Правило неприкосновенности 2. Химия.

Установленный на девять утра будильник начинает заливаться ровно в назначенное время, но Йесон, уснувший только в пятом часу и, естественно, разбитый, як китайский графин, переставляет его на одиннадцать и снова падает на подушки, машинально прижимая к себе левой рукой улёгшегося ему на грудь Рёука. Он думал, с непривычки будет тяжко спать с кем-то в одной постели, ещё и обнявшись, однако юноша, пригревшись и прилипнув к нему, всю ночь дрых так крепко и почти неподвижно, что было вполне себе комфортно ночевать с ним. И очень уютно, настолько, что даже в одиннадцать, когда будильник звенит снова, выползать из постели и объятий парня нет никакого желания. И, кажется, Рёук разделяет эту позицию, поскольку, стоит Чонуну отключить будильник и потянуться, как парень, широко зевнув и похлопав сонными глазками, улыбается и жмётся к нему, потираясь носом о горячую кожу шеи, чем запускает мурашки по телу старшего. Опустив глаза на взлохмаченную макушку, мужчина с улыбкой хмыкает и кладёт на неё левую руку, чтобы погладить жёсткие чёрные волосы, испытывая странный прилив нежности к мальчишке. А взамен получает от него мимолётный лизь в шею, а следом и звонкий чмок в щёку. М-да, от милоты сейчас стошнит… подумал бы Чонун ещё две недели назад, но сейчас страшно хочется перевернуть парня и повторить с ним всё то, что они делали вчера, и желательно бы зайти ещё дальше, нежели просто ласки руками. – Мне надо вставать, – тихо шепчет Йесон, чтобы не нарушить леность приятного утра, – но ты можешь ещё поваляться, если хочешь, я пока умоюсь и сделаю нам завтрак. – М-м-м, я сделаю, я же обещал, – мурлычет Рёук, обнимая старшего поперёк груди левой рукой и закидывая на него ногу, тем самым показывая, что хрен он куда его отпустит. Мужчина уже открывает рот, собираясь сказать, что тогда им обоим нужно выползать из постели, но замолкает, почувствовав бедро, случайно коснувшееся так некстати восставшей утренней эрекции, и хищно улыбается, собираясь сменить тактику. Покопошившись, он переворачивается на бок, оглаживает стройную спортивную ножку от колена до бедра и, опустив ладонь на упругую обнажённую ягодицу, сжимает её. От этого Рёнгу с писком "хён" ныряет под одеяло и кусает бету в плечо, за что получает ещё и щип за ту же булку. Смеясь, они начинают копошиться в одеяле, щекоча, щипая и кусая друг друга, пока Чонун наконец не прижимает юношу спиной к постели, вдавливает его руки с двух сторон от головы и, нависнув над ним, оставляет быстрый поцелуй на кончике носа, от которого мальчишка, тяжело дыша, заливается румянцем. Впрочем, дело тут не столько в милом поцелуе, сколько в том, что барахтались они будучи наполовину обнажёнными, – а Рёук так вовсе как голым уснул, таким и проснулся, – и теперь эрекция у обоих. Решив благородно уступить младшему ванную комнату, Йесон, выдав ему свеженькое полотенце и отправив мыться, приступает к своей ежеутренней рутине в виде приведения в порядок кровати, курения, – вернее, теперь уже наклейки злоебучего пластыря и рассасывания чупа-чупса, – и ухода за растениями и животными. Он с особой тщательностью опрыскивает террариумы из пульверизатора, чтобы лягушкам и бананоеду было комфортно и хватило влаги до завтрашнего вечера, кормит всех, кроме аксолотля, которому положен перерыв в кормлении, и проверяет на полив свои цветы, побаиваясь оставлять их одних на целые сутки. Когда Рёук, румяный, свежий и умытый, выходит из уборной, гордо сияя засосами на шее, Йесон тоже идёт приводить себя в порядок. А в это время юноша, шарясь по холодильнику и шкафам на кухне, варганит для них вполне аппетитный и сытный завтрак, вдобавок ещё и замутив освежающий дальгона-кофе из найденного в шкафу растворимого кофия. Спустя полчаса мужчина выходит из ванной комнаты и сразу расплывается в улыбке, найдя Рёнгу сидящим за обеденным столом с чашкой кофе в руках, а на столе перед ним стоят закуски, чашки с рисом, и тарелки с аппетитным горячим омлетом. Сразу вспоминаются выходные утры, когда они с Чонсу жили вместе – хён всегда вставал раньше, чтобы приготовить завтрак на двоих, а иногда ещё и собирал что-то с собой на обед, вроде простеньких кимпабов или сэндвичей. Здорово было. А теперь завтрак для него приготовил этот милый юноша. Приятно. Они вместе едят, смущённо улыбаясь друг другу, обмениваясь взглядами и короткими фразами, так как оба чувствуют неловкость после вчерашнего в своих непойми каких после признания отношениях. Но диалог налаживается, когда Чонун, помыв посуду, начинает собирать вещи в рюкзак и маленький чёрный чемоданчик на колёсиках. Чтобы Рёук не скучал, мужчина разрешает ему потрогать своих питомцев, чем тот и занимается, держа в руках устрашающего вида бананоеда Сырка, который то и дело норовит сыграть в суицидника и спрыгнуть с его ладошек куда-то в пространство комнаты. Однако ящерка успокаивается и смирно принимает угощение, стоит парню поднести к его рту тоненький пластик свежего банана. А вот на предложение подержать в лапках ядовитую лягушку юноша отвечает категорическим отказом, по незнанию мысленно в красках представляя, как одного прикосновения этой прекрасной двухцветной филломедузы будет достаточно, чтобы он прям тут кони двинул. В половине второго оба стоят в прихожей: одетые, собранные, Чонун с чёрным чемоданчиком и рюкзаком за спиной, и как всегда в чёрной одежде, а Рёнгу бренчит браслетами, снова напяленными на руки поверх напульсников, и закидывает на плечо лямку своего рюкзака. Обувшись, они вместе выходят из квартиры и спускаются на подземную парковку. Всего за двадцать минут мужчина довозит школьника до университетских общежитий, но в этот раз паркуется не на автобусной остановке, а чуть ниже, в узкой улочке, там, куда Рёук всегда спускался вниз с горы, и прижимается к стене обычного кирпичного дома, не став глушить мотор. – Спасибо, – сияя улыбкой, благодарит старшего Рёук и отстёгивает ремень безопасности, собираясь выходить. – А, хён, – взявшись за ручку двери, оборачивается он к мужчине, – когда ты вернёшься, может, сходим куда-нибудь вместе? В кино, например? – Зовёшь меня на третье свидание? – ухмыляясь и изгибая брови, спрашивает Йесон, тоже отстегнув свой ремень, и в качестве ответа получает согласное кивание головой. – А-ахх, боюсь, такому смелому юному альфе я, обычный скромный бета, просто не в силах отказать, – наигранно вздыхает он, в конце срываясь на смех, а парень, смутившись, пихает его в плечо, моментально покраснев. – Постараюсь выкроить время, обсудим это, когда вернусь. – А на море будет связь? – Это Корея, связь есть везде, даже на Чжирисане. – Ну, тогда напишешь, как доберётесь? И… ты позволишь мне сделать глупость? – вдруг голос мальчишки из смущённого и нежного становится игривым, а от вопроса, заданного таким тоном, Чонун аж весь напрягается. – Какую? Ничего не ответив, Рёук садится к старшему вполоборота, тянет к нему правую руку, хватает за ворот чёрной футболки, рывком притягивает к себе и прижимается к его губам своими в неловком поцелуе. От неожиданности Чонун парализуется и хлопает глазами, лихорадочно соображая, что же делать дальше, но в голову ничего не идёт – всё, о чём он сейчас может думать, так это о нежных, слегка подрагивающих от волнения чужих губах. Как чертовски приятно, аж мурашки бегут по коже. Последний раз он