грубый окрик Лютик поджал губы, но обиду проглотил. В первый раз, что ли? Итак, Геральта кроет Предназначением так сильно, что у него прохудилась крыша, и он стал чертей ловить. И джиннов. В пруду. Дожили. «А это я удачно зашёл!» — подумал Лютик. Геральт перешёл к следующему участку, стараясь не смотреть барду в глаза. — Я не то чтобы корчу из себя самого умного, — осторожно начал Лютик, — но ты не думал, что вся эта затея — мёртвому припарки? Ты просто почему-то не смотришь в корень проблемы. М? А вдруг… Ну, предположим… Вся эта бессонн… ница… э… Связана с тем, что тебе сказал тот друид Мышовур в Цинтре? Лютик потряс свою фляжку, убедился, что она пуста, и беспечно выбросил в траву. Ему как раз сейчас потребуется чистая голова. Он знал, как Геральт бесится, когда с ним заговаривают об этом. Но ведьмака явно надо было спасать, пусть даже насильно. Пока Лютик подбирал слова, Геральт расправил сеть и закинул в новом месте. Лютик упёр руки в боки и постарался придать голосу побольше убедительности. — Право неожиданности, Предназначение… Невозможность убежать от ребёнка, который предназначен тебе и… — Нет! Не в этом дело, — упрямо пробормотал ведьмак. — Наверное, ты прав, — на миг Лютик пошёл на попятный, и всё же продолжил: — Но что, если нет? — Геральт обернулся и глянул на него внимательно. — Графиня д’Эстель однажды сказала мне: Предназначение — это лишь воплощение желания души расти. Лютик примостился на коряво растущее деревцо, думая развить свою мысль. Геральт, сидя на корточках у кромки воды, выбирал из пустой сети всякий мусор. — Ты пел ей перед тем, как она ушла? — спросил он как бы между прочим. — Представь себе — да, и она… — Лютик осёкся и с подозрением спросил: — На что это ты намекаешь? Геральт, приподнял брови и оглянулся на него. — О-хо-хо, всё, настала пора откровений, — объявил бард, вставая. — Давай, Геральт, признайся честно: как я пою?! — потребовал он. Геральт встал и зашвырнул сеть с новой силой. Он мог бы вспомнить что-нибудь откровенно мерзкое, вонючее и тошнотворное, но язык не повернулся оскорбить пение Лютика всерьёз. А прогнать придурка было нужно. — Это как заказываешь пирог, а он без начинки, — выдал Геральт и продолжил манипуляции с сетью. Пьяный Лютик широко разинул рот от изумления, не в силах поверить в такое, и затряс перед собой указательным пальцем. — Тебе! Надо! Выспаться! — заорал он так, что листья, кажется, посыпались с деревьев. — Ты что, сейчас пытался задеть мои чувства, Геральт?! Это… Это… Знаешь, очень некрасиво с твоей стороны… Во время этой речи Геральт вытянул сеть, и в ней что-то стукнуло о прибрежный камень. Геральт осторожно выпростал из сети небольшой глиняный кувшинчик с пробкой и двумя ручками по бокам. Неужели нашёл? Тут и Лютик увидел кувшин в руках Геральта: — Эть-эть-эть! А это что такое? Геральт поднёс кувшин поближе, рассматривая находку, и показал его Лютику. На крупной пробке был вырезан магический знак, пока спящий, так что медальон не дрогнул. — Чародейская печать. Это джинн, — сказал ведьмак. Ну конечно, на что Геральт рассчитывал? Разве такой ерундой барда напугаешь? Тем более пьяного? — Можно подержать? — Лютик неожиданно рванул кувшинчик за ручку к себе. — Лютик! — прохрипел Геральт, стараясь не заорать и впиваясь в горлышко кувшина скользкими, в глине и тине, пальцами. — Возьми назад слова про пирог! — скороговоркой выпалил бард, сверля его возмущёнными глазищами и выставив в его сторону указательный палец. — Возьмёшь, и тогда получишь своего джинна! — Отдай, — сказал Геральт как можно строже, стараясь внушить бестолковому приятелю, что это не шуточки. Не тот случай, чтобы торговаться! — Нет, нет, ты отдай, упрямая жопа лошадиная… Пальцы Геральта заскользили по горлышку, он впился крепче, но они всё же соскользнули на пробку, и пробка вырвалась из кувшинчика. Кувшинчик оказался пуст. Ничего