Профилактика паразитов

      Майки сейчас был бы счастлив очнуться с осознанием того, что произошедшее оказалось лишь очередным глупым кошмаром. Однако слабо мерцающий экран компьютера Донни и еле слышимая возня за дверью опять пробудили в нем тревожность. Нет, это не сон. В принципе, справедливо будет заметить, что в эту ночь сну и неоткуда было взяться – сейчас черепашонок скорее находился в состоянии полудремы, когда спать хотелось, но мозг не позволял этого сделать, попутно вывешивая в подсознании огромную красную табличку со сверкающей надписью «Опасно!». Благо, в железную дверь уже никто не бился кулаками, превращая костяшки своих рук в кровавую кашу, но иногда раздавался неприятный звук лязганья металла.       Этот шум начинался примерно раз в десять минут и продолжался периодами в несколько секунд. Майки каждый раз вздрагивал: казалось, будто с этим звуком под кожей бегают отвратные мурашки в виде мелких таракашек, которых так отчаянно боялся его братец Раф до инфицирования. Через пару часов и пугающий скрежет прекратился. Изредка гудела лишь старая лампа, освещающая стол ученого с различными книжками и записками, которые Донни писал впопыхах во время очередного научного озарения. Как же подобного вдохновения сейчас не хватало его младшему брату…       Майки уставшими, красными глазами уставился на экран в ожидании сообщения. Разумеется, Эйприл еще не ответила – на улице темень, а изнурительные индивидуальные тренировки мастера Сплинтера наверняка привели к тому, что девушка не вырвется из объятий Морфея до рассвета. Он прекрасно понимал это воистину бедственное положение – во время его одиночных тренировок отец был еще строже, потому что фокусировка теперь не распространяется на других сыновей, а младший из них не то, чтобы отличался прилежностью в обучении. Лео обладал терпением и усидчивостью, что с самого начала позволяло ему добиваться большего успеха, Донни отмечался скрупулезностью и желанием познавания нового, а Раф просто сам по себе обожал драться, подобным образом вымещая во время занятий накопленный за день гнев. Только у Майки не было весомых причин для любви к тренировкам – он предпочитал тратить время, читая комиксы или играя в игры. И даже несмотря на жалобы, откровенное нежелание, отец все равно заставлял Микеланджело тренироваться вместе с братьями.       Причина была совершенно не ясна: бои часто оканчивались его поражением в любой вариации деления команды. Мутанты всегда видели своего младшего слабым звеном, а Рафаэль и вовсе не стеснялся выражать мнение об этом, ясно донося данную точку зрения даже до глухих. Хотя он так говорил и про Донни, но не самая высокая степень физической подготовки ученого прекрасно компенсировалась его гениальным умом. Донателло был необходим команде, без него та выглядела бы подобно машине с тремя колесами вместо четырех. А ведь такая машина будет неспособна ехать! Без Майки эта же самая машина спокойно превратилась бы в трехколесный автомобиль и поехала бы дальше – он прекрасно это понимал. Они все это понимали. Но учитель Сплинтер на подобные доводы лишь качал головой.       Их гениальный ученый часто утверждал, что молчание означает либо бесконечное благоразумие, либо тотальное отсутствие аргументов. Отец был, без сомнений, мудр, однако что-то подсказывало братьям, что это молчание относится ко второму варианту.       Майки зевнул, потягиваясь на стуле. Одна из рук хрустнула с приятным звуком, и тогда он впервые задумался, как же крутилка оказалась на полу разбитой. Можно ли вообще упасть во время обморока таким образом, чтобы смахнуть ближайшие предметы со стола? Размыслив над этим вопросом, черепашонок решил, что ему неизвестен точный ответ – как он может знать, если в такие моменты находится без сознания? Хотя, тот и в обычном своем состоянии часто случайно ронял важные пробирочки со стола Донни, впоследствии чего либо раздавался истошный вопль наподобие: «Ложись!», – и брат в ту же секунду валил его на пол, инстинктивно закрывая маленького гиперактивного бесенка своим телом от очередной взорвавшейся мензурки, либо слышался злобный крик: «Майки, не трогай!!», – после которого приходилось экстренно линять из лаборатории, так как взбешенный ученый уже гнался за ним хвостом. Похоже, крутилка упала из-за очередного неаккуратного движения руки при помутнении в глазах. Вывод показался логичным.       