целовался по пьяни с Чонсу и то эти воспоминания особо не сохранились, поэтому поцелуй с Рёуком воспринимается сейчас чуть ли не как самый первый в жизни. – Прости, не смог удержаться, – отстранившись на считанные миллиметры, шепчет Рёук в губы мужчины, не открывая при этом глаз, и открыто улыбается, касаясь кончиком носа его щеки. – К чёрту, – рычит сам на себя Йесон, мысленно посылая на хрен всё и вся, разворачивается, берёт в ладони лицо юноши и целует его сложившиеся бантиком губы. И всё вокруг резко останавливается. Не ожидав такого внезапного и пылкого ответа, парень издаёт удивлённое "м-м", выпучив глаза, но, стоит старшему начать по-настоящему целовать его, как школьник закрывает глаза и отвечает, скользнув рукой с ворота футболки на шею хёна. Чонун целует жадно, грубо, так, будто Рёнгу вот-вот исчезнет или сбежит, и чувствует, как сердце бешено колотится, грозясь вырваться из груди, а альфа перед ним быстро тяжело дышит и старается придвинуться как можно ближе, царапая при этом его шею. Хочется наброситься на него. Откинуть сидение, сорвать одежду, сжать в пальцах волосы, извести лаской, зацеловать с головы до ног, и взять его здесь, в этой машине… – Сил нет, как меня к тебе тянет, – еле-еле заставив себя оторваться от соблазнительных губ, хрипит Йесон, скользнув правой рукой на затылок юноши и сжав его волосы, – ты один большой соблазн. – Как и ты, Чонун-а, – с улыбкой, тяжело сбивчиво дыша, шепчет Рёук, открывая глаза и смотря на старшего, у которого зрачки расширены так, будто он накурен. Как сексуально он выглядит с такими глазами. – Но это мы обсудим, когда ты вернёшься. – Ах ты маленький чертёнок! – горячо выдыхает мужчина, прежде чем снова затянуть донсена в поцелуй. На этот раз более откровенный – французский. Они не могут оторваться друг от друга целых десять минут, страстно целуясь в машине и проклиная долбаную коробку передач, расположенную так неудачно прямо между ними, но им приходится прерваться, когда у Чонуна в третий раз подряд звонит телефон с высвечивающимся на экране именем Чонсу. Отвечая на звонок, мужчина прокашливается, стараясь сделать голос более будничным, еле-еле усмиряет дыхание, чтоб не пыхтеть в динамик, говорит, что через минут двадцать уже будет на сеульском вокзале, и, получив удовлетворённое "угу" на том конце, сбрасывает вызов. – Мне нужно ехать, – с сожалением стонет Йесон, снова поворачиваясь к румяному от смущения и возбуждения юноше. – Буду ждать твоих сообщений, крутой аджосси, – игриво подмигнув, Рёук улыбается, подхватывает свой рюкзачок с заднего сидения и резво выпрыгивает из машины, помахав старшему на прощание рукой. Развернувшись, он потихоньку идёт вниз по улице, едва сдерживаясь, чтобы не запрыгать от счастья, как пятилетка. – Зачем. Я. Это. Сделал, – сам себе чеканит под нос Чонун, смотря на спину удаляющегося школьника. – Дубина, ничему жизнь не учит… Зло шикнув, он переключает коробку передач и трогается с места, потихоньку выезжая из узких улиц на главные дороги и направляясь в сторону Сеульского вокзала. Оставив машину на подземной парковке, Йесон заглядывает в маленький магазин неподалёку от вокзала, где покупает мятные леденцы в жестяной коробочке и бутылку виски, который втихаря переливает в свою личную металлическую фляжку, зайдя в туалет для конспирации. А ещё успевает немного нахлестаться, чтобы снять напряжение после неожиданного поцелуя, и в приподнятом настроении в половине четвёртого стоит посередь зала ожидания со своими вещами. Когда к нему подходит женщина с ученицей, – Госпожа Хва и её дочь Хиджэ, – он закидывается мятными леденцами, чтоб никто не почувствовал от него амбре вискаря, и ждёт остальных учеников, ведя с родительницей вынужденную светскую беседу. А у самого мысли до сих пор где-то там, в машине, рядом с Рёуком… Впрочем, мысли очень быстро возвращаются в бренную реальность, когда Госпожа Хва начинает задавать ему несколько странноватые вопросы, касающиеся Учителя Пак, и мужчина решает окольными путями прощупать почву, задавая уже ей наводящие вопросы. Ему сказочно везёт: женщина, в отличие от своей дочери-старосты, откровенное трепло, и спустя всего несколько минут даже не заметив оговаривается – нелестно отзывается о Чонсу и о "слухах, что ходят о нём по школе". Сложить два плюс два не составляет труда и Йесон, всерьёз заволновавшись, быстро отпечатывает другу сообщение, что ему нужно быть осторожным в плане Кюхёна, за ними может вестись самая настоящая слежка. Итук благодарит его и обещает быть внимательнее. В три часа сорок пять минут Чонсу присылает ему ещё одно сообщение, говоря, что он отъезжает от школы и напишет уже когда будет в Тэане. Бета отвечает ему лаконичным "окей" и засовывает телефон в карман шорт, а в без пяти минут четыре женский механический голос объявляет посадку на нужный им поезд. Организованно спустившись на третий перрон, Чонун собирается с мыслями и вместе с родителями-провожатыми подсчитывает студентов, сверяясь со списком, где напечатаны имена детей и номера их мест. Кошмар, сколько цифр и имён, всё чуть-чуть плывёт перед глазами… – Та-а-ак, твоё место… "А-семнадцать", как раз возле окна, в конце, – на автомате улыбаясь, говорит учитель, поднимая глаза от списка и встречаясь взглядом с мрачным, как туча, Кюхёном. – Учитель Ким, – тихо зовёт его юноша, подходя слишком близко и поглядывая на стоящих рядом с ним родителей, – а где Учитель Пак? Он же с нами, да? Странно, почему Кю спрашивает это у него? Будто они с Чонсу не общаются… Но хён не упоминал ни о каких ссорах. – Он поехал на своей машине, – пожимает плечами Чонун, стараясь выглядеть максимально непринуждённо и не дышать на мальчишку, чтоб тот не почувствовал от него аромата алкашки, – на нём же вся наша провизия и вещи. Разве он тебе не говорил? – Говорил, – бурчит омега себе под нос и, повесив голову, заходит в вагон следом за другими учениками. "Этой обиженки мне ещё не хватало", – мысленно закатывает глаза мужчина, продолжая подсчитывать учеников и отмечать их в списке. Ровно в четыре поезд трогается и Йесон, устроившись в конце вагона и заткнув наушниками уши, с чистой совестью засыпает, свалив всю ответственность по присмотру за этим шумным цирком двум провожатым – а чо, зря поехали что ли? Пусть следят. Но за час до прибытия просыпается, немного времени уделяет книжке по квантовой физике, посасывая чупа-чупс, и за десять минут до станции "Терминал Тэан" мобилизует учеников на подготовку вещей. Знатно нервничая, что кого-то потеряет, он собирает студентов в неровный строй, когда все выходят из вагона со своими вещичками, и вместе с родителями ведёт этот галдящий строй к выходу из вокзала, где они пересаживаются в большой туристический автобус. А пока все занимают места и грузят вещи, Чонун созванивается с Чонсу, чтоб узнать, на каком он этапе пути. Друг, чертыхаясь, говорит, что, обогнав поезд, уже успел тормознуть в Тэане и купить морепродуктов, и ехать до обозначенного места ему осталось где-то около часа, на что Йесон удовлетворённо мычит и лыбится. – Э, а ну стой, – звучит на том конце телефона вдруг посерьёзневший голос старшего, – ты чо там, бухнул что ли? – Ну-у-у, есть мальца, – довольно тянет Чонун, отходя подальше от учеников и родителей, чтоб не слышали его разговора. Как только хён всегда по голосу распознаёт, пьян он или нет? Что