* * *
Северус осторожно крался вдоль забора, окружавшего дом Эвансов. Ему совсем не хотелось быть замеченным неприятной сестрой Лили. Петунья его терпеть не могла ещё с самой первой их встречи и, встречаясь с ним, всегда глядела на него, как на собаку, извалявшуюся в нечистотах. Впрочем, он отвечал ей взаимностью. Встреться они один на один, Северус и не подумал бы куда-то отступать или прятаться, но сейчас он пришёл к Лили. А её и так огорчала откровенная вражда между сестрой и лучшим другом, и это не говоря уже о том, что вконец изъеденная завистью Петунья, невзирая на все попытки Лили сохранить нормальные отношения, регулярно оскорбляла её, называя ненормальной уродкой, которой не место среди приличных людей. И это было ещё сравнительно мягким вариантом, встречались оскорбления и похуже. Северус отдал бы несколько лет жизни за возможность так проучить эту тощую тварь с вытянутой лошадиной физиономией, чтобы век помнила и впредь на Лили и рта раскрыть не смела, но, увы – во-первых, Лили всё ещё любила сестру, а во-вторых, колдовать вне школы всё равно было нельзя, во всяком случае, на территории Эвансов – здесь чары Надзора имели возможность развернуться на полную катушку. Добравшись до пышного куста сирени, служившего привычным ориентиром, Северус осторожно высунулся над забором. Окно в комнату Лили было раскрыто, значит, она там. Это тоже была примета – Лили была очень аккуратной, и не только в зельеварении. Она никогда не покидала свою комнату, оставив незакрытым окно. Северус достал из кармана ягоду вишни и, как следует прицелившись, запустил её прямо в открытый проём, от души надеясь, что она не попадёт куда не надо. Через несколько секунд из окна с улыбкой выглянула Лили. Северус уже в который раз ощутил, как на мгновение замирает его сердце. Она была такой красивой! Тёмно-рыжие, густые волосы, ласковые изумрудно-зелёные глаза миндалевидной формы… А это лёгкое летнее платье вообще превращало её чуть ли не в лесную нимфу. Понимая, что стоять столбом нельзя, Северус усилием воли заставил себя улыбнуться в ответ и махнуть рукой. Лили радостно кивнула в ответ и скрылась, только было видно, как изящные руки потянули на себя створки окна. Северус с облегчением улыбнулся и двинулся к ещё одному приметному дереву – его они обычно использовали как раз для таких встреч, когда не хотелось лишний раз подставлять себя под недовольные взгляды. Ждать долго не пришлось – Лили скользнула под зелёную сень низких, густых ветвей через считанные минуты. - Здравствуй, Сев! Всё в порядке, что-то случилось? - Всё хорошо, Лили, – улыбнулся Северус, протягивая ей пакетик вишен. – Просто решил навестить. Кстати, есть новости от Вольфа и остальных. - Здорово! – Лили приняла вишни и благодарно обняла его, заставив невольно покраснеть. – И что там у них? - Вольф всё ещё в Германии у своей бабушки. Пишет, что смог уговорить её и родителей на дополнительную неделю. Похоже, ему там нравится. Прислал мне целую кучу разных трав и кореньев оттуда, которые у нас не встречаются… по его мнению. Нет, кое-что ценное и правда есть, но мне позавчера пришлось несколько часов перебирать все эти, с позволения сказать, гостинцы. Мама сказала, что от меня пахнет так, словно я на сеновале побывал… Лили весело засмеялась. - Но ведь это было не зря? - Не зря, – признал Северус. – Есть такие, из которых можно приличные ингредиенты получить. - Ну вот видишь! А ещё что нового? - У Вольфа вроде как ничего особенного, – пожал плечами Северус, – а вот Таркин жалуется на дурную погоду. Её семья ведь у моря живёт, а, по её словам, волнение сейчас там такое, что даже у берега покупаться нельзя, не говоря уже о том, чтобы на яхте поплавать выйти. Тьфу, то есть «походить». В прошлый раз она мне целый абзац написала о том, что только сухопутные крысы говорят о кораблях «плавать». Плавает, мол, де… э-э… определённая субстанция в проруби, а корабли ходят. - Бедняга, – «сочувственно» протянула Лили, в то время как её глубокие зелёные глаза смеялись. – Так оскорбить морячку! - Её оскорбишь! – хмыкнул Северус. – Ты её в дуэли не видела. Такая сама кого хочешь оскорбит. - Отчего же не