Мысли постепенно уходили лишь в бесконечное самокопание: как допустил это, почему оказался настолько невнимателен? И подобное отнимало чертовски много сил, которых и так было недостаточно. Он редко позволял себе углубляться в мрачные раздумья – этим чаще промышляли его братья. Майки очень не любил, когда рядом с ним кто-то грустил, поэтому всегда старался поднять старшим настроение своими способами, подстраиваясь под темперамент каждого из них. Однако для себя самого у него было не так много вариантов, чтобы отвлечься от гнетущих мыслей. Его братья могли себе позволить опускаться во тьму, чтобы подняться вновь. У них был заботливый, сияющий солнцем братец, который чутко ощущал, когда кому-то из них плохо, который всегда готов был протянуть руку помощи любому, кто нуждался в этом. Но если во тьму опустится самый младший из них – сможет ли кто-нибудь его поднять? Захочет ли?       Ведь сам он наверняка не выберется.       Майки опять начинал потихоньку проваливаться в дрему, но внезапно краем глаза увидел, как возле ярлычка почты появилась красная точка, означающая, что пришло новое письмо. Наконец-то! Это дало ему небольшой прилив энергии, черепашонок аж подпрыгнул от радости. Даже несколько буковок, написанных под электронным адресом Эйприл, помогали ему не чувствовать себя так одиноко и разбито. Она бы точно обняла его и сказала утешающие слова своим мягким голосом, если бы только знала всю серьезность ситуации. Наверняка. Так ведь?       «Заболели? Чем именно? У вас есть нужные лекарства? Я могу предложить мастеру Сплинтеру досрочно закончить мои тренировки, чтобы мы могли вернуться в логово и позаботиться о вас. Если в этом есть необходимость, то мы будем готовы собрать вещи и приехать».       Майки побледнел. Нет-нет, последнее, что им сейчас нужно делать – это приезжать сюда! Он тяжело вздохнул и поднялся со стула. Что бы такого придумать? К сожалению, врать тот не умел, да и в голову ничего не лезло. Он не обладал обширными медицинскими знаниями, как Донни. Лишь вспомнил, что как-то в детстве при повышении температуры тела Раф себя вел странно, но его странность заключалась в излишней ласковости, а не в желании на полном серьезе вытряхнуть из панциря своего младшего брата.       «Тут ничего серьезного, не беспокойтесь! Они просто ведут себя немного странно… возможно, у них повышена температура? И они кашляют. И это абсолютная ерунда! Я один справлюсь!»       Черепашонок уже не знал, как выкручиваться. Сообщение звучало слишком позитивно, а ему хотелось плакать от бессилия. Про кашель он слишком очевидно врал, а высокая температура может быть опасна для холоднокровных рептилий, но в голову действительно больше не приходили иные симптоматики. Он, конечно, мог начать описывать болевые ощущение при сломанной руке, потому что ломал её в детстве, но это вообще не то, что ему нужно! Болели они с братьями гораздо реже, нежели что-то ломали – дети-ниндзя имели более обширный опыт в переломах. Перечитав написанное, Майки сгорал от стыда за вранье, но решил в конце повторить свой призыв, который написал в прошлом послании: «Не приезжайте, пожалуйста».       Вероятно, на улице уже светало, а стрелки на часах показывали рассветные минуты. Сплинтер всегда вставал рано, а во время одиночных тренировок его ученик проходил тот же путь для закалки. Это означало, что девушка уже бодрствовала, а не проснулась так рано случайно, быстро ответила, а потом легла спать дальше. Благо, она не тянула с ответом, и, кажется, его собеседница с самой отправки второго сообщения ждала ответного письма. А как не ждать, если ей только что сообщили, что её друзья заболели? Эйприл была весьма заботлива и эмпатична, как и Майки, а инициатива об окончании тренировок дана и вовсе с её стороны. Очень благородно, но так некстати!       Прошло несколько минут, и в углу ярлыка вновь появилась красная точка.       «Я скажу учителю Сплинтеру, что вы заболели, но не в деталях… хотя ему и этой новости будет достаточно, чтобы начать нервничать. Слишком очевидно, со мной сейчас переписывается не Донни. И я предполагаю, кто это. Скажи честно – насколько все плохо? Вероятно, очень плохо, раз ты пишешь с его компьютера».       