Профилактика паразитов

      Майки крепко-крепко сжал зубы, съеживаясь. Ссадина в ноге перестала отдавать сильной болью в тот момент, когда он понял, насколько громко кричит в трубку его отчаявшаяся подруга. Она действительно волнуется за него? На её месте черепашонок бы переживал больше за инфицированных ниндзя, ведь именно за них сейчас стоит нервничать.       На самом деле он очень не любил, когда кто-то беспокоится, особенно из его семьи. С детства Майки заботился о чувствах братьев, в том числе и о гневе Рафаэля, который тот тогда контролировал гораздо хуже, поэтому младший всегда позволял спустить пар на себе в случае чего, ведь держать внутри столь негативные эмоции очень вредно. Но Эйприл теперь тоже является частью его семьи, она казалась ему старшей и заботливой сестричкой, и это было для него таким очевидным фактом, что даже не стоил отдельного обсуждения с братьями. Он знал – они однозначно согласились бы с подобным выводом. – Хей, Эйприл… – Майки глубоко вдохнул и начал говорить успокаивающим голосом, – я здесь. Все хорошо.       Нет, все было не очень хорошо. Точнее, совершенно не хорошо. Он аккуратно повернул ногу, оглядывая рану. Жуть, как распухла! Черт побери, кажется, катаны Лео были прекрасно наточены: повреждение небольшое по длине, размером с его мутантный палец, зато оказалось глубже, чем ему представлялось ранее. Вероятно, кинутое лезвие тогда вполне могло обезглавить его с одного замаха. – Майки! – с каким облегчением вскрикнула девушка! – я так рада слышать тебя! Знаешь, ты меня до жути напугал!       Признаться честно, он сам до чертиков испугался. Свист приближающейся катаны неприятным гулом отзывался в голове.       И ему не нравилось, как у неё до сих пор дрожал голос, хотя она уже убедилась, что Майки на проводе. – Ты в порядке?! – Да, – машинально соврал он, понимая, что лучше в таком состоянии её не расстраивать еще больше. Ей сейчас плохо и больно, ей нужно помочь! – Дыши глубже, Эйприл, – мягко прошептал черепашонок, – а лучше прямо сейчас выпей стакан воды, окей? Тебе станет легче.       В ответ на его совет та вздохнула, помолчав пару секунд, а потом, сказав многострадальное «Хорошо», с характерным шуршанием передала трубку, и, кажется, ушла прочь. К этому точно приложил руку Сплинтер – наверняка посмотрел на неё таким взглядом, что она просто не смогла ослушаться.       Майки прикусил губу. Вот теперь начинает нервничать он сам. – Микеланджело, – странно, но он не мог понять, с каким выражением лица с ним сейчас разговаривают, хотя раньше это давалось ему без особого труда, – как ты себя чувствуешь?       Что же, кажется, начало неплохое. Грешным делом Майки ожидал, что отец с самого начала устроит ему «разбор полетов», как иногда случалось с Рафаэлем в случае его промахов, но пока что тон его голоса спокойный. Все-таки, отец мастерски умел держать себя в руках, а также редко показывал свои эмоции. В последний раз тот был откровенно взволнован, когда они с братьями еле живыми приползли в логово после первого боя со Шреддером.       Но он не желал расстраивать его еще больше, ведь плохих новостей и так навалилось слишком много на их маленькую, странную семью. Впервые в жизни черепашонок понял, почему Лео всегда так аккуратничает, когда докладывает о чем-то не очень хорошем. Это действительно тяжело. – Я в порядке, сенсей!       Майки правда старался сказать это как можно жизнерадостнее, ведь у Лео всегда получалось смягчать обстоятельства при рассказах об их похождениях. Почему у него должно не получиться?       Было слышно секундное промедление, после чего тот услышал вопрос, на который предпочел бы не отвечать совсем. – Ты не ранен?       Очевидно, у него получилось хуже, чем у их многоопытного лидера. Он задумался – сказать правду, чтобы заставить отца нервничать еще больше, или попытаться соврать, чтобы уберечь его нервы? О боже, Майки с ужасом осознал, что думает совсем как его приторно правильный старший брат! – Никак нет, сенсей.       В трубку раздался тяжелый вздох. Увы, совершенно не похожий на вздох облегчения, какой издала Эйприл несколько минут назад. Черепашонок растерялся: что это значит? Отец не был рад, что Майки цел, или он ему не поверил?       