видела? Видела. И как она сражается в стиле берсерка, тоже видела. - Она в другом не умеет, – сообщил Северус, и оба снова засмеялись. - Ну хорошо, а что с Регулусом? Он тебе писал что-нибудь новое? - Нет, новых писем пока не приходило, – вздохнул Северус. – Видно, всё по-прежнему. Брат достаёт на тему «веди себя на Слизерине как гриффиндорец», мамаша за это на него орёт, а в промежутках уже сама ездит по ушам, не уставая напоминать, как должен вести себя достойный представитель Благороднейшего и Древнейшего семейства Блэк. Вот честно, не завидую я Регулусу. Похоже, из нас всех у него самое муторное лето выходит. У меня и то веселей. Северус резко замолчал, лихорадочно соображая, можно считать последнюю фразу относящейся к «ляпнул что-то не то». О проблемах в его семье Лили была осведомлена, но он всё равно старался как можно реже допускать даже намёки на них. Это было не то, чем можно было поделиться с ней. Не потому, что Лили чего-то бы не поняла, а просто потому, что было стыдно. Особенно на фоне её самой – в отличие от сестры, папа с мамой свою младшую дочь очень любили. Да и старшей в любви не отказывали, и уж, конечно, друг другу тоже. Северус иногда с грустью и непониманием задумывался: как же так? Почему простые магглы оказались способны построить более тёплую и добрую семью, чем не только его мама, но и родители Вольфа и обоих Блэков? Но думать об этом долго не хотелось, потому что Северус чувствовал, что такие размышления могут завести не туда, куда хотелось бы. Так что в итоге он просто списывал всё на случайность и напоминал себе, что, судя по его дохогвартским дворовым знакомцам, у магглов неблагополучных семей тоже хватает. - Да, жаль его, – сочувственно вздохнула Лили. – Поскорей бы в Хогвартс! Вот уж не думала, что стану с нетерпением ждать конца летних каникул, но, похоже, учёба в магической школе тянет больше, чем двухмесячное безделье, верно, Сев? Северус безоговорочно с ней согласился – эти слова полностью отвечали и его собственным мыслям о летних каникулах. Правда, стоило уточнить, что всё же полным бездельем это время назвать никак нельзя – ведь есть ещё, как минимум, задания на лето по всем предметам. Лили с грустным вздохом сообщила, что на всё лето их всё равно не хватает, и Северус снова согласился. На этом разговор временно затих. Они дружно ели вишни, шутя соревновались, кто метче плюнет косточкой в торчавший за пару ярдов от них развесистый лопух. Северус чувствовал себя просто прекрасно – как, впрочем, и всегда, будучи рядом с Лили. Ни с кем другим у него не возникало такого ощущения – словно душу окутывает тёплым светом апрельское солнце. Неожиданно Лили засмеялась каким-то своим мыслям, резко замотала головой – её длинные, густые волосы словно мягкой волной плеснули в лицо Северуса… А потом просто откинулась назад, упав на траву и раскинув руки, и посмотрела прямо на него, продолжая заливаться настоящим весенним смехом. И Северус замер. Нет, он не застыл, как истукан, с бессмысленным выражением лица и взглядом, устремлённым в пространство. Северус полностью сохранял контроль над телом, улыбался Лили в ответ, слышал, как где-то слева выводит незамысловатую песенку дрозд, чувствовал прохладную землю под ладонями, прикрытую примятыми травинками… Просто он смотрел в её глаза, в её такое близкое, дорогое, прекрасное лицо и ощущал, как сердце заполняет ранее неведомое чувство – желание не просто быть рядом как с другом, а быть рядом всегда, быть нужным и единственным. Всепоглощающее желание… быть с ней. Каждая чёрточка облика Лили словно внезапно приобрела новый, непривычный смысл, но все вместе они складывались в нечто прекрасное. Прошло несколько секунд безмятежного счастья, которое дарил её весёлый, радостный взгляд, прежде чем Северус смог, наконец, произнести про себя определение того, что с ним случилось. Долго думать не пришлось – в конце концов, книги по зельеварению были не единственными, которые он читал. Да и с собой он привык быть честным. Так что оставалось только мысленно произнести три слова, которые вслух сейчас невозможно было сказать и под угрозой лютой кары. Я люблю её.* * *
