Пока не рухнут небеса

— ...хоть убей, я не понимаю, зачем ты это сделал и почему тебя послушали. Что тебя дернуло так рисковать? — А разве я не прав? Сам подумай — есть ли у нас кто-то еще? Да и наверняка это не все, что ему известно. То ли голоса доносились до Бу Сынквана из самых далеких земель, то ли звучали прямо у него над ухом — он, едва разлепивший глаза, никак сообразить не мог. Только касания чьих-то рук к его ноющей от уже привычной боли спине дали понять, что как минимум один из стражников рядом, что с большей вероятностью это все-таки Мингю, и что, как подсказывали ему ощущения, он пришел сменить повязки на его ранах. Подумав еще немного, Сынкван кивнул своим собственным умозаключениям: да, слоев ткани на его теле точно становилось все меньше, и виной тому определённо был не Вону — он бы уже отодрал повязки вместе с кожей. Судя по тому, что пленник слышал два голоса, он тоже ошивался где-то поблизости (вряд ли Мингю болтал сам с собой, так еще и настолько правдоподобно подражая повадкам своего дружка), но участия в процессе не принимал. Стражники перестали болтать сразу, стоило Сынквану подать признаки жизни. Спросонья пленник не уловил смысла обрывков фраз, которые долетели до него, но, о чем бы ни шла речь, он был искренне рад (насколько человек в принципе мог быть рад в его положении), что эти двое перестали жужжать над его ухом. Сынкван смутно помнил то, что происходило вчера. Хотя, если быть точнее, он даже не был уверен в том, что лекарь приходил к нему действительно вчера — он давно не видел солнечного света и будто бы проживал один длинный мучительный день. Сейчас утро или глубокая ночь? Это уже не имело никакого значения. Какая разница, если все, чем он может здесь заняться, это спать (точнее, просто впадать в забытье) или раздражать стражников своей болтовней? Хотя, нет, даже не так: на последнее у него уже едва хватало сил, но почему-то сейчас ему снова захотелось попробовать. Неужто лекарства все-таки дали свои плоды? Или это те крохи воды и еды, которые ему все-таки достались с подачи лекаря? А, может, это остатки его сил, как у животного перед смертью, вдруг собрались, объединились и он приготовился в последний раз дать этому месту немного искр от своего острого языка? — С кем имею честь иметь дело? — и все-таки голос Бу Сынквана прозвучал слабее, чем он сам от него ожидал, так еще и фраза вдруг оказалась ужасно кривой. Как ни крути, а пленник был разбит и даже не сообразил сразу, а что он сказал не так. А когда осмыслил, как подвел его тот самый острый язык, один из стражников уже начал ему отвечать. — Что, уже не признаешь своих? — по насмешливому тону тяжело было не угадать Вону. Мысли Сынквана подтвердились: судя по громкости звука, он действительно стоял немного в отдалении, может, даже за решеткой. — Это мы, твои друзья и соратники! Мы вытащили тебя в наш лагерь, пока ты спал. Ты удивишься, как же, как мы смогли это проделать, это ведь так далеко, пять дней пути и… То ли стражник откровенно издевался, то ли и вправду полагал, что Сынкван поверит и подтвердит или опровергнет его слова про лагерь — в любом случае, пленник не мог этого терпеть. В его ослабленном теле и оттого ставшим совсем безразличным разуме снова зашевелилось чувство, отдаленно напоминающее злость, хотя, казалось, все его эмоции вышли из него навсегда, когда он хохотал, как помешанный, в тот раз, после того, как лекарь зашел к нему “в гости”. — Думаешь, я настолько откис, что приму тебя за одного из тех, с кем бок о бок провел не один год своей жизни? Казалось бы, обычный стражник, а какой скользкий тип! Сынквану думалось, что в их ряды набирают кого посильнее и побольше, но потупее, чтоб не задумывались лишний раз о том, насколько скучна и жестока их работа. Да только что Вону, что Мингю — оба попались не из простых, да так и пытались его подловить, пользуясь туманом в его голове. Вону на слова Сынквана усмехнулся и показательно провел острием копья по прутьям решетки, совсем не жалея пленника. Сынкван не сразу понял — прекратил он эту пытку и этот ужасный звон стоит в его ушах, или же стражник продолжает издеваться. — Стоило попытаться. Все-таки такой разговорчивый нам попался пленник! Знаю, любишь