у него за жопочуйка такая?! – Чонун, ёпт твою мать! Приедешь – уши надеру! – рычит в трубку Итук. – Ты ж с детьми! Какого хрена?! – Да не парься, дети живы, родители тоже, а я прост для расслабления бахнул чутка. – Чо за повод? Опять из-за того приведённого домой мальчишки? – Дыа, – расплывается в широченной мечтательной улыбке бета, хоть старший этого и не видит, но зато прекрасно слышит. – Ухх, сколько мне тебе рассказать нужно! – Вот приедешь и расскажешь, – зло бурчит в трубку Чонсу, заводя мотор машины, – а если до того момента выпьешь ещё больше, я тебя в Сеуле сразу чипироваться поведу, понял? Всё, езжайте. Сбросив вызов, Йесон содрогается, вспомнив, как пять лет назад любимый-дорогой друг насильно потащил его в больничку вшивать ампулу в жопу, когда он алкоголем заливался, и решает, что до прибытия на пляж в самом деле догоняться не стоит – с Чонсу станется выполнить угрозу, а кодироваться второй раз как-то желания нет. Правильно, а то чем ему останется заниматься без алкашки и сигарет? Должно же остаться хоть какое-то развлечение. Поездка в автобусе даётся куда легче и по ощущениям быстрее: погрузившись в книгу и музыку в наушниках, мужчина делает вид, что сосредоточен на тексте, для наглядности переворачивая страницы, тогда как на самом деле он просто пялится на страницы, улетев далеко в своих мыслях. Которые вертятся вокруг одного-единственного альфы… Из головы не выходят слова Рёука о симпатии и его внезапная инициатива с поцелуем прошлой ночью, а потом ещё и в машине. Хочется излить душу, обсудить произошедшее с Чонсу, который точно даст дельный совет – а даже если и нет, то хотя бы просто выслушает и поддержит, – и взвешенно, с холодным трезвым умом принять решение, что делать дальше. Но в этой поездке лучший друг однозначно будет занят только Кюхёном, с холодным трезвым умом тоже проблемы, потому как эмоции и тающее от чувств сердце этот ум дружно вырубают в нокаут, так что единственным компаньоном ему остаётся фляжечка с вискарём. И надоевшие карамельки на палочках. Около восьми часов вечера автобус наконец-то останавливается неподалёку от красочного, но безлюдного пляжа Гурьепо, и дети кубарем вываливаются из транспорта, слишком громко болтая и разбирая свои сумки, а Чонун тем временем снова звонит Чонсу, чтоб тот хотя бы наводку дал, в какую сторону топать. – Вот щас дойдёшь до моря и бери левее, тут небольшой лесок, – объясняет другу Итук, слыша по ту сторону динамика злобное пыхтение. – Хён, тут везде лесок. Давай конкретнее. Утопая кроссовками в золотистом горячем песке, Йесон успевает в сотый раз пожалеть о том, что взял с собой чемодан, как последняя модница, а не практичную спортивную сумку, тогда и тащить её было бы сейчас легче. Так ещё и не понятно, куда идти! Лесок, чтоб его… – Ты чо, абориген хренов! – откровенно ржёт Чонсу, вальяжно разложившись в своей машине на переднем сидении. – Ты ж сам это место выбирал! Смотри давай по картам, где отдыхать собирались, я пока машину подгоню. Максимально тихо сматерившись себе под нос, Чонун осматривается, крутясь во все стороны и соображая, в какой стороне находилось то место, что он отмечал себе на карте, и, як адмирал Ли Сунсин, ведёт за собой толпу галдящих юных пехотинцев на встречу с Учителем Пак. Целых десять минут они шлёпают по пляжу, восхищаясь живописной природой и голубым небом, пока наконец мужчина не останавливается рядом с небольшой полосой леса, в тени его деревьев, и не сообщает, что место стоянки – вот тут. Отпустив детей носиться по пляжу и мочить ноги, он отправляет Чонсу геолокацию, чтоб тот быстрее их нашёл, и начинает обсуждать с родителями учеников что и как нужно сделать. Папа некоего Ли Сонмина оказывается удивительно лёгким на подъём мужичком и, собрав вокруг себя детей, возжелавших насобирать клещей… дровишек для костра, дружным строем ведёт их в лесок, тогда как менее активная Госпожа Хва остаётся с учителем, чтобы помочь ему в обустройстве лагеря. Первым делом, дождавшись Чонсу, они настежь распахивают двери и багажник его машины и перетаскивают все привезённые им вещи на песок, к месту предполагаемого кострища, затем копают маленькой складной лопатой углубление для костра, и, когда дети и Господин Ли возвращаются с ветками, разводят костёр. А папу Ли отправляют с почётной миссией выкопать туалет и натянуть над ним специальную туалетную палаточку в отдалении у леска. В течение минут сорока ученики обустраивают лагерь: тащат ещё дров для костра, приволакивают откуда-то огромное бревно, служащее теперь сидением, устанавливают над костром котёл с водой, разбивают привезённые с собой палатки, и только после этого разбредаются по пляжу. Раскладывая свою старую чёрную палатку вместе с Чонсу, Йесон чувствует себя невероятно счастливым, потому как его накрывают воспоминания о первом в его жизни походе в горы с ночёвкой в палатке. Правда, поход был всего-то в гору Сораксан и на одну ночь, но то, как они с хёном смотрели на чёрное небо, усыпанное звёздами, пили горячий чай из трав и ели рамён, приготовленный на маленькой газовой плите, он не забудет никогда. И, кажется, Чонсу тоже вспоминает об этом, вбивая в песок металлические колья, на которых закреплены верёвки от тента палатки. – Помнишь, как ты чуть с обрыва не навернулся? – посмеивается Итук, выпрямляясь и тяжело дыша от жары и усилий. – Когда ночью в туалет приспичило? Вместо ответа Чонун громко смеётся и пинает песок, обсыпая им друга, на что тот тоже начинает откровенно ржать. Такое невозможно забыть: ночью Йесон очень тихо выбрался из палатки с намерением справить нужду, но в темноте оступился и завизжал от страха так, что разбудил и хёна, и всю живность в радиусе километра. Вот старшему смешно, а он эти эмоции на всю жизнь запомнит. – Ну-ка подойди сюда, – жестом подзывает его к себе Чонсу, оторвавшись от палатки, и, как только Чонун, нахмурившись, подходит поближе, альфа хватает его за футболку на груди, притягивая максимально близко к себе. Склонившись над лицом офигевшего химика, мужчина принюхивается, смотря на его рот, и поднимает взгляд, встречаясь с расширившимися карими глазами. – Рассказывай. Что он такого сделал, что ты вискарь средь бела дня глушишь? – Хы-ы-ы, – расплывшись в счастливейшей и наиглупейшей белозубой улыбке, тянет Йесон, даже не пытаясь отцепить от себя пальцы друга. – Поцелова-а-ал. Вот теперь у Чонсу расширяются глаза и непроизвольно открывается рот. Выпустив из пальцев чёрную футболку донсена, он смотрит на его счастливую лыбу, на пьяные, блестящие, радостные глазки, и видит в нём буквально отражение себя самого месяцев так пять назад, когда с Кюхёном отношения начинал. Неужели он тоже выглядел так глупо со стороны? Ужас какой… – Ты же не целуешься, – еле выговаривает мужчина, прекрасно помня правило, которого придерживается бета касаемо поцелуев, но младший его перебивает: – Ага-а. Он сам меня поцеловал, прикинь, я в осадок выпал! – срывается на эмоции Йесон, оглядываясь при этом по сторонам, чтобы удостовериться, что их разговора никто не слышит. Да, разговора-то правда никто не слышит, но вот ревнивый взгляд Кюхёна, трущегося у костра, немножко напрягает. Как Чонсу его на себе не чувствует? – Короче, – решив, что надо бы дособирать палатку, начинает Чонун, наклоняясь к чёрному тенту, чтобы продолжить всовывать в него металлические палки, – вчера