Увы, но удача на этой земле обычно имеет границы. Вольфу удалось выпросить разрешение ещё недельку побыть в гостях, лишь как следует подготовившись и как следует умаслив отца письмами, а бабушку – словами. Точнее, Берта-то как раз была совсем не против своего гостя, равно как и не против того, чтобы он оставался хоть до сентября. Но Марта оказалась крайне недовольна подобным поворотом событий, и Япету, как он признался в письме сыну, пришлось постараться, чтобы убедить её, что ничего плохого от этого не будет. Миссис Лестрейндж настаивала на том, что это может повредить семейным принципам воспитания, но всё же, хотя и с неохотой, согласилась на ещё одну неделю. Непосредственно в день отбытия назад Вольфу не удавалось сдержать грусть – всё-таки, хоть до нового учебного года оставалось и немного, но снова проводить это время одному пять дней в неделю не слишком-то хотелось. Однако ничего не поделаешь – правила есть правила, и братья тоже им следуют. Перед тем, как в сопровождении Себастьяна отправиться в международный каминный узел Германии, Вольф всё же урвал себе ещё одно удовольствие напоследок – конную прогулку по окружавшему замок лесу. Лестрейндж любил лошадей и умел неплохо с ними обращаться – как и Рудольфус с Рабастаном, он впервые оказался в седле в пятилетнем возрасте. Эта традиция имела возраст, сопоставимый с возрастом самого рода, и, хотя теперь уже верхом в бой никто из волшебников не ходил, но конное поло и парфорсная охота среди волшебной аристократии себя не изжили точно так же, как и среди маггловской. Одним из самых приятных воспоминаний Вольфа о времени, проведённом в гостях, стало то, какими глазами на него глядел Себастьян, когда важнейший гость, оказавшись в конюшне замка в первый раз (Вольф захотел прокатиться верхом после дневных тренировок), безо всякой помощи и даже подсказки спокойно оседлал приглянувшуюся лошадь и выехал за ворота. Пожалуй, это был единственный раз, когда Вольфу удалось удивить дворецкого по-настоящему. Полёт по международной каминной сети отнимал немалое время, и заняться к тому же при этом было решительно нечем – даже открывать глаза не рекомендовалось во избежание укачивания, поскольку крутил Летучий порох изрядно. Но всё же для путешествия на дальние расстояния это был самый безопасный способ – гораздо безопаснее трансморского перелёта на мётлах и уж подавно парной аппарации. Так что оставалось утешаться этим и мечтать о начале сентября, несущем встречу с друзьями. На родной земле его встречали Рудольфус и Рабастан. После радостных приветствий они отправились в Лестрейндж-Кастл. Вольф сначала удивился, что не напрямую в Дом Весёлой Стражи, но Руди объяснил, что родители желают устроить семейный обед по случаю возвращения младшего сына. Это несколько насторожило Вольфа – такая формулировка откровенно звучала как надуманный предлог. Даже если она и была правдой, то обед этот устраивался явно не просто для самого обеда. Скорее всего, под ним фактически скрывалось семейное собрание, и Вольфу упорно казалось, что темы, которые будут на нём подняты, не из числа приятных. Возможность оценить степень своей правоты Вольф получил даже быстрее, чем предполагал. Мало того, что торжественное застолье началось чуть ли не сразу после их прибытия, так ещё и речь о главном зашла сразу же после первого блюда. - Вольф, – с крайне довольным выражением лица начал Руди, отложив в сторону столовую ложку и наскоро протерев губы салфеткой, – у меня есть для тебя замечательная новость. Вольф согласно-вопросительно склонил голову. Старший брат правильно расценил этот жест и продолжил, чуть ли не сияя от гордости: - Надеюсь, ты помнишь про лорда Волдеморта? Так вот: он собирает свою организацию. Команду, группу сторонников – называй как хочешь. И он меня пригласил! - И ты согласился, – спокойно констатировал Вольф, внимательно глядя на брата. - Именно! Меня взяли по рекомендации отца, – Рудольфус благодарно кивнул Япету. – Мы займёмся тем, чем давно следовало заняться! Мы восстановим силу магического общества, избавим его от вредной маггловской примеси и вернём славу и величие чистокровных семей! - А сейчас