ты поболтать… — Да все не по делу, — голос Мингю прозвучал неожиданно жестко: Сынкван и не думал, что он умеет так говорить. Сама интонация, с которой были сказаны его слова, вдруг показалась дико неправильной и странной. Он… одернул Вону? Пленник тряхнул головой: то ли чтобы избавиться от звона в ушах, то ли пытаясь уложить в сознании произошедшее. С чего бы вдруг Мингю затыкать своего дружка? Разве он сам не рад послушать, как издеваются над пленником, который доставляет столько хлопот? Это же, должно быть, такая сладкая музыка для ушей! Но Мингю действительно одернул Вону, а Вону действительно соизволил заткнуться. Он лишь фыркнул презрительно, а про Сынквана больше ни слова с его языка не слетело. — Так и быть, оставлю вас наедине, — только и сказал он, немного погодя, и еще один металлический удар по прутьям вместе с гулким звуком удаляющихся шагов стали, пожалуй, самым подходящим аккомпанементом в этой ситуации. Сынквану оставалось лишь порадоваться тому, что Вону ушел. С каждым словом стражников картинка становилась все абсурднее, и пленнику уже подумалось, что он бредит. Вону унес с собой частичку этого безумия, и с Сынкваном остались лишь Мингю, да плеск воды, в которой тот полоскал его повязки. Пленник тихонько зашипел, когда мокрая ткань коснулась его ран: что ж, если это все и правда игра воображения, то его сознание слишком уж беспощадно, раз оставило ему всю боль. — Чего он на тебя так взъелся? Неужто ты все-таки обыграл его в падук? — сквозь сжатые зубы проговорил Сынкван — все-таки вспомнил их первые с этим стражником разговоры. Это был глупый, бессмысленный вопрос, но сознание и чувства пленника слишком обострились, чтобы он мог просто лежать, пока ему промывают раны. Сынквану необходимо было отвлечься немного, и иного способа, кроме как завязать очередной нелепый разговор, у него не было. Он не надеялся вытянуть из Мингю хоть что-нибудь (в конце концов, в его голове по-прежнему стоял звон от удара Вону по решетке), да и толку в этом никакого не было: пожелание лекарю подавиться никто не отменял, а самому пленнику вряд ли хоть какой-нибудь ошметок информации смог бы сейчас помочь. Мингю после слов Сынквана на мгновение замер, как будто этот вопрос застал его врасплох. А потом он хмыкнул, но без издевки, свойственной тому же Вону, а скорее с легкими нотками горечи. — Он просто очень не любит, когда оказывается не прав. Я редко спорю с ним, но недавно мы здорово повздорили, — и Мингю вздохнул, да так искренне, что Сынкван даже опешил — не такой реакции он ожидал, когда полушутя задавал свой вопрос. Правда, резкая вспышка боли быстро привела пленника в чувство, когда в ход вместо воды пошло лекарство. — Ты уж меня прости, но мне трудно представить тебя в споре, — прошипел он, зажмурившись. Пожалуй, Сынквану не стоило раскидываться словами в той ситуации, в которой он оказался, и рыть себе могилу еще глубже, но он совсем не смог сдержаться. — Так еще и в споре с Вону — он же ядом плюется во все стороны, берегись! А ты еще и победителем умудрился выйти. Поделишься секретом? Может, и я так с ним поспорю, что он меня выпустит? Сынквану почудилось, что Мингю засмеялся — совсем тихо, будто бы не хотел, чтобы пленник подумал, что он посчитал его слова забавными. Впрочем, даже этого “почудилось” ему было вполне достаточно. Ощутить, что он еще не настолько плох и способен хотя бы выдать что-нибудь смешное, было весьма приятно. — Мой секрет был в моей правоте. Сомневаюсь, что тебе это как-то поможет, — Мингю явно пытался произнести эти слова насмешливо, но вышло неожиданно мягко, словно стражник улыбался. Пленник ощутил смешанные чувства. С одной стороны, в этот голос скользнули нотки, которые он так давно не слышал и которых смертельно не хватало. С другой, они были так некстати, что сами собой превращались в еще более жесткую издевку. Сынкван поежился. Не обольщайся этим смехом, пленник, не будь так наивен. Что бы и как бы ни говорил стражник, он хочет от тебя одного — предательства, и ты не должен забывать об этом. — А в чем я не прав? Я с легкостью могу объяснить, почему ему стоит отпустить меня, — и все-таки Сынквану захотелось продолжить говорить. Как ни крути, но это действительно