Сказание о плачущей иве и потерянном яшмовом сердце

Плюсы и минусы быть ученым в средневековье. Плюсы: Ты ученый. Минусы: На костре печеный. 劉沁《You are beautiful》 — OST       Кира, обняв колени, спрятав лицо, сидела, взгромоздившись на сундук за ширмой. Будь она чуть крепче нервами, сильно бы удивилась своему трусливому поведению, но нервы в последние сутки, по всей видимости, мёрли один за другим. Во-первых, ей было жутко страшно. Ну а во-вторых, все еще звучал у ней в голове глубокий голос Главного Героя, Солнца Империи Хэн. Те многочисленные характеристики, коими она густо осыпала его речь на страницах своей книги — «медовый», «волнующий», «будоражащий» — не шли ни в какое сравнение с «реальностью».       Голос Вэнь Юншэна в буквальном понимании валил на колени, пьянил, околдовывал. Дошло до того, что только странный удар в дверь заставил Киру Львовну, прилипшую к двери щекой и ладонями, очнуться, хоть немного прийти в себя. И только потом она кое-как сообразила, о чем говорил Хуаншан, мозгов хватило даже на то, чтобы понять: он ее наказал. Айминь Юншэн взял из вредности.       «За тебя», — так он сказал. «Из-за тебя» и «вместо тебя».       И, что самое поразительное, своего добился. Какое-то кисло-горькое чувство, пусть на краткий миг, но лизнуло похолодевшее сердце Огинской. Скорее всего, это была ревность, чего вокруг да около ходить? Она уже умудрилась ревновать Императора к наложницам, даже не увидев его лица, глаз! Это очень-очень-очень плохой звоночек. И черт теперь разберет, была ли это ревность околдованного своим персонажем автора, или это чувство — приложение к характеристикам главной Злодейки истории.       Может, и всё сразу. Огинская исповедовала писательскую религию, которая подразумевала полное погружение в характеры персонажей. Пишешь мужчину-Владыку — влезаешь в его шкуру, думаешь, как он, эмоционируешь, как он, вместе с ним. Описываешь служанку — пытаешься вжиться и в ее судьбу. Отсюда, конечно, и расшатанные нервы, и срывы, и периодическое сращение границ небыли и яви. Бонусом — такое нечеловеческое количество переживаемых «чужих» эмоций, что правильнее бы было таким авторам писать прямо из-под капельниц с аминазином. Во избежание… Так что кто тут взревновал Государя — Кира Львовна Огинская или наложница Нин — разобрать никак нельзя.       Плохо другое — первая ревность бесполезна, вторая — смертельно опасна. А проклятый сон всё не заканчивался и не заканчивался! Опять же странность: если сон все-таки шел по сюжету книги, в этот вечер что-то в логике повествования сломалось. Юймин удалось избежать роковой встречи с Императором, по крайней мере, прямой. Вместо нее была избрана Айминь. Значит ли это, что именно Айминь «во сне» станет злодейкой? По идее, ее ранг после этой ночи может повыситься, значит, есть шанс, что уже Кира станет прислуживать бывшей своей служанке.       А через пять дней к нему пойдет Сюли… В книге же он вновь позвал Юймин.       Как бы то ни было, и вредный Вэнь Хуаншан, и мстительный Ченглей, имея, безусловно, разную мотивацию, сыграли на руку автору одинаково. С одной стороны, почему-то стало грустно, с другой — очень радостно. Значит, можно «доспать» спокойно, может, чему-то научиться, поискать новые идеи, эти впечатления абсолютно точно пригодятся для новой книги.       «Груши раздает, огрызки выпрашивает…»       Кира повернула голову набок, улеглась щекой на коленки, опустила взгляд в пол.       Может, зря так? А если это ошибка, и сон-то должен быть хорошим, позитивным, с другим сюжетом? Ведь то, что сегодня произошло, не укладывалось ни в канон книги, ни в традиции Востока. Это было настолько неправдоподобно чудесно, что напоминало сказку. Император Юншэн — на пороге дома всеми позабытой наложницы. Так начинаются все популярные мелодрамы и книжки: тебя, нищую, ободранную, с мужиком-мудаком в анамнезе, сбивает красивый богач на «гелике».       