же были последние экзамены у всех классов, и у него учёба официально тоже закончилась. А мы договорились вечером встретиться и пойти поужинать вместе. И вот представь, выхожу я после экзамена на улицу покурить, хлещет ливень, поднимаю голову вверх и вижу человека на краю крыши. Я, естественно, лечу туда, думая, что у нас объявился очередной суицидник, – он понижает голос и снова осматривается, опасаясь говорить на эту тему, – поднимаюсь на крышу, а там Рёук! Думал, с перепугу сам там же кони двину. – Давно говорил Директору Чхве, что надо замок повесить, чтоб всякие на крыше не шатались, – бурчит Чонсу, помогая младшему продеванием металлических прутьев с другой стороны палаточного тента, – хотя Кюхён тоже говорил, что любил туда подниматься, когда хотел наедине с собой побыть. – Наедине-то да, но не стоять же на краю крыши! – раздражённо шипит Чонун, наконец впихивая последний прут. – Давай, гни эту хрень, – указывает он на колышки, которые хён вбил, и, покряхтев, они выгибают прутья и вставляют их концы в колышки, получая наконец нормальную палатку. – Фу блин, жара… Так вот, – продолжает он, вытерев тыльной стороной ладони пот со лба, – мы пока на крыше стояли, промокли насквозь, там уже не до ужина было. Ну, я его забрал, поехали ко мне домой… Помнишь, я писал тебе? Он в душе погрелся, поужинали вместе, животинок моих покормили, посмотрели сериал. Поговорили. – Я тебя не узнаю, – хмурится Чонсу, отряхивая руки от песка, – что за "поговорили"? Обычно у тебя "поговорили" даже рядом не стоит, либо "досвидос", либо "постель", третьего не дано. – В самом деле, он настолько привык к Чонуну, который всегда ведёт себя как альфа-самец, что видеть его сейчас влюблённой пьяненькой амёбой максимально странно. Складывается впечатление, что перед ним вообще другой человек. Неужели даже у таких холодных и сдержанных людей от влюблённости может башню снести? – Признавайся, – подойдя максимально близко к мужчине и понизив голос, требует Итук, – что было? – Ну… он честно признался, что его не смущает ни моя профессия, ни разница в возрасте, ни вообще мой возраст, ни типаж, что всё ему нравится и всё устраивает. Потом он сказал, что я ему нравлюсь, – от этого глаза старшего становятся практически европейскими, вылезая из глазниц, – и-и-и мы-ы-ы… помогли друг другу ручками. – Как-то слабовато для тебя, – щурится Чонсу, – зная твоё либидо и нетерпёжку. – А потом он назвал свой фенотип. – И? – Хён, – посерьёзнев и сложив брови жалостливым домиком, едва ли не всхлипывает Йесон, смотря на друга, – я влюбился в альфу. – Да твою ж мать… Зарывшись пятернёй в свежевыкрашенные грейпфрутовые волосы, Чонсу запрокидывает голову, сжимая губы и закрывая глаза, затем смотрит на растерянного Чонуна и, уперев руки в боки, начинает ходить туда-сюда перед ним, обрабатывая информацию. Он же трезво понимает, что если лучший друг всё же сойдётся с этим мальчиком, как тому велит сердце, то, во-первых, вряд ли сможет с ним ужиться, потому как он сам "альфа" и прогибаться даже под любимого человека не станет. А во-вторых, в случае, если у них всё-таки что-то получится и в один прекрасный момент юный альфа его бросит – Йесон же этого не переживёт. И второй раз вытащить его из запоя психотерапией, походом в горы и кодировкой вряд ли удастся. – Эй, Мама Утка, – привлекает его внимание Чонун, кивая куда-то вправо, – тебя там твоё счастье взглядом жрёт всё то время, что мы разговариваем. – Нахмурившись, Чонсу поворачивается, прикладывает ладонь ко лбу, закрываясь от солнца, и смотрит на злющего, мрачного Кюхёна, ходящего вокруг костра и палаток. – Иди, а то лопнет же. – Что ты собираешься делать? – снова возвращается к младшему альфа. – Какой план? – Хочу начистоту поговорить и установить правила, – засунув руки в карманы шорт, хитро ухмыляется Йесон, слегка опуская голову и смотря на друга исподлобья. Вот теперь это Йесон! Вот теперь он похож на самого себя! У Итука аж гора с плеч сваливается при виде привычного хитрого прищура карих глаз. – И либо он их примет и будем думать об отношениях, либо не примет и распрощаемся, пока не успели друг к другу привязаться. – Ты же с ним не справишься, донсен, – с улыбкой вздыхает Чонсу, и, взявшись за полы своей расстёгнутой клетчатой рубашки, треплет их, обдавая себя прохладным воздухом. – При всей твоей сексуальности и соблазнительности этот мальчик-альфа в сезон гона тебя затрахает. Сам знаешь, какими мы становимся в этот период. – Любая проблема решаема, – подмигивает старшему Чонун и, развернувшись, идёт к костру, у которого столпилась кучка учеников. Кто-то из студентов, как выяснилось, взял с собой волейбольный мяч, поэтому дети, собравшись в кружок, играют в подобие пляжного волейбола, передавая мяч друг другу, смеются, валясь на песок, и зовут преподавателей поиграть с ними, на что те с удовольствием соглашаются. Чонсу присоединяется к игре первым, с трудом вспоминая, как тут нужно ставить руки и отбивать, а следом подтягивается и Чонун, который в отсутствие друга успел ещё немного намахнуть из своей фляжки, так что теперь, пьяненьким под пригревающим солнышком ему один кайф играть в волейбол. Из-за жары и алкоголя, ударившего в голову, мужчина не особо ровно стоит на ногах, да и играть во что-то с мячом не умеет, несмотря на любовь к просмотру баскетбольных матчей, а потому, пытаясь отбить мяч, периодически падает и тихо матерится, прибавляя к сказанному "вы этого не слышали". Постепенно мысли о Рёуке отходят на второй план и Йесон действительно вливается во всеобщее веселье, играя с выпускниками: он веселеет, от души смеётся, в очередной раз летя жопой на песок в погоне за мячом, и с особым азартом бежит за учениками в попытке их догнать, когда речь заходит о "Розе Шарона", его любимой с детства игры. Было очень смешно наблюдать за сверкающими пятками Кюхёна, который на правах парня его лучшего друга в наглую шлёпнул Чонуна по заднице, за что потом бета на нём отыгрался, хорошенько защекотав и изваляв юношу в песке. Но, помимо этого, было любопытно смотреть и на взаимодействие Чонсу с его омегой, когда ведущим был сам альфа. Однако, играя вместе со всеми, Йесон пару раз всё же одёргивал друга, замечая неоднозначные взгляды детей и родителей, направленные на них, и говорил, что стоит вести себя более сдержанно на людях, на что хён только улыбался и говорил, что в пылу игры никто ничего лишнего не подумает. Когда солнце скрывается за горизонтом, уступая место приятной вечерней прохладе, ученики, устав от активных игр и жары, собираются вокруг костра, чтобы поужинать и отдохнуть. Госпожа Хва, разливая по чашкам ароматный горячий суп, нахваливает Чонсу, который, задержавшись в Тэане, купил свежих морепродуктов для этого супа, а дети, получив свою порцию, благодарят тех, кто готовил ужин, и с удовольствием съедают всё до последнего кусочка. Едва попробовав суп, Чонун шумно выдыхает, издаёт удовлетворённое "м-м-м" и прикрывает глаза, чувствуя, как горячий, солёный, наваристый бульон согревает внутренности и оседает в желудочке, заодно способствуя скорому протрезвлению. Идеальный вечер… Следом за супом Госпожа Хва варит для всех травяной чай, добавляя сгущённое молоко, а Йесон вызывается порезать несколько сочных сладких дынь, чтобы раздать ученикам по паре долек в качестве десерта. После божественно вкусного ужина