***
— Я увижусь с отцом сегодня? Сон? Скорее воспоминание. Юн Джонхану снова было девять, и этот вопрос, сорвавшийся с его губ, был самым привычным и при этом самым болезненным из всех вопросов. — Завтра, ваше высочество, завтра он сможет встретиться с вами. — Но я хочу сегодня! Ты говоришь так каждый день, завтра никогда не наступает! Джонхан обиженно поджал губы и сложил руки на груди. Когда служанка попыталась дотронуться до него в поддерживающем жесте, он только отдернул плечо. — Ваше высочество, ваш отец очень занят и… — Мне все равно! Я хочу его увидеть! — губы наследного принца задрожали, как будто он вот-вот заплачет, но его глаза оставались сухими. — Ваше высочество, у вас ведь тоже много дел на сегодня, — Шиен осторожно шагнула к принцу, словно боясь его спугнуть. — Вас уже ждут на уроке этикета, вам стоит поторопиться. А вечером вас отведут кататься на вашем пони, разве это не чудесно? Джонхан молчал. — Я понимаю, вы скучаете, но, поверьте, ваш отец скучает по вам не меньше и… — Если бы он скучал, он бы нашел время со мной встретиться, — в голосе принца зазвучал совсем не детский холодок. Шиен только развела руками. — Пойдемте, ваше высочество, учитель ждет вас, — она поманила его к себе, но Джонхан пронесся мимо с абсолютно непроницаемым лицом. Так и быть, он пойдет на этот урок. Если он будет хорошо учиться, может, тогда отец обратит на него внимание? Может, найдет минутку оторваться от своих дел, чтобы послушать о его успехах? Сцена сменилась. — Ты хорошо справляешься. Я горжусь тобой. Джонхан смотрел на отца восторженным взглядом, а тот мягко улыбался ему. Почему эти моменты были так редки? Почему он не мог быть с ним рядом? — Я буду стараться и впредь, — Джонхан энергично кивнул. Подданные Уёна боготворили наследного принца. А наследный принц боготворил своего отца. Почему? Он сам не знал. Дурацкая привычка — добиваться внимания от тех, кому нет до нас дела. Джонхану десять. Тринадцать, пятнадцать, семнадцать. Он сидел в покоях своего отца и чувствовал себя самым счастливым на свете.***
Когда Джонхан открыл глаза, солнце было уже высоко. Он не знал, сколько времени он проспал, но, вероятно, очень много. Будить наследного принца никто не стал: значит, сегодня он предоставлен самому себе и может делать все, что ему заблагорассудится. Это была его первая мысль. После он осмотрел комнату, в которой проснулся, и события последних недель тут же навалились на него всей своей тяжестью. Точно, это вовсе не его родные покои, его отец мертв, его страна порабощена, а он сам теперь пленник в чужом дворце. И это только краткая сводка событий. Джонхан помрачнел. В любом случае, чувствовал он себя в разы лучше, чем вчера: как минимум, ему даже хотелось есть. Джонхан уже было потянулся за колокольчиком, чтобы позвать служанок, но тут его взгляд остановился на Сынчоле. Телохранитель по-прежнему сидел у окна, откинувшись головой на стекло. Его глаза были закрыты, но принц понимал: он не спит, скорее дремлет, и стоит ему издать хоть малейший шорох, Сынчоль тут же очнется от своего чуткого полусна. Поэтому Джонхан замер и, слегка склонив голову набок, принялся внимательно разглядывать Чхве Сынчоля. Волосы у телохранителя были густые, но жесткие, и спускались до подбородка. Только сейчас принц заметил, что в его маленькие косички на висках были вплетены бусины. Догадаться о том, что это за бусины, было несложно: в Уёне многие из народа носили такие, отличались они только цветом и нанесенным на них узором. У Сынчоля они были темно-красные, даже бордовые, а вот рисунок Джонхан рассмотреть не смог. Эти бусины означали принадлежность человека к определенному роду и подчеркивали важность для него их традиций. Когда девушки выходили замуж, они начинали носить бусины своей новой семьи, но в последнее время все чаще встречались случаи, когда они отказывались делать это. Подобное поведение уже переставало порицаться: все-таки приверженность семейным узам и родной крови ценились в Уёне больше всего. Дальше взгляд Джонхана скользнул по лицу Сынчоля. Густые брови телохранителя были чуть сдвинуты: явно был настороже. Даже сейчас, с закрытыми глазами, Сынчоль выглядел старше, хотя обычно именно то, как он смотрел, производило впечатление зрелого и прошедшего через многое человека. О его прошлом Джонхан не знал ровным счетом ничего и мог только предполагать. Может, у него целая толпа маленьких братьев и сестер, а он — единственный кормилец в этой семье и отправляет им все свое жалованье? Может, он напротив остался совсем один и потому так безропотно отказался от прежней жизни, чтобы служить его высочеству? А этот крупный, с мягкой горбинкой нос — наверняка он хотя бы раз был сломан, а эти полные, плотно сомкнутые губы — хотя бы раз разбиты. Взгляд принца опустился ниже. Сынчоль был крепко сложен, и сейчас его широкая грудь мерно вздымалась от глубокого дыхания. Он не сменил своих одежд, на нем был все тот же черный плащ, а под ним рубашка с туго затянутыми завязками, под которыми проглядывала загорелая бронзовая кожа. В отличие от принца, природную бледность которого сторожили слои одежд и зонты, парням военной профессии доводилось почувствовать на себе все прелести солнца. Джонхан невольно вспомнил, как он, еще подросток, подглядывал за их тренировками в ясные дни, когда пот струился по забранным в тугие хвосты волосам и мускулистым голым торсам. Он прятался где-нибудь в кустах, пока его не находила Шиен и не устраивала ему совершенно недостойную его высочества взбучку за то, что он опять сбежал с занятий по каллиграфии и вдобавок нацеплял на одежды колючек. И принц убегал в свои покои в совершенно расстроенных чувствах: мало того, что его отчитали (спасибо, что это никогда не доходило до отца), так он еще и завидовал этим парням до смерти. Почему им можно быть такими крепкими и смуглыми, а он вынужден влачить свое существование в этом стройном изящном теле, будучи вдобавок еще и бледным, как поганка? Это несправедливо! С годами он свыкся с тем, чем наградила его природа (как минимум, ему достался высокий рост: за последние годы он здорово вытянулся и теперь по этому параметру не уступал тому же Сынчолю), но восхищаться не перестал. Джонхан успел заметить, что рука Сынчоля лежит на кинжале в поясных ножнах, а после солнце, все это время светившее ему в лицо и щекотавшее нос своими лучами, все-таки взяло свое, и принц выразительно чихнул. Чхве Сынчоль, как и следовало ожидать, тут же открыл глаза. Он как будто и не спал: настолько осмысленным и ясным был его взгляд. Джонхану это показалось просто невероятным. Как? Что это за волшебные возможности человеческого организма? Сам принц, сколько он себя помнил, всегда спал так крепко, что разбудить его не смог бы и целый оркестр, даже если бы он решил устроить репетицию под самыми окнами его покоев и играл бы при этом откровенно паршиво. Вероятно, поэтому он и был наследным принцем, а Чхве Сынчоль — его телохранителем. Телохранителем, который выполнял свои обязанности просто безукоризненно! Принцу совершенно не к чему было прицепиться, и это его раздражало. Он же наследный принц, он должен выказывать недовольство своими подданными хотя бы раз в день, это полезно для пищеварения! — За эту ночь меня пытались убить три раза, — вдруг заявил Джонхан. На лице Сынчоля отразилось недоумение, которое мгновенно сменилось осознанием, которое мгновенно сменилось усталостью. Его высочество раньше с ним не разговаривал, и, кажется, Сынчоль начинал скучать по тем временам. — Я знаю, ведь это я защитил вас все эти три раза, — телохранитель все-таки решил немного подыграть. Вышло, правда, из рук вон плохо: с такой вялой экспрессией его бы не взяли даже в самый захудалый бродячий театр. — Неправда! — принц скрестил руки на груди и поджал губы. — Ты спал как младенец, а я расправился с ними сам. Вот оно как, значит! Несчастному телохранителю не оставили ни единого шанса отстоять свое достоинство. Сынчоль кашлянул, сдерживая лезущий наружу смешок, а Джонхан выжидающе смотрел на него, и от его взгляда уже веяло привычным холодом. — Прошу меня простить, ваше высочество, — Сынчоль покорно склонил голову. Краем глаза он посмотрел на принца: тому явно было недостаточно. — Такого больше не повторится. В следующий раз даже муха не посмеет нарушить ваш покой, — продолжал Сынчоль, но взгляд Джонхана все еще был полон презрения. Причем сыграно оно было настолько натурально, что телохранитель почувствовал себя так, будто от его действий сейчас зависит как минимум его жизнь. Чего же добивался принц? Шестеренки в голове Сынчоля вращались так туго, как будто их целую вечность не смазывали. Благо, Джонхан решил ему немного подсказать: его голова чуть наклонилась в сторону, а взгляд очевидно метнулся на пол, прежде чем снова приняться сверлить Сынчоля. Ага, понятно. Хорошо, ладно, пусть будет так, если