Прогнать нельзя влюбиться

      Всю дорогу к Ринде Геральт чувствовал, как едва живой бард шатается сзади него в седле, уронив руки, не имея сил ухватиться ими за что-то. Геральт не удивился бы, если бы Лютик просто упал на его спину грудью, но тот, видно, считал такую слабость совсем уж позором и держался прямо, пока мог.       Геральт бы молился, чтобы бард дотерпел, дотянул до чародея. Но молиться было некому, оставалось рассчитывать только на себя. И ведьмак гнал Плотву рысью, не пуская её в галоп лишь затем, чтобы Лютик не свалился. Посадить его впереди себя, обнять и удерживать Геральт не решился. Пока тащил барда к эльфийскому лекарю, он понял, как сильно соскучился, как само существование Лютика действует на все его чувства. Поэтому он до жути боялся, что то чудовище, которое всё это время спало внутри, поднимет голову, заставит Геральта вновь жаждать получить Лютика, присвоить себе всего, без остатка. Невозможно было бы думать сейчас ещё и об этом.       Перед самым домом мэра, где обретался чародей, дорогу кобыле преградил стражник. Геральт, и так взведённый до предела, справедливо возмутился. Он уже оплатил пошлину при входе в город. Где это видано, чтобы плату брали с гостей за вход в дом?!       — Правила придумал не я, но деньги открывают двери, — ухмыльнулся стражник. Шутник.       «Я тоже шутник», — подумал Геральт, доставая увесистый мешок с монетами. Коротким непринуждённым движением он дал настырному стражнику этим мешком между глаз.       — Это правда, — едко обронил Геральт, более не задерживаясь.       Монет как раз хватило, чтобы отправить стражника на утоптанную землю двора без сознания. А вот хватит ли на лечение Лютика? Бард так страшно хрипел всю дорогу, а когда Геральт снял его с лошади и повёл ко входным дверям, тот едва перебирал слабеющими ногами и чуть не упал. Благо Геральт успел подхватить его за талию, позволил забросить руку себе на плечи, опереться.       Завидев в передней голого мужика, Геральт обречённо понял, что легко не будет. Оказалось, что это и есть мэр Ринды, и он был не просто пьян, а будто бы чем-то постоянно ошарашен.       — Может, мы это… Геральт… — попытался выговорить Лютик, но что тут можно было предложить?       Геральт только кивнул ему. Нужно побыстрее разыскать тебе чародея, Лютик, а голый мэр в этом явно не помощник.       — О… Яблочный сок. Она желает соку. А она всегда получает то, чего желает, — со значением изрёк мэр и вдруг прикорнул на первом подвернувшемся ему табурете, и захрапел прямо посреди разговора.       — Ясно, — выплюнул Геральт, изо всех сил надеясь, что время Лютика не истекает. Не прямо сейчас. Хиреадан обещал им несколько часов, хотелось бы, чтобы он не ошибся.       Геральт слышал, как от ощущения надвигающейся беды его медленное сердце бу́хало в ушах немного чаще обычного. Хорошо хоть, что от этой боевой готовности мысли стали яснее! Он и думать забыл о мутном мареве бессонницы, последние дни стоявшем перед глазами! Перед тем, как отправиться на поиски чародея, он даже сообразил, что имеет смысл прихватить с собой кувшин с соком, раз кто-то ждёт. Лихорадочно оглядывая похожие друг на друга двери и вполголоса матерясь, он потащил Лютика в глубь дома за шкирку.       Да, на улице к дверям дома мэра, громадного, больше похожего на каменный замок, Геральт вёл Лютика более человечно, придерживая его за талию. Но то, каким жаром пёрло от тела Лютика сквозь голубенький камзол и сорочку, то, как бард обхватил Геральта за шею, почти повиснув на нём всем весом, как царапал ногтями по кожаному наплечнику его куртки, помутило Геральту мысли. Геральт зря боялся, что придётся подавлять тёмное желание, его накрыло жгучим чувством вины: не уберёг. Не прикрыл своим телом. Был рядом и ничего не смог предотвратить.       