Впрочем, сейчас это не особо важно. Убедившись (наверное), что его сын более-менее в порядке, у них должны начаться разговоры посерьезнее. И как же ему хотелось сбежать от них, спрятаться куда-нибудь, да даже в чертов панцирь, чтобы быть в безопасности и вне осуждения.       Он не был готов начать первым, ведь не бывал в таких ситуациях раньше. Кажется, мастер Сплинтер предугадывал это, поэтому направил диалог в нужное русло. – А теперь расскажи по порядку, сын мой, что же с вами произошло?       Его голос стал мягче. Он часто говорил подобным тоном, когда, к примеру, хвалил их за что-то. Майки же почувствовал себя столь грязным, что чувство тошноты напрочь застряло в горле. Он не заслужил такого отношения. Отец не должен разговаривать с ним так ласково после всего, что случилось.       Ведь в сложившейся ситуации виноват только он, самый глупый из детей выдающегося мастера боевых искусств.       Полагая, что Эйприл не поведала мастеру Сплинтеру о произошедшем, как и упоминала в ответе, Майки вновь глубоко вдохнул и впопыхах начал пытаться рассказать содержимое последнего отправленного письма, но чуть подробнее. Черепашонок надеялся, что чем шустрее передаст суть катастрофы, тем быстрее получит по заслугам. Ожидание наказания ранее казалось изощренным видом пытки. – Мы отправились в лабораторию И. Т. К. И, чтобы разузнать о планах крэнгов, а по ней будто ураган прошелся! Оказалось, что не ураган, а огромная оса-мутант – части тел роботов-крэнгов валялись на полу. Наверное, она всех их пожрала. О, кстати, Донни весьма обрадовался целостности оборудования. Знаете, кажется, наше пора обновить – ему уже лет сто. Ди иногда жалуется, что старые приборы могут барахлить или повышать шанс ошибочного результата. Да и взрывает он свои колбы все чаще в последнее время…       Как показала практика, еще сложнее все случившееся уместить в один связный рассказ. К разочарованию Майки, осведомитель из него оказался так себе – сбиться даже с важной темы при его рассеянном внимании было слишком просто. Он все больше понимал, насколько тяжело передать информацию емко, четко и ясно, как это всегда делал Лео. – Ближе к делу, сын мой, – напомнил ему учитель, аккуратно прервав его. – Извините, сенсей… – Майки промолчал секунду, вспоминая, о чем вообще говорил. О, точно, про осу-мутанта! – Так вот, эта оса ужалила Лео в предплечье и сразу же умерла. Потом мы нашли яйцо, и кто-то, честно говоря, уже не помню, кто, предложил притащить его в логово. И я клянусь, это было худшим решением из всех возможных. – И вы согласились? – уточнил Сплинтер.       Черепашонок вздохнул, отчаянно желая куда-нибудь спрятаться, чтобы не было так стыдно. Сейчас, когда он рассказывает обо всем и будто наблюдает произошедшее со стороны, то понимает, что вопрос отца наверняка имеет осуждающую основу. Да и он будет прав, это действительно их глупейший выбор, ведь особо никто и не спорил! Раф возникал пару раз, но не упорствовал настолько, чтобы пластроном встать против этой идеи. К сожалению, подозрения его брата оказались верными. – Согласились, – скривился Майки, – Когда принесли, то Ди хотел изучить это яйцо. Вы же знаете его манию ко всему непонятному. – И что же случилось потом? – А потом… – голос младшего сына поник, – Лео начал странно себя вести и будто помешался на этом яйце! Знаете, на самом деле он стал проявлять агрессию сразу после укуса осы, но как-то мы просто опустили этот момент, потому что вспылить может каждый. Мы тут, вообще-то, пятнадцать лет с королем гнева уживаемся! Но когда он стал злиться все больше – тут Донни уже начал подозревать, что что-то не так. Раф тоже, но мне кажется, что он просто почувствовал конкуренцию за свой титул.       Сплинтер максимально терпеливо пропускал мимо ушей комментарии сына и проявлял блестящую выдержку. Вероятно, он давал поблажку Микеланджело, учитывая, что это был первый раз, когда его болтливый, рассеянный ребенок пытался доложить о чем-то столь серьезном.       