Сказание о плачущей иве и потерянном яшмовом сердце

Учительница: — Сегодня у нас контрольная. — А можно пользоваться калькулятором? — Можно. — А таблицами Брадиса? — Можно. Итак, запишите тему контрольной: «Отмена крепостного права». Minor — Miyagi & Andy Panda       О, это была золотая эпоха! Золотая!       Чтобы в этом убедиться, нужно понять основу основ — саму суть инь и ян. Космогенез, притяжение противоположностей, черное и белое, две диаметральные хтони, природа Дао. Да-а…       Тьма и Свет.       Ну… раз мы про Тьму и Свет, проще разобраться на примере секса, как обычно. Все темное, ночное и закатное — женщина, инь. Все самое плюшевое, чистое, рассветное — мужчина, ян. И отсюда исходят некоторые установки: секс для мужчины — отнятие жизненных сил вместе с семенем, потому упор следовало делать на продолжительность любовного акта, а не количество извержений. Драгоценную жидкость можно было тратить на продолжение рода, а не баловство. Потому, к примеру, мастурбация оказалась под запретом. Ты же не дурак, жизнью разбрасываться своей и энергией?       Ну вот. А женщины, напротив, должны были от лишней темной энергии избавляться, потому как если не избавлялись, и та копилась, то ночью во снах они становились лисицами и прибегали к несчастным мужикам в их сновидения, и высасывали из них… высасывали, одним словом, из них всю радость. Сюда же идея — женщину ну обязательно нужно было довести до оргазма. В таком случае мужик не сильно страдал и получал от партнерши энергию, даже омоложение, вплоть до бессмертия, и детишки зачинались веселее. По итогу — все довольны, все в выигрыше.       Это в теории.       Практика же показывала разное. И сейчас, этим праздничным вечером, она являла уставшему Императору Вэнь Юншэну типичную для его взора картину: гигантский Сад Аметистового Сияния, богато украшенный фонарями, парящими в воздухе на древах, плывущими в водах шикарного фонтана; десятки дворов; сотни разодетых наложниц; повсюду следующий за имперской процессией аромат хвои, корицы, миндаля.       Евнухи свое дело знали отменно, девушек заранее накормили нужными снадобьями с высоким содержанием афродизиаков, наверняка, помимо типичных орехов и корицы, женщины с радостью поглощали и ядовитую жабью слизь, и устриц. Всё, чтобы встретить своего мужчину во всеоружии.       «Шесть тысяч даней… Оказывается, вручную выработать цельную каменную плиту из породы проще, чем доставить ее за сто ли!»       Юншэн, рассуждая о строительстве собственной гробницы, рассеянно шел в толпе чрезмерно деятельной свиты, изредка прослеживал указующие жесты евнухов и задумчиво кивал: «Грандиозно!». Впрочем, без остановки шествовал дальше.       «И подкладывать под такой гигантский вес толстые бревна бессмысленно, они просто утопают в почве… Если я Император Неба и Земли, почему я не могу приказать земле переместиться?»       Евнух снова указал на одну из наложниц, та, увидев взгляд Владыки, потаяла, обрела самый послушный и нежный вид, ниже склонила увешанную золотом, цветами и каменьями голову.       «Придется пилить…»       — Великий Хуаншан! — подобострастно воззвали к нему конкурирующие кастраты. — Приглашаем Вас посетить этот скромный и тихий двор!       Вэнь Юншэн не мигая смотрел на золотые шпильки в голове наложницы.       «Распилим хотя бы на четыре части. Под каждую бревна и перекатом… сколько тысяч лошадей придется искать, с учетом размытых дождями горных дорог?»       — Это так просто… — вслух расстроенно пробормотал он, очнулся, оглянулся, когда понял, что вокруг, за исключением тихой музыки, воцарилась абсолютная тишина, все прислушались к его словам.       «Правда, самое простое — порою сродни пошлому. Усыпальница Императора — на то и усыпальница Императора. Собранная из отрезов камня, замалеванные стыки… какой в этом смысл? Да и смысл вообще в такой гробнице, если я буду жить вечно с нею или без нее?»       — Вам глянулась девица? — сладко пропел один из евнухов.       Юншэн, думающий про смерть, тлен и землю, сверху вниз глянул на кастрата, и глаза Императора сквозь бусины тиары мяньгуань с таким холодным выражением уставились на мужчинку, что тот рухнул Вэню под ноги и затрясся.       — Не понравилась, — полушепотом заворковала свита.       «Не понравилось столько коней с границы отзывать ради куска камня!»       — Нормально, — благосклонно кивнул Император и, развернувшись, отправился прочь из Сада.       