Агент национальной безопасности: Птичка в клетке.

Тарасов стоит у входа на кладбище, ожидая кого-то. Вдалеке виднеется машина, где сидят Леха Николаев, Андрей Краснов и Тихомиров Олег Филиппыч. — Чертов Сурков, заставляет меня встречаться в таких местах... Надеюсь, это стоит того... Ради Любы... — шептал себе Иван, пытаясь снять напряжение. Из темноты медленно выходит Сурков, держа в руке пистолет. Тарасов резко напрягается, готовясь сдержать себя, чтобы самому не набить рожу. — Тарасов, думал, не дождешься меня? У нас долгий разговор. — сказал Виктор с иронией. Тарасов ответил ему спокойно: — Я здесь, как и обещал. Так что давайте без лишних задержек, Сурков. Сурков приближается, держа пистолет на готовые, он сказал угрожающе: — Не торопись, Тарасов. У меня вопросы, и я знаю, что у тебя есть ответы. В это время машина с Лехой, Андреем и Тихомировым начинает подъезжать ближе. — Вот он, — сказал Леха, внимательно рассматривая объект — Иваныч с Сурковым. — Пистолет! — воскликнул тревожно Андрюха. — Сурков держит пистолет! Тихомиров решительно похлопав Леху по плечу: — Нам нужно действовать быстро, прежде чем что-то случится. Леха, Андрей и Тихомиров выходят из машины, приближаясь к Суркову и Тарасову. Леха со строгостью бросил свой взгляд на Витьку, достав свой пистолет. — Сурков, ты ведешь себя неадекватно. Опусти оружие и сдайся. — А вы, ребята, решили вмешаться? — сказал Сурков с выражением удивления. — Интересно. — Леха, Андрей и Филиппыч медленно приближаются, готовые к действию. — Время шуток прошло. Ты либо с нами сотрудничаешь, либо… — улыбнулся Краснов. — В этот момент Леха резко отбирает пистолет у Суркова, а Андрей и Тихомиров прижимают его к земле. — Теперь, Сурков, — решительность так и длилась из уст Николаева рекой. — ты нам расскажешь все, что знаешь. Нам нужна информация о Любе и остальных девушках. Сурков пытался сопротивляться, но безуспешно, он сказал: — Я… я не знаю, о чем вы говорите! — Леха смотрит на Тарасова с вопросительным взглядом, тот кивает, подтверждая, что они продолжат допрос. Тихомиров поднял брови, усиливая свой авторитетный вид. — Сурков, мы знаем, что ты в это вовлечен. Нам не нужны ложные отмазки. Лучше скажи правду, пока мы еще не потеряли терпение. Леха кивнул, поддерживая слова Тихомирова. — Да, Сурков, это не шутка. Мы серьезно настроены разобраться в этом деле. Чем быстрее ты нам поможешь, тем лучше для всех. Сурков, видимо, почувствовал, что ему нечего скрывать. Он опустил глаза и начал рассказывать о своих связях с Любой и ее сообщниками. Иван Иваныч в это время прошелся вокруг, проверяя обстановку. Он не давал возможности никому незамеченно подойти к ним. — Теперь мы готовы слушать, Сурков. Начинай с начала и не пропускай ни одной детали, — настойчиво добавил полковник Иван Иванович Тарасов. Но Сурков молчал, продолжая скрипеть зубами. Леха не выдержал тишины и ударил Витьку в рожу так, что из его носа хоыеула кровь. — Куда ты дел мою дочь, сволочь? — повторил Тарасов Иван Иванович. Сурков, несмотря на боль и унижение, сохранял непоколебимое молчание, словно замкнулся на себя, отгородившись от внешнего мира. Его глаза оставались холодными и безразличными, словно он был изготовлен из камня, не поддаваясь человеческим страданиям и эмоциям. Леха, чувствуя, как его терпение на исходе, наносил удар за ударом, словно пытаясь расколоть эту каменную стену молчания. Каждый удар был пропитан яростью и отчаянием, но даже они не могли пробить барьер, который построил в себе Сурков. — Я спрашиваю ещё раз, Сурков, — грозно произнес Тарасов, схватив Суркова за ворот его рубашки, его голос дрожал от ярости. — Где моя Люба, сука?! Но даже при виде такого выражения гнева на лице полковника, Сурков не изменил своей непоколебимой позиции. Он молчал, словно уже не чувствовал боли, не слышал криков и угроз, оставаясь запертым в своем мрачном молчании. — Ищи её, полковничек, только смерть найдёшь. Да таких как ты, Ванюша, нужно в барьер с собаками садить! — ухмылялся Сурков. Сурков смеялся, его ухмылка казалась насмешкой над всеми присутствующими, словно он наслаждался своей безнаказанностью и бессильностью их страданий. Эта ухмылка была наполнена холодом и цинизмом, как будто он играл в свою собственную игру, где он был неуязвимым и бессмертным. Тарасову хотелось нанести удар прямо в это зловещее лицо, от которого исходила столь мерзкая насмешка. Но Филиппыч и Краснов, взяв его за руки, отвели в сторону, пытаясь унять его гнев. — Иван Иванович, — шептал Краснов, его голос был спокойным, но настойчивым. — Успокойтесь. Ща Леха из этого подонка всю правду вытрясет, а Любаву Ивановну, вашу дочь, мы обязательно найдём.