Профилактика паразитов

      Эйприл пообещала себе, что в следующий раз она будет более внимательна к предупреждениям от черепах, которые не единожды предостерегали, что учитель Сплинтер во время одиночных тренировок становится еще строже, чем во время совместных спаррингов. Разумеется, суровость старого мастера по отношению к сыновьям была гораздо выше, ведь он учил своих мальчиков искусству ниндзюцу с детства, и слишком очевидные промашки во время тренировок часто приводили к небольшим затрещинам, которые носили лишь знаковый характер. Сплинтер воспитывал черепах воинами по японскому кодексу чести, поэтому для них подобное являлось чем-то обыденным и даже правильным. Но для девушки, которая никогда ранее не брала в руки настоящее оружие, которая только-только начала постигать основы боевого искусства, первые дни индивидуальных тренировок были очень тяжелыми. Конечно, она чувствовала, что учитель все еще чрезвычайно мягок с ней – если бы такие же ошибки допустил кто-то из ребят, он бы не стал с ними так церемониться. Но каждый раз падать на землю после внезапного движения хвоста мастера было больновато – оно часто было неожиданным и сбивало её с ног.       А девушка сначала даже злилась на черепах, когда они слишком сильно запугивали свою подругу требовательностью Сплинтера. Эйприл даже решила, что те специально преувеличивают свои впечатления, особенно Раф, который иногда любил поиздеваться как над своими братьями, так и над девчонкой, что уже стала для них новым членом семьи. Тогда был сделан, казалось бы, обоснованный вывод о том, что они абсолютно не серьезно, и как же она ошиблась!       Впрочем, строгость учителя точно имела место быть, ведь он, без сомнений, является великим мастером боевых искусств. О чем Эйприл и написала Донни в своем сообщении. Они переписывались с первого же дня отъезда, и ученый всячески старался приободрить новую ученицу Сплинтера, давал ей советы, да и просто старался быть рядом, потому что кто, как не черепахи, понимали суровую участь одиночных тренировок, через которые сейчас проходит совсем юная и неопытная куноичи. Написав письмо, в котором она восторгалась Сплинтером, намеренно опуская подробности о дичайшей боли во всем теле после многочасовых тренировок, та уснула практически сразу и до самого утра. Надо отметить – после таких адовых занятий спала Эйприл просто прекрасно, и девушку не мучали кошмары о крэнгах, что похитили её отца (а подобные ужасы снились ей чрезвычайно часто после их нападения).       Проснулась Эйприл, как и положено, на рассвете. После начала тренировок у нее постепенно выработался режим, поэтому она вставала в такую рань сама. И, честно говоря, та даже представить себе не могла, что обычная девчонка из Нью-Йорка сможет жить подобной жизнью! Сплинтер с гордостью одобрительно кивал головой, рассказывая старые японские легенды о выдержке воинов, что изучали ниндзюцу. Все это весьма вдохновляло и увлекало.       Учитель охотно вошел в её положение и понимал, что нынче дети весьма активно пользуются гаджетами, поэтому разрешал ученице пользоваться телефоном и ноутбуком. Не на протяжении дня, конечно, но утром и вечером она всегда проверяла почту. К тому же, так они могли поддерживать связь с черепахами. Иногда Эйприл зачитывала отрывки из писем Донни Сплинтеру, чтобы тот мог убедиться, что логово еще на месте, а все его сыновья до сих пор живы, потому что это был первый раз, когда он надолго оставил их совсем одних. Разумеется, старый мастер не сомневался в ответственности Леонардо или благоразумии Донателло, хотя последний порой слишком увлекался экспериментами, которые любили взрываться, но мог лишь надеяться, что вспыльчивый нрав Рафаэля и безудержная активность Микеланджело не доставляли слишком много проблем на их подростковые головы. И ему было отрадно слышать, что его мальчики пока справляются со взрослой жизнью самостоятельно.       До тех пор, пока однажды утром Эйприл не пришла на кухню бледнее призрака, чтобы выпить утреннюю чашечку чая. Сплинтер каждое утро на рассвете заваривал напиток по японским методикам – это была его маленькая традиция еще из человеческой жизни воина клана Хамато. Девушке действительно очень нравился успокаивающий травяной вкус, но бледность с её лица не желала сходить, что обеспокоило старого учителя. – Тебя что-то тревожит, Эйприл? – спросил он ласковым голосом.       Та до сих пор не произнесла ни слова, смотря растерянным взглядом в опустошенную чашку. В ней только что был чай? Она выпила его механически, даже не заметив. Сплинтер любезно вновь наполнил чашку чаем до краев. Но прежде чем юная ученица потянулась за новой порцией, его шероховатая рука с длинными ногтями мягко перехватила белоснежную кисть. – Ты не произнесла ни слова с момента, как зашла на кухню, – заметил мастер, – на тебя это не похоже, дитя мое.       