Евнухи, возбудившись, бросились к обрадованной наложнице, подхватив ее под руки, потащили счастливицу доводить марафет, раздевать, обмазывать маслами и заворачивать в гусиное покрывало, чтоб отнести Великому Владыке.       Задумавшись уже про Северную границу, в перспективе лишенную части конницы, Хуаншан как-то автоматически свернул с прежнего пути, и понесли его ноги вроде бы и к имперскому Дворцу, но каким-то не вполне очевидным путем, по синусоиде.       «На Севере тоже каменную стену выставлю. Вдоль всей границы. Пусть варвары приходят и целуют-уцелуются…»       Показалось, что откуда-то издали ветер принес страдальческий вой.       «…могут даже с нею повоевать, пока я себе гроб колочу. И почему я раньше про это не подумал? Где-то с миллион населения нуж… мэ-э…»       Чувствительный нос Юншэна уловил в пропитанном корицей ветру нотки странного аромата. Император нахмурился, резко остановился, за ним, едва не влипнув в Государя, затормозила и вся многочисленная свита. 귀신과 주먹다짐 — V.A. OST Сразимся призрак       Едва успел Император распознать совсем нетипичную ни для смотрин, ни для веселого празднества смесь запахов лаванды и валерианы, определить источник с размахом двадцать пять метров площадью, как в одном из двух потенциальных домишек распахнулась дверь и оттуда вылетел рыдающий мужик, с красными щеками, болтающимся во все стороны пучком волос.       Но тут уже коротким сквозняком окатило не только Юншэна, но и всех его сопровождающих — концентрация лаванды и валерьянки в облаке, вылетевшем вместе с Ченглеем, была явно токсической. У Императора Вэня, чудом сохранившего царственно-хладнокровное выражение лица, затрепетали ресницы, у остальных обмякли и подкосились ноги. Однако хуже всего было другое — заскользивший по брусчаточке евнух, узрев еще и Императора, вытянул зареванное лицо, и только пуще на таком-то ошалелом таблете стал выглядеть лихой красный крест-метка.       Опускать голову Императору было не положено по этикету, Вэнь едва заметно отрицательно качнул головой, скосил взгляд влево, побледнел, поджал губы. Со стороны эффект был реально крутой — Юншэн являл собой квинтэссенцию благородного гнева.       Ченглей грохнулся наземь, принялся биться башкой о камень:       — Великий Хуаншан! О, Великий Хуаншан! Этот евнух молит о наказании! Он посмел оскорбить взор Его Величества!!!       Вой его от высокого нерва был неразборчивым, чересчур истеричным, насморочным, разобрать, что он там блажит, возможным не представлялось.       Народ, понятия не имеющий, как на такое вообще реагировать, оторопело замер и одним глазом смотрел на Ченглея, другим следил за реакцией Вэнь Юншэна.       Юншэн же, поборов первые чувства, теперь рассматривал три, три, три (!) шторы, наглухо прячущие в домишке местного токсикомана. И он бы понял, если б оттуда несло корицей или жареными орехами. Но тут явно проживала женщина, у которой были весьма странные представления о ночи с Его Величеством.       Может, она больна? Или умирает? Лекарей, кажется, в эту часть Запретного Города не вызывают, а своих нет, не та категори…       — Кхы-хы-хы-ы-ы…       …раздалось глухое, но ехидное из-за дверей.       Юншэн поспешно прикрыл глаза. Vampire(重生) — 孙英豪       Со стороны, о-о-о, со стороны это представилось апофеозом имперского гнева. Народ, живо сориентировавшись в обстановке, рухнул плашмя и вместе с Ченглеем принялся бить поклоны Государю-Императору. Потихоньку двор наполнился скорбным плачем. Праздник Середины Осени как-то незатейливо, ненавязчиво перешел в подобие шикарных поминок.       Но всё же это надо было как-то анализировать. И такой умный мужчина, как Вэнь Юншэн, искренне пытался это делать. К сожалению, слух у него был таким же острым, как и обоняние, потому он буквально кожей «слышал», как покатывается со смеху девушка в доме, и причиной тому явно был этот припадочный евнух. Красная кисточка в руке у Ченглея говорила о том, что тот шел помечать наложниц, которые были «не готовы» ко встрече с Императором в эту ночь. Но…       Но остальное пока в голове у Юншэна не умещалось, потому что тихий смех за дверью был до жути заразительным, а хохотать Император прилюдно тоже не мог на ровном месте. Тут мысль у Хуаншана свернула опять куда-то в вираж, и он подумал отцовским голосом: «Куда тебе смеяться, знай себе гроб мастери, ишь, удумал хихикать!».       