из него не выпало и не вылилось. Лютик потряс его для проверки и разочарованно опустил уголки губ: — Хм. Унылая развязка. — Но тут откуда ни возьмись над ними рванул ветер. — Или нет?.. Лютик забегал глазами, но никого вокруг не заметил. Подумать только, невидимый джинн! И он прямо сейчас улетает над озером от них с ведьмаком на другой берег! И Лютик, ощущая себя хозяином глиняной тюрьмы, из которой вырвался джинн, понял, что надо немедленно выкрикнуть желания, а то стервец уйдёт! — Джинн! Я освободил тебя, и отныне я твой господин! — крикнул он в воздух над прудом, прыгнув к берегу. — Во-первых, пусть Вальдо Маркса, трубадура из Цидариса, как можно скорее хватит удар — и прощай! Дело в том, что желаний у Лютика заготовлено не было! Положа руку на сердце, все его сокровенные желания касались Геральта, но высказывать их вслух при нём было неловко. А будь у барда время подумать, он бы понял, что не посмеет неволить Геральта, влияя колдовством на его чувства. Так что он пошёл от обратного и выпалил желание, связанное с врагом. Ну как — врагом? С источником неприятностей. Настоящих смертельных врагов Лютик не нажил, ведь «ревнивые мужья» были, скорее, его бравадой, так что обходился тем, что есть. В это время Геральт весь напрягся, зыркая по сторонам и не понимая, откуда ожидать нападения. На положение джинна косвенно указывали только дорожки ряби на воде. Медальон Геральта мелко дрожал в унисон с его собственной тревогой. — Во-вторых, — увлечённо излагал желания Лютик, — графиня д’Эстель да примет меня обратно с распростёртыми объятьями и очень неодетая. В-третьих… Геральт бросился к нему с криком: — Лютик! — и оттащил его от воды за шкирку. — Остановись! Желаний только три. Он развернул непутёвого барда к себе и пронзил разозлённым взглядом. — О, да, кто-то говорил, что ему ничего не нужно, — обиженно взмахнул рукой Лютик. — Да откуда ж мне было знать, что тебе нужно всё! — Я хочу только покоя! — отчаянно выкрикнул ведьмак. — Ну и держи свой покой! — Лютик яростно швырнул кувшин оземь и тот разлетелся на черепки. Всё равно джинн успел улететь, а Лютик сказал только два из трёх желаний, и теперь, наверное, вообще ни одно из них не исполнится. — Агр!.. — Геральт стал собирать черепки с земли, царапая пальцы. Может, удастся как-нибудь приманить на них джинна? Лютик тем временем попятился от берега, привалился к дереву, начал кашлять и хрипеть. — Геральт… Эй, Геральт — задушенным голосом позвал он. — Это джинн, — вскочил Геральт, мгновенно понимая, что случилось. Он наугад хлестнул ведьмачьим знаком в сторону озера, чтобы отпугнуть джинна от Лютика. Никакие желания сволочной гений кувшина исполнять не собирался! Он собирался убить их, начав с того, кто слабее! Знак настиг невидимку и, видимо, попал в цель. Геральт проследил, как дорожка ряби на воде прочертила полосу к дальнему берегу. Значит, джинна удалось отпугнуть этим болезненным ударом, и тот умчался вдаль, покинув рощу. Только тогда Геральт обернулся глянуть, что творится с Лютиком, и похолодел: — Лютик, — обеспокоенно подбежал он к барду. Тот задыхался прямо на глазах, не глядя, схватился за Геральта, упал на колени. Он силился что-то сказать, но от этих усилий у него изо рта пошла кровь, прочертив алую дорожку по подбородку, а он только и смог, что приподнять голову и жалобно взглянуть Геральту в глаза, беззвучно умоляя помочь. Под этим взглядом ведьмаку захотелось птицей взлететь над прудом, догнать и придушить джинна собственными руками. Но он, не теряя времени, подтащил Лютика к Плотве, подсадил в седло, сам вскочил перед ним и тронул лошадь. Страх за поэта, сжимающий сердце словно тисками, очистил голову ведьмака, на время вернул ему ясность мыслей, бодрость и силу. Видимо, всепоглощающее ощущение опасности разогнало симптомы бессонницы, которые медленно убивали его. А вот Лютик хоть ещё дышал, но