Майки хлопнул себя по лбу, вздохнув. Надо было написать бессмысленное эссе в стиле Ди, которые тот отправлял Эйприл метровыми письмами. Как он не додумался? Хотя, даже если бы искусно наврал, его бы, вероятно, много что выдало. Эйприл уже достаточно хорошо знакома с ними, чтобы даже по стилю письма понять, кто с ней переписывается. Она была на редкость догадливой девушкой, поэтому, возможно, гений и сох по ней.       Прикусывая губу, черепашонок начинал паниковать: ему бессмысленно врать, потому что его уже раскрыли, но им нельзя приезжать! Что же делать?! Вероятно, наконец, поведать правду. Дрожащими пальцами тот написал следующий ответ.       «Ты права, это Майки. Прости за ложь, но здесь все очень плохо. Их заразила странная оса-мутант из лаборатории И. Т. К. И., они посходили с ума. Мои братья буквально стали зомби с черными глазами, прямо как в ужастиках! Ди сделал лекарство, и я успел вылечить себя, но разбил оставшийся антидот, который должен был помочь им. Вам нельзя приезжать, здесь опасно. Пожалуйста, уговори учителя Сплинтера остаться там. Я не могу потерять и вас».       Он еле попал по кнопке «отправить», потому что четкие контуры экрана расплылись при взгляде на них. Переживая все это вновь, он очень хотел ударить себя за ту минутную слабость, когда тело, обмякнув, упало в обморок, смахнув лекарство со стола. Майки еле сдержался, чтобы не всхлипнуть, закрыв лицо руками. Возненавидит ли его Эйприл за это? А Сплинтер? Что отец скажет, если узнает правду? Не выгонит ли он его из логова за такую провинность? В детстве учитель рассказывал детям легенды об изгнанных самураях, которые скитались бренными тенями по земле из-за непрощенных ошибок. Может ли этот поступок стать последней каплей для старого мастера боевых искусств? Микеланджело не мог отрицать, что не стал бы осуждать отца за такое решение, более того, оно бы показалось ему справедливым. Он бы сам себя изгнал за подобное.       Минуты ожидания нового сообщения казались ему бесконечно долгими. Эйприл действительно очень добрая девушка, но вдруг она отвернется от него из-за того, что произошло? К тому же, они с Донни были так дружны… может, она никогда не простит его за то, что он не смог спасти своих братьев? И будет полностью права, как бы не было горько это признать. Единственное, что сейчас утешало Майки – это то, что они далеко. Да, Эйприл и отец могут его возненавидеть, они имели все основания на такое решение. Но главное для Майки то, что дорогие ему члены семьи, оставшиеся в здравом уме, в безопасности.       Последнее сообщение шло относительно дольше предыдущего, учитывая, как быстро Эйприл написала тот ответ. Примерно через полчаса красная точка на ярлыке вновь загорелась, и Майки испуганно встрепенулся. Сейчас его начала немного потряхивать от страха. Он не знал, переживет ли, если ему и правда скажут убираться прочь из логова.       В новом письме было всего два коротких предложения.       «Я позвоню тебе через ч-фон. Учитель Сплинтер хочет поговорить с тобой».       Майки почувствовал, как под ногами разворачивается черная, всепоглощающая бездна, которая пожирает его с концами. В голове стоял неприятный шум, а сердце стучало так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Выговор. Он точно выгонит его. Отчитает, скажет ему, насколько бесполезен его младший сын, и прогонит. Майки крепко-крепко сжал челюсть, чувствуя, как плохо ему становится. Обхватив себя руками, ему так захотелось стать меньше, таким крохотным, чтобы смочь убежать от всего этого безумия. Исчезнуть, испариться, раствориться. Это была сухая боль, жгучая, отдающая импульсами в каждую точку на теле. Тотальное разочарование. Мастер Сплинтер всегда знал, что его младший сын хуже всех, просто никогда не говорил это вслух, а сейчас ошибки этого отвратного, непослушного ребенка достигли апогея. Его ошибки привели к трагедии, привели к тому, что сейчас жизни всех его братьев в опасности. И во всем виноват только он один. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, что именно это ему и скажет отец. Учитель Сплинтер сильно любил своих сыновей, и если он узнает, что один из них своими кривыми руками гипотетически убил трех других… Тот не будет сдерживаться в своем удушающем укоре.       