Пока не рухнут небеса

Чхве Сынчоль уже и не помнил, когда в последний раз он ощущал настолько сильное волнение в груди. Желтый высушенный цветок по-прежнему лежал в его ладони, и, пускай телохранитель и понимал, что это невозможно, ему все равно казалось, будто от него исходит тепло. В этом дворце он уже давно потерял счет дням. Сколько времени они заперты здесь, вдали от родных просторов? Порой дни летели, а иногда возникало чувство, что прошла целая вечность, тоскливая и холодная. И этот символ, который оказался в его руке, словно зажег в этих бездушных стенах маленькое солнце. Значит, они все-таки не одни? Значит, в этом дворце у них все-таки есть союзник? Он должен немедленно сообщить об этом его высочеству! Сынчоль уже чуть было не развернулся и не рванул обратно в башню, но в последний момент здравый смысл все-таки удержал его на месте. Слишком уж это будет подозрительно, к тому же он спустился сюда с определенной целью: за ужином для наследного принца (да и самому ему не помешало бы поесть). Еще раз показательно зевнув, Сынчоль уверенно продолжил свой путь к кухне, хоть его сердце и продолжало трепетать. Как же обрадуется принц, когда узнает! Он был в таком отчаянье во время их разговора, и вот у них появилась зацепка! Сынчоль не заметил, как взлетел вверх по лестнице, и был искренне удивлен, что к концу его пути вся еда осталась в своих тарелках. Но у самой двери здравый смысл снова взял управление над его мыслями в свои руки, оттолкнув острым локтем былое воодушевление. Как же показать принцу цветок, чтобы вражеские глаза не заметили? И как объяснить, кто передал его? В покои его высочества Сынчоль зашел уже сдержанно, и нетерпение в его душе глушило искреннее непонимание, как же ему все-таки следует поступить. Но когда он увидел, что принц по-прежнему в постели и выглядит не более живым, чем когда он его оставил, нужный ход сразу стукнул в голову. — Ваше высочество, вы выглядите неважно. Я… переживаю за ваше самочувствие. Давайте я позову к вам лекаря? — слова стремительно слетели с губ сами собой, сполна выдавая волнение телохранителя. Впрочем, сейчас это было даже кстати: конечно же, пусть все думают, что он сильно обеспокоен состоянием своего принца (это тоже было правдой, но Сынчоль сейчас думал только об одном). — И что он сделает? — его высочество в ответ только фыркнул. — В этом нет никакого смысла. Да, его снадобье очень помогло мне тогда, но... И тут Сынчоль, не особо взвешивая "за" и "против" своего плана (хотя это больше была спонтанная идея, чем план), резко опустился на колени рядом с постелью принца и просто схватил его за руку. Тот застыл и, пожалуй, телохранителю еще не доводилось видеть такого шока и возмущения наглостью приближенного в его заметно округлившихся глазах. Выдав несколько невнятных звуков, в которых с трудом читалось что-то в духе "Да как ты..." и "Что ты...", его высочество попытался выдернуть руку, но Сынчоль держал крепко, пускай и у него самого сердце ускорило темп: он снова перешел грань дозволенного. Да, он в очередной раз позволил себе прикоснуться к принцу, хотя, нет, даже не так: он позволил себе вцепиться в принца крепкой, грубой хваткой. Но, опять же, казалось: другого выхода нет, а если и есть, увидеть его Сынчолю не по силам. — Лекарь может помочь вам, — твердо произнес телохранитель, уверенно глядя принцу в глаза. Тот больше не вырывался: по всей видимости сообразил, что телохранитель все-таки его сильнее. А когда принц перестал дергаться, вложить цветок ему в руку оказалось совсем не сложно. Лицо его высочества сразу стало другим. На смену нарастающей злости пришло искреннее недоумение. — У вас холодные руки, — эти слова прозвучали уже мягко, а пальцы Сынчоля слегка