отвлекало от боли, и раз у него появилось немного сил, он будет этим пользоваться. — Смотри, мне здесь плохо, я страдаю. Что хорошего в том, что человеку плохо? Куда правильнее отпустить его, разве не так? Мингю молчал. Неужели растерялся? И впрямь задумался над словами пленника что ли? — И это ведь еще не все! — Сынкван воспользовался тишиной, чтобы продолжить свою болтовню. — Вы, такие несчастные, сутками торчите в этих подземельях, следите за нами. Вот не будет тут меня, и вам станет полегче, и вы сможете отдохнуть как следует. Здорово же, не правда ли? Ну, как от такого можно отказаться? Сверху раздался сдавленный смешок, и Сынкван почувствовал легкий привкус удовлетворения на губах. — Я передам, что лекарство совсем не помогает, и пленник сошел с ума, — фыркнул Мингю, но Сынкван-то своими ушами слышал, что тот смеялся. То ли пленник после своего забытья познал вершину юмора и стал невероятно в нем хорош, то ли стражник за эти дни где-то научился смеяться, но его реакция на слова Сынквана и вправду сильно переменилась. Копаться в истинных причинах… Нет, он, конечно, ощутил себя чуть лучше, но не настолько. Он мог только продолжить дурачиться. — Или, может, ты просто тоже не любишь проигрывать в спорах и не хочешь признать, что я прав? Мингю снова промолчал. — А я-то думал, ты из тех, кто чаще прогибается. Иначе я не представляю, как ты столько проработал бок о бок с Вону и остался жив. — Ты… не зазнавайся, не так уж хорошо нас знаешь, — Мингю прозвучал неожиданно растерянным, а почему, Сынкван понять не мог — то ли он и вправду попал в точку, то ли просто перегнул палку в своих суждениях. — Мы с Вону, считай, выросли вместе, и я не скажу тебе о нем плохого слова. Конечно, ты не видел от него проявления теплых чувств — а с чего бы ему тебя ими удостоить? — А с тобой? Он мог бы быть и понежнее, — Сынкван усмехнулся, но тут же пожалел о своей наглости: Мингю решил смазать лекарством, вероятно, самую страшную из его ран, и, судя по ощущениям, особо не аккуратничал. — Ты тоже, — прошипел пленник. Теперь пришла очередь Мингю усмехаться. — Посмотрел бы я на тебя на нашем месте. — А я бы очень не хотел на это смотреть. И снова повисло молчание — парировать ответ Сынквана Мингю было нечем. — Так что же? — продолжил пленник. — Скажешь, что за стенами этой темницы Вону одаривает тебя любовью и лаской? Мингю молчал. С лекарством было покончено, и он, по-прежнему ни говоря ни слова, помог Сынквану привстать немного: все-таки свежие повязки должны были обхватить весь его торс. — Ну же, развлеки меня немного. У меня ведь здесь нет даже какого-нибудь паршивого романа! Если я не умру от голода и этой ужасной сырости, то меня попросту прикончит скука, — захныкал Сынкван. Повязки на его теле затянулись: Мингю больше не осторожничал, и влажная ткань туго сжала торс пленника. — Так раз ты так скучаешь, может, сам чего интересного расскажешь? Я бы с удовольствием послушал, да и у Вону тогда наверняка на тебя найдется доброе словцо. Нам весьма просто угодить, и ты сам прекрасно знаешь, чем нас порадовать, — стражник хмыкнул, ловко переводя разговор в нужное ему русло. Заигрался ты, Бу Сынкван, слишком увлекся своей глупой болтовней. Не забывай, почему ты здесь и что от тебя хотят. — О, да! — чуть ли не вскрикнул пленник (были бы у него на то силы…). — Я-то знаю, чего вы от меня ждете. Ту байку про вашего императора, верно? Про которую все говорят, но никто не рассказывает, да? Так вот… Но Мингю уже поднялся на ноги, и в следующий же миг загрохотала решетка: стражник вышел. Он сделал то, за чем пришел, и больше тратить свое время на пленника, у которого на языке остались одни лишь дурачества, явно не собирался. — Неужели я не угадал? — только и оставалось бросить ему вслед Сынквану. — Такая история! Совсем не хочешь послушать? Но стражник уже ничего ему не ответил. Сынкван снова остался один. Раны еще пощипывало от только нанесенного лекарства, а повязка туго стягивала торс, но пленник снова ощутил себя живым. Затишье перед бурей? Или все же лихорадочный бред? Сынкван не мог найти ответа, и никто не мог ему его дать. Но в этот день он заставил рассмеяться своего врага. То была совсем маленькая, но очень яркая победа.