Ведь Майки хуже всех.       Черепашонок пошарился руками в поисках ч-фона, уже принимая свою дальнейшую судьбу отшельника, а потом его глаза округлились от внезапного осознания. Все его личные вещи остались в комнате. Лео ведь сошел с ума не сразу, они пытались его разбудить, но после того, как Раф сказал, что ночью сам разобьет яйцо, решено было пойти немного отдохнуть. И именно тогда Майки вытащил свой ч-фон, положив его на прикроватную тумбочку. Черт бы побрал! Надо было всегда таскать его с собой, как это делает Донни, на случай, если ему вдруг позвонит Эйприл (как же такое событие пропустить!). Но Майки не любил носить много вещей с собой, к тому же, его обмундирование было приспособлено для более необходимых вещей, например, оружия. Он с грустью вспомнил о своих нунчаках. Пустые кармашки действительно навевали тоску и чувство незащищенности.       Выходить из лаборатории сейчас – последнее, что ему хотелось делать, но выбора не было. Отец был на редкость терпелив, но испытывать на прочность нервы всепрощающего мастера в этой ситуации было бы настоящим неуважением, преступлением. К тому же, ему и так предстоит суровый выговор. Не стоит усугублять свое положение. Хотя, Раф наверняка бы пошел во все тяжкие, мол, раз все и так плохо, то и терять уже нечего. Жаль, что Майки не такой, пусть тот и считал саеносца своим главным примером.       Он аккуратно открыл защитные замки, стараясь не издать ни шума. Инфицированные вполне могли стоять прямо перед дверью, но почему-то у младшего было ощущение, что их там нет. К тому же, скрежет оружия о железо уже давненько прекратился. Кусаригама была в левой руке – ниндзя не может находиться на опасной территории без какой-либо опоры. Учитывая этот тип оружия, ему придется засекать братьев на далеких расстояниях, чтобы не терять преимущество в случае внезапного нападения. Микеланджело придется быть умнее их и думать наперед. И, увы, это совершенно не было его специализацией – в команде над логикой битвы размышляли либо Лео, либо Ди. Раф обычно без планов бежал напролом разъяренным тараном, а Майки преданно следовал за ним легче ветерка. Тактики Донни обычно были слишком сложные, доказательно обусловленные, твердые, как камень, потому совершенно неповоротливые. Они были хороши, когда ситуация на поле боя не сменялась резко, что случалось, признаться, довольно редко. И часто они включали в себя лишь механические расчеты, которые оказывались безупречно безошибочными. Планы Лео были интуитивны, учитывающие ситуацию на данный момент, подбирались быстро и индивидуально, потому могли хоть ежесекундно сменяться. Его планы учитывали все мелкие детали: даже тот факт, что Раф, скорее всего, первым понесется спускать свой гнев на противника, совершенно не слушая, что ему кричит старший. Поэтому, наверное, Леонардо совершенно справедливо был избран лидером.       Майки осторожно выглянул из лаборатории, осматриваясь. Пусто. Даже шустро передвигающихся теней не видно на горизонте. Благо, дверь решила подсобить и не начала истошно скрипеть, оповещая инфицированных, что их уцелевший братец вышел прогуляться. Бесшумно он оказался возле диванов, вновь оглядываясь. Никого, ни единой души. Любой бы счел подобное подозрительным, но Майки решил понадеяться, что его заболевшие братья просто ушли на крутую тусовку, посвященную их внезапному превращению в устрашающих зомбарей с черными глазами. И даже обидно стало – он так хотел оказаться рядом с ними, желал этого больше всего на свете, даже торт бы испек! Но злой рок приготовил на него совершенно иные планы. Иногда ему казалось, что судьба его ненавидит сильнее, нежели кого-то иного из команды.       