что, их не хватает? – осведомился Вольф, нутром начиная понимать, что что-то здесь не то. И не так. И в словах брата, и вообще во всей этой затее. - Не хватает! Грязнокровки душат само живое биение пульса магии, а предатели крови в угоду им принимают закон за законом, ослабляющие и рушащие традиции Магического мира. Но теперь всё пойдёт иначе! Наше число растёт с каждой неделей, а скоро – станет с каждым днём. И мы вернём всё на свои места! Мы, Пожиратели Смерти! У Вольфа отвисла челюсть. - Как-как?! Это организация ваша так называется? - Да! – гордо кивнул Рудольфус. – Лорд говорит, что однажды сила чистокровных волшебников возрастёт до того, что мы сможем победить саму смерть! Отсюда и название. Вольф молча обвёл взглядом семью. Рабастан выглядел почти таким же довольным, как и Рудольфус, отец благосклонно улыбался сыновьям, мать встретила взгляд сына своим – пристальным и холодным. Словно проверяла. Вольф вздохнул, посмотрев на свои руки, которыми вертел нож, и снова взглянул на Рудольфуса. - Руди, у меня только один вопрос. Что ты курил? - Что? – ошарашенно переспросил старший брат. Басти прыснул в кулак, родители нахмурились. Особенно недовольной, чтобы не сказать большего, выглядела Марта. - Да то! Ты про что думал, когда записывался в компанию с таким названием? Ты теперь и на званых раутах будешь так представляться – «Здравствуйте, я Пожелатель Смерти»? - Пожиратель Смерти, – машинально поправил Рудольфус. - Лучше не стало, – ехидно ответил Вольф. - Ты разговариваешь со старшим братом, – разъярённо проговорила, точнее, почти прошипела мать. – Потрудись извиниться! - Мама, не надо, – поднял руки перед собой Рудольфус в успокаивающем жесте. – Ничего страшного. Вольф просто ещё не понимает всего. - Да где уж мне, несчастному, – прокомментировал Вольф, игнорируя очень многообещающий взгляд Марты. - Поверь мне, брат, мы сможем то, чего раньше и не снилось. Я сам видел, каких потрясающих вершин в магии достигнул лорд Волдеморт. Это просто невероятно! Да вот, к примеру, – Рудольфус принялся засучивать рукав, – гляди! На эту татуировку наложена уникальная модификация Протеевых чар, впервые в истории – на живом теле! Посредством этого знака мы можем связываться с лордом, и он с нами тоже, можем передавать сведения о своём местонахождении и благодаря этому аппарировать, и точно, даже туда, где до того ни разу не бывали! Ты когда-нибудь слышал о таком? Вольф молча смотрел на чёрную татуировку, украшавшую теперь левое запястье брата. Если, конечно, тут вообще можно было говорить об украшении. - По мне, так похоже на клеймо, – озвучил он наконец своё мнение. – Причём совершенно… Слушай, Руди, твоему лорду нужно срочно показаться сексопатологу. Настал черёд Рудольфуса ошарашенно замереть на месте. - Именно так, – кивнул Вольф. – Ну сам посмотри: голый череп, изо рта которого высовывается длинная, толстая, извивающаяся змея. Да тут поле непаханое для дедушки Фрейда. - Череп – символ смерти, змея – символ Слизерина, – устало сказал Руди. – Лорд Волдеморт – его единственный наследник из ныне живущих. Мама, успокойся, не надо так нервничать. Придёт время, поймёт. - Кое-что он должен понять уже сейчас, – холодно, сквозь зубы произнесла Марта, резко вставая из-за стола. – Вольф, идём со мной. - Братья, я любил вас, – театрально поднёс руку ко лбу Вольф, выходя следом за матерью из зала и ловя напоследок встревоженный взгляд Руди и полунапряжённый-полувесёлый – Басти. Марта шла быстро, так, что Вольфу приходилось поднапрячься, чтобы не переходить на бег. Удалившись на достаточное расстояние от гостиной, миссис Лестрейндж распахнула дверь одного из залов и, не оборачиваясь, зашла внутрь. Вольф, старательно крепя в себе уже привычный для таких случаев стоицизм, последовал за ней. Мать прошла вглубь почти до середины зала и развернулась, сложив руки на груди. Вольф убрал с лица всё, кроме терпеливого безразличия. Какое-то время никто не произносил ни слова. - По-моему, ты не понимаешь, насколько это важно для нашей семьи, – холодно начала наконец Марта. – Это наш шанс навеки укрепить своё положение. - Куда его ещё укреплять? – устало спросил