это хоть немного повеселит его высочество и отсрочит тот момент, когда ему снова вздумается залезть в петлю. Чхве Сынчоль медленно, смиренно опустив голову, подошел к постели наследного принца и встал перед ним на колени. — Я виноват, ваше высочество, и прошу вас дать мне возможность искупить свою вину. Джонхан молчал, но Сынчоль уловил, что его взгляд смягчился. Хоть он и решил помучить телохранителя еще немного, его представление точно подходило к концу, и Сынчоль испытывал по этому поводу самое настоящее облегчение. — Так и быть, я дам тебе еще один шанс доказать, что ты достоин этой службы, — Джонхан в конце концов удовлетворенно кивнул, и едва заметная улыбка тронула уголки его губ. Его маленькая сценка все-таки завершилась так, как ему хотелось, и он был страшно этим доволен. Не говоря больше ни слова, принц дотянулся до колокольчика и позвонил. Сынчоль спешно поднялся на ноги и, стоило служанкам оказаться на пороге (и как они делали это так быстро?), вышел. На столе в проходной комнате его ждал его вчерашний ужин, который превратился в его сегодняшний завтрак: вечером он не успел и пальцем притронуться к еде. Тем временем служанки помогали принцу умыться и приводили его волосы и наряд в порядок. Сегодня его одежды были легче и проще, значит, принц действительно был предоставлен самому себе. Хорошо, очень хорошо. Джонхан быстро разделался с завтраком, чьего вкуса он совершенно не почувствовал из-за сильного голода и нарастающего волнения, и решил рубить с плеча: — Я бы хотел осмотреть дворец. Принц задержал дыхание: он бы совершенно не удивился, если бы ему отказали в этом его желании. Но одна из служанок лишь сдержанно кивнула и удалилась, и довольно скоро она вернулась вместе с лакеем. Мужчина поклонился, Джонхан ответил ему едва заметным кивком. — С вашего позволения, ваше высочество, я покажу вам дворец, — его голос был настолько услужливым и так сквозил лицемерием, что принцу стало противно. Тем не менее, он заставил себя улыбнуться: все так же, уголками губ, совершенно безразлично. Этой улыбке предстояло застыть на его лице до конца дня. Они вышли и в спокойном темпе зашагали по коридору к лестнице. Сынчолю не нужно было ничего говорить — он тут же присоединился к "процессии". Лакей шел первым и, спасибо матери природе, глаз на затылке не имел, так что принц мог спокойно осмотреться. Ничего нового в коридоре он, правда, не заметил: там были буквально пара дверей, одна из которых вела в комнату служанок, а на другие были навешены замки. Впрочем, скорее всего чего-то интересного для принца за ними не скрывалось, иначе здесь был бы хоть один охранник. Первые стражники появились, когда они спустились по той злосчастной винтовой лестнице. Двое стояли у самой лестницы и еще несколько патрулировали широкий коридор. — На этом этаже проживает прислуга. Для принца эта информация была не столь важна, как тот факт, что этот этаж охранялся с особой тщательностью, хотя, честно говоря, другого он и не ожидал. Очевидно, стража здесь была вовсе не из-за жильцов, и появилась она не так давно. Они прошли несколько поворотов и спустились ниже. Убранство стало заметно богаче: появились изящные канделябры и гобелены на стенах. Лакей подвел "гостей" к высоким дверям, в которые были вставлены разноцветные витражи и, ясное дело, по обеим сторонам от которых стояли два стражника. — Это императорская библиотека. Ваше высочество может проводить в ней время, если пожелает. Здесь вы будете в безопасности, она хорошо охраняется, — и лакей толкнул дверь вперед. Принц хмыкнул, не смог удержаться: хотелось бы ему найти здесь место, которое не "хорошо охраняется" и в которое при этом у него был бы свободный доступ. Этой целью он и задавался, когда просил показать дворец, но пока что результаты его расследования были крайне безрадостными. Конечно, он и не мечтал обнаружить чудесный неохраняемый потайной проход, но найти какую-нибудь маленькую неприметную лазейку надежды не терял. Императорская библиотека, в которой они оказались, была просто огромной, занимала два этажа, и высокие шкафы ломились от объемных томов. Джонхан готов был поспорить: половина книг здесь посвящена военному делу и истории завоеваний Чжухвана, а другая половина пришла на эти полки из захваченных государств. Уёнский дворец тоже мог похвастаться богатой библиотекой (по крайней мере, до вторжения), но эта действительно поражала своими масштабами и каким-то