Лютик — горячее, живое, яркое и кокетливое, бесстрашное и жадное до жизни чудо — навсегда исчезнет из этого мира. И он, ведьмак, будет виноват перед этим миром. Мысль, что Лютик исчезнет и из его собственной жизни навсегда, Геральт старался вообще не пускать в сознание. На пороге он перекинул Лютика через плечо и, зло печатая шаги, вошёл внутрь.       Теперь, в доме, Геральт делал вид перед самим собой, будто оказывает одолжение бестолковому приятелю тем, что возится с ним. Так сделалось чуть легче, горечь стала казаться выносимой.       Наконец Геральт по шуму нашёл за одной из дверей зал, к его изумлению полный обнажённых людей, ласкающих друг друга, да так плавно и размеренно, как будто они слышали одну и ту же мелодию. Но, после голого мэра Геральт уже не очень сильно удивился. Магия? Или в воздухе тут какое-то зелье? А вот Лютик вытаращился на оргию, будто никогда трахающихся людей не видел. Но надо честно признать, что огромный зал, полный народу, впечатлил и Геральта. Ведьмак только надеялся, что выпученные глаза Лютика — не предсмертный симптом.       В глубине зала на подиуме возвышалась над оргией женщина в маске из изысканного кружева и чёрном открытом платье. Полоски редчайшей плотной чёрной ткани, играющие искрами в свете свечей, открывали её декольте и плечи, создавая странное ощущение одновременно могущества и беззащитности. Она сидела прямо, будто статуя, покачивая перевёрнутым пустым кубком, судя по всему в ожидании мэра с кувшином сока, и ей более пристало бы сидеть с таким выражением лица на троне, но под ней была всего лишь обтянутая тканью мягкая банкетка.       Геральт, очень хмурый, подошёл ближе. По пути он бросил Лютика прямо в руки ласкающимся друг к другу гостям. Барду, чай, не впервой. Не затискают же его до смерти! Во всяком случае, не скорее, чем беднягу прикончит раздутый зоб.       — Жди здесь, — сказал он, не глядя на Лютика и продолжая подавлять всё то бурлящее жуткое месиво, которое ворочалось в его душе. Но равнодушно промолчать не смог, пусть Лютик понимает, что Геральт может его бросить физически, но никогда его не бросит принципиально, особенно в беде.       Чародейка спокойно смотрела, как гость приближается с кувшином в правой руке и мешком с монетами в левой.       — Я это… — Геральт досадливо поморщился от собственной неуклюжей любезности, но взял себя в руки и, расправив складки на лбу, договорил: — Тут сок принёс.       — И кое-что ещё, — неспешно вымолвила чародейка, имея в виду то ли Лютика, то ли деньги. — Не поддаёшься, — добавила она с едва заметным удивлением.       — Ты, должно быть, чародей, — перевёл Геральт разговор с себя на хозяйку.       — Йеннифер из Венгерберга, — представилась она.       — Об этом Хиреадан не сказал, — задумчиво выговорил Геральт, чувствуя потребность назвать имя эльфа, который его прислал, чтобы выглядеть кем-то из её круга доверия.       Значит, чародейка. Не чародей. Хиреадан, сволочь, мог бы и предупредить! Считывать скрытые интересы женщин Геральту было куда сложнее, чем мужчин. Зачем эльф смолчал? Хотя какая теперь разница!       — О чём именно он не сказал? — спросила чародейка.       — Нам нужна помощь, — прямо заявил ведьмак, чтобы разговор не увело в сторону.       — Нам? — чародейка бросила взгляд на Лютика, наполовину завалившегося навзничь, но его обессилевшее тело придерживало и поглаживало несколько чужих рук, не давая упасть.       Поймав её взгляд, Лютик попытался поднять руку, но не смог. На него чары тоже не действуют, заметил Геральт. Может, проклятье джина мешает, а может ещё не надышался здешним отравленным воздухом.       — Надеюсь, просто друг? — спросила Йеннифер из Венгерберга.       Геральт нахмурился сильнее прежнего. Что за извращённое сознание прячется за этим красивым личиком? Кто будет устраивать себе на потеху такие вечеринки и задавать такие вопросы? Что за тьма клубится в этой нежной груди?       