И, возможно, у него была еще одна цель. Слышать, как дыхание мальчика постепенно выравнивается, понимать, что тот понемногу успокаивается после пережитого несколько минут назад ужаса, весьма отрадно. – Каковы были ваши дальнейшие действия? – Мы пытались как-то привести его в себя, но он не пришел, даже когда мы включили «Космических героев». Вы понимаете масштаб катастрофы, сенсей?! Лео же обожает «Космических героев»! Тогда Раф сказал, что ночью сам разобьет яйцо. А к утру он стал таким же помешанным, как и Лео.       Наверное, последнее, что им стоило делать в такой ситуации – это разделяться. С Рафаэлем у них еще были шансы справиться с сумасбродным лидером, но когда двое самых сильных братьев заражены и начинают охоту на своих младших, то это чревато очевидным провалом для команды уцелевших.       Майки становилось тяжело рассказывать, одновременно размышляя над их дальнейшим поведением. Складывалось дурное, но верное ощущение, будто они принимали одно неправильное решение за другим. – Каким образом произошло заражение? Донателло что-то говорил об этом?       Мутант удивлялся воистину непостижимому уровню самообладания своего отца. Его голос был настолько ровным, будто они говорят о совершенно обыденных вещах. Но, честно говоря, подобное действительно создавало нужный эффект, ведь Майки легко подхватывал настроение своих собеседников. Все-таки, учитель знает сыновей как облупленных. – Через укус, сенсей. Лео укусил Рафа в предплечье, – черепашонок усиленно вспоминал то, что вспоминать не хотелось, – потом Лео укусил Донни в надплечье во время потасовки, когда тот хотел взять его кровь для создания антидота. Ди начал делать антидот, но ему стало хуже… И он попросил меня его доделать. – Погоди, сын мой, – вдруг сказал Сплинтер, – в письме Эйприл ты писал, что это Донателло создал лекарство. Выходит, на самом деле вы делали его вместе, не так ли?       Майки выпал в осадок. Так отец знал о письме? Или, что еще хуже, прочитал его? Со всеми нелепыми отмазками, дурацкими уговорами, чтобы они оставались в безопасности? Как же хотелось провалиться сквозь землю... он чувствовал себя слишком неловко. – Да, но какая разница, сенсей? Лекарства нет, прибор сломан, а виноват в этом я!       Раз уж мастер Сплинтер знал о последнем письме, значит, знал и об этом. Кисти сжались в кулаки, и черепашонок очень старался держать себя в руках, чтобы не всхлипнуть. Казалось, будто он вот-вот взорвется. – Извините, сенсей… – слова самого доброго, жизнерадостного из братьев были наполнены такими сожалением и отчаянием, которых никогда не должно было быть в его голосе, – я все испортил…       Отец молчал несколько секунд. Майки вслушивался в его ритмичное дыхание, пытаясь дышать так же уравновешенно, но пластрон выжигало неприятным пламенем изнутри. Вся боль упрямо рвалась наружу, но сейчас рано, сейчас нельзя плакать! Ниндзя должны быть стойкими, это ведь то, чему мутанта учили с детства. Он не должен разочаровывать его еще больше своим поведением! – Сын мой... – но голос Сплинтера был таким мягким и обволакивающим, что держаться больше не было сил, – kappa no kawanagare.       Ему так хотелось выплакаться во взрослое плечо, которое поддержит, поймет, примет разрушительные эмоции, не дающие покоя светлой душе. И Майки наконец смог выплеснуть все отчаяние, что скопилось в нем, чувствуя, что, пусть даже через трубку ч-фона, у него есть родной человек, который не сошел с ума, который не горит иррациональным желанием причинить ему боль или убить. Он не думал, что в его организме может оставаться еще так много слез, если учитывать, что за последние две ночи он прорыдал больше, чем за несколько лет вместе взятых. Столько страданий невозможно было выносить на своих плечах совсем одному.       Сплинтер больше ничего не говорил, он просто был рядом. Это то, чего Майки безумно не хватало – резко оставшись без братьев, тот чувствовал невыносимое одиночество, смешанное с сильным чувством вины. Он никогда не был в уединении настолько долго. Это было необходимо для безопасности близких, но понемногу сводило с ума.       