Первым делом Микеланджело решил заглянуть в свою комнату, забрать то, зачем и вышел. Но в голове пробежала шальная мысль – а что, если сейчас самый удачный момент, чтобы попытаться найти свои нунчаки? Вдруг он ошибся, и Фортуна, все-таки, была на его стороне? Догадка, признаться честно, ему понравилась, поэтому черепашонок резво побежал в сторону своей комнаты, надеясь, что возле комнаты Донни увидит одну из пар нунчак, которой прежде закрыл Рафа. О, он обязательно ему об этом расскажет, если сможет их вылечить! При представлении того, с каким напускным бешенством его здоровый старший братец будет носиться за ним по всему логову, чтобы бесконечно долго трепать его по голове или безудержно щекотать, ухмылка сама растянулась на веснушчатом личике. Это была его первая старая улыбка после случившегося, после стольких пролитых слез. Он вспомнил, как Эйприл в первые дни после их знакомства считала, что Рафаэль очень грубо относится к своему младшему брату, вечно шпыняет того или издевается над ним, пока Донни шепотом ей не объяснил, что их темпераментный саеносец подобным образом проявляет ласку по отношению к Майки – таков был его особый язык заботы, понятный всем в их семье за годы проживания вместе. Пусть у него было плоховато с эмоциями, но именно в этой ситуации он прекрасно ощущал границы дозволенного и никогда никому не позволял причинить братишке настоящую боль. К тому же, они изучали ниндзюцу с детства, воспитывались в строгости, их взаимоотношения действительно немного отличались от обычных, которые приняты между человеческими сиблингами. Тем не менее, его ворчливый старший братец действительно много игрался с ним, пусть и своеобразно.       Все комнаты подростков находились недалеко друг от друга, поэтому черепашонок сразу увидел свое оружие на полу. Подбежав к нему, он схватил одну из пары нунчак – в руке та чувствовалась, как влитая. Тот сразу же довольно заулыбался, убирая кусаригаму в кармашек пояса. Казалось бы, разгневанный Раф должен был разорвать на кусочки несчастную цепь, что удерживала его в комнате, но нунчаки выглядели вполне сносно, учитывая, что Майки и сам не был особо аккуратен при их использовании. С оружием ближнего боя будто открылось второе дыхание – честно, он с трудом представлял приблизительное время своей выдержки при высматривании инфицированных братьев издалека. Минута? Две? На большее, вероятно, его бы не хватило из-за проблем с фокусировкой внимания. Какое счастье, кажется, мисс Фортуна наконец начала ему улыбаться!       Прошмыгнув в свою комнату, Майки схватил ч-фон с прикроватной тумбочки. Пропущенных звонков от Эйприл еще не было, поэтому он вздохнул с облегчением – выговор не будет усложняться этим «игнорирующим» обстоятельством. Жаль, что отец даже представить себе не мог, через что сейчас проходит его самый младший сын. Никакие тренировки не сравнятся с подобным ужасом, это Майки уж точно готов гарантировать! Раф когда-то обеспокоенно бурчал на него, что тот всегда преждевременно радуется своей победе в опасных ситуациях, но черепашонок считал справедливым отметить, что пока он справляется с миссией выживания довольно неплохо. К тому же, осы-мутанты были уничтожены, все самое угрожающее для старших братьев оказалось позади. Даже от осознания этого факта Майки становилось легче – по крайней мере, Лео, Раф и Донни были в безопасности. Хоть чем-то он смог их отблагодарить, ведь они каждую секунду были готовы прикрыть его панцирь от всех бед на свете.       Быстро оглядевшись вокруг, взгляд Майки упал на стопку комиксов, и трехпалая рука, грешным делом, привычно потянулась в их сторону, но тот мгновением позже отдернул ее, будто обжегся кипятком. Некогда про комиксы думать! Некогда есть завалявшуюся пиццу под кроватью! Черепашонок помотал головой, желая сосредоточиться. Некогда! Сейчас его самая важная миссия – спасение братьев и исправление своей ошибки. Побочный квест от этой миссии – выслушать выговор мастера Сплинтера и убедить его дать младшему сыну еще один, самый последний шанс. Черт побери, даже во время смертельной опасности мозг умудряется превратить все в игру! Майки глубоко вдохнул, сжимая в руках одну из пары нунчак, стараясь пальцами ощутить каждую шероховатость. Нужно взять себя в руки. Ставки слишком высоки, чтобы визуализировать происходящее игрой. Есть шанс, что братья никогда не вернутся к нормальной жизни, если он не сможет найти крутилку и намешать схожий антидот. Есть шанс, что отец не пожелает его выслушать, когда узнает обо всех подробностях трагедии, и вовсе вышлет младшего сына прочь. И… конечно же, есть шанс, что Майки умрет. Но последнее не так уж важно, ведь даже мысли о первых двух вариантах заставляют глаза предательски слезиться.       