кто-то из учеников честно идёт перемывать посуду, кто-то бежит к морю или занимать очередь к туалетной палатке, но большинство остаётся у костра. Под дружный гомон Сонмин достаёт гитару, которую пёр сюда всю дорогу на своём горбу, выбирает из своего репертуара несколько песен и, взяв первый аккорд, начинает петь, своими голосом и музыкой создавая очень уютную и романтичную атмосферу. Поглядывая на Чонсу, Йесон улыбается, видя, с какой любовью в глазах лучший друг смотрит на Кюхёна, сидящего по ту сторону костра, и мысли сами возвращаются к прошлой ночи и Рёуку, который, кстати, за весь день ни разу ему не написал. Наверное… Потому что телефон валяется в палатке с того момента, как они её поставили. Нужно будет написать ему перед сном. Переведя взгляд на Кюхёна, мужчина поджимает губы, подпирает щёку кулаком, опёршись локтем на колено, и думает, что хёну в каком-то смысле правда сказочно повезло. Ну что этот мальчишка? Юн, наивен, глуп, из него можно слепить и воспитать что угодно, а уж Итук педагог и психолог от бога, он-то справится! И разница между ними ровно во столько же, сколько Кюхёну лет, и ничего, встречаются. Хотя характер у омеги, конечно… Они с Рёуком в чём-то похожи. Хоть это и забавно, если подумать: Кюхён – чистый омега, который ведёт себя как альфа, а Рёук – чистый альфа, который ведёт себя как омега. Ну, в каких-то моментах. Наверное, будет сложно подстроиться под его характер, как сложно было и Чонсу понять своего малолетнего парня. Задумавшись, Йесон не сразу замечает, что друг встал и пошёл к машине, но расплывается в широченной благодарной улыбке, когда хён возвращается к костру, принеся с собой плед, и, наклонившись, набрасывает тёплую ткань на его плечи. – Ты дрожал, – приобняв бету за плечи и низко наклонившись, чтобы коснуться губами его уха, шепчет Чонсу. – Будь другом, присмотри за детьми, мне нужно поговорить с Кю. Вместо ответа Чонун согласно кивает, плотнее закутываясь в тёплый плед, и наблюдает за другом, который, набросив второй плед на плечи Кюхёна, что-то говорит ему, треплет рукой волосы, и, кивнув куда-то в сторону, разворачивается и уходит к морю. А следом за ним, спустя одну песню, срывается и мальчишка. И всё бы ничего, если бы не странные взгляды и поведение Госпожи Хва, которое замечает Йесон: женщина, как коршун, обводит всех учеников цепким взглядом, что-то печатает в своём телефоне, и оглядывается по сторонам, стараясь, видимо, разглядеть в темноте фигуру Учителя Пак. "Как странно. Не она ли собирается его сдать? Нужно быть настороже", – сощурившись, мгновенно отмечает для себя мужчина. Когда бóльшая часть студентов начинает зевать, Чонун говорит, что надо бы сворачиваться и потихоньку готовиться ко сну, и примерно в это же время в лагерь возвращаются Чонсу с Кюхёном с небольшим отставанием друг от друга, чтобы не палиться. Школьник, естественно, сразу идёт к костру, а вот Итук, увидев Йесона у палатки, тащится к нему, болтая сандалиями в правой руке и уже готовясь получать предсказуемых лещей от младшего за свою очередную нехорошую задумку. – Йесон-а-а-а, – тянет альфа, подойдя к обернувшемуся другу, – слушай, у нас к тебе личный вопрос. – "У нас"? – вопросительно изгибает бровь донсен, вставая лицом к Чонсу и складывая руки на груди. – Да, в общем… у нас же с тобой палатка большая, места хватит и… ты ж не будешь против, если Кюхён с нами… со мной сегодня поспит? Всего за секунду в голове мужчины проносится уйма матов, а в душе вспыхивает злость, однако его лицо не выражает ничего, кроме убийственного взгляда чёрных глаз. Вот только возбуждённой парочки ему ночью под боком не хватало. Какого хрена вообще какой-то непонятный Кюхён должен спать с ними в одной палатке?! Он-то хотел как в старые добрые – с Чонсу, вместе, в палатке, как тогда в горах, поржать ещё перед сном, вспомнить что-то, подушкой его отпиздохать… Поспать в уюте и покое, в конце концов! А тут этот Кюхён. Ничего не говоря, Чонун, не изменяя давнишней привычке, сходу замахивается с намерением выдать другу знатную пощёчину, однако тот, привыкнув и предвидев сие действие, успевает увернуться, но не рассчитывает, что донсен предпримет что-то ещё. Например, встав на одну ногу, як цапля, ударит ему пяткой в грудь так, что альфа, упав жопой на песок, едва не перекувыркнулся от силы удара. – Это значит "да"? – еле-еле поднявшись, спрашивает Чонсу, стряхивая с одежды налипший песок. – Я тебе в палатке покажу, что это значит, – язвит с каменным лицом мужчина и, развернувшись, идёт к палатке, собираясь готовиться ко сну. Кипя от злости, мужчина умывается, встав поодаль от разбитого лагеря, чистит зубы и возвращается в палатку, решив, что на сегодня его моральные и физические силы для контроля над детьми исчерпаны. И к тому же, он окончательно протрезвел, а вискаря во фляжке не осталось. Только курить хочется, вот хоть стреляйся… Вздохнув от безысходности, он лезет в боковой кармашек своего маленького чемоданчика, лежащего у входа во внутреннюю часть палатки, вытаскивает оттуда чупа-чупс и, с громким хрустом развернув конфету, отправляет её в рот, начиная агрессивно рассасывать несчастную лимонную карамельку. Как-то резко испортилось настроение… Встав на колени, Чонун, решив пока разложиться, вытаскивает из чемодана свой чёрный спальный мешок и раскидывает его с левой стороны на огромном надувном матрасе, а с правой стороны раскладывает красный спальный мешок Чонсу, лежавший в углу палатки, и бросает у изголовья две подушки, привезённых другом из дома. Теперь это в самом деле напоминает их путешествие в гору Сораксан, только тогда было прохладнее и лил дождь. Фонарик у них ещё стоял посередь палатки, похожий на старую керосиновую лампу с таким же тёплым жёлтым светом… Из мыслей вырывает пилик телефона, пролежавшего всё это время в кармане чемоданчика. Нахмурившись, Йесон вытаскивает телефон, скидывает с ног кроссовки, набитые песком, стаскивает носки и, забравшись в свой пока ещё прохладный спальный мешок, нажимает на кнопку разблокировки экрана, поднося его к лицу. Сообщение от Рёука. Двенадцатое. Неловко получилось. Открыв KakaoTalk, мужчина сразу же заходит в их чат и досадно шипит, читая сообщения парня: он, явно волнуясь, сначала спрашивает, как хён доехал. Затем ещё три подобных сообщения. А следом начинается загон в виде "ты теперь не хочешь со мной разговаривать?", ещё загоны на тему "прости, что раньше не сказал о типаже", и наконец бурные извинения за свои слова о симпатии и наглый поцелуй против воли хёна. В предпоследнем сообщении юноша пишет, что, если Йесону нужно время, то он готов подождать, и последним сообщением, уже взбесившись, он написал "ответь хоть что-нибудь!". Какой, однако, нетерпеливый мальчик… И несколько неуверенный в себе, судя по эмоциональному посылу сообщений. Чтобы не отпечатывать длинное письмо, Чонун решает записать парню голосовое сообщение и, нажав на кнопочку микрофона в правом нижнем углу, подносит гаджет ко рту: – Хэй, привет, – с улыбкой начинает он, засунув чупа-чупс за щёку, – прости, что отвечаю так поздно. Мы доехали, всё в порядке, я просто бросил телефон в палатке и с этими детьми начисто забыл тебе написать. Тут сумасшедший лагерь какой-то… – мужчина тяжело вздыхает и вытаскивает карамельку изо рта, чтоб не мешалась. – И… эй, ты не должен извиняться! Чего там себе навыдумывал после