Почему она сформулировала вопрос именно так? А вдруг она столь сильна, что и мысли читать умеет? Геральт меньше всего хотел бы дать ей узреть свою тьму, тем более сейчас, при знакомстве.       — Твоё сердце бьётся невероятно… медленно.       Слова с губ Йеннифер и так сочились этаким тягучим воском, но прежде чем выговорить слово «медленно», одна взяла ещё бо́льшую паузу. Геральт успел предположить, что она скажет «твоё сердце бьётся… быстро», успел испугаться, что все его чувства к Лютику, которых он ни иметь, ни признавать, ни помнить не желал бы, ей совершенно очевидны. Но оказалось, пронесло. Если она не скрыла свою способность, конечно.       — Ты-ы-ы мутант? — свысока протянула прекрасная чародейка.       — Я ведьмак, Геральт из Ривии.       — Знаменитый белый волк! — Йеннифер встала, оставив свой кубок, не спеша спустилась с подиума по ступеням к нему. — Я думала, у тебя клыки, рога или что-то в этом роде.       — Я их давно сбросил, — попытался улыбнуться и пошутить Геральт, но злость на эту нарочитую медлительность и спесивую надменность начинала сжимать ему горло.       — Впервые вижу ведьмака так близко. — Йеннифер обошла его вокруг, как какую-нибудь неодушевлённую диковинку. Геральт стерпел бы! Но Лютик терпеть не может.       А она заглянула гостю в лицо, обвела оценивающим взглядом.       — Что за колдовство ты можешь творить руками? Считай это профессиональным любопытством.       «Это она о ведьмачьих знаках!» — догадался Геральт. Не знает названия. И только из-за второй её фразы он вдруг догадался, что «колдовство, творимое руками» эта странная женщина может понимать тоже очень специфическим образом. Зачем она сочла нужным уточнить, что говорит в профессиональном смысле? Из-за этого уточнения вопрос приобрёл слишком двусмысленное значение, и Геральт понял, что его втянули в игру, полную чувственных намёков, которую он ненавидел, потому что играть в неё не умел. Салонные куртуазности — это было по части Лютика.       — Прошу тебя! — взмолился он, глядя Йеннифер в глаза. — Сначала помоги моему другу Лютику. А затем, если захочешь, я буду утолять твоё любопытство всю ночь.       Прозвучало, конечно, грубо и прямолинейно, но Геральт знал, что это и так лучшее, на что он способен, чтобы донести до неё, что намёк понят.       — На всю ночь любопытства не хватит. Но я уверена, мы придумаем, как провести время.       Геральт не был уверен, как трактовать эти слова, но, по крайней мере, их с Лютиком не прогоняли. Чародейка им заинтересовалась и готова обсудить условия сделки.       — На него напал джинн, — ведьмак приподнял мешочек с монетой, чтоб напомнить, что он покупатель.       — Джинн? — отозвалась Йеннифер тихо и задумчиво.       — Я не знаю, что с ним, — продолжил Геральт про Лютика, — но ему становится хуже. Вылечи его, и я заплачу, сколько попросишь.       И раскрыл перед ней мешочек, показав монеты. Йеннифер достала из него ту самую пробку от кувшина с запирающей руной.       — Соком ты не обойдёшься, — отметила она.       Оглядев свою послушную оргию, она произнесла короткое освобождающее заклинание.       Все околдованные разом очнулись, спохватились, начали прикрываться, хватать свою одежду, искать выход. Значит, это было не в воздухе, понял Геральт. Мощные чары! С такой могущественной ведьмой, способной держать под контролем несколько десятков сознаний, непросто будет расплатиться!       Лютик, оставленный без поддерживающих рук, окончательно завалился и стукнулся плечом об пол. Геральт не бросился к нему, чтобы не выдать ещё больше свою заинтересованность и не взрастить ценник за лечение до небес. Он остался стоять, настороженно глядя на чародейку. Йеннифер поднялась обратно на подиум с рунической пробкой в руке, так и не взяв сок.

