I solemnly swear, I am up to no good

День для Джеймса был непозволительно, утомительно долгим. Он все занятия просидел, как на иголках, получая замечания от разных учителей. Но ему было на это, если честно, наплевать. Он весь день смотрел, не на своих друзей, пуская шутки и разговаривая с ними как обычно, не на старосту, к чему привыкли абсолютно все в замке, а на самую обворожительную и красивую волшебницу для него, на Софию Лефевр. Гриффиндорцы, не считая мародёров, Лили и Марлин, и конечно же Софии, очень потешались над этим. Мол «У Поттера сменилась пассия?» «Сколько он продержится на этот раз?» «Ну хоть она не динамит его». И таких подколов было очень много. Если Джеймсу было глубоко наплевать, но лица он мог надрать кому угодно, к слову, то его «новой пассии» такое внимание не нравилось. Ей было не понятно, почему англичане столь не воспитаны? Почему они глазеют, шушукаются, порой тыкают пальцем в тебя, как в зоопарке? Видимо они именно оттуда и сбежали. Она постоянно ходила и оборачивалась, когда парни смотрели с интересом, а большинство девушек с нескрываемой завистью и неприязнью. «Oh, maman. Видимо ты ошибалась насчёт англичан. Они оказались ещё хуже, чем мне помнилось». А помнилось ей действительно многое. 4 декабря 1966 года, Поместье Блэков, Лондон Маленькая девочка, одетая по последнему писку моды для столь юных особ, смотрела на снегопад за окном. Хлопья снега, будто в танце, кружились в морозном воздухе и плавно спускались на усыпанную снежинками асфальтированную дорогу. Зима всегда завораживала Софию, может потому что было в ней что-то таинственное, манящее, а может, потому что во Франции, в Тулузе, снега нет, а зи́мы проходят так же тепло, как и лета́. Девочка, неподобающе этикету, сбежала от культурных светских бесед, решив спрятаться за темно-зеленой портьерой, наблюдать за столь желанной погодой. Послышались шаги поблизости. Девочка замерла, чтобы не выдать себя. Шаги прозвучали в десяти сантиметрах от нее, но внезапно звук стал доноситься из другой части коридора, а потом и вовсе исчез. Стоило только юной Лефевр облегчённо выдохнуть, как портьеру резко отодвинули отчего она, испугавшись, вскрикнула. На нее смотрел двоюродный брат по линии матери, Сириус Блэк, точнее не просто смотрел, а откровенно смеялся над ее выражением лица. С ним отношения у девушки были неплохими, не сказать, что они были закадычными друзьями или близкими душевно родственниками, нет. Они подкалывали друг друга, за неимением других общих факторов. Она была спокойной, умной, временами агрессивной и высокомерной на вид, мало кто знал, что творится у нее на душе, но для всех она была именно такой. Он же был взбалмошный характером, заносчивый и гиперактивный ребенок. В общем и целом они были очень разные, оттого, Сириусу было скучно с ней, а София рядом с ним чувствовала себя мадам Блэк, которая отчитывала своего сына за каждую мелочь. У них пока что не было общих тем. Позже, когда они пойдут учиться в волшебные школы и опять встретятся на званом ужине, они будут обмениваться интересными розыгрышами, причем, что большинство идей подкинет именно она. И тогда, страший отпрыск Блэков перестанет считать свою двоюродную сестру — невыносимой занудой и блюстительницой правил. Но сейчас, они были детьми, и когда она чувствовала, что ее сердце вот-вот выпрыгнет, он лишь смеялся над ней. — Видела бы ты свое лицо! — Заткнись, Сириус! — Ой, ой, ой, — он театрально закатил глаза, — трясусь от страха. От обиды девочка закусила губу, мало того, что над ней смеются, так ещё и не верят! (Для шестилетней Софии это был тяжелейший удар) — Ты заносчивый индюк! — она топнула ножкой и отвернулась к окну. — А ты трусиха! Она уже было замахнулась, чтобы шлёпнуть его по плечу, что крайне неприлично, как поняла, что Сириус уже ловко юркнул в гостиную, оставляя ее в коридоре одну, с поднятой рукой. От злости хотелось кричать. Точнее накричать на этого братца. Она лишь шмыгнула носом и опять отвернулась к окну, продолжая следить на снежинками, что все так же кружились то в плавном и медленном, то в быстром и страстном