Спустя время, шмыгая носом, Майки вернулся к разговору, чувствуя, что сбросил мешающее стрессовое напряжение в теле и голове. – Они надеялись на меня, сенсей… Я не имел права облажаться. – Фраза «каждый достоин второго шанса» чаще всего слышится именно от тебя, Микеланджело, – напомнил ему учитель, – почему же ты не можешь применить милосердие, что охотно даришь другим, к самому себе?       Черепашонок замолчал. Аргументов против этого довода у него не было, да и спорить не хотелось. Он не мог объяснить почему, но последствия его ошибки ощущались гораздо серьезнее, нежели просчеты любого из старших до этого. Лео, Раф и Донни могли ошибаться, серьезно просчитываться, но они решали свои проблемы. А их младший брат не мог даже представить, как ему надо будет исправлять то, что он натворил. – К тому же, раз вы с Донателло создавали лекарство ранее, по каким причинам ты не сможешь сделать его вновь? – Я с науками не особо дружу, сенсей, – Майки считал, что говорит совершенно очевидные, понятные вещи. Он оглядел лабораторию старшего брата, вздыхая, – возможно, это Донни лучше было бы спастись…       Кажется, Сплинтер был так ошарашен внезапным, абсолютно неверным выводом младшего ребенка, что несколько секунд молчал в трубку, прежде чем продолжить разговор с максимально изумленным голосом: – Сын мой… Чем же ты хуже Донателло или других своих братьев?       «Всем?» – ответ сразу всплыл в голове, но черепашонок из всех сил сдержался, чтобы не высказать это вслух. Зачем мастер спрашивает его об этом? Тот ведь все сам прекрасно знает и понимает. Он тренирует их с детства, он видит, насколько Майки не подходит по отличительным чертам к образу идеального воина, что прекрасно складывается из сильных сторон его старших: лидерства Лео, силы Рафа и ума Донни. У него нет ничего подобного. Все, что Майки может делать – быть приманкой. Полезных для команды качеств у него больше не имеется. А его вечная дурашливость явно не в почете среди братьев. – Микеланджело, у твоих братьев может быть много сильных сторон, – черт побери, отец буквально прочитал его мысли! Он не телепат, случайно? – но им пришлось приложить немало труда, чтобы вышлифовать их. Ты никогда не задумывался над тем, почему тебе скучно на общих тренировках? – Э-э-э… – на самом деле, ответ опять очевиден, разве нет? – потому что я ленивый и неспособный?       Сплинтер благоразумно выдержал паузу, отделавшись лишь легким смешком. В праздности младшему сыну никогда никто не будет равен: Микеланджело действительно являлся олицетворением торжества гедонизма. Но дело было немного в другом. – Напротив… потому что ты всему быстро учишься, сын мой. Стоит показать тебе любое сложное боевое движение, и ты без проблем повторишь его через пару подходов, тогда как у твоих братьев могут уйти часы на отработку. Помнишь, когда ты показал им прием «Смертельный дракон», который узнал от сообщника Шреддера?       Майки, скривившись, кивнул. То были не очень приятные воспоминания: тогда его предал Крис Брэдфорд – человек, которому он доверился, с которым мечтал подружиться. И это вновь привело к катастрофе. Но мутант призабыл, что он говорит по ч-фону, и что Сплинтер не увидит его кивок. – «Смертельный дракон» очень сложен в исполнении, – продолжил отец, – Ороку Саки разрабатывал его месяцами, поскольку искал идеальный угол для техники опрокидывания. Твои братья учились ему не первый час после показа. Но после того как я на следующий день в додзе попросил тебя повторить его, ты вновь выполнил его безупречно.       Это действительно так? Черепашонок пытался восстановить в памяти, хвалили ли его за демонстрацию, но не смог вспомнить, что после нее ему сказал учитель. Вроде, его вообще попросили забыть об этом приеме, ведь он используется исключительно футклановцами. У членов клана Хамато были свои техники, выверенные поколениями.       Но слышать, что ему удалось хорошо выполнить «Смертельного дракона», даже сейчас оказалось весьма приятно. – Сенсей, всего один прием не означает, что… – начал Майки, но ему не дали договорить. – Сын мой, попытайся-ка припомянуть, способен ли кто-то из твоих братьев догнать тебя?       