***

— Значит, пленник обречен и вряд ли мы успеем хоть как-то ему помочь. Как и прежде, задача одна: спасти нас самих. Только что же, с этим новым положением дел, какой у нас будет план? Сидеть сложа руки и ждать, пока центр сопротивления сам не свяжется с нами? Джонхан, по-прежнему сияющий в парадных одеждах, сидел на одеяле, подложив под спину все имеющиеся подушки и чувствуя себя ничуть не хуже, чем если бы его седалищем был императорский трон. Нет, пожалуй, ощущения были даже лучше — вряд ли хоть какой-нибудь трон во всем белом свете смог бы посоревноваться по мягкости с его ложем. По правую его руку, на уголке кровати, расположился телохранитель, который явно не разделял с принцем чувства невероятного комфорта: чтобы смотреть на его высочество и при этом не залезать с ногами на кровать, ему пришлось здорово извернуться. По левую руку его высочества, на стуле за письменным столом, устроился лекарь. В отличие от телохранителя, пожаловаться на свое положение он не мог, но все равно не выглядел слишком радостным. Да, не каждый день после императорского приема попадаешь на прием его высочества наследного принца Уёна, который требовательно вглядывается в лица своих немногочисленных подданных, рассчитывая услышать от них какой-нибудь обнадеживающий ответ на свой безнадежный вопрос. — Почему же вы так считаете, ваше высочество? — парировал вопросом вопрос Джошуа. Джонхан выразительно вскинул брови: вообще-то он первый спросил! Кхм, точнее, это он здесь наследный принц и это он задал своему подчиненному вопрос. — То есть, я хотел сказать, — принца Джошуа понял без слов и удостоился за это удовлетворенного кивка, — что на нашей стороне тоже хватит дел. Мне есть чем поделиться с вами, ваше высочество, и наверняка вы тоже хотите что-нибудь мне рассказать. — У меня есть карты замка, — Джошуа явно не закончил свою речь, но Джонхан не мог не вклиниться: слишком хотел показать свои рисунки. Нельзя было сказать, что он очень-то рассчитывал получить в ответ на них искреннее удивление и восхищенные вздохи, но… Как минимум, лекарь увидит, что его высочество времени зря не терял, и сидеть на месте вовсе не собирается. — Карты? С удовольствием взгляну! — реакция Джошуа оказалась на удивление яркой — Джонхан никак такой не ожидал. Сердце принца забилось быстрее, когда он увидел, как оживился лекарь после его слов. Ясное дело, у него было припасено не так много идей, чем они трое могли бы заняться, и слова Джонхана стали для него спасительной ниточкой. — Ни у меня, ни у Докема до такого никак не доходили руки, да и боялись, что рисунки смогут найти. И как вам удалось сохранить их? Неужели никто вас не заподозрил? — У меня… есть свои методы, — Джонхан улыбнулся уголками губ. Пожалуй, знать о том, как он отвлекал шпионов на свои увлекательные рассказы с участием Сюй Минхао, лекарю вовсе необязательно. Сегодня он готов раскрыть только одну свою маленькую тайну, которую, в отличие от той, он делил со своих телохранителем на двоих. — Сынчоль, прошу! Телохранитель послушно выудил кипу пергамента из-под своих одежд и поспешил передать их лекарю. Для этого ему пришлось встать с кровати и обойти ее, но, судя по его немного дерганым движениям, он с радостью уцепился за эту возможность, чтобы немного размяться. Принцу почудилось, что еще немного, и этот парень бросится на пол отжиматься. Вернувшийся на свою исходную скрюченную позицию на уголке кровати Сынчоль выглядел весьма обреченным. Лекарь тем временем уже развернулся к столу, разложил на нем полученные от Сынчоля рисунки и внимательно их рассматривал. Джонхан старательно пытался выкинуть из головы выражение, которое промелькнуло на лице Джошуа, когда он только-только их увидел. Да, принц не самый талантливый художник, и, да, он успел побывать в