По сути, в комнате Майки не было ничего важного из вспомогательного материала для преодоления любого из этапов решения проблемы, поэтому он аккуратно выскользнул прочь. Спрятавшись в тени, тот еще раз обдумал, стоит ли ему вернуться в комнату Донни и поискать что-то нужное, ведь у их гения всегда есть запасные планы для каждой задачи. Но ведь в данной ситуации еще не известно, что ему пригодится, а что нет! Вероятно, этот вопрос стоит оставить на более поздний этап, когда он найдет крутилку. Черепашонок удовлетворенно кивнул – его интуиция, кажется, работает не хуже, чем логика ученого!       Аккуратно шагнув из тени, Майки хотел начать шустро двигаться в сторону двери лаборатории, но внезапно его будто окатило ледяной водой. Он застыл на месте, не в силах двинуться. Казалось, что в руках у него вместо оружия находится раскаленное железо – нунчаки пекло, а ладони начали предательски трястись. Втянувши воздух, тот словно забыл, как нужно дышать – Майки старался не издать ни шороха. Ему было знакомо это отвратительное, пугающее чувство.       Кто-то следит за ним.       Он чувствовал этот взгляд на себе, но не мог понять, откуда именно на него уставилась пара глаз, и с каким выражением лица на него смотрят. Быстро прошарив своими напуганными голубыми глазами темные, открытые входы в комнаты ребят, диваны, другие углы, в которых кто угодно мог спрятаться (потому что за годы проживания они с братьями знали все тайные местечки логова как свои три пальца!), Майки ничего не обнаружил, и это ужасало его еще сильнее. Он чувствовал этот взгляд на себе каждой клеточкой кожи. Это нечто, что вопьется в его шею, выпьет молодую кровь, задушит и швырнет бездыханный труп на пол. Рука рефлексом крепче сжала оружие, а тело до сих пор не вспомнило, что нужно дышать. Прямо сейчас кто-то смотрит на него, и Майки не может вычислить траекторию его нахождения, потому что просто не умеет этого делать, в отличие от своего гениального брата. Учитель Сплинтер всегда говорил, что самый опасный противник тот, которого ты не видишь, но который прекрасно видит тебя. И как назло, два угла возле их комнат открывали прекрасную видимость с определенных ракурсов – они поняли это еще в детстве, когда играли в салочки. Особенно хорошая видимость открывается, если смотреть сверху.       В их детстве они верно следовали правилу: кто во время салок успевал захватить вышку с биноклем – тот король игры.       Тело выдохнуло, но не могло вдохнуть вновь.       Майки с трудом поднял взгляд наверх, опасаясь того, что увидит, но интуиция уже давно знала, кто за ним так преданно следит. На вышке, присевши на одно колено, за ним тихо наблюдал инфицированный Леонардо.       Тошнотворное зрелище. Свет сверху освещал вышку и падал на старшего, поэтому еще лучше можно было разглядеть сильно вздувшуюся, покрасневшую рану в зоне предплечья, куда его ужалила оса-мутант, слегка побледневшую кожу, его черные, абсолютно пустые глаза, которые вселяли в Майки непоколебимый ужас, и отвратную слюну болотного цвета, вытекающую со рта на подбородок. Черепашонок наконец смог почувствовать реакцию своего тела, но это был не долгожданный вдох, а рвотный рефлекс. Его не вырвало лишь из-за того, что он ближайшие часы ничего не ел. И вряд ли после увиденного он притронется к пище еще некоторое время.       Лео точно так же не шевелился, как и его младший брат, однако далеко не из-за страха. Их взгляды наконец пересеклись, и будто бы тот специально ждал, пока Майки додумается, где же его загадочный мучитель прячется. К несчастью, он начал медленно приподниматься, навострив катаны. – Я так ждал тебя, Микеланджело, – голос Леонардо был тих, и казался похожим на прежний, если бы изо рта не вытекала отвратительная темно-зеленая жидкость, а глаза не смотрели настолько безжизненным взглядом. Выражение лица инфицированного казалось самым ужасающим. Он наблюдал за ним с любованием, но не как обычный Лео с присущей ему старшебратской нежностью периодически смотрел на своего младшего брата, а как кошка, которая бдит за запуганной, пойманной мышкой, прежде чем безжалостно лишить её жизни, замучив до смерти.       