того, что было в машине? – в красках представив, как мальчишка сейчас покраснеет, прослушав сообщение и вспомнив утренний поцелуй, Йесон улыбается и жмёт на кнопку отправки записи, которая уже через пару секунд отмечается прослушанной. "У меня сейчас сердце выпрыгнет", – пишет Рёук, не ставя после текста смайликов и знаков препинания. – "Я переволновался… Ты звучишь устало". "Да, поездка была выматывающей. Ещё и эти дети…" – печатает мужчина, дополняя сообщение страдающим смайлом. – "Как прошёл твой день? Чего не спишь?" – подумав, что будет слишком грубым говорить только о себе, интересуется Чонун. "Ну, если не считать приятного утра, то остаток дня вполне обычный. А не сплю, потому что у друга, фильмец смотрим", – с небольшой задержкой приходит сообщение. И тут у него происходит грандиозный бабах где-то внутри. Жгучая злость закипает в груди, зубы сжимаются, в мешке становится жарко от резко подскочившей температуры тела, а щёки загораются нездоровым румянцем. У какого ещё, нахрен, друга?! В почти час ночи он у какого-то друга?! Кто этот… Какого хера?! "Во, смотри! Мой любимый фильм, уже вторую часть смотрим!" – очень вовремя прилетает от альфы ещё одно сообщение, к которому следом прикреплена фотография. Парни сидят на просторной кровати, заправленной пледом, Рёук показывает знак мира в камеру, на коленях у него большая чашка с попкорном, рядом сидит, по всей видимости, его друг с длинными волосами, собранными в хвост, какими-то слишком уж большими глазищами и пухлыми губами, а перед ними стоит ноутбук, на котором застыло ошарашенное лицо Марти Макфлая. Какая знакомая физиономия. Где-то он этого большеглазого парня уже встречал, вспомнить бы… Только мозг сейчас занят совсем не этим – он просто кипит от злости! Хочется выйти из палатки, пойти в лесок и поколотить там деревья, чтоб сбросить напряжение, или пачку сигарет выкурить. Где Чонсу носит?! Хоть ему всё рассказать… "Кто это?" – еле сдерживая эмоции, спрашивает Йесон. "Ты что-о-о! Я думал, знаешь! Это ж один из самых крутых фильмов – "Назад в будущее"! Ты физик и ни разу его не видел?!" – фонтанируя смайликами, пишет Рёук. Дураком, значит, решил прикинуться? "Вообще-то, "Назад в будущее" и мой любимый фильм, но я спрашивал не об этом. Что за друг?" – отправив сообщение, отметившееся тут же прочитанным, мужчина сверлит фотографию взглядом и, сунув обратно в рот чупа-чупс, со злости разгрызает конфету, хрустя ей на всю палатку. "А, да это одноклассник мой. А ты… что ли ревнуешь?" – в конце Рёнгу добавляет два любопытствующих глаза и от этого Чонун злится ещё сильнее. Ревнует? Он ревнует? Да щас, ага, вспотеет ждать. Ничего не ответив, Йесон блокирует телефон, кладёт его себе на грудь и, закрыв глаза, сосредоточенно вдыхает, задерживает дыхание, и выдыхает. Да, дыхательная гимнастика сейчас вряд ли поможет, конечно, но попробовать стоило. Нет, он не ревнует. Всё хорошо. Они даже не встречаются, повода для ревности нет, да и было бы к кому – к какому-то патлатому парню, который рядом с ним, суперкрутым мужчиной с высоким айкью и светлыми химико-физическими мозгами, даже рядом не стоял? Бред какой. Но как же бесит сам факт того, что Рёук сейчас сидит с каким-то парнем в чужом доме… Рядом с палаткой слышится шорох песка, вжикает молния, и в палатку, подсвечивая себе путь экраном телефона, залезает Чонсу, только перед входом открывает бутылку воды и ополаскивает ноги, чтобы не тащить в спальник песок. – Думал, ты уже дрыхнешь, – отчего-то шёпотом говорит мужчина, застёгивая палатку изнутри и усаживаясь на свой спальный мешок, собираясь подождать, пока ноги высохнут. – Ага, уснёшь тут… – тяжело вздыхает Чонун, пялясь в чёрный скат палатки. – Чо опять? – хмурится старший и, чтобы друга было лучше видно, немного прибавляет яркости на своём телефоне, положив гаджет между ними. Ничего не говоря, бета разблокировывает телефон и поворачивает его экраном к Чонсу, чтобы показать переписку с Рёуком и отправленную им фотографию. – Так, и что? Он с другом, смотрит киношку, всё нормально. Чего ты завёлся? – Он дома у какого-то парня. Ночью. Они вдвоём. – Хорош накручивать, мы с тобой тоже по ночам раньше фильмы пялили, лёжа в одной кровати, – Итук ободряюще улыбается и слегка толкает младшего в плечо, когда тот снова кладёт телефон на грудь экраном вниз. – Слушай, – видя взвинченное состояние друга, уже серьёзнее продолжает альфа, – он отвечает среди ночи, волнуется, думает о тебе, это ли не показатель, что парень на фото просто его друг? Если б это было не так, он не стал бы даже близко упоминать о нём. – Ты прав… – задумчиво хмурит брови Чонун. В самом деле, почему, стоит подумать о Рёуке, у него отключается здравый смысл и работать начинают эмоции? Аж бесит. – А всё равно не по себе. – Эй, – ласково улыбается Чонсу, протягивая правую руку, чтобы потрепать друга за плечо, – знаю, ты собственник, но мы же не хотим, чтобы юный альфа сбежал от тебя. К тому же, ты взрослый мужчина, веди себя достойно и трезво. Лучше обсудить это с глазу на глаз, когда встретитесь, а не по телефону. – Тебе на психолога надо было идти, – ехидничает Йесон, поднимая телефон, чтоб написать ответ Рёнгу, но, замерев, поворачивает голову к улыбающемуся другу и сам расплывается в улыбке. – Спасибо, хён, – тихо шепчет бета, получая в ответ ободряющий кивок. "Нет", – пишет Чонун ответ на вопрос о ревности, а следом, подумав, добавляет: – "Но, если вдруг узнаю, что вы не просто друзья – стану как Бешеный пёс Таннен, понял?". "Хехе, таким же диким и прибабахнутым?" – мгновенно отвечает Рёук, ставя в конце ржущий смайлик. – "Мне кажется, ты больше на Дока похож", – приходит следом ещё одно сообщение, – "такой же гениальный физик". Как интересно. Заигрывает? Такой… странный и приятный комплимент. В юности, когда пересматривал "Назад в будущее" до такой степени, что плёнка на кассете едва не стиралась, Чонун восхищался и ассоциировал себя с главным героем фильма, Эмметтом Брауном, гениальным учёным, который изобрёл машину времени. В какой-то степени именно благодаря этому фильму Йесон заинтересовался физикой и химией. Надо же, он-то думал, молодое поколение не увлекается такими старыми американскими фильмами… Решив ничего не отвечать на откровенный подкат, Чонун просто отправляет юноше стикер из коллекции, которую когда-то давно загрузил себе в KakaoTalk – Доктор Браун в очках с широко открытым ртом, – и блокирует телефон, зная, что мальчишка уже ничего не напишет. На душе потеплело. Они будто только что нашли ещё одну точку соприкосновения, хоть и находятся друг от друга в тысячах километров. А с патлатым другом они разберутся позже. Лично. Ещё минут десять они с Чонсу просто лежат, обсуждая завтрашний день и отъезд домой. Йесон, вдруг вспомнив странные взгляды родительницы у костра, снова предупреждает друга, чтобы тот был осторожен в своём поведении, за что мужчина его благодарит и взамен просит быть поласковее с Кюхёном, который вот-вот должен приползти к ним спать. – Если вы двое будете творить непотребства в моей палатке, – предупреждающе шепчет Чонун, – выселю обоих, в машину спать пойдёте. – Ревнуешь? – хитро лыбится в темноте Чонсу, за что получает болезненный щипок за ляжку и шипит, растирая саднящее место. – Да понял я, понял… Кюхён приходит в самое неподходящее время, когда оба преподавателя уже находятся