сжались на руке принца, словно погладив ее. Телохранитель только сейчас обратил внимание на то, насколько нежной была его кожа. Как будто бы каждая его частичка сквозила титулом наследного принца. То, что он касается его, вдруг показалось слишком неправильным, и Сынчоль явно ощутил тревожное волнение где-то в животе. — Спрячьте их под одеяло. "Никто не должен увидеть, что я передал вам". Осознав, что больше его никто не держит, его высочество выдернул кисть и отвел от телохранителя взгляд. Сынчоль не мог догадаться, о чем он думал, но руки под одеяло он запустил не сразу. Неужели и вам трудно понимать чужие знаки, ваши высочество? А вы представьте, каково мне, когда в ваших речах из прямой истины — два слова, а все остальное — паутина для врага! — Руки у меня всегда холодные, — решил сообщить принц, все еще глядя куда-то в сторону. Сынчоль заметил легкое шевеление под одеялом: кажется, тот пытался на ощупь определить, что телохранитель передал ему, и, по всей видимости, совсем в этом не преуспевал. Сынчоль начал переживать: если его высочество будет неосторожен, то засушенный цветок попросту развалится, и понять, что это, будет практически невозможно. Он должен был посмотреть на него, иначе никак. У телохранителя в голове промелькнула абсолютно глупая идея просто накрыть принца одеялом, но, пожалуй, со стороны это смотрелось бы слишком уж странно, хоть их наблюдателей, может, и повеселило бы столь комичное представление. Сынчоль не мог назвать следующую свою мысль умнее, но она, как минимум, имела фактическое подтверждение: щеки у принца порозовели, а, значит… — Ваше высочество, вы так выглядите, что мне кажется, будто у вас жар, — слова стремительно слетели с языка, и Сынчоль, чувствуя, как его сердце пропускает удар от очередной наглости, которую он затеял, потянулся рукой ко лбу принца. Его высочество среагировал быстро: не успел телохранитель прикоснуться к нему, как он занырнул под одеяло, и Сынчоль только и успел увидеть, как сильно округлились его глаза. Когда принц вылез из-под одеяла, его лицо было уже совсем другим. — Ты… Совсем стыд потерял! Когда тебе было позволено прикасаться ко мне? Но былого возмущения в его голосе уже не было: телохранитель явно ощутил совсем другое волнение, и в глазах принца, наконец, появился отблеск жизни. Значит, он все-таки смог рассмотреть цветок! По крайней мере, Сынчоль очень на это надеялся. — Но ты прав, мне не помешает встреча с лекарем, — принц явно старался произнести эти слова как можно более высокомерно и небрежно, но никак не мог скрыть своего возбуждения. Сынчоль хотел бы выдохнуть с облегчением: он смог донести до принца то, что хотел (и страшно собой гордился), но волнение только нарастало. Что же теперь? Даже если он приведет лекаря, как они поговорят с ним? Ладно, наследный принц точно что-нибудь придумает, иначе и быть не может. — Я приведу его к вам немедленно, — отчеканил Сынчоль и собрался уже было уходить, но… — Стой, — принц вдруг схватился за край его плаща. Сынчоль остановился и посмотрел на его высочество с искренним недоумением в глазах. — Хотя, знаешь, может, и не стоит… Да, он помог мне тогда, но вдруг он не поможет сейчас. Вдруг станет… Вдруг мне станет только хуже? Сынчоль знал этот взгляд, которым принц сейчас пытался прибить его к полу. "Тебе придется поблуждать в моих словах, прежде чем докопаться до истины", — вот, что он хотел сказать. Но истина была проста, хоть Сынчоль и не задумывался об этом сам, пока его высочество не указал ему прямо. А что, если станет хуже? А что, если это ловушка? Теперь казалось удивительным: да как же Сынчоль и мысли такой не допускал, а в голову принца она сразу же ударила? Сынчоль в задумчивости опустился на стул рядом с