Вольф. – Мы и так в числе первых, выше нас только Малфои и Блэки. - Среди наших – да. Но, если ничего не изменится, скоро грязнокровки станут представлять серьёзную угрозу нашему положению. Их всё больше. И не все из них – нищие, на которых можно не обращать внимания. К тому же, как бы мне ни хотелось обратного, среди них встречаются и талантливые люди. Действия лорда Волдеморта необходимы, чтобы предотвратить эту угрозу. - А ты знаешь, какими конкретно способами он собирается предотвращать её? - Нет, – уже спокойней ответила Марта, качнув головой. – Но это неважно. Твой отец доверяет Волдеморту, и ты видел, как его уважает твой старший брат. Согласись, что это серьёзное основание для того, чтобы поддержать этого человека. - Я… боюсь, что попытка реализации его идей на практике может вылиться в войну, – настороженно признался Вольф. - Безусловно, грязнокровки вряд ли дадут просто так взять и оттеснить себя с занятых позиций и достигнутых должностей, – согласилась Марта. Похоже было, что слова сына её не только не взволновали, но и не удивили. – Однако войны, если даже ты и хочешь использовать столь громкое слово, должны бояться не мы, а они. - Но ты же сама сказала, что их больше. - Это ничего не значит, – равнодушно пожала плечами мать. – Зато мы лучше владеем магией и защищаем то, что нам дорого – саму суть Магического мира, выковывавшуюся и отшлифовывавшуюся столетиями. Да и вряд ли маггловские отродья насмерть встанут за свою, хм, добычу. Им есть куда отступать. Ненадолго снова повисло молчание. Через минуту-другую миссис Лестрейндж решила сменить тему разговора. - Мама написала мне о том, как ты проводил время у неё в гостях. Не могу сказать, что мне понравилась новость о том, что ты любишь таскаться верхом по лесистым холмам. - А что тут такого? – хмуро спросил Вольф. - Это опасно, – отрезала мать. – Лошадь может понести, ты можешь упасть и разбиться… Да мало ли что! - Я восемь лет езжу верхом! – воскликнул Вольф. – И братья ездят! - Но не в гущах Шварцвальда! - Какая разница?! И потом, меня всегда сопровождал Себастьян! - Да что может дворецкий?! – презрительно поморщилась Марта. – Даже если допустить, что он что-то понимает в дуэлях… Кстати, это второе, чем я недовольна. Почему ты так усиленно занимаешься боевой магией? Мать написала мне, что ты каждый день из тренировочного зала не вылезал. Чем вы там так занимались? - Ой, не волнуйтесь, матушка, девственность я назад принёс, – огрызнулся Вольф, начиная терять терпение. – Не тем мы занимались, что вы, кажется, подозреваете. - Не дерзи мне! – сквозь зубы прошипела Марта. – Зачем тебе такие тренировки? - Чтобы драться с гриффиндорцами! - И только? - А что ещё? Или мне теперь готовиться к войне вместе с Рудольфусом? Лицо матери удивительно быстро разгладилось, гнев ушёл с него, уступив место серьёзной задумчивости. Вольф расстроенно ругнулся про себя, вспомнив извечное: «Язык мой – враг мой». - Не знаю, стоит ли сейчас об этом вести речь, – наконец ответила Марта. – Надеюсь, мне вообще не доведётся увидеть никого из вас на войне. Да может, и войны-то не будет – чего это мы вдруг о ней заговорили? Но я не хочу, чтобы ты учился… опасным вещам. - С вашего позволения, матушка, опасно для меня будет, если я не буду уметь драться на магических дуэлях. Или вы полагаете, что я задумал ограбить «Гринготтс» и учусь именно для этого? По лицу Марты скользнула неопределённо-настороженная улыбка. - Для чего ты учишься дуэльному искусству, тебе виднее, но мне бы хотелось быть уверенной, что ты не станешь влезать в опасные авантюры. - Что… Авантюры? – потрясённо спросил Вольф. – Пока что туда влез Руди, а не я! - Твой брат знает, что делает, – произнесла Марта, чуть отводя взгляд в сторону. - А я, значит, нет?! - Не смей орать на меня! - Да в чём ты меня подозреваешь?! – сквозь зубы, по примеру матери, простонал Вольф. – Почему ты вечно смотришь на меня, как на пороховой склад?! Неужели то, что мой старший брат ввязался невесть во что и невесть с какими перспективами, возможно, во что-то, опасное для жизни, это ничего, а ко мне целая куча придирок только из-за того, что я решил подтянуть