***

      Геральт отнёс Лютика на руках туда, куда велела чародейка, хотя был уверен, что ей не составило бы труда заставить бесчувственное тело барда плыть по воздуху. Он, хмурясь, дожидался в соседней комнате, пока Йеннифер колдовала над распластанным Лютиком. Но от сердца у Геральта немного отлегло. Донёс барда до места исцеления, и чародейка на редкость сильная, есть твёрдая надежда, что с чарами джинна справится. Наконец она появилась на пороге:       — Он в глубоком целебном сне.       — И долго этот сон продлится? — стараясь прятать волнение, спросил Геральт.       — Ты успеешь принять ванну.       И она бросила перед ним на стол комплект новой мужской одежды.       — Но как ты… — начал Геральт, пытаясь понять, откуда бы ей знать его размеры. — А… Да. Магия, — оборвал он себя с пониманием. — Что-то я сомневаюсь, что твоя ванна сделает меня чище, — сказал он, думая, сколько оргий она устраивала у себя в ванне.       Теперь, когда Лютик был в относительной безопасности, Геральта потянуло дерзить. Раз уж ему суждено удовлетворять фантазии сумасбродной чародейки, он хотя бы даст ей понять, что не в восторге от этой перспективы. Хоть такую малость он может себе позволить, раз уж обещал заплатить всем, что потребуют.       — Я настаиваю, — без тени раздражения ответила Йеннифер. — Я готова угадать возраст и породу твоей лошади, даже её масть по запаху.       Она могла бы и вспылить, и отомстить. А она почти что упрашивала. Геральт издал задумчивый хмык, сам не заметив, что по-Лютиковски опустил уголки губ. Он оценил и её невздорное, миролюбивое настроение и достойное чувство юмора и взглянул на эту стопку одежды уже без отвращения.

***

      После хорошего мытья в горячей ванне-кадушке чистый Геральт в одном медальоне на шее отмокал в тёплой воде просторного бассейна. Он уже перестал гадать, что в роскошной обстановке этого будуара настоящее, что иллюзия, а что создано магией, чтобы быть настоящим. Одни только зеркала в рост человека чего стоили! Не всякая корона могла позволить себе подобные сокровища.       Йеннифер, теперь в нежном белом платье, изящно отделанном тонкой золотой нитью, разместилась неподалёку. В этом платье она и сама казалась тонкой, мягкой, податливой. Видно было, что она не спешит со своими изначальными намерениями, а расположена к беседе.       Геральту это невероятно нравилось. Теперь он, как никто, понимал продажных женщин, которые все до единой любили поговорить, просто не все это показывали.       Тем временем Йеннифер продолжала начатый разговор.       — Ловить джинна — это какой-то радикальный метод борьбы с бессонницей, — сказала она.       — Иногда и радикальные меры кажутся разумными. — Геральт жалобно приподнял брови домиком и не стал стесняться этого. — Да. Я в отчаянии.       В компании Йеннифер ему вдруг расхотелось скрывать свои личные слабости. Может, хотел ей разонравиться? Но его откровенности, как ни странно, приводили только к ещё большему ощущению приятного сближения.       — Однако не просишь тебе помочь.       — Угроза смерти — дело чуть поважнее, — напомнил Геральт свою цель визита. — Теперь я сомневаюсь, что ты мне по карману. Вдруг я согласился на вечное рабство.       Геральт подождал ответа, но Йеннифер не спешила отрицать. Что ж, в рабстве у человека, который соизволил поволноваться о его бессоннице, могло оказаться не так уж и плохо.       Йеннифер зашла сбоку, и её взгляд остановился на его мускулистом плече, расчерченном шрамами.       — Ну давай, спрашивай о них, — разрешил Геральт. Он тоже будет снисходителен к её слабостям. — Все спрашивают.       