кроватью принца. Готовы ли они пойти на такой риск? Готовы ли они поверить этому человеку? Сынчоль не мог сказать точно, что лекарь был уёнцем — да, в его лице точно было сходство с принцем, но то было сходство не в тех чертах, что присущи только выходцам из Уёна. Да и видел его Сынчоль всего лишь дважды и сейчас представить, как он выглядел, мог, честно говоря, с большим трудом. Но если он все-таки из Уёна, то что с того? Разве не может он оказаться предателем? Да как же, как же он раньше обо всем этом не подумал… — Я бы все-таки хотел поесть, — подал голос принц. — Может, тогда мне сразу станет легче и никакой лекарь мне не понадобится. Сынчоль только кивнул. Очевидно, его высочеству нужно было время подумать: такое решение не очень-то просто принять. От телохранителя уже мало что зависело. Он выполнил свою роль — принес принцу информацию, а что с этой информацией делать, решать уже не ему. Они, наверное, впервые ужинали в одной комнате — когда Сынчоль попытался уйти, принц остановил его небрежным окликом. Они сидели за одним столом, рядом друг с другом, но, впрочем, все равно молчали, и тишина стояла такая, что телохранителю казалось, он слышит беспокойный стук сердца его высочества. И, пожалуй, никто и никогда прежде не пережевывал утку так напряженно, как наследный принц Уёна. Вдруг какие-либо звуки с его стороны прекратились. Сынчоль заметил, как правая рука принца, слегка подрагивающая, сжалась в кулак. — Знаешь… А что мне терять? — выдохнул принц. Сынчоль перевел на него взгляд: тот смотрел куда-то перед собой, словно на оконной раме крылся ответ на все его вопросы. — Я так ослаблен, у меня нет выбора. Сынчоль понимал: какой бы рискованной ни казалась эта идея, сейчас она была единственной. Да, принц мог бы и дальше читать все эти книги, но вряд ли в них нашелся бы подробный план побега из чжухванского дворца со схемами и расписанием зевков каждого стражника. Все-таки они вынуждены были ухватиться за эту зацепку. Либо так, либо продолжить стоять на одном месте, а от второго сюжета принц, очевидно, уже устал. Покончив со своим ужином, он сразу же перебрался обратно в кровать, и его взгляд засквозил нетерпением: почему ты все еще здесь, глупый телохранитель? Скорее, давай бросаться с головой в этот абсурдный план, пока ко мне не вернулись здравый смысл и былая осторожность! Да, этот требовательный взгляд Сынчоль уже научился понимать без слов. Он частенько видел его раньше, и сейчас был искренне ему рад: как будто бы все на мгновение вернулось на круги своя, и его принц волшебным образом ожил и отставил на задний план все пожирающие его тревоги. Телохранитель в спешке покончил с супом (чуть не подавился), и, схватив поднос с опустевшими тарелками, поспешил вниз. В течение последних недель у телохранителя не было возможностей как следует потренировать свою выносливость, поэтому после третьего забега за вечер, еще и такого стремительного, у него сбилось дыхание. Хотя, может, дело еще было и в сильном волнении — такое он очень давно не испытывал. У двери лекаря Сынчоль замер, вовремя остановив себя: честно говоря, он был готов влететь туда без стука, но вряд ли такое поведение одобрил бы хоть кто-нибудь (в частности, тот самый лекарь, на которого они сейчас так надеялись). Он подал голос на стук сразу же, но, когда Сынчоль зашел, продолжил стоять к двери спиной, удостоив его только беглым взглядом через плечо. Лекарь возился с какими-то травами, запах которых тяжелым облаком стоял в комнате. — Ах, это же тот уёнец, что совсем не смотрит под ноги, когда носится по коридорам! — лекарь усмехнулся едко, но Сынчоль уже не обратил на это никакого внимания. Нет у него времени участвовать в его играх (а еще, честно говоря, он этого