Черепашонок вздохнул. Складывалось такое ощущение, будто они с отцом играют в карты, и мастер Сплинтер прямо сейчас кидает на игровое поле один козырь за другим. В то время как у самого Майки в руках лишь шестерки, которыми было просто невозможно отбиваться. Это ведь нечестно! – Нет, сенсей… – учитель опять констатировал факт, с которым никак не поспоришь, – они и сейчас не могут меня догнать, даже когда у них троих поехала крыша.       Правда, не отменяет того факта, что его инфицированные братья тоже мухлюют – Лео, вот, совсем недавно кинул ему катану в голову, когда понял, что не может догнать своего шустрого младшего брата. Это тоже нечестно! – Микеланджело, ты очень способный ниндзя, – наконец обобщил отец, – твоей скорости, быстроте реакции, силе интуиции и зрительной памяти позавидует любой воин. Это твой природный дар, твое благословение. И то, что ты смог остаться в разуме, когда произошла подобная трагедия – тоже благословение, которое ты должен использовать для спасения твоих братьев.       Майки многому учился, смотря на своих старших – во время отработки приемов он чаще наблюдал не за учителем, а за ними, учась ниндзюцу с их помощью. Внимательный черепашонок много черпал от братьев, копируя их повадки, пародируя, тем самым лучше понимал каждого из их. Он знал, какими хуками привычно Раф избивает свою грушу, потому мог без труда понять его расположение духа, даже вызубрил местонахождение всех учебников Ди в лаборатории, стараясь помогать ему во время экспериментов. Майки без труда мог прикинуть, сколько Лео будет переживать в случае любой из неудач, чтобы поддержать его. Самый старший и младший дети Сплинтера, как оказалось, одинаково принимают ответственность, реагируя на свои ошибки самобичеванием. Не всегда младший черпал от братьев лишь положительные черты. – Вина и ответственность – это совсем разные вещи, сын мой, – мягко завершил мастер, – вина поглощает естество и сковывает, не позволяя двигаться вперед, когда как ответственность дает сил, чтобы начать действовать. Не обвиняй себя, тратя драгоценное время напрасно. Лучше подумай о своем долге, который состоит в том, что нужно постараться вернуть всё на круги своя. И я, разумеется, помогу тебе в этом. Мы с Эйприл вернемся так скоро, как только сможем.       Разомлевший от хвалебных речей, Майки с мечтательной улыбкой слушал голос отца. Учитель не часто сыпал комплиментами, поэтому тот ловил любой шанс немного погреться в лучиках славы, чьи лавры по праву чаще достаются Лео. Это оказалось довольно приятным занятием, честно, он желал бы привыкнуть к такому! Но услышав последнюю фразу, его глаза полезли на лоб. Черт, слишком расслабился! – Нет-нет-нет, сенсей!! – спешно вскрикнул Майки, – не нужно приезжать! Здесь опасно!       Вновь произошла заминка. Сплинтер иногда совсем не понимал своего младшего сына – Микеланджело казался мальчиком, пришедшим с другой планеты. Любой другой ребенок был бы несказанно рад, если бы ему помогли в такой ужасной ситуации, но этот наотрез отказывается даже от мысли о том, что в логове будет кто-то еще. В конце концов, его отец – старый мастер боевых искусств, разве нет? С кем, как не с ним, чувствовать себя в полной безопасности? – Не поймите меня неправильно, сенсей, – Майки постарался как-то замять тишину, чувствуя, что с каждой минутой теряет позиции в диалоге, – я не хочу сказать, что вы не сможете помочь или что мне совсем не страшно. Мне страшно! Но раз я заварил эту кашу, то мне её и расхлебывать, верно? – Решать проблемы такого масштаба легче, когда ты не одинок, – заметил мастер Сплинтер.       Черепашонок оглядел лабораторию в поисках чего-нибудь мягкого, например, подушки. Так хотелось поорать в неё! Спорить с отцом, чаще всего, было делом неблагодарным, ведь тот долго стоял на своем. И самое худшее – что он, черт возьми, прав! Но у Майки появился один козырь, которым очень хочется воспользоваться. Он исхитрился и просто немного переформулировал тезис Сплинтера, что тот высказал до этого. – Раз ответ за случившееся – моя ответственность, я могу как-то попытаться исправить это сам? Сенсей, это не ваша проблема, а наша. Точнее, теперь она лишь моя.       