Она проморгалась, будто постепенно приходя в себя. Ее не по-детски беспокойный взгляд внушал тревогу, но малышка действительное много успела пережить за эти несколько месяцев, несмотря на свой весьма юный возраст. Не каждый взрослый справится с подобной событийной колеёй, в которую попала эта воистину удивительная девушка. – Кошмары? – понимающе спросил старый учитель.       Как-то раз, во время тренировки в логове, Эйприл попросила научить её какой-нибудь успокаивающей мантре, чтобы быстро прийти в себя после кошмаров. Учитывая, что её отца похитили крэнги, а за последние пару месяцев жизнь той из совершенно обычной превратилась в настоящий хаос, вполне резонно предполагать, что и ночью ей не было покоя от всех этих происшествий. Но во время индивидуальных тренировок загородом кошмары, казалось, отступили, и она на них не жаловалась. Все было в порядке до сегодняшнего утра. – Если бы, сенсей… – вздохнула та, и ее рука аккуратно оказалась поверх крысиной, сжимая на тот же успокаивающий манер.       Она звала его «сенсеем», научившись этому от черепах, и Сплинтер вовсе не возражал – напротив, было даже приятно, что Эйприл жаждала быстрее окунуться в новую для себя культуру, родную для этой странной, но душевной семьи. В кои-то мере мастер уже считал её частью их семьи, ведь он доверил ей оружие, которым пользовался в юности: тессен, стальной веер клана Хамато, что по старым счастливым мечтам воин желал однажды вручить своей дочери, Миве. – У мальчиков… – начала она, а потом сжала губы, – кажется, у них неприятности.       Больно было видеть, как глаза старого крыса ошарашенно распахнулись, а усы опустились. Эйприл знала, как сильно мастер привязан к своим сыновьям, поэтому ей очень не хотелось сообщать ему плохие вести. Да что там, ей самой не хотелось знать о них. Но, к сожалению, реальность являлась таковой, и что-то нужно делать, причем, в срочном порядке. – Что случилось, Эйприл? – он обеспокоенно посмотрел на девушку, теперь понимая, что бледность её означает нечто очень нехорошее.       Первой мыслью старого учителя сразу же стало паническое предположение, что Ороку Саки каким-то способом смог найти их логово, и что его сыновьям вновь пришлось драться с могущественным врагом в одиночку. Или, что еще хуже… вдруг они ранены? Размышления резко наслаивались одно за другим, и беспокойство начало мешать ему думать. Девушка вновь сжала руку мастера в своей небольшой ладошке. – Я не совсем поняла, сенсей, – призналась Эйприл, отведя взгляд в сторону, – судя по пришедшему сообщению, они заболели.       Сплинтер насторожился сразу же. Однажды Донателло проводил полный анализ, касающийся здоровья его и братьев, и он пришел к выводу, что из-за влияния мутагена они должны болеть гораздо реже людей или обыкновенных черепах их вида. Что, собственно, и происходило – подобные случаи, когда кто-то из них простужался или подхватывал вирус, можно было по пальцам одной руки пересчитать, а это еще стоит учитывать, что сыновей целых четверо. Не случалось такого, чтобы они заболевали все разом. Да, были единичные ситуации – как-то в детстве Рафаэль простыл, а у Леонардо в раннем пубертате ненадолго пропал голос, но это никогда не касалось всех поголовно. Гораздо чаще они получали травмы во время тренировок, но даже в этом случае тела мутантов могли выдержать бóльшую нагрузку, нежели людские. – Это всё очень странно, – девушка кивнула, понимая, о чем старый крыс напряженно размышляет, – у меня плохое предчувствие.       А интуиция юной куноичи никогда её не подводила. – Донателло написал, чем именно они болеют? – спросил Сплинтер, смотря ей в глаза. Теперь единственное, что он мог узнать о здоровье своих детей, ему доступно лишь от Эйприл. Неведение было мучительно.       Она помолчала полминутки, прикусив губу, а потом выпалила: – Я не уверена, что это сообщение было от Донни, сенсей.       Мастер с удивлением приподнял бровь – все дни до этого письма приходили исключительно от него. Та продолжила мысль. – Дело как раз именно в этом – он бы точно расписал все в подробностях, не упустил бы ни одной детали. Донни бы сразу ввел меня, соответственно, и вас, в курс дела. Он бы сразу сказал, чем конкретно они больны, а также уточнил бы, чем будут лечиться. Возможно, сразу бы отправил список лекарств, которые нужно будет закупить. Вы ведь понимаете… он такой, – последние слова она сказала со слабой улыбкой.       