особым шармом в интерьере: красное дерево, ажурные перила у лестниц и на втором этаже, цветная роспись на потолках. Чувствовалось, что в это место заглядывают представили чжухванского трона. Казалось удивительным, что Джонхану вообще было позволено здесь находиться. Лакей принялся увлеченно рассказывать про разделы библиотеки и ее неповторимую коллекцию, неторопливо прохаживаясь вдоль шкафов. Джонхан шел за ним, но его внимание было обращено вовсе не на эти речи и не на эти громадные шкафы, нет, он не упускал возможности подойти поближе к окну. Сначала увиденное его даже обрадовало: было довольно невысоко; если спрыгнуть, отделаешься самыми незначительными травмами. Но вскоре принц понял, что все окна выходили во внутренний двор. Нетрудно было догадаться, что выходы из него, если они вообще были, надежно охранялись, хоть принцу и не попалось на глаза ни одного стражника. — ...и, если захотите, вы можете брать книги в свои покои, — лакей тем временем закончил свой монолог. Джонхан кивнул, как будто он вовсе не пропустил мимо ушей каждое его слово. Они вышли из библиотеки и двинулись дальше. Принц старался отпечатать в своей памяти каждую ступеньку и каждый поворот. — Здесь проводятся официальные приемы, — лакей указал на одну из особенно массивных дверей. — Вам еще доведется там побывать. Это Джонхана мало волновало. Он с трудом мог представить, какая роль будет отведена ему на приемах у императора Чжухвана, но предполагал, что ее определение колебалось где-то около слова "унизительный". Они прошли еще пару коридоров. Лакей показал столовую, в которую "вашему высочеству нет надобности спускаться", даже рассказал, в какой части дворца обитают император и наследный принц, но, естественно, Джонхана и его телохранителя туда не повел. В конце концов, они покинули дворец и оказались во внутреннем дворе: этого принц ждал больше всего. Мысленно прикинув их путь, он пришел к выводу, что это не та часть двора, которую он видел из окон библиотеки. Это даже был не двор, скорее небольшая галерея под арками, которые подпирал ряд витых колонн. Здесь было много зелени и стояли пара скамей. В самой галерее никого не было, а вот чуть ниже Джонхан приметил одного стражника. Это выглядело обнадеживающе, только Джонхан начинал сомневаться, что из этого места есть выход: по всей видимости, оно ограничивалось стенами дворца со всех сторон. — Здесь почти никогда никого не бывает, так что вы можете приходить сюда отдохнуть и никто вас не потревожит. Забавно, они как будто предоставили отдельный "загон" наследному принцу, правда, чтобы добраться до него из его покоев, нужно было потратить целую вечность. В любом случае, это была все та же клетка, только на свежем воздухе. О том, чтобы покинуть пределы дворца, и речи быть не могло. Лакей, который сейчас стоял прямо перед Джонханом, сложив за спиной руки, всем своим видом показывал, что их маленькое путешествие окончено, и если принцу этого недостаточно, ему придется поумерить свои аппетиты. — Надеюсь, я смог удовлетворить ваше любопытство, — голос мужчины снова пропитался тошнотворной сладостью. — Проводить вас в ваши покои или, может, хотите остаться здесь? — Я бы хотел вернуться к себе. Я немного устал, — принц и правда желал поскорее оказаться в покоях, но причина была вовсе не в усталости. Впрочем, эту вылазку и правда можно было назвать утомительной: рассказчик из лакея был так себе, а его мерный, наигранно вежливый голос убаюкивал не хуже колыбельной. Хорошо, что на обратном пути он молчал (по всей видимости, исчерпал весь свой словарный запас). Джонхан был почти уверен, что, послушай он его еще немножко, он бы начал клевать носом, а он никак не мог себе этого позволить. Когда они поднялись, лакей, как обычно задыхаясь, как обычно начал свою обычную речь: — Если вам что-нибудь понадобится… — Мне нужны пергамент и чернила, — перебил его принц. Лакей уставился на него непонимающим взглядом. — Мне… мне нравится записывать мои сны, — выпалил Джонхан в свое оправдание первое, что пришло ему в голову, хотя мужчина вовсе не собирался озадачивать его прямым вопросом. Его недоумение скорее было вызвано тем, что принцу вдруг действительно что-то понадобилось уже на первый день пребывания в чужом дворце, несмотря на то, что они, казалось бы, "позаботились о том, чтобы наследный принц ни в чем не нуждался". — Как скажете, ваше высочество, — и лакей поплелся по лестнице вниз. Через