и не умеет). — Наследному принцу Уёна все хуже. Вы сможете подняться к нему? — выпалил телохранитель, пристально глядя на лекаря. Тот все-таки развернулся к нему лицом, хоть и очень медленно, явно с переизбытком театральности. — Вам с принцем повезло, что у меня сейчас нет других дел, — в его голосе сквозило былое недовольство, но в глазах блеснуло уже что-то совершенно новое. — Да, я посмотрю на него, — и эти слова прозвучали уже куда мягче. Да, примерно так он говорил тогда, когда Сынчоль заглянул к нему впервые за лекарством для наследного принца. Быстро сменяет маски или такова его роль: смотреть на окружающих свысока, но только до тех пор, пока им не потребуется его помощь? И где роль, а где истинное лицо? Кто же он? И, самое главное, могут ли они доверять ему? Впрочем, отвечать на последний вопрос было уже поздно. Чхве Сынчоль уже вел лекаря в покои его высочества. — На что жалуется твой принц? — он подал голос почти сразу, стоило им только покинуть ту пропитанную запахами трав комнату. Впрочем, этот запах отправился вместе с ними, как будто сам лекарь был не человеком, а пучком сушеной полыни. — Если жалоба в том, что его телохранитель бросил его одного, то этот вопрос решить не в моих силах. Сынчоль нахмурился. Что это, упрек? Неужели хочет сказать, что оставлять принца без охраны небезопасно? Телохранитель начал чувствовать, как к затылку подкрадывается головная боль. Мало ему было одного наследного принца, так вот еще один любитель говорить загадками подоспел. — У его высочества сильный упадок сил, — Сынчолю начинало казаться, что только он здесь умеет говорить прямо. Даже сейчас, когда они с принцем пытались провернуть "нечистое" под носом у врага, он не врал. Принц действительно таял на его глазах. — Боюсь, одними травами тут не поможешь, и принцу придется и самому приложить немало усилий, — лекарь покачал головой. Снова намеки или же на этот раз он просто отвечал на вопрос телохранителя? Сынчоль уже и не знал, что думать. — Совсем без движения и свежего воздуха кому угодно поплохеет. Вот тебе и телохранитель. От тела тут скоро ничего не останется. — Это не… — "не моя работа"? Это ты хотел сказать, Чхве Сынчоль? Телохранитель вдруг задумался. В общем и целом, ему диктовали его обязанности вполне однозначно: следить, чтобы на принца никто из темного угла с ножом не выскочил, а если вдруг кто-нибудь да выскочит, так сделать все, чтобы он об этом до конца своей уже недолгой жизни жалел. Но сейчас Сынчоль как будто бы должен был взять на себя больше. И он, сам того не замечая, брал: беседовал с его высочеством, да он даже еду стал ему носить — совсем не то, чем принято заниматься телохранителю. Сынчоль почувствовал, как где-то в глубине его души снова начинает скручиваться в тугой комок злость, постепенно нарастая и искрясь. Он… Неужели он все-таки делает для его высочества недостаточно? Да даже если и так (он выделит отдельные часы на самобичевание), то как может судить его человек, который за все эти недели не нашел пути связаться с принцем? — Я говорил ему, что стоит гулять чаще, — в конце концов, отметил Сынчоль глухо. Хорошо, что лекарь шел позади него и не видел, как сильно помрачнело его лицо. — А он, конечно же, тебя не послушал, — в его ответе как будто бы звучала издевка: "а как еще, ты же всего лишь телохранитель, как бы сильно ты ни кричал, твой голос для его высочества будет беззвучным шепотом". Никогда прежде Чхве Сынчоль не испытывал настолько сильного желания столкнуть кого-нибудь с лестницы. Больше, к огромному облегчению телохранителя, лекарь не говорил ни слова, и остаток пути они провели в тишине. А у самых дверей в покои принца этот парень в один миг растерял всю свою спесь: он как будто бы вовсе