Тот кивнул – девушка верно двигалась в рассуждениях. Сплинтер хорошо знал своих детей, и, вероятно, именно так бы и поступил его гениальный сын. – Тогда… какое сообщение ты получила, Эйприл?       Юная ученица задумалась, а затем провела еще один интуитивный анализ. – Донни даже в обычных переписках использует много терминов, его письма огромные. Сообщение, которое я получила, было с его почты, но короткое как по размеру, так и по содержанию. Я не могу сказать, чем они болеют, потому что этого даже не было уточнено. Лишь упоминалась симптоматика, мол, температура есть, кашляют… будто простуда. – Донателло когда-то сказал мне, что после мутации иммунная система становится достаточно крепкой, чтобы не подхватывать простудные заболевания, – Сплинтер аккуратно прервал её, – исключения случаются лишь в единичных случаях. За всю их жизнь простудой болел лишь Рафаэль в детстве.       Девушка промолчала, выслушав его, а потом поспешно кивнула, соглашаясь. – Я о том же, сенсей. Такое ощущение, будто пишущий пытается соврать, но мне пока не ясна цель этого.       Учитель тяжело вздохнул. Как тот и говорил ранее, он прекрасно знал повадки всех своих сыновей. Учитывая предположение Эйприл о попытке её собеседника врать – вариантов осталось всего два. Донателло уже отпал по причине анализа стилистики письма, а Рафаэль просто сказал бы, как есть – вспыльчивый ребенок практически никогда не обманывал в силу своего взрывного темперамента. Леонардо мог приврать из соображений беспокойства, чтобы сохранить нервную систему отца, или безопасности, прикрывая проступки младших братьев, а Микеланджело… что ж, легче было сказать, когда этот озорник не пытался юлить.       В чем были схожи его самый старший и самый младший сыновья – врать у них не получалось, даже когда они пытались. Только старший признавался в этом сам, попутно извиняясь, а младшего часто приходилось ловить на не состыковках, вынуждая сказать правду.       Кухня погрузилась в молчание мрачных раздумий. Спустя время, Эйприл отвела взгляд в сторону. Она должна сказать еще кое-что очень важное. – Я получила два сообщения с призывами остаться здесь. Кто бы то ни был… Он очень беспокоится, что мы можем приехать. Меня пугает именно это.       Верно, потому что подобное точно не предвещает ничего хорошего. Сплинтеру больше всего не нравилось оставаться в неведении, особенно, когда дело касается здоровья его сыновей. Или даже хуже… их жизней? Казалось, она прочитала его мысли. – Я отправила еще один ответ до того, как спустилась к вам, сенсей. В нем я спросила, с кем я переписываюсь, а так же попросила рассказать, что в логове происходит на самом деле. Мы… знаете, мы можем проверить, не пришло ли на почту новое письмо.       Мастер с благодарностью посмотрел на юную ученицу. Эта девочка была очень умна и прозорлива, раз додумалась до всего сама, ведь он хотел попросить её отправить ровно то же сообщение сейчас. Приподнимаясь, старый крыс взял свою трость, прислоненную к другому стулу. Эйприл вскочила, и со словами о том, что она сейчас принесет ноутбук, шустро унеслась в свою комнату.       Учитель пришел в зал, опускаясь на диван в мучительном ожидании. Варианта было всего два: сообщения писал либо Леонардо, либо Микеланджело, но Сплинтер беспокоился в любом случае. Леонардо врал, только когда дело было уже совсем плохо, а Микеланджело… Дело в его случае было уже даже не во вранье, а в ситуации, в которой этот ребенок мог оказаться. Леонардо нес груз ответственности с ранних лет своей жизни, он мог справиться с непредвиденными обстоятельствами самостоятельно. Микеланджело же с детства баловали безусловной любовью, защитой и поддержкой братья, которые всегда брали любую проблему на себя, объясняя это тем, что младший пока не годен для решения подобных задач. Да и зачем ему напрягаться, когда старшие сами рвутся нести за него такую неприятную тяжесть, как ответственность? Сплинтер, как учитель и отец черепах, понимал свое упущение в этом вопросе, но, увы, сколько не объясняй детям, что учение приходит с опытом, трое старших уже на автомате брали на свои плечи все трудности, с которыми приходилось сталкиваться братишке, не давая ему расти.       