Он и сам заметил шрамы, пересекающие её запястья, но спрашивать о них, конечно, было бы бестактностью. Как и то, почему она не избавилась от них, как избавляются все чародеи от любых недостатков внешности.       — На всех равняться скучно, — прожурчала чародейка, поднялась и пошла вкруг бассейна.       Зайдя Геральту за спину, она распустила на груди завязки платья и сбросила его. Геральт повернулся на звук упавшей материи, потом поднял взгляд на обнажённую Йеннифер.       — Отвернись, — спокойно произнесла она, без нотки приказа в голосе.       Геральт удивлённо хмыкнул, но послушался. Если она имеет на него виды, то это ли не причуда?       Услышав, что она собирается войти в бассейн, он привстал, перевернулся спиной, подвинулся, давая ей место. Не его вина была в том, что он заметил её отражение в зеркале, успел рассмотреть. Миг спустя зеркало будто само развернулось в другую сторону.       — А так не честно, — пожаловался в воздух ведьмак, не замечая, что некоторые игры он всё же любит, но пусть в правилах этих игр ему тоже кое-что полагается, если повезло.       — Умные честно не играют, — показала характер Йеннифер, но вместе с тем и приоткрылась. Она села в воду спиной к спине Геральта и спросила:       — Скажи мне, все ли ведьмаки осчастливлены в равной степени?       О чём она спрашивает и сколько в этом вопросе сарказма, Геральт не понял, но у него в любом случае был ответ:       — Я не проводил опрос, но вряд ли мы осчастливлены.       — К чему это уныние? Вы созданы волшебством. Нашим волшебством, — удивилась чародейка.       — Спасибо. У нас было волшебное детство, — проворчал ведьмак.       А сам подивился, до чего мало он боится разозлить эту женщину, до чего глупо игнорирует её непомерное могущество.       — Из счастливых детей вырастают скучные взрослые, — изрекла Йеннифер.       Вот!.. Вот что крылось за их разрастающейся симпатией! Она тоже была сломана. Она тоже прошла через что-то страшное, и это сделало её сильнее прочих, но поселило в ней тьму. Вот почему его тянуло не овладеть ею, а познать её. Как бы это ни звучало. Вот почему её в свою очередь тянуло к нему. Очень может быть, с той же потребностью. Они были теми, кто мог понять друг друга, даже не спрашивая о пережитом.       — Судя по твоему уму и твоим запястьям, твоё детство было о-очень счастливым, — иронично проговорил Геральт. — Но Аретуза славно тебя подлатала. Что было с тобой не так? Косолапость? Волосы секлись?       Ему захотелось проговорить причину их сегодняшнего взаимопонимания, но зная, что её трагедия столь же запретная, как и его собственная, он, лишь коснувшись её тайны, тут же отпрянул, обратив касание в шутку.       Йеннифер улыбнулась. Геральт не видел этого, но расслышал, как она выдыхает лёгкий смешок. Значит, не царапнул своим касанием, значит, смог скрасить его юмором. Хорошо.       — И многие женщины покупаются на твою грубость? — светским голосом осведомилась Йеннифер, стерев улыбку с лица, но в голосе сквозила смешинка. — Или, может быть, они охотнее покупаются на твои монеты?       В обмен безобидными булавочными уколами Геральт играть умел.       — Хм. Да ты, кажется, и сама падка на монеты, — незамысловато откликнулся он, потирая губу будто бы в сомнении. Насколько он понял, все жертвы давешней оргии стали жертвами, потому что мешали чародейке зарабатывать.       — Я служу угнетённым жителям этого города, — полушутливо отпираясь, с гордостью воскликнула она. — Утоляю их нужды. Слыхал о таком?       — Плевать в лицо обнаглевшей власти — святое дело, — промурлыкал Геральт, тихонько радуясь ещё одной чёрточке сходства между ними и жалея, что не видит её довольного лица. — Но продолжай притворяться, что это не ради выгоды.       — А ты продолжай притворяться, что тебе нужен джинн только из-за бессонницы.       Вот такого Геральт не ожидал. Она всё-таки влезла ему в голову? Или Лютику? Это было подло, это делало её вновь опасной, и к тому же болезненно отозвалось в начавшем оттаивать сердце.       Что она теперь знает?       О его кошмарах про смерть малютки? О том, что люди со страхом ждут от него требования отдать ему малыша по Праву Неожиданности? Как будто ребёнок — это имущество! О его упрямой убеждённости, что никакой волшебной связи с этим ребёнком у него нет?       Но она может и ничего не знать, а всего лишь выстраивать подозрения, будто он жаждал власти, богатства, каких-то своих тайных целей.       — К счастью для тебя, как только я отплачу тебе за доброту, это будет не твоё дело, — холодно ответил ей Геральт. Ему в любом случае стало не до игр.       — К счастью для тебя, я сочла, что твоё общество и разговор — достаточная плата, — выдержанным тоном выговорила Йеннифер у него за спиной.       Геральт резко повернул к ней голову, ошарашенный, уязвлённый, почти возмущённый. Отвернувшись, он поднялся из воды, чтобы уйти. Не хотел больше оставаться рядом, почувствовал себя отвергнутым, хотя, по уму, следовало радоваться, что дёшево отделался.       — В чём же дело? Вода не нравится? — вслед ему спросила чародейка.       Отшила, да ещё и издевается!

***

      Пока Геральт одевался в приготовленную ею для него одежду и шёл по лестнице, чтобы проведать, как там Лютик, он думал, что угодил в глупейшую ситуацию, в которой, как правило, оказывались женщины.       Обычно это мужчина, который хочет женщину, добивается, чтобы и она его захотела. А когда ему это удаётся, а потом ему вздумается её бросить, она чувствует бессильную ярость. Ведь она остаётся с никому больше не нужным желанием.       Сегодня же Йеннифер из Венгерберга обработала его как по нотам, заинтересовала и отвергла. К чему всё было? Потешить самолюбие?       Геральт поднялся наверх. Лютик всё так же лежал на кровати с богатым балдахином, вытянувшись, как Геральт его и уложил, но жуткая опухоль полностью прошла, и дышал он теперь спокойно.       Что ж, решил Геральт, ради этого можно было и небольшое унижение пережить.       Он услышал за спиной шаги и ощутил за плечом лёгкое дыхание Йеннифер:       — Немного жмёт! — буркнул он ей о своей новой одежде. Это было ребячеством, но хотелось отвоевать немного чести обратно.       — Я уверена, что не ошиблась в размерах. — Голос Йеннифер на удивление не был враждебным или презрительным. Напротив, она решила повеселиться.       Её право, снова напомнил себе Геральт, проходя к кровати и останавливаясь, чтобы ещё немного побыть с Лютиком. Проводить время с Йеннифер совершенно расхотелось. Может, она поймёт? Ведь она сама сказала, что они в расчёте?       Глядя на Лютика и невольно любуясь, он вздохнул: самое страшное, кажется, было позади.       — Сомневаешься в моих способностях? — иронично спросила чародейка. Уходить она и не думала.       — Нет, только в твоих намерениях, — хмуро буркнул Геральт. Он немного помолчал, но Йеннифер ссору не поддержала. — Я сказал ему лишнего, — сказал тогда Геральт. — Он всё-таки…       — Твой друг? — участливо подсказала Йеннифер.       Ох, как Геральт хотел, чтобы Лютик был — его друг. Но не мог себе этого позволить. Именно с Лютиком — не мог.       Он резко обернулся к чародейке:       — «Не хочу с тобой» — это было последнее, что он запомнит, — сумбурно признался он.       — Вряд ли он что-то запомнит, если умрёт. — Геральт вскинулся, уже понимая, что в логике ей не откажешь, но всё равно напрягся.       — Ха-ха! Это шутка, — тут же охотно успокоила она, мягко улыбнувшись. — Он будет жить и даже сохранит способность петь. Теперь ты доволен?       — Ни в коем случае. Но не вини себя в этом, Йеннифер. — Геральт приблизился к ней. — Меня трудно удовлетворить.       Похоже, она пыталась помириться. А как только она проявляла мягкость, Геральту тут же хотелось взбрыкнуть. Проверял он её, что ли? Провоцировал, чтобы на чистую воду вывести… Но она не разгневалась.       Геральт смотрел ей в глаза и вдруг осознал, что любуется. Ему делалось хорошо от её взгляда, хотя ничего к этому, казалось бы, не располагало.       Он случайно зацепил краем глаза знакомый рисунок руны, перевёл взгляд на стол. Там лежала та самая пробка от сосуда с джинном. Геральт подобрался и повнимательней осмотрелся. На полу за кроватью был вычерчен точно такой же многоугольный знак, и вокруг него горели свечи.       — Это знак с той печати, — испуганно сказал он. Йеннифер вела ещё одну игру, а Геральт только сейчас заметил. Нельзя, нельзя верить людям с такой властью, у них всегда на уме какие-то свои игры. — Я забираю Лютика, — решительно сказал он и шагнул к кровати.       — Если разбудишь его до исцеления, чары не сработают, — сказала чародейка, будто бы сожалея, что вынуждена его огорчить. — С друзьями так поступать нельзя, Геральт.       — Тебе нужен джинн. Только амфора разбита, и джинн давно улетел.       Геральт не понимал, что она планирует, чего рассчитывает добиться своим колдовством. Понимай он чуть больше, может, и сбежал бы, схватив в охапку спящего Лютика, не раздумывая. Но тут свечи вспыхнули сильнее, а по комнате прошёл порыв ветра.       — Продолжай, расскажи, как все устроено, — уничижительно выкрикнула Йеннифер. — Джинн привязан к этому месту и к своему хозяину. Сколько желаний бард назвал, пока не утратил голос?       Вот теперь Геральт слышал, сколько ненависти она может источать, вот теперь Геральт верил. Теперь она была точно собой настоящей.       — Лютик скажет своё последнее желание, и ты поймаешь джинна? — Геральт ненавидел себя за то, как глупо медлит, но не мог уйти, не разобравшись. Он почуял в чародейке родственную душу, и он почуял, что она на грани того, чтобы себя погубить, раз задумала поиграть с джинном.       — Выходит — два, так? — вцепилась в клочок правды Йеннифер.       — Джинн будет драться, если ты с ним сразишься… — начал Геральт, но не смог договорить. Весь мир будто мелко задрожал перед глазами, неподвижными оставались лишь глаза Йеннифер удивительного цвета прозрачной сирени. Он зажмурился, поёжился, повёл головой, будто пытаясь стряхнуть наваждение, но становилось только хуже. После того, как он зажмурился, чтобы отсечь буравящий взгляд, всё его существо будто окутало флёром воли Йеннифер, подчиняющей воли. — Этот запах. Сирень… — пробормотал он, весь дрожа.       — И крыжовник, — закончила Йеннифер и отпустила его сознание. — Трудно залезть тебе в голову. У тебя сильная воля. Но я всё равно сильнее. Прости, что не была откровенна, ты бы сопротивлялся…       Геральт ощутил, как она перестала занимать весь мир, но в себя пришёл не до конца, так и слушал её осоловело, почти не понимая, о чём она. А она поцеловала его так хорошо и мягко, что он забыл, о чём волновался. Забыл о том, как только что боялся и её, и за неё. Всё стало неважно, и осталась только неимоверная усталость и ощущение, что он достиг укромного защищённого от всех бед убежища.       — …А так приятно кого-нибудь поймать, — договорила чародейка.       — Или как следует поспать, — пробормотал Геральт, блаженно проваливаясь в желанную черноту сна, и даже не поняв, что его предали.