И такой: «Идем со мной, я подарю тебе весь мир!»       А ты: «Ах, не стоит! Побегу, в шараге у дома просроченный кефир по просроченной акции последний день!»       А он: «Тогда я подвезу Вас!»       А ты: «Спасяба!»       Огинская глубоко вздохнула.       В прямом смысле, Кирунь, на твоей улице только что перевернулся паланкин с молодым и красивым Китайским Императором, а ты занавесила окно плотнее.       Кире стало совсем грустно. И тут включилось резервное питание.       Молодой и красивый Император Китая причинил твоему телу такую нечеловеческую боль, что пусть радуется, что дверь действительно не открылась, и ему не разбили голову нефритовой шкатулкой, вообще-то.       Это не Киру подвергали пыткам, а Юймин. Кира бы такого не допустила. Еще не хватало, из-за мужика жизни лишаться. Будь он трижды Солнечный Хуаншан. Две руки, две ноги, хуй и невеликого ума поступки!       Огинская резко соскочила с ящика, оправила одежду. Eongkwibaram엉퀴바람 — OST Хван Чжин И / Hwang Jin Yi / Dust Storm (дорама)       На улице тем временем продолжался дикий переполох. Скорее всего, евнухи и наложницы переживали богатые впечатления от нежданного визита Юншэна.       И хоть бы одна сволочь «спасибо» сказала. Хрен бы он в ваш волчий край зашел!       Ну видишь, пришел-то он за тобой, в смысле, за наложницей Нин?..       Ой, хорош!
       Едва-едва Огинская вновь добралась до постели, залезла под покрывало и решила спокойно провести ночь в самонакручивании, как дверь открылась, на пороге показалась бледная Сюли.       — О! — Кира помахала служанке рукой. — «Остало-о-ось пя-я-ять дне-е-ей!»       — Госпожа, — девица, явно обескураженная происходящим, едва-едва передвигая ногами, подошла ко столу, поставила на него грубый деревянный поднос. — Главный евнух просил передать…       — Да, слышала, поняла, о чем речь, — Огинская решила не вставать. — Можешь съесть их, если хочешь. Я по горло сыта сегодняшним днем.       — Эт-то… я… — Сюли совсем опала с лица. К пирожным не притронулась, но и с места тоже не сдвинулась. — Я… боюсь за Госпожу…       — Почему? — Кира отвернулась к стене, натянула на плечо покрывало.       Чего теперь бояться? Вы в прямом смысле своими телами прикрываете свою госпожу. Вот ведь. Опасность исходит только от Юншэна и от ее собственной к нему жажды. Да и то, сюжетка развернулась в неизвестном направлении, так что условная безопасность при сохранении статус-кво…       — Посмотрите…       Огинская, услышав дрожащий страхом и слезами голос девушки, чуть обернула голову. Взглянув на лицо Сюли, скрипнула зубами, резко отбросила одеяло, подскочила, в четыре-пять легких широких шагов оказалась у стола, посмотрела на поднос. Губы у нее побледнели.       — Так…       Руки сами сжались в кулаки.       Изысканные юэбин были раздавлены в одно сплошное бело-лавандовое месиво, но это полбеды, пирожные оказались смешаны с какой-то вонючей дрянью, очевидно, птичьим пометом и залиты тухлой кровью на манер соуса.       — Он… он… сказал… что такие изящные яства Госпоже Нин будут… подавать до следующей луны…       Маленький мужчина и такая же убогая, маленькая, примитивная месть. Знакомая история, не стоящая никакого внимания. Тем более, гнева. Успокойся.       Кира взглянула на трясущуюся Сюли.       — А ты чего дрожишь?! — грубо рявкнула на нее Огинская. — На тебя это не распространяется. И на твою подругу тоже. Вдруг понесете от Императора? Ради Бога, не делай вид, будто ты переживаешь за меня! В первую же удобную минуту ты отречешься от меня! Я вспомнила твою цену, Сюли — расшитый тремя золотыми лотосами кошелек с ляном серебра в нем. Иди спать! И это говно… хотя пох. Пусть стоит до утра. Тут так несет валерьянкой, что без разницы!       