Плечи у Хуаншана дрогнули, чтоб успокоиться, он глубоко подышал, сделал четыре тихих шага, встал к двери, бесшумно облокотился на нее спиной и, изящно скрестив руки на груди, уставился на фонарик над ближним деревом. Ему показалось на мгновение, что от двери идет какое-то особое тепло, и Вэнь явственно почувствовал близкое дыхание, такое интимное, прямо в его поясницу, что у Императора как-то улетучились планы и про гроб, и про стенку от шумных соседей. Знала бы она, где находится сейчас ее лицо, м-м-м, если бы не дверь…       — Ну? И чё ты там притих, нелюдь? — с издевкой, через тонкий бамбук, тихо-тихо прошептали Императору в район поясницы.       И хрюкнули.       Вэнь замер, ему страшно захотелось закрыть лицо ладонями, но Император Поднебесной не мог и этого. К его вящему ужасу губы начали неумолимо расплываться в улыбке. Сам не зная, зачем, Хуаншан протянул руку назад, в привычную для благородного мужа позу — «левая рука за спиной», но ладонь его легла на гладкое дерево. Прижалась плотнее к двери…       Через несколько мгновений Юншэн опомнился, тряхнул головой, длинные нити бусин мянгуаня сверкнули в отблесках фонарей, нежно бряцнули друг о друга, отбросили волнующие тени на лицо Императора.       Зазвучал отличный ото всех голос, глубокий, бархатный, обволакивающий с макушки до пят:       — Что ж, диковинные дела творятся под Небом, — ярко-золотой взгляд Юншэна искоса полоснул задранную голову лежащего евнуха, красную метку на лбу. — Но, Ченглей, ты напрасно предохранялся. Ведь Мы и не планировали тебя «выбирать».       Кое-где послышались тихо-трусливые смешки. WOW — 王子异       Император не без удовольствия отметил, что любое движение за дверью прекратилось. Понемногу выдержка к нему возвращалась, однако после пережитого Владыка Вэнь почувствовал в себе вдруг такой прилив сил и энтузиазма, который не так-то просто было теперь унять.       Всё прижимаясь ягодицами, лопатками к двери, Император чуть скосил взгляд в сторону и вниз, прислушался, но в валерьяновых палатах стояла мертвечинная тишина. Да вот только это больше раззадорило мужчину.       И он тоже «затаился». Приоткрыв губы, даже дышать перестал.       — Ах, Великий Хуаншан! Этот евнух едва уберег Его Величество от нечестивицы! В последнюю минуту закрыл Императора своим жалким телом!!!       Юншэн, искоса глядя в сторону двери, спрятал неуместную улыбку за гневно взметнувшимся из правой руки веером. Похоже, запал у девчонки пропал, как ветром сдуло. Признаков жизни даже на обидные слова разукрашенного евнуха-с-месяками не последовало. Это неожиданно расстроило Императора.       Потому Владыка решил немножечко хохотунью простимулировать.       — Открой эту дверь, Ченглей! — резко сложенный веер «упал» вниз и назад, коротко, остро ударил в низ двери.       Да!       В домике послышался отрывистый вздох, томно-страстный, однако несколько испуганный, шорох одежд, а потом причудливо быстрое топотание, причем настолько проворное, что Вэнь не поверил своим ушам. Женщина попросту не может так шустро двигаться, да и шаги слишком тяжелые для лапок наложниц, стоп семи-десяти сантиметров длиной.       — Ох, Великий Император! — взмолился евнух. — Проживающая здесь наложница хвора, и лицезреть ее грязное состояние не подобает Сияющему Хуаншану! С Вашего позволения, я приведу Вам ее, когда девушка оправится и сможет зачать дитя!       Юншэн слегка прищурился, Ченглей снова ударился лбом о камушки.       Владыке Поднебесной действительно не пристало видеть женщину в эти дни. Почему-то Вэню показалось, будто она в этот раз ускользнула от него. Подобная мысль была настолько несуразной, что разум ее отторгал: ну как может сбежать от Императора его же наложница?!       Виновата она была в том, нет — не имело значения, иголку в гордость Юншэна этой ночью все же вонзили.       Почему? Потому что любая, буквально каждая из многих тысяч его женщин даже в таком невыгодном положении дней «лунной реки» не осталась бы безучастной к подобной-то счастливой возможности. Подумать только, сам Великий Хуаншан стоит на пороге твоего дома, ты слышишь его голос, более того, Император дал тебе и еще один шанс — понимая заранее обреченность своих слов, сыграл на нерве, «необдуманно» изъявив желание войти в твой дом. Такого сроду не случалось!       