совсем малой части этого дворца, но… Это ведь лучше, чем ничего, правда? Куда приятнее видеть, чем просто пересказывать на словах! Это непоколебимый факт, и пусть Джошуа только попробует с ним поспорить! — Вы даже стражников нарисовали, ничего себе, ваше высочество, — принц предпочел счесть это восхищение за искреннее и довольно улыбнулся. — Давайте я добавлю сюда то, что знаю я. Правда, мне понадобится еще пергамент… И лекарь завозился за столом. Пускай на его лбу и легла морщинка, он явно не задумывался особо над тем, что делал: его движения были быстрыми и точными, словно все эти коридоры он давно выучил наизусть. Это казалось чем-то воистину поразительным. Принцу было тяжело представить, каково это, провести во вражеской стране столько времени, чтобы даже такой маленький ее кусочек запомнить так хорошо. Пока Джошуа был “занят”, принц не мог не начать рассматривать его. Он ведь не знал об этом человеке ровным счетом ничего, его прошлое (да и настоящее, что уж говорить) было для него заволочено плотным туманом. Откуда он, с каких земель? Похож на уёнца, но чем небеса не шутят. Джошуа — настоящее ли это имя? А сколько ему лет? Казалось, он не сильно старше его высочества, а если и вправду уёнец — не слышал Джонхан в родных краях таких имен. Ни истории, ни возраста, да даже имени — у принца не было ничего, но “лекарю” все равно хотелось верить. Привела ли его к этой слепой вере безысходность, или, может, это расположила его к себе внешность Джошуа (да как такое прелестное лицо может врать?) — в тех обстоятельствах, в которых они оказались, это уже как будто не имело значения. Джошуа выглядел уставшим, его слегка волнистые волосы явно давно не видели гребня, а его потрепанные одежды, казалось, еще немного и развалятся так, что уже никак не заштопаешь. Во всем этом облике Джонхан не мог не увидеть человека, который изо всех сил сражается за свою страну в самом сердце чужой. Или он просто хотел его увидеть? Рука Джошуа вдруг замерла. Склонив голову набок, он окинул оценивающим взглядом исчерчерченный вдоль и поперек пергамент и, кивнув, посмотрел на принца через плечо. — Взгляните, ваше высочество. Боюсь, сразу здесь не разобраться, но, прошу вас, не пожалейте вечер, чтобы уложить всю эту картинку у себя в голове. Джонхан и Джошуа пристально смотрели друг на друга, но никто из них не двигался с места. Лекарь определенно подзывал принца к столу, и, с одной стороны, Джонхан мог бы подняться и дойти до него сам, но, с другой, он так хорошо и удобно устроился… — Сынчоль, передай мне рисунки. Да и, к тому же, телохранитель, в отличие от него, совсем не прочь малость прогуляться! Сынчоль тут же вскочил со своего места и в мгновение ока очутился у стола. Пергамент был разложен едва ли не по всей его поверхности, листок к листку, в определенном порядке. Этот факт, правда, совсем не помешал телохранителю сгрести все в кучу под в высшей степени возмущенным взглядом лекаря, который и слова сказать не успел. Передав всю эту кипу принцу, Сынчоль удалился на свой уголок, а принц принялся раскладывать рисунки перед собой. Да, пожалуй, за столом определенно удобнее (тогда и собирать картинку из кусочков не пришлось бы), но отступать от принятого в порыве великой лени решения было уже слишком поздно. Когда перед Джонханом, наконец, сложилась цельная картина (это заняло больше времени, чем он рассчитывал), принц пробежался глазами по листкам. Нельзя было сказать, что добавленные Джошуа куски отличались особой подробностью (мог бы добавить и побольше деталей! Вот принц… Его карты совершенны настолько, что до идеала не хватает только пририсовать каждому стражнику усы), но охваченная часть дворца значительно увеличилась. Джонхан видел эту громаду со стороны, но, честно говоря, не осознавал всех