сжался и уменьшился в несколько раз. Сынчоль заметил, что он прикрыл глаза и беззвучно зашевелил губами. Неужто репетирует свои слова перед его высочеством? Телохранитель торопить его не стал: пусть хорошенько подумает, что скажет. Не хватало еще, чтобы принцу достались такие же едкие фразы, какие довелось послушать Сынчолю. Собравшись, наконец, с духом (и поправив воротник своих одежд раз десять), лекарь осторожно постучал и сразу же вошел в покои. Телохранитель уверенно двинулся за ним: оставлять принца с этим человеком наедине он не собирался. Его высочество был там же, где Сынчоль его оставил, но нервничал уже куда больше. Телохранитель готов был поспорить, что принц сейчас с большим энтузиазмом вскочил бы с постели, но здравый смысл останавливал его. Его волнение выдавали только горящие глаза и шевеление под одеялом: он, скорее всего сам того не замечая, то и дело дергал правой ногой. — Ваше высочество, разрешите представиться, — лекарь заговорил сразу же, остановившись еще у самой двери (Сынчоль из-за этого застрял в проходе). — Меня зовут Хон Джошуа и я лекарь для прислуги в этом дворце, — его голос вдруг зазвучал так сладко, что телохранитель засомневался, а не подменили ли лекаря по дороге. Джошуа легко кивнул в жалком подобии поклона, но, не успел Сынчоль и глазом моргнуть, как он уже оказался на коленях у постели принца. (Казалось бы, рядом был стул.) — Мне нужно осмотреть вас, ваше высочество, — этой фразой он как будто бы спрашивал разрешения. Сынчоль кивнул удовлетворенно: этот незначительный жест уважения прибавил каплю доверия к лекарю в его глазах. Все-таки представитель вражеского государства вряд ли бы проявил хоть крупицу уважения к наследному принцу чужой страны. — Делай, что нужно, — небрежно бросил его высочество в ответ, даже не глядя на Джошуа. Сынчоль был уверен, что посмотреть ему очень хочется, хотя бы одним глазком, и считать с его лица что-нибудь этакое, что дало бы ему хоть жалкий огрызок надежды. Правда, сейчас лекарь выглядел больше не как чудесный спаситель, а скорее будто наоборот, это он просил покровительства у его высочества, стоя перед ним на коленях и не осмеливаясь лишний раз поднять глаза. Впрочем, получив свое "разрешение", Джошуа все-таки начал действовать и приложил два пальца к запястью принца. Сынчоль обратил внимание, что руки у лекаря крупные и довольно грубые (так сказать, рабочие), что, казалось, совсем не складывалось с его нежной внешностью. — Ваш телохранитель рассказал мне, что у вас сильная слабость. Беспокоит еще что-то? — его голос звучал так мягко и обволакивающе, что Сынчолю вмиг захотелось забыть все те колкости, которые ему довелось выслушать по дороге. Но, как ни крути, он все-таки не забыл, и его рука сама собой скользнула к ножу. Очарование этого парня — только лишний повод для телохранителя оставаться рядом с ним настороже. Принц долго не отвечал на заданный ему вопрос: пожалуй, беспокоило его слишком много, только вот обо всем этом напрямую никак не скажешь. Да и наверняка он переживал: а стоит ли? — Мне стали часто сниться кошмары, — его высочество покачал головой. В конце концов, он решил прибегнуть к проверенному ходу. — Они разные, но смысл везде один: как будто я попал в большую беду и никак не могу выбраться. Хотя в одном из последних словно бы появился маленький лучик надежды. В этом сне я потерялся в темном лабиринте, и вот в конце одного из ходов я разглядел смутный силуэт человека. Он протягивал мне руку, но… Кто знает, может, он обманул бы меня. — У вас частое сердцебиение, — отметил лекарь, отпуская запястье принца и все-таки поднимаясь на ноги. Он вел себя так, будто вовсе не понимал, что пытается донести до него его высочество. Сынчоль, правда, в