Майки наконец смог сделать долгожданный вдох, но дыхание его было весьма прерывистым. Казалось, что с каждым часом инфицирования заболевшие все меньше начинали походить на его любимых старших братьев, и младшему внезапно стало очень страшно. Ясно одно: исправлять ситуацию нужно было сейчас, без промедлений. А вдруг… если пройдет слишком много времени, то антидот уже не поможет? От этой мысли слегка закружилась голова, а сердце забилось еще чаще. Если вдруг опоздает, и братья уже не смогут вернуться в свое нормальное состояние, даже если он в этот раз сделает все правильно… Одного изгнания в наказание будет уже мало. – Лео… – лишь слабо мявкнул младший, чувствуя, как на него все больше накатывает волнообразное чувство очень неприятного холода, что растворяет мысли в голове.       Невыносимое чувство вины пожирало его полностью. Майки смотрел на Леонардо и понимал, что если бы он не был самим собой, то все было бы в порядке. Если бы Донни сделал ставку на себя, а не на своего глупого младшего брата, то они сейчас уже со смехом бы вспоминали эту историю, убирая логово от беспорядка. Если бы гениальный ученый только мог предугадать, чем обернется его излишнее доверие, то никогда бы не сделал выбор в пользу Майки. И тот полностью бы поддержал подобное решение.       Он заваливал все серьезные задачи до этого, вечно раскрывал всю команду перед врагами, всегда со всей пылкостью нажимал на красные кнопки в станах противников… Его не использовали ни для чего, кроме живой приманки, некоего расходного материала. Майки чувствовал себя не четвертым колесом, а пятым, совершенно не нужным, откровенно бесполезным. И они все знали, что это так. Ди был прекрасным стратегом в плане механики, но совершенно не понимал командную психологию, поэтому в этот раз допустил фатальную ошибку, поставив совершенно не на того. И у гениев случаются просчеты.       Стоит ли говорить о том, что даже в этой оплошности Майки винил не умного Донателло, а глупого себя? Ведь он просто попался под руку, когда его брат уже находился в инфицированном состоянии и не смог из-за поминутно ухудшающегося состояния сообразить, что ставка на младшего – худшая из всех. Майки вновь все испортил, но подобный расклад был уже привычен. – Лео… – вновь позвал инфицированного черепашонок, – прости меня…       Ведь Леонардо ни за что бы не допустил подобной осечки. Леонардо бы сделал верную ставку, которая всех обязательно выручит и спасет. Леонардо никогда бы не выбрал своего младшего брата, как их главную надежду. Леонардо бы предсказал, что Майки с треском бы провалился в своей миссии, что и произошло на деле. – Ты не сбежишь от меня вновь, Микеланджело, – голос Лео бы ужасающе спокоен. Он встал, сияя в свете вышки, – прими свою кару, младший брат.       И Майки бы с радостью принял заслуженное наказание, если бы не одно но: в эту секунду ч-фон на поясе зазвонил приятной мелодией, оповещающей о входящем звонке. Тут же Леонардо с удивлением наклонил голову, отвлекаясь, чего хватило, чтобы черепашонок со всех ног драпанул в сторону лаборатории. В конце концов, убегать – единственное, что он действительно неплохо умел делать. Сбегать от врагов, сбегать от братьев после шалостей, сбегать от ответственности – младший из них жил лишь принципом откровенного побега. И если он будет плох даже в этом, то в чем он тогда вообще был хорош? – Не смей так поступать с нами, Микеланджело.       Майки горько усмехнулся. Ведь он уже поступил с ними так, как не поступит ни один любящий брат.       Тот бежал, не оглядываясь, и мчался так, будто от этого зависела вся его жизнь. Утверждение, на самом деле, не было далеко от истины. Услышав характерный хлопок о пол, он сообразил, что Леонардо одним махом спрыгнул с вышки и уже бежит за ним. Прикинув в голове расстояние между ним, лабораторией и преследователем, младший с полной уверенностью мог бы сказать, что инфицированный не успеет его догнать. Увы, его до грешного простые планы никогда не учитывали детали психологического характера, как у Леонардо, и даже чисто механического, как у Донателло. Раф определенно был прав, когда говорил, что его братец слишком рано радуется своим победам.       