Кира взяла со стола бадью с недопитым травяным варевом, сделала несколько больших глотков и отправилась в постель. Потихоньку громкие крики, противные смешки и бренчание с улицы затихали, и девушка смогла провалиться в сон. Никогда — Агата Кристи       Кто-то сорвал с нее покрывало, тут же не успевшую проснуться девушку схватило несколько рук, сдернуло с кушетки, потащило по покоям. Кира, пытаясь сморгнуть сон, даже не сопротивлялась толком, идти своими ногами не получалось, окружившие ее люди были роста небольшого, их было много, они ее тянули волоком, сопели, потели, перебрасывались какими-то невразумительными фразами.       — Быстрее!       Какой-то дебилизм, опять проснуться ото сна во сне?!       — Сюда тащи!       Поначалу не издавшая ни звука Огинская, обмерев, сдуру решила, что Вэнь Юншэн все-таки передумал, и ее волокут к нему. Но тут же отмела эту пугающую мысль — она выглядела сейчас так отталкивающе по местным меркам, что такое чудище точно не рискнут представить Его Величеству. Вторая мысль была логичнее, даже облигатнее, что ли.       Ченглей.       И впрямь, люди выволокли Киру сперва на спящую улицу, она успела заметить всё те ж фонари, огромную серебряную луну над далеким дворцом Хуаншана, а после, быстро-быстро свернув меж домишками, пленницу втолкнули в небольшое помещение без окон, как ей показалось, освещенное парой фонарей, да и то впопыхах поставленных на пол. А уж там перед ней показался отмытый Главный евнух.       Ну что тебе еще надо?!       Огинская сбросила с себя чужие руки, пошла на кастрата, но тут ей в спину и по ногам прилетело несколько ощутимых ударов, и девушка упала лицом вниз, благо, успела выставить перед собой хотя б руки.       — Чё? — вскинув голову, поинтересовалась Кира. — «Решил потешить яйца? Так сперва тебе их пересадить надо, дурачок. Развяжи руки, я тебе рецепт выпишу», — так она подумала, но вовремя прикусила язык.       Ситуация была уж очень нехорошей. Сперва надо выслушать. Ну не мог же Государь Вэнь так быстро прознать, кто она, чтó она, приказать с ней разобраться? Или мог?       Нет.       Во-первых, она ему еще ничего толком не сделала, чтобы Император морочил свою умную голову такой ерундой. Во-вторых, это не его стиль. Вэнь любил решать вопросы лицом к лицу. А Императора здесь нет. Это какое-то местное представление, в узком, так сказать, кругу курятника.       Кира начала соображать быстрее.       Юэбин были первой ласточкой грядущего аттракциона. Понятненько.       Убить не посмеют, скорее всего. Сами они даже ранга лишить не смогут. Так что…       Хотя… «нечаянные смерти» наложниц тоже случались. Утром скажут, что шла в туалет и подавилась сеном.       Кира посмотрела в пол под собой, на разбросанную сухую траву. Почему-то ей внезапно стало очень смешно. Были сны, где ее топили, отрезали голову, стреляли, жгли на костре, всякое бывало. Но это что-то новенькое. Огинская, подрагивая плечами, высунула язык и зачем-то зацепила с полу одну из сушеных травинок, начала жевать. Травинка была горькой.       Пол еще ж так натурально грубыми щепьями колол, местами надрывал обнаженную кожу, холодил, даже морозил тело. По-прежнему очень натуральный эффект присутствия.       Говорят, чтобы отличить сон от реальности, нужно смотреть на такие незначительные вещи несколько раз: с каждым взглядом они будут меняться, ведь эта мелочь не имеет значения для сюжета сна. Как точное время на часах. Можно запомнить, как лежит солома.       Кира пересчитала несколько травинок, отпечатала в памяти их расположение. Отвела взгляд к фонарю.       Пиздец, конечно, заюш. В следующий раз лучше уж напишем про офисных работников. Причем, яой. По ходу, это безопаснее!       — Наложница Нин! — провозгласил довольный Ченглей. — Глупость твою мы исправить не можем, но ради чести Императора устыдим твою наглость! Твое поведение сегодня привело к тому, что очи Великого Хуаншана узрели не подобающую его статусу картину! Ты оскорбила других наложниц, ты испортила праздничный вечер! Я бы мог донести советнику Его Величества…       — О, мог бы — донес бы! — плюнула травинку изо рта Кира. — В том и дело, что не можешь, так? Не впервые ли за полтора года хоть кого-то допустили в постель Хуаншана из нашего дружного Сада?       — Мы смилостивимся над тобой, раз ты страдаешь от избытка темной инь, оттого твой ум и помутился!       — Он у меня от журналистики и энергетиков помутился, — Огинская почти легла лбом на пол. — Господи, давайте уже ближе к финалу! Спать хочется очень.       По канону жанра в самую напряженную минуту должен явиться Он. Явиться и спасти! Скорее всего, это «кино» будет развиваться в таком же пошлом ключе.       — Ты…       Девушка начала поднимать голову, желая уже послать наскучившую компанию нахрен, но тут взгляд Киры упал на «рисунок» соломы под ее лицом. Он был прежним в точности. Сердце у нее похолодело. Огинская в растерянности обернулась на правый фонарь: на бумаге, сияющей желтым, всё еще оставался легкий надорванный «шрам». В том же месте прямоугольной грани, в нижнем левом углу.       — Этого не… не может ведь быть…       Шизофреники никогда не сомневаются в своем бреду. Их даже краем не посещает мысль, что бред — бред.       Уже два сна во сне. Почти сутки «основного» сна!       Сна — не сна?       — Думаю, вскоре ты устыдишься своего поведения, — улыбнулся Ченглей. — Приступайте! Двадцать ударов!       Киру подхватили, протащили чуть левее, перевернули на спину. Два человека придерживали руки, еще трое приподняли ноги девушки, связали щиколотки вместе, привязали задранными к длинному шесту. Такого Огинская еще не видела, но и для анализа ситуации у нее сейчас не хватало духу.       Подошел еще один человек, в руках у него был длинный прут.       Они разве могут «портить» тело наложницы Императора?       Засвистела ивовая ветвь, Кира взвизгнула от острой боли, опалившей стопы, задергалась в чужих руках, но держали девушку крепко. Еще и на рот ей легла какая-то тугая ткань, не то мешочек с чем-то, не то что…       После седьмого удара сломалась первая «ива». После седьмого удара помутненному от жуткой боли сознанию показалось, что и стоп уже нет, и вместо них — один сплошной костно-мясной фарш. Такой интенсивной боли Кира не испытывала за всю свою жизнь, сравнить было не с чем. Но, кажется, здесь это было рутинным наказанием, обыкновением, пусть и неприятным. К двадцатому удару Огинская уже ничего не соображала, колючий мешочек, зажатый в зубах, гасил даже не крик, но слабые хрипы.       Ченглей подошел сам, напрягшись, поднял шест и перевернул его двумя руками, девушку, испустившую задавленный стон, перевернуло на живот.       — И десять.       Тут Кира все-таки истошно заорала — новый удар, новой же упругой ветвью упал на спину, вспорол всё, показалось, что от шеи и до ягодиц.       Сквозь тошнотворный болевой туман, всё еще звучащий свист прута послышались отрывочные слова, смысл которых понять было почти невозможно в эти минуты:       — В другие покои… её дом теперь нарасхват… Хуаншан почтил его… ставь цену… пусть покупают… дальний дом той сумасшедшей… да, в кухонном углу Сада… узнать никто не должен…       Киру потащили из помещения, бросили на подобие носилок, понесли еще куда-то, несли долго, так долго, что ей показалось, будто она несколько раз теряла сознание, вновь приходила в него и снова теряла. Но обрывочно, будто вспышками, видела то линию тусклых желто-красных фонарей, то бамбуковые двери, то огромную луну-блюдце над золотой крышей величественного Дворца.       — Будут идти дожди… — шептали несшие ее евнухи, — неделю воду подавать только из луж…       Огинская сжала зубы, зажмурила веки.       — А если дождей не будет?       — Придворный астролог обещал!       — А-а-а…       В конце концов скрипнула дверь, вокруг стало темно, запахло пылью. Девушку сбросили с носилок на что-то жесткое.       После торопливых шагов вновь скрипнуло.       И наступила тишина.