с громким хрипом; хоть и был в состоянии держаться за пояс ведьмака и заднюю луку седла, чтобы не свалиться с лошади по дороге, но каждый вдох и выдох давался ему с огромным трудом, он шатался, и руки слабели. Доехав до палаточного лагеря нелюдей, которые не желали селиться в Ринде, Геральт крикнул первому встречному краснолюду: — Есть тут у вас лекарь? — Есть, есть. Хиреадан, — ответили ему. — Он вон там. Геральт спрыгнул с Плотвы, стащил беспомощного барда, который кулём упал ему в объятья, и повёл его, закинув его руку себе на плечи и поддерживая за талию. Надежда на спасение замаячила перед ним. Ох, Лютик, Лютик, не в таких обстоятельствах хотелось бы обнимать тебя и чувствовать на себе вес твоего тела! Лекаря нашли быстро. — Джинн из бутылки? — недоверчиво переспросил лекарь Хиреадан, моложавый серьёзный эльф, когда они вошли в его просторную палатку. — Прямо как в сказке. — Но без счастливого конца, — пояснил Геральт. — Можешь ему помочь? Хиреадан осмотрел громадный зоб, вздувшийся у Лютика на шее. Тот хрипел из последних сил, но ни слова выдавить не мог сквозь распухшую гортань, и только хлопал перепуганными глазами. — Ух ты… — не сдержался лекарь. — Что? — сдержанно спросил Геральт, стараясь не пугать Лютика ещё больше. — Поверь мне, я получил образование у лучших лекарей Ринды, — сказал эльф, отходя к столу, плотно уставленному снадобьями. — Но эти повреждения магического характера. Я могу лишь облегчить боль. Но это будет, как… — Как мёртвому припарки? — подсказал Геральт. Лютик из последних сил привстал и простонал: — Не-е-ет. Его ужас можно было понять. Пока лекарь смешивал вещества, отвернувшись от больного, Геральт на лету подхватил падающего Лютика и усадил обратно на место. Ведьмак и сам прекрасно понимал, что не только жизнь барда стоит на кону. Если Лютик потеряет голос, для него это будет равносильно смерти. — Поражена гортань, — говорил тем временем Хиреадан. — Если как можно скорее не снять заклинание, повреждения могут стать необратимыми. Лютик снова дико дёрнулся: — Что?! Этим криком он снова разодрал себе и без того повреждённое горло, да так, что аж брызги крови вылетели изо рта. — Если тянуть с лечением, зараза разойдётся дальше. И он умрёт, — честно сказал эльф. — О, чёрт, Геральт, чёрт… — без голоса прошептал Лютик, почти вслепую бессильно подняв руку и пытаясь ухватить Геральта за одежду. Кровь усилилась. — Нет, Лютик, — уверенным тоном выговорил Геральт, — этого мы не допустим. И он осторожно похлопал его по спине. Лютик должен понимать, что он рядом, что он его не бросит. Хиреадан поднёс к губам Лютика пиалу с готовым обезболивающим, и тот жадно выпил, с трудом глотая. — Снадобье даст нам несколько часов, но вам нужна помощь чародея. Надо везти его в другой город. — Здесь чародея нет? — удивился Геральт. Ринда — такой большой город — и ни одного чародея?! — Мэр говорит, они опасны, — при этих словах Хиреадан перевёл взгляд на Лютика. Но Геральт обострённым чутьём вдруг догадался, что лекарь не стал бы прятать глаза, не знай он кое-что большее. — Что ты скрываешь? — прямо спросил ведьмак. — Говори. — Ну, — замялся эльф. — Есть… один чародей. Мне… поручили задержать его именем закона. Но я не сумел пробиться через его защиту. Мэр лично отправился к чародею и запер его в его же доме. — Вот видишь, не так всё страшно, — похвалил эльфа Геральт, вздёргивая Лютика на ноги и приваливая к себе. С мэром и чародеем, не поделившими между собой город, он как-нибудь уж разберётся, дайте только до них добраться! — Будь осторожен. Чародей силён, зол и коварен, — предупредил Хиреадан, стараясь загладить свою вину, что пытался отправить больного в другой город. Геральт глянул на него, теряя терпение. Оттолкнул рукой с дороги или, скорее, просто отстранил, но без учтивости. — Я найду его, — буркнул он. И поволок барда из палатки наружу, к Плотве.