боевую магию?! Казалось, Марта разрывается между желанием дать оплеуху и желанием прижать сына к себе. Вольф стоял, напрягшись и сжав кулаки, готовый ко всему. Но его мать не сделала ничего из того, что он ожидал. Вместо этого её лицо разгладилось, но не полностью – на него легла тень усталости и какой-то глухой тоски. - Ты многого не знаешь, Вольф, и хорошо, что не знаешь. Я беспокоюсь о всех вас. О всех нас. - И что, я могу представлять угрозу для «всех нас»? – горько рассмеялся Вольф. – Я, самый младший в семье? Вы всерьёз полагаете, что я способен причинить в этом замке кому-нибудь вред? Не знаю, матушка, что вы изволите со мной сделать за эти слова, но, мне кажется, вы с моим старшим братом курили на пару. Не подскажете, где такую дивную травку берёте? Резкий удар ожёг щёку – оплеухи Вольфу миновать всё же не удалось. От боли он стиснул зубы, в голове лихорадочно заметались мысли в поисках достойного ответа, и он внезапно пришёл в порыве вдохновения, в момент, когда эмоции слились с разумом. Вольф запрокинул голову назад и расхохотался. Перед глазами вздрагивала люстра – точнее, казалось, что вздрагивает, на самом деле безмятежно-издевательский смех тряс тело Лестрейнджа. Безмятежно-издевательский… Вот только над кем? Над матерью? Над собой? Над глупостью всей ситуации? А может, вообще над всем сразу без особого разбора? Отсмеявшись, Вольф опустил взгляд и шалыми глазами взглянул на мать. Марта смотрела на него, судорожно выпрямившись, точно стрела, но в её глазах явственно мелькал страх. И не за него, а… перед ним? - Матушка, с вашего позволения, мне всё ясно. Кажется, вы просто не можете определиться, в чём именно меня подозреваете. Не знаю, чем я заслужил такую честь, но будем считать, что я заранее замешан во всём. Право же, это будет очень удобно. Засим остаюсь – точнее, ухожу. Надеюсь, я сегодня уже узнал обо всём, о чём должен был. Прошу простить меня, но я не смею более тревожить покой этих стен и вас лично. Мне пора в Дом Весёлой Стражи, я там так давно не был… Нехорошо, когда дом без хозяина остаётся. Пусть даже этот хозяин лишь временный. Вольф отвесил безукоризненно-вежливый поклон и, чётко развернувшись, двинулся к дверям. Каждую секунду он ожидал, что в спину влетит что угодно – от очередной колкости до заклятия. Но Марта оставалась неподвижной, и Вольф благополучно вышел в коридор, толчком закрыв за собой дверь. Пройдя до ближайшего поворота и завернув за него, он остановился и чуть было не дал волю слезам. Глаза жгло, так и хотелось выплеснуть обиду от материнского недоверия, и лучше всего – кому-то ещё, кому-то живому… Нет. Нельзя. Отец расстроится. Братья тоже, и к тому же он будет выглядеть слабаком. Плакаться домовикам? Это даже не смешно. Друзей поблизости нет, да и стыдно их тревожить таким. Регулуса уж точно – он, Вольф, ему защитник и поддержка на случай беды, а не наоборот. Северус… Даала… Эти могли бы помочь, окажись они рядом. Но их нет, а в письме печаль такого сорта не изольёшь. Да и опять же, с души воротит от того, чтобы перед ними выглядеть нытиком. Вольф попробовал снова рассмеяться так же, как в зале несколько минут назад, но толком не получилось. Видно, тут особый настрой нужен… Кажется, остаётся единственный способ. Надо действительно поскорее добраться через каминную связь до летнего поместья, устроиться где-нибудь недалеко от камина и напиться чего-нибудь согревающего. Скажем, горячего шоколада. А можно даже и ту штуку на родимой земле опробовать, которую в замке Айсвальдов изобрести удалось. Права была бабушка – нашёлся вариант ещё привлекательней, чем «Слеза дубравы». А главное, проще… Да и, наконец, глупо напиваться слезами, когда самому плакать хочется. Как же обидно, когда родная мать, судя по всему, действительно тебя подозревает – и не пойми в чём и отчего! - Сыграть, что ли, что-нибудь в тему, как доберусь, – хрипло усмехнулся Вольф, не узнавая собственного голоса – даже непролитые слёзы всё же исказили тембр так, словно говорить приходилось с полуперехваченным удавкой горлом. – Себастьян говорил, что это помогает, когда на душе… вот как сейчас… Зря меня, что ли, лютне учили?