Сдвиг по фазе

Он гнал, как одержимый. Спал, когда уже падал от усталости, часа два-три, чтобы с подъемом начать привычную круговерть. Хейли и Джека под защиту свидетелей. Новые имена, новые биографии, никакой связи с прошлым — он им даже позвонить не мог, даже посмотреть на них украдкой. Не знал, где они, что с ними, насколько надежным оказалось их теперешнее убежище. Все потом. Наговорится еще, успеет, и в школу не раз отведет сына, и выходные с ними проведет, и, быть может, научится жить без боли от имени Хейли, но сначала нужно поймать Фойета. И второго парня, кем бы он ни был. Выглядел плохо. Разумеется: под глазами залегли пугающие тени, веки покраснели, под ними не переставало печь. Он похудел, осунулся, и ребята принялись поглядывать на него с участием и страхом. Пока среди отчетов и сводок, редких снимков с камер искал Фойета, и сам не заметил, как оказался отстранен от текущих расследований. Нет, никто не отправлял его в отставку, просто ребята вдруг стали справляться сами, не спрашивали его совета, не ставили в известность о перемещениях. Он должен был забеспокоиться, вернуть свой авторитет, должен был выстоять перед Штраус, которая принялась тыкать его носом в промахи и в своеволие команды. Должен бы окоротить Моргана, взявшего на себя чужие полномочия. Фойет кружился неподалеку. То скрывался, то мелькал ненадолго, словно бы смеялся над агентами ФБР, над Хотчнером, издевался. Всем своим поведением показывал им: «Я тут, вы не можете меня поймать и не можете стряхнуть со своего следа. Я наблюдаю за вами, я слежу за тобой. В час, когда ты окончательно запутаешься в моей ловушке, я приду, чтобы взять свое. Хотчнер был жертвой, чувствовал себя жертвой, загоняемой в угол. Вкупе с болью, которая поселилась в его теле с ночи нападения, с пригоршнями лекарств, которые ему приходилось принимать, чтобы оставаться на ногах — не такими внушительными и сильнодействующими, как у самого Фойета, но все-таки — он в буквальном смысле балансировал на грани. — Я думаю, будет лучше, если руководить отделом временно стану я, — так сказал ему Морган поздним вечером, когда Аарон в который раз засел за свежие снимки и сводки, за схемы и рассуждения. В глазах коллеги и друга светилась вина, и она внезапно согрела, хотя должна была окончательно расколоть Хотчнера на части. Многозначительное покашливание задержавшегося Росси, донесшееся из общего отдела, оставленная Прентис кружка с кофе, уже остывшим, покрывшимся мерзкой пленкой, стопка документов от Рида, небрежно сваленная на краешке стола без ведома начальника — все это помогло Хотчнеру улыбнуться и кивнуть. — Ты совершенно прав, — согласился он. — Надо признать, что я временно выбыл из игры. — Нет, — Морган покачал головой. — Ты должен будешь исполнять мои поручения, как любой агент, и я не намерен выключать тебя из расследований. Я думаю, что это убедит Фойета в том, что ты слаб, подавлен, что почти сдался, куда лучше, чем все остальное. Он признает лишь власть, и ты ее лишился. — Лишился, — Хотчнер усмехнулся: вот о чем он жалел меньше всего, так это о какой-то там потерянной власти. Впрочем, слова Моргана звучали жестко и задели куда сильнее, чем того хотелось. — Мы его поймаем, и ты вновь вернешься, — подчиненный — друг — будущий начальник осторожно протянул ладонь и слегка прикоснулся к плечу Хотчнера. Затем вдруг посмотрел на Аарона и усмехнулся. — Когда эта история закончится, все станет точно так же, как раньше, даже не думай. Но один вопрос требует ответа прямо сейчас: почему ты ничего не рассказал ни мне, ни ребятам о втором парне, который влез в твою квартиру? Хотчнер даже не моргнул. Он знал, что рано или поздно эта часть правды откроется, и был готов к вопросам. Фойет и неизвестный неплохо так наследили, пока боролись в квартире, и, уходя, прибраться за собой не удосужились. — Второй? — с интересом спросил Аарон. — Вы думаете, там был кто-то еще? Помощник Фойета? Его давний враг? Быть может, именно он спугнул нашего Потрошителя? Я хочу видеть результаты расследования, почему мне не сказали, что расшифровка уже пришла? — Ты все узнаешь, — Морган демонстративно покрутил непрозрачной пластиковой папкой перед лицом Хотчнера — вольность, которую он никогда себе не позволял. — Только сначала я хочу знать ответ на одну маленькую несостыковку. Ты сказал, что сразу же отключился, и понятия не имеешь, что произошло с Фойетом потом. Однако следы крови на твоем ковре говорят о другом. Лужа там приличная, Потрошитель не церемонился с ножами, но с одной стороны они