Глаза Майки расширились от ужаса, когда тот услышал быстро приближающийся к нему звук рассекания воздуха лезвием. Лео никак не должен был догнать его, с учетом быстроты младшего! И… стоп, кажется, так и не смог. Тело как всегда отреагировало раньше: он еле успел увернуться, интуитивно резко дернувшись влево. В пару сантиметрах от его головы пролетела катана, кинутая клинком вперед. Время будто замедлилось, а сердце начало бешено биться. Черепашонок вновь забыл, как дышать. Леонардо только что кинул ему в голову свой меч. Его старший брат чуть не убил его. – Сумасшедший! – в панике завопил Майки, когда оружие с неприятным звуком сначала врезалось в железную дверь лаборатории, напоминая мельком о непрерывном ночном скрежете, сводящем с ума, а потом звонко упало на пол, – твоя катана чуть не разрубила мою голову напополам!       Он кричал таким тоном, будто вновь жаловался на грубые приемы Рафаэля во время их обыденных тренировок в додзе. Глупый черепашонок, так беззаветно любивший своих братьев, до сих пор не мог до конца осознать, что снести голову убегающей жертве и являлось целью инфицированного Леонардо. Добродушный Майки до сих пор втайне верил, что его настоящие старшие братья до сих пор сидят где-то там, внутри больных, ополоумевших ниндзя. Да, они все бы определенно дали ему подзатыльник за подобную слабость.       Но это была последняя надежда, которая давала ему силы продолжать делать хоть что-то. Лишь ради них.       Добежав до железной двери, черепашонок распахнул её одним движением, даже немного удивившись своей силе. Когда-то в юношестве Ди читал ему невероятно скучную лекцию о влиянии адреналина на тело, и Майки приходилось слушать, ведь иногда это было единственным вариантом времяпрепровождения с его гениальным братом. Да, концентрация внимания у него была ни к черту, но Донни настолько взволнованно рассказывал о научных находках, особенно о тех, о которых узнавал недавно, что словесный поток невероятно умных терминов мог длиться часами, не прекращаясь. Сейчас он был готов послушать хоть пятичасовое занудство старшего брата, лишь бы тот оказался рядом с ним и в здравом уме.       Забегая в лабораторию, Майки ненароком споткнулся о кинутую ранее катану. Таки достала, зараза! Мечи у Лео были что надо – острые, как бритва. Их лидер всегда следил за надлежащим состоянием своего оружия. Пискнув от боли, он секундой позже взял себя в руки, и успел закрыться хотя бы на половину замков, когда дверь начала вновь ходить ходуном от попыток открыть её путем агрессивного выбивания. Майки в очередной раз в мыслях поблагодарил своего гениального брата за то, что тот предусмотрел защиту даже от подобного. Предполагал ли Донни теоретический локальный зомби-апокалипсис или же просто решил перестраховаться от Рафа в плохом настроении, который часто вымещает злость на всем, до чего дотянется? Кто знает, что творится у ученых в голове.       Закрываясь на все замки, Майки тяжело опустился на пол, пытаясь отдышаться. Небольшая, относительно неглубокая ранка на ноге кровоточила, но в битвах ему доставалось гораздо серьезнее, особенно если учитывать, что с приманками никто никогда не церемонился. Для ниндзя ухаживать за такой ссадиной – себя не уважать. Лео и Раф часто не позволяли при царапинах даже приблизиться к ним с аптечкой, но Ди всегда старался обработать любые раны, даже незначительные, поэтому усаживал как старших упрямцев в импровизированном лазарете, так и неуклюжего младшего, и обеззараживал все порезы. В каком-то смысле он так проявлял свою заботу, которую точно так же не умел нормально описывать словами, как и Раф. Его братья слишком скованны в проявлении привязанности. Майки не совсем понимал подобное, но принимал их причудливую особенность характеров.       Но теперь Донни нет рядом, чтобы позаботиться о нем. В заботе о себе черепашонок не видел смысла, потому что сейчас у него есть дела гораздо важнее. Например, спасти своих братьев. Или…       Боже, ч-фон!       Побледнев, Майки шустро достал его из пояса. Мелодия точно раздавалась, когда младший пытался сбежать от поехавшего лидера, он не мог её придумать! Уставившись в экран, тот с ужасом осознал, что, похоже, поясом случайно зажал кнопку принятия вызова, когда уворачивался от катаны, которая чуть не снесла ему голову. Контакт Эйприл был на линии уже некоторое время, а из динамика раздавался безысходный, панический голос девушки. Она отчаянно кричала имя младшего из братьев в трубку, как никогда надеясь услышать ответ.       Что же, кажется, убедить их остаться на ферме станет практически невыполнимой задачей.