какое-то время до принца и телохранителя донесся вздох: вероятно, лакей осознал, что в скором времени ему предстоит проделать этот путь снова, но уже в обратном направлении. Джонхан не смог сдержать усмешки. Пожалуй, стоило попросить пергамент отдельно, а потом уже вспомнить про чернила. Он бы так и сделал, если бы ему не хотелось получить их как можно скорее, пока он мог полагаться на свою память. Лакей не заставил себя долго ждать, хотя, судя по его дыханию, он вполне мог не дойти и откинуться где-нибудь по дороге. Джонхан кивнул ему в знак благодарности и, стоило ему остаться одному… Точнее, почти одному. Чхве Сынчоль занял свое место у окна, но Джонхан решил, что будет стараться воспринимать его как часть интерьера, иначе его глаза грозились закатиться так сильно, что никогда больше не выкатились бы обратно. В общем, когда в комнате не осталось представителей вражеского государства, Джонхан тут же вооружился пером. Он пытался восстановить план замка в точности, как он его запомнил, хотя все эти повороты и лестницы здорово сбивали с толку. Получилось довольно неплохо, линии вышли тонкими и аккуратными, без единого подтека. Принц не был уверен в том, что нигде не ошибся, но для начала такого примерного рисунка было вполне достаточно и Джонхан был очень даже им доволен. Но он не смог сдержать тяжелого вздоха, когда начал отмечать крестиками места, где он видел стражников. Здесь, здесь и здесь, а эти патрулируют сразу два коридора: допустим, он пометит стрелочками направления их движения. С каждым поставленным крестиком отчаяние внутри принца нарастало. Как глупо с его стороны было надеяться на то, что они оставили для него лазейку. Он не главный герой приключенческого романа, а чжухванцы вовсе не так глупы, как полагает быть антагонистам все тех же романов. Не стоило забывать и то, что в том же дворце проживали император и наследный принц, а, значит, войти в это место было так же трудно, как и выйти из него. Казалось, единственный выход — брать дворец штурмом, но у Уёна, который не смог отстоять даже свои территории, точно не было на это сил. Но Чхве Сынчоль вчера сказал, что они не сдадутся, и Джонхан ему поверил, он и сейчас хотел в это верить. Да, ведь совсем необязательно штурмовать дворец, есть множество других путей, которые, правда, никак не шли к нему в голову. Может, ему и не стоит думать о том, как спастись? Может, его люди сделают все за него? В конце концов, его не так уж плохо устроили: та галерея очень миленькая, гуляй не хочу, а в библиотеке полно книг, и служанки появляются в его покоях тут же, стоит ему только разок тряхнуть колокольчик. Джонхан усмехнулся своим мыслям. Глупый, ты же просто сойдешь с ума, если будешь сидеть, сложа рука. Муки неизвестности и бесконечного ожидания — вот, что ждет тебя тогда. Принц сделал глубокий вдох, выдох, но сердце все равно ускоряло темп. Так, Юн Джонхан, спокойно, это всего лишь первый день здесь, да и тот еще не закончился. У тебя будет навалом времени досконально изучить каждый темный уголок этого дворца, узнать о слабостях его обитателей, найти выход… Найти, мать его, этот проклятый выход! Рука принца сжалась в кулак, длинные ухоженные ногти до боли впились в кожу. Он смотрел на этот несчастный лист пергамента, который словно подписывал ему очередной приговор. Хотелось разорвать его на мелкие кусочки и пустить по ветру, или сжечь, смотреть, как он тлеет, как эти коридоры и лестницы пожирает пламя. Но он этого не сделал. Он понимал, что все-таки было бы неплохо иметь перед глазами схему своей тюрьмы. Только что делать с этим рисунком? Если он спрячет его под кроватью, под подушкой, да даже у себя в одеждах, его скорее всего обнаружат служанки, о чем уж точно не замедлят сообщить кому надо, мол, ваш принц тут затевает что-то нечистое. Джонхан задумчиво осматривал всю комнату, пока его взгляд не остановился на телохранителе. Ответ был ясен как день. Джонхан уверенно кивнул, подошел к Сынчолю, бесцеремонно распахнул его плащ и не менее бесцеремонно принялся распутывать завязки на груди на его рубашке. — В-ваше высочество? Вы чего это делаете? — Сынчоль вскочил на ноги и было отшатнулся, но в результате только споткнулся о стул и повалился обратно. — Раз уж ты не хочешь оставить меня в покое, хотя бы побудь полезным, — фыркнул Джонхан. И всунул сложенный пергамент Сынчолю под рубашку. *** — Раздевал своего телохранителя!? Цзюньхуэй, ты выдумщик!