Как же хотелось прикусить язык на этих словах! Да Майки жизнь бы отдал ради того, чтобы хоть один из его братьев очнулся прямо сейчас и помог ему не тянуть это тяжкое бремя в одиночку! Но случившееся действительно касается лишь их – они вместе ошибались, вместе совершали неверные решения. И вишенкой на торте стал тот момент, когда черепашонок разлил приготовленное лекарство. Но отец здесь совершенно не причем, и ему рисковать своей жизнью не стоит, как и Эйприл. Ведь это тоже нечестно. – Сенсей, мне спокойнее, когда вы с Эйприл в безопасности, – прошептал Майки, – пожалуйста, не надо приезжать.       Сплинтер промолчал. Черепашонок искренне надеялся, что он сейчас не козырнет каким-нибудь очередным крутым японским выражением, выбив из его руки и оставшиеся карты-шестерки. К счастью, его отец хоть и упрям, но весьма благоразумен и полон сочувствия. Что хуже для него! – Я понимаю твое беспокойство, Микеланджело, – согласился с ним учитель, и Майки выдохнул с облегчением, – а последнее, чего я желаю, это чтобы мои слова полетели на ветер для тебя. Но я также беспокоюсь и о твоей безопасности… – Я буду осторожен! – Майки перебил его, спешно и уверенно заверяя в том, в чем у него самого были большие сомнения.       Вообще, перебивать мастера не мог никто – за это всегда следовал легкий предупреждающий хлопок по голове. Но впервые за весь разговор юный ниндзя почувствовал, что Сплинтер начинает неохотно поддаваться, и он не собирается упускать свой шанс на победу. Наглость Майки часто играла ему на руку – в этом ему тоже не было равных. Если его братья видели в учителе в первую очередь воспитателя, то для младшего из детей роль Сплинтера-отца стала главенствующей. Со Сплинтером-учителем пререкаться было нельзя. Со Сплинтером-отцом пререкаться было нежелательно, но не запрещено. А все, что не запрещено, то разрешено! И только Майки умел ходить по этой тонкой грани, удерживая равновесие подобно профессиональному канатоходцу. И не поймешь, в чем причина: то ли ему позволяли слишком много, то ли так срабатывало его природное очарование.       Мастер тяжело вздохнул, и черепашонок понял, что это тот самый вздох, который тот использует, когда они с братьями уламывают его на долгожданное ими согласие. – Пообещай мне, что ты будешь не просто осторожен, а очень осторожен. – Hаi, sensei! – черепашонок умолял себя звучать не настолько очевидно довольным, но что поделать, когда желанная победа оказывается такой сладкой?       Сплинтер наверняка, услышав радостный голос младшего сына, закатил глаза. Образ всплыл в голове ярким пятном, и удовлетворенная улыбка сама растянулась на веснушчатом личике. – Я даю тебе две ночи на самостоятельное решение этой проблемы, – отец звучал строго, и вот сейчас уже условия не подлежат изменениям, как ни старайся, – ранним утром третьего дня мы вернемся в логово.       Неплохо, надо признать. Почему-то Майки показалось, что две ночи – это очень большой срок. Две ночи – это два больших и продолжительных патруля, и столько всего может произойти за такой промежуток времени! Хотя, стоило признать, что у него отсутствовали работающие биологические часы, как таковые – он плоховато ориентировался во времени, что иногда мешало ему, например, при готовке. И даже такое снисхождение казалось милостью. В конце концов, отец мог напрочь отказаться, чего, слава великой пицце, не сделал. – Спасибо, сенсей! – так счастливо прошептал младший из сыновей, что на другом конце послышался легкий смешок.       Ах, как приятна на вкус победа! Впервые он противостоял Сплинтеру в одиночку, и, надо сказать, это было непросто – вчетвером добиваться своего точно легче. Но он справился с побочным квестом и может перейти обратно к своей главной миссии! – А теперь, Микеланджело, иди и обработай свои раны, – как бы невзначай сказал отец.       Буквально одним «случайным» предложением Сплинтер показал, что весь их диалог с самого начала находился в его руках. Самодовольная улыбка Майки мигом испарилась, и он разочарованно прицокнул. – Вы знали об этом? – Разумеется.       Так отец тогда в ответ на вопрос про ранение тяжело вздохнул не потому что он не был рад, что его сын цел, и не потому что, он ему не поверил. Сплинтер вздохнул, потому что он знал, что Майки соврет ему. Иногда степень проницательности учителя не на шутку пугала черепашонка. С другой стороны, раз он предугадал подобное, значит, шанс ему был дан тоже не просто так? Возможно, у него действительно получится исправить свою ошибку?       