слегка смазаны так, словно бы ты пытался ползти. К кому и куда ты полз, Хотч? О чем ты не хочешь рассказывать? Что произошло между тобой, Фойетом и этим самым неизвестным, что ты решил утаить правду от нас? Мы же… Каждый из нас прекрасно знает о том, как паршиво оказаться жертвой. Никто никого не станет осуждать, все тебя понимают, Хотч, но нам действительно нужно знать правду. Ты ведь понимаешь это лучше всех, сколько раз опрашивал потерпевших и свидетелей… Хотчнер замер и мотнул головой. Теперь присутствие здесь Росси, а также забота младших коллег наводила его совершенно на иные мысли. Он уже приготовился рассказать о появлении второго и своем странном спасении, но сразу же заткнулся. Это было невозможно, это было то, что он должен сделать самостоятельно. Морган хмыкнул. — Составить твой файл сейчас? — спросил он и отвернулся. Немного подумал, а затем вкрадчиво посоветовал: — Не затягивай с этим, потому что если ты не поможешь нам с расследованием, мы все сделаем сами. — Спасибо за заботу, — сухо сказал Аарон, — но сейчас мне нечего вам сказать. Простите. Я в тот момент действительно находился не в лучшей форме. Мягко сказано, конечно, но сейчас он нагло и бессовестно лгал. Морган понимал это, а потому неопределенно пожал плечами. Поймал суровый взгляд Хотчнера и оставил на краю стола заветную папку, замер у порога, обернулся, словно бы хотел что-то сказать, но промолчал и порывисто вышел из кабинета. Дверью не хлопнул, но разочарование Моргана в тот момент вполне можно было попробовать потрогать руками. Аарон взял документы и уже открыл папку, вытащил первый лист, но передумал. Уселся в кресло, глянул в окно все еще своего кабинета, задумался. Он чувствовал между лопаток пристальный взгляд. Можно было не верить в интуицию, но любой опытный агент ФБР способен распознать за собой слежку. Если не увидеть соглядатая, так хоть ощутить, как волоски на загривке встают дыбом, как по хребту проходится стальной коготь. Фойет крутился рядом, и его жадный взгляд время от времени заставлял Хотчнера просыпаться в ледяном поту посреди ночи, даже несмотря на усталость, с какой Аарон падал в постель. Присутствие Потрошителя было навязчивым и нахальным, оно держало в постоянном напряжении, заставляло чувствовать беззащитным себя, заставляло бояться за семью и сомневаться в принятых мерах. Это присутствие вполне могло свести с ума кого угодно, но оно вовсе не было единственным. Хотчнер чувствовал на себе внимание еще одного человека, и что-то ему подсказывало, что был это тот самый странный второй. Второй Потрошитель. Теперь в этом не было никаких сомнений. Более того, Аарон проводил тайное расследование по тому старому, уже почти забытому делу, на котором так настаивала Штраус. О да, узнай она о его действиях, сразу сменила бы гнев на милость, даже не заикалась бы о смене руководителя отдела, еще и премию отвесила бы за старательность. Только Хотчнер вел расследование не для Штраус и даже не для своих ребят, а для себя самого. Он выискивал мельчащие детали, анализировал собственные воспоминания, лично просматривал часы записей с камер, чтобы, наконец, установить того, кто все это время не давал ему покоя, кто следил за ним. В конце концов, он нащупал ту самую ниточку, которая размотала весь клубок. Выяснил имя и историю, семейное положение, подробности личной и рабочей жизни. Чувствовал на себе заинтересованный взгляд и едва удерживался от того, чтобы окликнуть нового знакомого. А вот сдать его никак не мог, не получалось, что-то останавливало в самый последний момент, затыкало рот. Быть может, все дело в деталях, узнанных из файла. Быть может, теперь он понимал мотивы преступника и соглашался с ними так же полно, как если бы сам оказался в его шкуре. А может, все скрывалось в том контакте, что установился между ними в ночь нападения. Мольба, почти униженная, почти благодарная, и странное замешательство, чужая болезненная жадность. Хотчнер жаждал встречи, изводил себя тем, что в первую очередь был вынужден заниматься Фойетом, мучил угрызениями совести и в результате окончательно запутался. Тем, кто разрубил клубок из лжи, сомнений, желаний, поисков стал Потрошитель, который позвонил посреди рабочего дня, такого теплого и солнечного, что заниматься делами не хотелось совсем. Он ласково поприветствовал Хотчнера, а затем вкрадчиво сообщил: — Я тут узнал кое-то очень интересное, ты определенно будешь рад новостям. Кстати, твоей жене, прости, бывшей жене идет и новая стрижка, и новый цвет волос. Приходи, оценим вместе.