на грани между сном и явью. Очень медленно расстегнув замки палатки, он проникает внутрь, идентифицирует Чонсу по светлым волосам, уже хочет кинуть свой мешок рядом с ним, как мужчина разворачивается и говорит, что они ещё не спят. А вот Чонун, разозлившись из-за резкого пробуждения, недовольно бурчит из своего спального мешка, чтоб все заткнулись, но Кюхён имеет наглость ему шутливо ответить, поэтому мужчина рывком раскрывается и поворачивается к юноше, смеряя его убийственным взглядом, из-за которого тот язык проглатывает. Кошмар, кто б знал, что бросать курить так тяжело, нервы как струна натянутая, выбешивает любой шорох… Йесон невольно слышит каждое слово, сказанное Чонсу и Кюхёном, настолько в палатке и на пляже тихо, и с силой прикусывает нижнюю губу, услышав от омеги робкое, совсем тихое "я люблю тебя". Аж у самого сердце удар пропускает. Он в курсе всей ситуации с родителями школьника и искренне восхищается той смелостью, с которой мальчишка прёт против их воли, продолжая встречаться со своим учителем. Далеко не каждый взрослый человек готов идти за тем, кого любит, преодолевая какие-то преграды, а вот Кюхён идёт. Где-то в душе теплеет радость за друга – после тяжёлых расставаний и многих лет одиночества Итук наконец нашёл своего человека, и это в самом деле дорогого стоит. "Мне бы хотелось так же", – засыпая, думает Чонун, а перед глазами встаёт образ светлого, радостного, улыбающегося Рёука, зарывающегося рукой, на которых бренчат браслеты, в чёрные волосы. Утром его будильник разрывается первым, но Йесон, сунув руку под подушку, жмёт на кнопку, отключая звук, и тихо стонет. Он спал так крепко, ещё и прижавшись спиной к тёплой спине Чонсу, что вставать и выползать из уютного кокона на холодный утренний пляж нет никакого желания. Но деваться некуда, потому что всех ещё кормить, потом собираться и к отъезду готовиться. – Хён, вставай, – хрипит бета, вытаскивая из мешка левую руку и, найдя на ощупь плечо старшего, толкает его, чтоб проснулся, – надо умыться и идти готовить завтрак этим спиногрызам. Услышав какой-то странный тихий смешок, Чонун, нахмурившись, резко приподнимается, напрягая остаточки пресса, видит чёрную взъерошенную макушку Кюхёна, и падает обратно на подушку, вспомнив, что вчера вечером эта мелочь припёрлась спать к ним. – Доверяю это ответственное дело тебе, – стонет в ответ Чонсу, протирая слипающиеся ото сна глаза. – Да щас! Ты забыл, как я нам ужины готовил, когда мы жили вместе? – хмыкает бета, вытаскивая из-под подушки телефон и поднимая его над лицом, чтоб посмотреть на экран. Печально, Рёук больше ничего не писал. А так хотелось бы увидеть с утра его сообщение… – Такое забудешь, – с закрытыми глазами лыбится Итук, – до сих пор твои кимчи-пучимгэ поперёк горла стоят… – Ладно, так и быть, – громко вздыхает Йесон, расстёгивая свой спальный мешок, – пойду умоюсь, пока ты тут свою мелочь тискать будешь. Десять минут! Потом я вас отсюда выкину и лягу досыпать. Покряхтев, он расстёгивает свой чемоданчик, вытаскивает оттуда прозрачную косметичку и, закинув на плечо белое полотенце, выползает из палатки, застёгивая за собой "дверь". Ух-х, свежо! Холодный морской ветер пробирается под лёгкую ночную одежду и Чонун ёжится, запоздало подумав, что надо было бы хоть кофту какую с собой взять. Но, растерев плечи ладонями, глубоко вдыхает и первым делом идёт к туалетной палатке, а уже потом к машине друга, чтоб там умыться. Хочется поскорее умыться и шмыгнуть обратно в тёплую палатку и нагретый спальный мешочек, однако, как настоящий друг, мужчина тянет время, понимая, что Итук наверняка сейчас горит желанием как следует потискать своего омегу. Поэтому он намеренно медленно чистит зубы, бреется, на два раза умывается с пенкой, приводит в порядок волосы с помощью сухого шампуня, и мажется кремом, прислонившись к холодному капоту белой Хонды. Здесь действительно красиво. Вчера, уйдя в свои мысли, Йесон не особо уделял внимание пейзажу, но сейчас, глядя на спокойное синее море, шелестящее мелкими волнами о берег, и солнечные лучи, бликующие на его поверхности, улыбается, думая о том, как было бы здорово побывать здесь вместе с Рёуком. Так же поставить палатку, развести костёр, посмотреть на звёзды, болтать до утра… Он узнал об этом пляже случайно – старший брат бывшей жены давным-давно рассказал, что бывал здесь, и Чонун загорелся идеей тоже сюда скататься, но всё не было случая. А тут Итук, массовик-затейник, предложил свозить детей на море в честь выпуска из средней школы, и как-то само собой на ум пришло это место. Вот было бы классно ещё парк неподалёку посетить. Справа слышится шелест шагов и мужчина резко оборачивается, встречаясь взглядом с уже не сонным, растрёпанным Чонсу, у которого тоже на шее висит полотенце, а в правой руке он держит косметичку. Счастливый, довольный, шорты топорщатся от утреннего стояка – красавец! Поблагодарив друга за понимание кивком и улыбкой, альфа тоже начинает умываться, а Йесон, скривив губы в усмешке, возвращается в палатку, заставая там кокон из спального мешка с Кюхёном внутри. Смерив притихшего мальчишку убийственным взглядом, он залезает в палатку, морщась от едва-едва ощутимого для его носа аромата пряного глинтвейна, который источает возбуждённый школьник. Бета показушно фыркает, сворачивает свой спальный мешок, переодевается во вчерашние чёрные шорты и футболку, сверху решив ещё накинуть лёгкую серую рубашку, и, включив на телефоне фронтальную камеру, усаживается в позу лотоса, собираясь подкрасить глаза. Кюхён на него смотрит. Это раздражает. Прям бесит. Страшно бесит. Ещё и зубауси свои острые показывает. – Глубоко вдохни, задержи дыхание и полежи так пару секунд, потом выдыхай, – добродушно решает помочь юному омеге Чонун, понимая, что Кюхён в силу своего возраста ещё не умеет с лёгкостью показывать и прятать клыки, как это делает Чонсу. – Зачем? – пищит из мешка мальчишка. Во тупица. – Затем, что неприлично старшим клыки показывать. Особенно своему учителю, – едва сдержав первую за утро вспышку злости, спокойно отвечает бета, откладывая в сторону телефон. Надо срочно приклеить пластырь, или он сорвётся на кого-нибудь… Ещё и этот Кюхён на нервы капает, говоря, что вчера учитель был добрее. Да если б не бутыль вискаря, хренушки б он был добрым! И вообще, он всегда добрый! Просто мрачный. Хотя вчера-то правда был слишком уж добрым, потому что прибухнул… – Когда Итук-хён болел, Вы тоже были добры ко мне. Так что, выходит, добрым я Вас видел уже дважды. А вот бухеньким первый раз, – прикрывая рот уголком мешка, чтоб больше не светить перед старшим клыками, улыбается Кюхён. Кажется, у парня напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, потому что он даже не чувствует надвигающихся на него звездюлей, но мгновенно ныряет в мешок, когда Чонун, лопнув от злости, хватает свою подушку и начинает лупить ей визжащего мальчишку. – Хорош! Блин! Ржать! – от души пиздя омегу подушкой, чеканит Йесон, тоже начиная смеяться, заразившись настроением от донсена. – Нас! Сейчас! Услышат! – Учитель! Убивают! Спасити-помогити! – коверкая слова, вопит Кю откуда-то из середины спального мешка, что учителя всё равно не останавливает. – Ты маленький, вредный, доставучий паразит! – ударив его последних три раза, мужчина отбрасывает подушку и, тяжело дыша, садится обратно в