масштабов. Признать сразу принц смог лишь ту часть, которую рисовал сам, да и она тоже заметно преобразилась. К башне теперь вел еще и потайной ход, тот самый, по которому перемещался Цзюньхуэй, а рядом с библиотекой… — Здесь есть даже императорские покои, — ахнул Джонхан, пораженный тем, насколько близко к ним был проход к месту, в котором он, принц вражеского государства, мог свободно появляться. Не меньше его удивило и то, что Джошуа наметил комнаты и подписал, какая кому принадлежит. — На ту часть дворца можете особо не смотреть, — Джошуа небрежно махнул рукой, но даже этим не умалило восторг принца. — Я не бывал там лично, да и рассказов про нее не так много слышал. Источников в последнее время у меня было маловато — стражники, да слуги. Когда со мной был Докем, он пробирался туда порой, но, уверен, очень многое изменилось с тех пор. Боюсь, полагаться на то, что ему удалось узнать и увидеть — пропащее дело. И это я не только про карты — про все, что происходит на той стороне. С тех пор, как Докем ушел, я никак не мог подобраться ближе к семье императора. Джонхану оставалось только поджать губы, жадно разглядывая ту часть замка, которую Джошуа подписал как “императорские покои (наверняка)”. Нет ничего желаннее того, что никак нельзя получить, и, казалось, ничто прежде не манило принца так сильно, как этот лакомый кусочек дворца, в котором сосредоточилась вся власть. Даже если они узнают, как туда пробраться — вряд ли это закончится чем-то хорошим, любой тайный проход точно охраняется самыми надежными стражами. — Но, знаете, ваше высочество, — вдруг оживился Джошуа, и принц тут же перевел взгляд на него. Что же пришло к нему в голову и так освежило его лицо, почему же в уголках губ лекаря вдруг заискрилась такая озорная улыбка? — теперь, когда вы с нами, у нас появилась возможность заглянуть за их балдахины. Джонхан нахмурился, совершенно не понимая, к чему ведет Джошуа. Что такого может сделать плененный принц, что не под силу тому, кто провел не один год под прикрытием? — Ваше высочество, а почему бы вам не попробовать подружиться с наследным принцем Сюй Минхао? Такое предложение Джонхан никак не ожидал услышать. Принц закашлялся, да так, что слезы на глазах выступили. Чего-чего? Ему послышалось что ли? — Вы наверняка сейчас решили: “О, небеса, да этот Джошуа идиот!” — да, именно эта мысль промелькнула у принца в голове, — но не торопитесь с выводами, сами подумайте: да, вы враг, но вы все-таки тоже принц. И где-то на подкорке сознания Сюй Минхао, там того не желая, вас немного, да уважает. — Не позовет же он меня “в гости”? Я уверен, что Минхао далеко не так глуп, как нам бы хотелось, — прохрипел Джонхан. Бред, полный бред, да там совсем ловить нечего! Если Джошуа вдруг вздумалось пошутить, то время и тему он выбрал слишком уж неподходящие. — Увы, для того, чтобы попасть в ту часть замка с полным на то правом, нам не хватит и всей удачи мира, — лекарь покачал головой. Да неужели? Как неожиданно-то! — Но принц молод и точно одинок. Друзей у него нет, только его шпион, да и тот в первую очередь слуга. Подойдите к нему ближе хоть на шаг — точно что-нибудь лишнего сболтнет. — Ерунда это! — возмущенный глупостями Джошуа принц продолжал стоять на своем. А сердце у него билось только так, а ладони ощутимо вспотели. Да что он все заладил… Хорошо, Джонхан готов признать: есть в его словах немного (самую малость) здравого смысла, но, он уверен, не сработает это все. — А почему вы так боитесь попробовать, ваше высочество? С вами ничего страшного не случится, если вы разок заведете с Минхао светскую беседу. Взгляд Джошуа… Было в нем что-то этакое, что принцу очень не понравилось. Как будто… Сердце Джонхана ухнуло в груди. Неужели лекарь читал его литературные творения?! И когда только