это не верил. По крайней мере, по его речам в коридоре у телохранителя возникло твердое ощущение, что этот человек практикуется в плетении паутины слов и смыслов уже очень давно. — Все вы о плохом думаете, вот поэтому и хвораете. Наверняка тот человек и вправду хотел помочь вам, — продолжил он как-то особенно отстраненно, тем временем обхватывая голову принца своими большими ладонями и слегка запрокидывая ее. — Откройте рот, ваше высочество, — принц послушно сделал то, о чем просил Джошуа. — Ты, поднеси свечу ближе, — небрежно бросил лекарь, бросив на телохранителя беглый взгляд через плечо. Сынчоль выполнил поручение, не медля ни секунды. А вот уже стоя со свечой у подушек принца, он вдруг задумался: да что за сила слова у этого человека? Почему они вдруг начали его слушаться? Он должен оставаться настороже. — Конечно, вряд ли он всесилен, — тем временем продолжал Джошуа, — но, кто знает, возможно, объединив свои усилия, вы и вправду смогли бы выбраться из того лабиринта. Можете закрыть рот, ваше высочество. Дальше он ощупал горло принца, потом принялся осматривать глаза, раздвигая пальцами веки. Сынчоль все это время стоял рядом со свечой, чувствуя, как что-то неприятно царапается у него в груди. Эта картина напомнила ему то, как отбирали собак ко двору его величества, хоть он и понимал, что у действий лекаря совсем другое назначение. — Вы не больны, — вынес вердикт лекарь. — Вы только и делаете, что сидите в этой затхлой комнате, отсюда и ваша слабость. Но я знаю кое-какие травы, от которых вам может стать немного легче. Их не пьют, их жгут и вдыхают пары, но нужно все делать по правилам и соблюдать осторожность. Я сделаю все сам, чтобы это лекарство вам не навредило. Вам очень повезло, что сейчас у меня нет других больных и я могу выделить на это немного времени, — в голос Джошуа вернулась та нотка высокомерия, и Сынчолю очень захотелось презрительно фыркнуть, но на самом деле он прекрасно понимал, для чего он сказал это сейчас. — Такой большой дворец и неужели только один лекарь? — заодно и принц смог зацепиться за эту фразу и задать явно волновавший его вопрос: есть ли еще свои люди в этом дворце? — Да, ваше высочество, я один. Точнее, у императора и его семьи лекарь свой, личный, но остальной замок ложится на мои плечи. Раньше нас было больше, но, сами понимаете, военное время, люди куда нужнее там, за пределами замка, — Джошуа говорил совсем равнодушно, а сам тем временем внимательно рассматривал пучок трав, бережно поглаживая его пальцами. — Но, ничего, я справляюсь и сам. Сынчоль почувствовал, как его сердце пропустило удар. Неужели он и правда совсем один здесь? Нельзя сказать, что его мозг уже успел нарисовать целую шпионскую сеть, но заявление лекаря все равно было весьма неожиданным. — Жечь травы у вашей постели я не буду, сейчас подберу место получше. Джошуа спокойно обвел комнату взглядом, и, казалось, этот его взгляд ни за что не зацепился. После он подошел к окну, пробурчал что-то про "сильный сквозняк" и медленно двинулся вдоль стены дальше с таким видом, будто в его распоряжении был еще один дворец внутри дворца, а не крохотная комната. Сынчоль внимательно следил за каждым его шагом: эта "прогулка" лекаря выглядела слишком странно, и у телохранителя не было ни единой догадки о том, что тот мог задумать. В конце концов, Джошуа остановился у гобелена, который занимал всю стену. Этот огромный кусок ткани, на котором была изображена сцена охоты, никогда не нравился Сынчолю. Он уже ощупывал его однажды: думал, что его рука не найдет стены и наткнется на тайный проход, но под пальцами оказался только твердый камень. — Здесь, — Джошуа кивнул удовлетворенно. — Да, достаточно далеко и от вашего места сна, и от