позу лотоса, наблюдая за тем, как из мешка вылезает пушистое наэлектризовавшееся чучелко. Смешной какой, волосы дыбом, красный, как рак. Вот у них характер с Рёуком похож, они бы наверняка подружились! Оба пакостные, они б нашли общий язык. Познакомить, что ли? – Так, кхм, ладно, – опустив глаза, обрывает затянувшуюся паузу Чонун, – чеши мыться и дуй в машину, пока никто тебя рядом с нашей палаткой не увидел. Да, и… через час у всех подъём, так что… можешь заодно вещички начать собирать. Поджав губы, Йесон убирает полотенце с косметичкой в чемодан и выходит из палатки, оставив "дверь" открытой. Пока Чонсу умывается, Чонун проходит мимо палаток, чтобы проверить ещё спящих детей, а затем, по просьбе друга, идёт вместе с Кюхёном в лесок собирать дровишки для костра, который сам же по возвращении и разводит. Итук всего за час готовит для всех завтрак, будит детей, и, как мать-наседка, блюдёт, чтобы все хорошенько поели перед долгой дорогой в Сеул. Затем начинаются сборы: складываются палатки, убирается место костра и туалета, собираются все вещи и мусор, пакуется машина, и в без десяти одиннадцать все ученики, учителя и родители стоят готовенькие со своими вещами в руках. Правда, в последний момент выясняется, что Кюхёну "поплохело" и они с Чонсу поедут отдельно на его машине "в больницу в Тэане", что лично Йесон не одобрил, но останавливать смысла не увидел – хён всё равно его не послушает, раненный в голову чувствами к омеге, да и взрослый же уже, решения принимает сам. Проводив старшего взглядом, Чонун вздыхает, понимая, что опять ему одному придётся контролировать всех этих детей, а алкашки под рукой нет, – ладно хоть никотиновый пластырь с карамельками уровень стресса снижают, – и, взяв свои рюкзак и чемоданчик, командует полный вперёд в сторону вчерашней остановки, где их уже должен ждать большой туристический автобус. Путь от пляжа до Тэана, а дальше и до Сеула занимает ровно столько же времени, сколько ехали вчера, разве что дети уже ведут себя спокойнее – кто-то спит, кто-то играет в карты, кто-то сидит в телефоне, Госпожа Хва читает книгу, как и сам Йесон, а Господин Ли, сидя рядом с Сонмином, обыгрывает Им Нагёна в карты. Пару раз Чонун замечает, что Госпожа Хва выходит в тамбур поезда и кому-то звонит, что наводит его на вполне верную мысль: она не просто так следила всю поездку за Чонсу с Кюхёном, это было сделано для чего-то. Или для кого-то. Когда женщина в третий раз выходит из вагона, бета вытаскивает телефон и, смахнув вместе с уведомлениями и сообщение от Рёука, быстро печатает другу смс: "Госпожа Хва засланец, сливает тебя родителям Кю, тебе трындец, думай, что делать". И всем сердцем надеется, что хён увидит сообщение раньше, чем до него доберётся мама Кюхёна. Через долгих двадцать минут ему приходит обречённый ответ: "Принято. Но поздно". И тут Йесон начинает дёргаться. Жопа. Госпожа Хва всё знает, сто процентов сообщила о Чонсу и Кюхёне Госпоже Чо, а та могла запросто добраться до директора школы. Сейчас как никогда надо быть на стороже… И держать телефон поблизости, чтобы Итук мог максимально быстро с ним связаться, если что-то случится. На подъезде к столице Чонун чувствует себя эмоционально вымотавшимся – всю дорогу его не оставляли навязчивые мысли о том, в какую жопу Чонсу попадёт из-за несправедливости общества и глупых родителей. Он мысленно решал пока ещё не случившуюся ситуацию, ища выход из её различных возможных вариаций, ведь за помощью лучший друг придёт именно к нему. Причём придёт, скорее всего, далеко не в трезвом сознании. А этого бы не хотелось... Плюсом к взвинченному состоянию ещё и добавилась нервотрёпка с билетами детей, когда они садились в поезд – забыв про Кюхёна, мужчина словил тревожку от мысли, что кого-то он забыл или потерял, пока Сонмин не напомнил учителю об уехавшем в "больницу" омеге. Прибыв в Сеул около шести часов вечера, Йесон, нервный, дёрганый и голодный, еле держит себя в руках, чтобы на кого-нибудь не сорваться, и тщательно контролирует, чтобы все дети не забыли свои вещи и разъехались по домам. Лишь после того, как оставшиеся вместе с ним на вокзале Господин Ли и Сонмин уезжают, вызвав такси, мужчина с чистой совестью спускается на подземную парковку, где вчера оставил машину, и едет домой, мечтая лишь о том, как сейчас залезет под горячий душ, поест, и накурится от души. Но по пути он попадает в пробку. Заехав в щикданг, долго стоит в очереди. А на подземной парковке у дома какой-то мудила занял его парковочное место. Чот неудачное завершение дня… Домой Чонун буквально заползает, чувствуя себя выжатым, как лимон, бросает все вещи на пороге и первым делом мчит ужинать, потому как желудок грозится свернуться в комок от голода, выдавая бурчащие рулады. После ужина, более-менее успокоившись, он разбирает чемоданчик и рюкзак, ставит машинку со стиркой, занимается уходом за своими животными и растениями, и только после всего этого наконец-то залезает под горячий душ, где торчит около часа, смывая с себя усталость и стресс. Выйдя из уборной в начале десятого Чонун, чувствуя себя будто заново родившимся, решает без промедления лечь спать, так как завтра с утреца в лабораторию и стоит хорошенько выспаться после такого масштабного путешествия. Налепив на плечо свежий никотиновый пластырь, он суёт в рот ежевичный чупа-чупс и идёт в спальню, к тёплой уютной кроватке. Зарывшись в мягкое одеяло, мужчина с удовольствием потягивается, рассасывая конфету, и тянется к заряжающемуся на прикроватной тумбе телефону, чтобы посмотреть уведомления и завести будильники. Сообщение от Рёука. Вот же чёрт, он начисто об этом забыл! Парень, наверное, уже опять успел себе там всякого надумать… "Доброго утра! Увидимся сегодня вечером?" – гласит первое сообщение, отправленное в одиннадцать часов утра. – "Крутой аджосси, ты уже в Сеуле? Как добрался?" – вопрошает второе, пришедшее всего пятнадцать минут назад. Надо же, юноша в самом деле переживает? Думает о нём… Мило. "Извини, утром не увидел сообщения. Приехал домой час назад, уже собираюсь спать", – печатает Чонун, сразу же отправляя текст без точки или смайла в конце, но, подумав, пишет следом: – "Сейчас был бы очень кстати твой зелёный чай с лимоном", – и добавляет сонный смайлик с английскими буквами "зет", какими изображают сон в мультфильмах. "Мне приехать?" – буквально через пару секунд прилетает ответ. А Йесон выпучивает глаза, глядя на этот простенький вопрос. Во даёт, он в самом деле готов сорваться прямо сейчас и приехать к нему? Просто чтобы приготовить чай? Да ну нах. Не бывает такого. "Я был бы очень рад, но не стоит. Во-первых, мне завтра на работу и нужно выспаться, а во-вторых, ни на что нет сил", – чувствуя, как от досады сжимается сердце, пишет мужчина, дополняя текст грустным смайликом. На самом деле, очень бы хотелось его увидеть. Чтобы приехал, сделал чай, уснуть вместе, обняться… "Тогда скорее засыпай, Док", – добавив подмигивающий смайл, пишет Рёук, явно давая отсылку к просмотренному им вчера фильму. – "Завтра спишемся! Приятных снов!" – и следом присылает движущийся стикер в виде спящего белого зайчика. Как приторно мило. А на душе от этого теплеет. С улыбкой вздохнув, Чонун кладёт телефон на прикроватную тумбу, переворачивается на другой бок и, обняв свободную подушку, медленно засыпает, до последнего думая о Рёуке.