танце. Мнение складывалось не из одной такой ситуации, вспомнить даже не однокурсниц-англичанок, что пыжились и строили из себя не пойми кого, а в итоге были самыми отстающими, но все-таки столь предвзятое отношение было неприятно никому. Было ошибочно для Софии полагать, что все англичане такие, и она скоро поймет эту истину. Так незаметно пролетел день для Лефевр, и ужасно медленно для Поттера. *** Настало пять часов вечера. Девушка во всю собиралась. За окном было начало осени, пасмурная, но достаточно теплая погода. Софи надела простое красное платье на запах, доходящее до середины бедра, с широким рукавом, ее черные дневные туфли, были заменены на красные. Волосы были заколоты наверх, оставляя небольшой хвостик и пару прядей у лица. Красилась Лефевр хорошо и почти каждый день, но сейчас ее что-то остановило. Посмотрев на часы, она довольно улыбнулась, успевать она любила. 17:56 Девушка заткнула за пояс платья палочку, на всякий случай, и спустилась по винтовой лестнице в гостиную. *** Джеймс стоял у зеркала, битый час разглядывая себя и поправляя прическу каждый раз на иной лад. Сириус, лежавший на кровати Поттера и наблюдавший за этим, покачивал головой. — Да иди уже, принцесса, — он усмехнулся, кивков головы указывая на часы, — опаздаешь а то. Эх, если б не твоя француженка, я б тебя украл. Сохатый будто не слышал его, все мысли были заняты лишь ей. Он думал, как повести себя так, чтобы ей понравится. — А, что? Сириус вздохнул с видом великого мученика. — Иди говорю, дама твоя заждалась. И в правду. 18:01 Поттер сорвался с места и плуей вылетел из комнаты, столкнувшись с Питером и Лунатиком, пробормотав какие-то невнятные извинения. Те лишь поглядели друг на друга и продолжили о чем то разговоривать. Буквально кубарем спустившись с лестницы, он упал на четвереньки, чем вызвал смех однокурсницы. Он поднял глаза и увидел прекраснейшее из прекрасного. Девушка сидела в кресле, вальяжно закинув одну ногу на другую. Она улыбалась, но не насмешливо, не злобно, а искренне, будто услышала самую нелепую шутку. — Прости пожалуйста, я припозднился! — Не беда. Казалось она не обиделась, чему Джеймс был очень рад, начав широко улыбаться. Но он не видел её души, та тихонько стирала слезы, вновь подумав, что ее бросили. Джеймс предложил руку и девушка положила свою ладонь в его. *** Эванс и Маккиннон пришли в комнату тогда, когда милая парочка вышла из гостиной. В душе Лили бушевал ураган, сверкали молнии, злость переполняла изнутри. — Ты чего, Лилс? — Марлин, ты видела, как он на нее смотрел? Маккиннон неопределенно повела плечами, не желая отвечать на этот вопрос, но кажется ее подруге это вовсе и не нужно было, она ходила по комнате, как загнанный в клетку лев. — Он променял меня на какую-то, — она запнулась, пытаясь подобрать верные слова. — Поедательницу лягушек! От столь забавного прозвища Марлин прыснула, но Лили строго на нее посмотрела. — Еще бы лобызаться начали! Маккиннон перевела взгляд на подругу, одним вопросом разрушив злость Эванс. — А ты что, ревнуешь? Злости не осталось, осталась лишь обида, причем глупая и несуразная. — Просто, он все внимание мне уделял, раньше подходил, проходу не давал, а теперь? Я ему не нужна? Марлин не понимала отношения Лили к Поттеру, то она мило ему улыбалась, сея надежду в его душе, то кричала и злилась на него. — Тебе же не нравились его приставания! Ты же говорила, что он заносчивый придурок, умопомрачительный баран, и… — Говорила! — ее громкий вскрик прервал Маккиннон, — я и не чувствовала к нему ничего, пока он не связался с ней. Ее голос стал напоминать злобный рык. О да, она впервые почувствовала это. Ненависть. Что-то жгучее, разливающееся по венам, заполняющее разум, вытесняя здравый смысл и добро. Она желала, чтобы Джеймс перестал обращать внимание на эту Лефевр, а вернулся к ней. И пусть в поезде ей понравилась француженка, но сейчас, София лишь сеяла злобу в душе девушки, неосознанно. — Марлин, мне нужна твоя помощь. Серьезный взгляд зелёных глаз, был направлен в голубые озерца бедной блондинки. А сердце ее не предвещало ничего хорошего.