окна. Ты, сюда нужен стол, — и снова этот небрежный тон и колючий взгляд — как будто большего телохранитель даже от вражеского лекаря недостоин. Сынчоль взглянул на принца. Тот смотрел на него пристально: "Выполняй все, что он скажет, Чхве Сынчоль". Стол оказался неожиданно тяжелым, но для телохранителя это не было большим препятствием. Он выполнил указание молча, даже не глядя на лекаря: боялся, что тогда желание плюнуть ему в лицо станет слишком сильным. Получив в свое распоряжение стол, Джошуа изъял откуда-то из глубин своих одежд что-то напоминающее пиалу, только черное и с более толстыми стенками. Сынчоль не знал названия, но предназначение было очевидным. Джошуа просто бросил туда пучок трав, который все это время теребил в руках и, прошептав что-то себе под нос, поджег. Дымиться начало сразу же. Джошуа кивнул, и Сынчоль заметил, что уголки его губ дернулись в улыбке. — Я скажу, когда нужно будет подойти, ваше высочество. Дайте дыму немного… разгуляться. Но едкий дым заполнял пространство так стремительно, что, казалось, если он еще хоть немного "разгуляется", даже самый сильный сквозняк его не разгонит. Сынчоль почувствовал, как от резкого запаха начало царапать горло, а к глазам подкатили слезы. Это еще что за… Он бросил беглый взгляд на принца: тот накрылся одеялом, только глаза торчали, и в этих глазах читался нескрываемый ужас. Сердце Сынчоля забилось в бешеном темпе, разгоняя закипающую злость по венам. Он мог действовать только так и никак иначе: тут же подскочил к лекарю, схватил его за ворот одежд, резко тряхнул и притянул к себе. — Ты отравить нас вздумал? — прорычал телохранитель, встряхивая Джошуа еще раз. Тот не сопротивлялся, повиснув почти безвольной куклой. — Отвечай! Немедленно объясняй, что происходит! Лекарь только прижал указательный палец к своим губам и покачал головой. Его взгляд оставался спокойным. Да что он, разрази его небеса, задумал?! Вдруг за стеной раздался тяжелый задыхающийся кашель. Сынчоль резко повернулся на звук, а потом снова посмотрел на лекаря, все еще крепко сжимая его одежды. По щекам телохранителя уже стекали слезы, а с трудом сдерживаемый приступ кашля драл глотку. А на лице Джошуа отразилось нескрываемое торжество, хотя и его глаза покраснели от дыма, а грудь уже не раз вздрагивала в беззвучном проглоченном кашле. Рука Сынчоля разжалась. Кажется, опасность была не там, откуда он ее ждал. Отпустив лекаря, он тут же выхватил из ножен кинжал и приготовился в любой момент отражать атаку. Свободной рукой он закрыл нос — правда, было уже поздно, и он все равно закашлялся: это жжение в горле было невыносимым. Джошуа тем временем спокойно подошел вплотную к стене, от которой по-прежнему доносился кашель. Он пробежался пальцами по гобелену, резко схватил толстую ткань и дернул изо всех сил. Тяжелая ткань рухнула на пол, подняв облако пыли и открыв стену, которая на первый взгляд казалась совсем обычной. Сынчоль вздрогнул, чувствуя, как волна мурашек охватила его тело. Под самым потолком, на уровне выше человеческого роста, было небольшое отверстие. Как… Как он мог не заметить его? Почему они сами не додумались хотя бы поднять этот мерзкий гобелен? Хотя, если так подумать… А что бы они тогда сделали? И что сейчас собирался сделать Джошуа? Лекарь, вероятно, уже давно привык к резким запахам и этот дым мало беспокоил его, но от пыли и он зашелся в кашле. Сынчоль смотрел на него, сильно щурясь, но все равно заметил, как побелели костяшки его пальцев, сжимающих гобелен. В конце концов, Джошуа смог остановить душивший его приступ и, выпрямившись, обращаясь к той самой стене, хриплым, но громким голосом произнес: — Если ты сейчас сбежишь, Вэнь Цзюньхуэй, твой господин отужинает крысиным ядом.