Что бы сделала наложница? Конечно же, всеми правдами и неправдами, навлекая гнев евнухов, других девушек, но проявила бы себя перед своим единственным мужчиной, попыталась любым способом попасться Хуаншану на глаза. Скорее всего, это была бы очень простая сценка: например, она бы «невзначай» открыла дверь, причем в не особенно «собранном» виде, потом бы молила о прощении за оплошность. Или выскочила из домика и попыталась «упасть», в надежде, что он ее поймает, и их взгляды пересекутся, и Великий Юншэн не сможет выпустить такую красоту из рук.       Эта же наложница пренебрегла всеми намеками и шансами. Более того, судя по звукам, отбежала в восточную часть покоев. Передвигается она быстро, ни о какой хвори речи не идет. Сумасшедшая? В случае сумасшествия девушек ссылают в монастыри, эта здесь. Не желает Императора? Невозможно. Все осведомлены о его сверхъестественной красоте и талантах в постели. И потом, это возможность получить лучшие условия жизни.       Вывод?       Извините, в настоящее время сделать вывод не представляется возможным. Повторите попытку позже, Сын Неба. Freak — V.A. OST Убей меня, исцели меня       Пальцы левой кисти Императора чуть согнулись, ногти покидающей дверь руки звучно, про-отя-яжно царапнули дерево. Вэнь оттолкнулся, сделал шаг вперед и тут-то случайно заметил стоящую на коленях девицу.       В отличие от других, она явно оказалась застигнута ну совсем врасплох, потому что перед ее склоненной головой лежал небольшой поднос с юэбин. Лунных пирожных было мало, но они так заботливо и с такой трогательной благодарностью, что ли, располагались на украшенном сушеными лавандовыми цветами серебре…       Хуаншан чуть приподнял правую бровь.       А секундой позже хлопнул веер, разложившись в большое черно-золотое крыло и тут же сложившись обратно, указал на склоненную наложницу.       — Ах! Вставай! Вставай! — запричитал фальцетом Ченглей, подскочил с места, бросился к девушке.       Та испуганно дернулась, но ее уже с трех сторон схватили и подняли, поставили напротив Императора, забыв про поднос.       Веер махнул еще, подскочил четвертый кастрат, подхватил с земли и юэбин, поднес с низким поклоном Вэнь Хуаншану.       — Вам глянулась девица? — сладким козленком проблеял один из евнухов.       Юншэн на глазах изумленной публики протянул руку, взял пальцами несколько сухих маленьких цветков лаванды, положил себе в рот, прокатил колкие, горьковато-пряные лепестки по языку. Прищурил золотые глаза.       — Она груши раздает, а огрызки выпрашивает.       Он внезапно поднял взгляд от сладостей к лицу наложницы.       — Скажи, кому же ты несла такое необычное яство? — низким, будоражащим голосом спросил Император. — И Мы прикажем, чтобы донесли. За тебя, — последние два слова он сказал чуть громче, допустив легкую интонационную насмешку.       Бедная девушка, впервые увидавшая Сияющего Хуаншана, до сего часа представлявшая его облик лишь по рассказам старожил, едва не теряла сознание. Все тело ее покрылось испариной, губы беззвучно шевелились, перед глазами завертелись и поплыли богатый черный халат, золото вышивки, золото глаз, золото мянгуаня, шелк длинных волос.       — Великий Император! — снова вступила звезда этого вечера. — Айминь растеряла слова от великой радости! Она несла эти яства для наложницы Сюли. Именно в эти покои. Я исполню Ваше желание!       — Сюли? — повторил Юншэн и невольно глянул на двери.       «Изящная, красивая» — эти характеристики описывало имя.       — Её — к Нам! — Государь махнул веером на мертвеющую Айминь. — Наложницу Сюли призываем через… — опытный мужчина незаметно втянул носом воздух, наполненный ароматом валерьянки и лаванды, — пять дней.       Нарезав план сексуальных мероприятий, но недовольный, Государь Вэнь махнул широкими рукавами, сложил руки за спиной и во всем своем ослепительном величии пошел домой.       — А… — завис евнух из предыдущего двора.       — Пу-пу-пу-у-у… — надувал щеки второй.       — Гуанмин! Гуа-а-анми-ин! — заорал третий. — Гуанмин! У нас отмена! — он истошно замахал руками коллеге, что уже тащился из другого конца улицы с выбранной ранее наложницей на спине.       — А? Что?! — с трудом подняв голову, утирая пот рукавом, проорал в ответ тот.       — Отменяй! Да брось ты ее! Сюда иди!       Прежнюю бабу выбросили на брусчатку, Айминь, слепо таращащуюся в пустоту, подхватили на руки и на перекладных евнухах потащили, обгоняя процессию Хуаншана, в имперский Дворец.       — Слушай меня! — шептал на ухо Айминь семенящий рядом Ченглей, — говорить будешь, что я скажу. Иначе жизни ни тебе, ни твоей семье не дам!