И только Майки подумал, что займется обеззараживанием и перевязкой немного позже, как голос отца в трубке настоятельно заставил его передумать. – Прямо сейчас.       Иногда мастер был совершенно невыносимым! Ниндзя тяжело поднялся и с ворчанием поплелся в сторону лабораторного стола – в одном из шкафчиков поверх него находилась красная аптечка с заботливыми надписями «Майки, не трогай!», написанные черным маркером, которые появились там после того, как он несколько раз не по назначению использовал бинты и перекись водорода. Но сейчас-то они ему нужны для дела!       В трубке послышалось шуршание. – Микеланджело, я могу передать ч-фон Эйприл? – спросил Сплинтер, как бы намекая на то, есть ли сыну что еще сказать, или их разговор можно считать завершенным. – Да, сенсей, – черепашонок уже почти не слушал и старался как можно аккуратнее обработать рану.       Боль от соприкосновения раны с перекисью чуть не заставили его глаза заслезиться вновь, но он упрямо прикусил нижнюю губу, продолжая. Жидкость забавно пузырилась, но, все-таки, не очень приятно видеть, как что-то будто вскипает в твоей собственной ноге. Голос девушки послышался в ч-фоне, когда все уже старательно перебинтовывалось. – Хей, Майки, – её голос звучал уже гораздо лучше, нежели в самом начале их разговора. И это не могло не радовать! – извини, что я так кричала. Надеюсь, я не напугала тебя… – Ерунда, – фыркнул черепашонок, заканчивая наматывать бинты, – я понимаю. Знаешь, на твоем месте я бы закричал еще громче!       Между прочим, он даже не соврал! В ответ на эти слова в трубке раздался легкий смех Эйприл, и тогда стало понятно, что она точно в порядке. Этот факт успокоил его так же, как и окончание перевязки. Туго завязав кончики бинтов, Майки с облегчением вздохнул. Перевязка, почему-то, заняла столько же сил, сколько тот потратил на разговор с отцом. Внезапно на его голову свалилось осознание, что он очень сильно устал. К тому же, он плохо спал ночью, если эту странную дремоту вообще можно назвать сном. – Что ты сейчас собираешься делать? – аккуратно спросила девушка. – Я чертовски хочу спать, – признался Майки, тоскливо опускаясь на лабораторный стул, – ты вообще в курсе, какое у Ди отстойное рабочее место? Спать на этом жестком столе просто невозможно! На следующий же день рождения подарю ему какую-нибудь классную подушку. – Я знаю, что есть разные виды подушек. Мой отец часто советует обратить внимание на свое спальное место тем клиентам, которые страдают бессонницей, – поделилась та.       Пока Эйприл на фоне объясняла что-то о работе своего отца, черепашонок постарался как-то поудобнее уложить руки на столе, чтобы немного поспать. Увы, это полусидячее положение, в котором они с братьями часто заставали спящего Донни после ночной работы в лаборатории, было совершенно неудобное. И как его гениальный старший брат так часто засыпал в этой позе? Раньше казалось, что он так сладко дремлет, даже во сне бормоча под нос всякие умные словечки. – Майки, – девушка тихонько позвала его, переходя на шепот, – мне отключиться?       Он полусонным движением положил ч-фон рядом с собой, смотря на верхний номер и фотографию улыбающейся, веселой Эйприл с экрана, которая располагалась чуть ниже цифр. Так представлялось, что она находится прямо здесь, в метре от него. – Нет… – честно говоря, после ощущения того, что близкие рядом, заботятся о нем и любят его, так отчаянно не хотелось засыпать в одиночестве, – может, расскажешь мне что-нибудь? – Конечно, – ее голос стал таким нежным и ласковым, как у доброй сказочницы, – давай я расскажу тебе о нашей ферме? Тут очень свежий воздух, красивые леса. О, особенно они красивы осенью…       Под рассказы Эйприл о том, как она развлекалась в детстве, гуляя по лесу, о том, как они со Сплинтером проводили тренировки сейчас, о магазине неподалеку, где работает странный, но забавный дядька, об историях про глупых маленьких курочек, сон впервые после всей произошедшей трагедии был спокойным и легким.