Если это был Леонардо, то сердцу было немножко спокойнее от осознания того факта, что он с наибольшей вероятностью сможет благополучно разрешить проблемы, так как научен многолетним опытом. Если это был Микеланджело, то учиться ответственности ему придется прямо сейчас, и в пока что неизвестных Сплинтеру обстоятельствах, что уже звучало просто отвратительно – как любящему отцу, ему хотелось максимально смягчить условия для этого солнечного во всех смыслах мальчика в силу его неопытности. Уча сыновей не давать их младшему излишних подачек, он, сам того не замечая, желал делать то же самое, чтобы уберечь гиперактивного черепашонка от неприятностей. Вероятно, ни для кого не было секретом в семье Хамато, что наказания для Майки всегда были мягче в случае осечек, нежели для кого-то из старших. И это считалось чем-то закономерным и даже правильным. Хотя Рафаэль иногда недовольно бурчал о несправедливости, в случае чего он первый был готов прикрыть панцирь братишки, если тот вновь не может усидеть на месте и, чаще по случайности, ищет беды на свою светлую головушку.       Эйприл прибежала так же быстро, как и унеслась. Соскочив со ступенек легким прыжком, она в пару мгновений оказалась в зале, крепко держа ноутбук в руках. Заставлять учителя ждать хотя бы лишнюю секунду в подобной ситуации ей казалось очень невежливым, поэтому та спешила, как могла. – Я уже здесь, сенсей! – с этими словами девушка присела рядом с ним и, включив принесенную технику, начала искать ответ на её предыдущее сообщение.       Новый ответ на почте горел красной точкой. Эйприл прикусила нижнюю губу, посмотрев на мастера. В её глазах видна неуверенность – интуиция подсказывала, что письмо явно не предвещает ничего хорошего. Но старый крыс кротко кивнул, и она навела курсор, нажав кнопочку «Открыть».       Сплинтер жадно вчитывался в каждое слово, будто подобное могло молниеносно переместить его к любимым сыновьям и помочь им, когда как ей было достаточно бегло пробежаться по сообщению в целом, чтобы забыть, как дышать. Ладонь сама прикрыла дрожащий рот, а глаза предательски заслезились. Она не хотела перечитывать присланное вновь. Она не желала даже представлять, что сейчас происходит в логове, но картинки случившегося сами всплывали в голове, и от этого та лишь тихо всхлипнула. От письма веяло отчаянием. Жуть, через которую проходил сейчас бедняга Майки, казалась ей чем-то запредельным, нереальным. Вечно веселый, очень добрый черепашонок не заслуживал того, чтобы переживать такой страшный кошмар наяву. Ей безумно хотелось защитить его, даже несмотря на то, что она только учится искусству ниндзя. – Какой ужас… – простонала девушка. Все было гораздо хуже, чем они могли себе представить.       Учитель молчал, настойчиво перечитывая присланный ответ, наверное, уже в третий раз. Его дети в большой беде, а младший из них прямо сейчас подвергает себя немыслимой опасности. Волнение начало мешать адекватно оценивать ситуацию, а отцовский долг требовал немедленно начать собирать вещи и отправляться в логово как можно скорее. Особенно ему не давали покоя три последние строчки письма. Каждое слово из них будто резало по сердцу наждачкой. Микеланджело, этот светлый мальчик, всеми силами старался убедить Эйприл быть здесь, на ферме, а также упросить, чтобы та уговорила его, мастера боевых искусств, остаться в безопасности, когда как он, совсем еще юный ниндзя, вынужден спасаться от заболевших братьев. Добродушность младшего ребенка была благословлением и проклятьем одновременно. Сплинтер всегда учил сыновей милосердию, которому сам учился долгие годы, а в Микеланджело оно зародилось с появлением на свет. Клан Хамато отрадно согревался маленьким лучиком солнца, что сиял даже в их логове под землей, что соединял таких несхожих друг на друга отпрысков в команду, что видел в старом крысе, в первую очередь, не учителя, а отца. Но порой это сострадание играло злую шутку, как, например, в нынешней ситуации, больше напоминавшей настоящую катастрофу. – Не знаю, что хуже, – вдруг тихо сказала Эйприл, немного разбавляя мертвецкую, пугающую тишину, – то, что Майки там остался совсем один… или то, что Майки там остался совсем один…       Они впервые переглянулись после прочтения письма. Юная куноичи увидела в глазах мастера сильную боль – невыносимое мучение любящего отца, который не может помочь своему ребенку, как-то защитить его от смертельной опасности. Сплинтер же замер, изумленно вглядываясь в лицо девушки. Светло-голубые глаза Эйприл напомнили ему по-детски наивный взгляд младшего сына. Он никогда не замечал, насколько у них были схожи оттенки радужки. И то, что сейчас девушка смотрела на него с явной тревогой, на самом деле, причиняло еще больше страданий. На секунду Сплинтеру показалось, что он смотрит на своего напуганного Микеланджело, который должен каким-то образом выживать в этом хаосе. И он понимал, что самое страшное то, что его, без сомнений, способный сын не сможет драться в полную силу против своих обидчиков. Ведь они не были врагами – это его братья, которых тот любит больше жизни. – Эйприл, свяжись с Микеланджело через ч-фон, – приказной тон учителя не терпел возражений, – мне нужно поговорить с ним.