успел? “Да с тем, что я понаписал с его участием, он и на милю меня к себе не подпустит”, — так и рвалось у принца с языка, но он сдержался. Пусть Джошуа подумает, что ему подкинули! Хотя Джонхан определенно сболтнул лишнего тогда, при Цзюньхуэе… Впрочем, в тот раз они все были ужасно взволнованы. Может, Джошуа и не запомнил ничего? Как бы то ни было, принц будет стоять на своей невиновности до последнего! Если лекарь и вправду знает, то наверняка рассчитывает, что его высочество даст заднюю и во всем признается, чтобы не показаться трусом. Ну, Джошуа, принц тебе еще припомнит твою наглость… Когда-нибудь потом. Но обязательно! — Х-р-шо, — сжатое, процеженное сквозь зубы согласие вылетело изо рта принца само собой. Стоило этим звукам вырваться из него, Джонхан тут же об этом пожалел. Он очень-очень не хотел признаться перед своими подданными, какими глупостями он занимался, и это нежелание взяло над ним вверх. Как он допустил такое? И что ему теперь делать? Неужели и вправду… придётся? Или он просто соврет Джошуа, что все же попытался наладить контакт с Минхао, но ничего у него не вышло? А Сынчоль? Может, он прикроет его, а расспрашивать и не подумает? Когда Джонхан начинал свою маленькую шалость, он и не предполагал, что она ему где-нибудь аукнется… — Тем не менее, пока мы никак не можем докричаться до мира за стенами этого дворца, наши руки в некоторой мере, я бы даже сказал, в очень и очень большой мере, связаны, — спешно перевел принц разговор к тому, с чего они, собственно, начали обсуждение. Джошуа в то же мгновение помрачнел, а у принца в голове протрубили победоносные фанфары — он снова перехватил выигрышное положение. — Боюсь, что так, — буркнул Джошуа, опустив глаза. — Допустим, вы сможете выбраться из этого замка, — “Значит, можем выбраться”, — отметил принц у себя в голове. — Но это только начало, дальше вы при любом раскладе окажетесь в лесу, больше в окрестностях нигде не скрыться. Мы должны знать, где наши люди, иначе в диком лесу вы долго не протянете. — Почему это не протянем? — возмутился Джонхан. — Сынчоль будет охотиться… — Ваше высочество, я… никогда не был на охоте. Джонхан недоуменно похлопал глазами, уставившись на телохранителя, который так вдруг решил подать голос. — Ты же умеешь драться, разве этого недостаточно? — Честно сказать, я не знаю, ваше высочество, — Сынчоль только пожал плечами. — Звери не люди, к ним нужен другой подход. — Да даже если б умел! — нетерпеливо перебил их беседу Джошуа. — Даже если вы утащите половину императорских запасов — куда вы пойдете без ориентира? Вы же попросту заблудитесь, ваше высочество, и тогда чжухванцы легко вас обнаружат — они хорошо знают эти леса, вон, за пару деньков все прочесали. Издав краткое “а”, Джонхан понимающе кивнул. Ладно, тут лекарь действительно был прав. А раньше принц ведь вовсе не задумывался о том, что после того, как они выберутся из дворца, им придется столкнуться с новыми трудностями. Пожалуй, эта мысль стукнула бы ему в голову уже по факту, когда они оказались бы в лесу, и тогда одним только небесам известно, чем бы все закончилось. Скорее всего, их бы и вправду схватили и вернули во дворец, и ужесточили бы охрану, и… Так, хватит думать о том, чего не было и не будет, если они хорошенько просчитают все детали плана и дождутся весточки от центра сопротивления. Но сколько придется ждать? Проклятая неопределённость как удавка повисла на шее. — Значит, мы вернулись к моему первому вопросу, — заключил принц. — Что будем делать, пока не узнаем, где наши союзники? — Добывать информацию и продумывать путь побега, — Джошуа пожал плечами. Джонхан покачал головой: кажется, этим же самым он и занимался еще до встречи с лекарем. — Да и я рассказал вам далеко не все, что знаю, на это понадобится время. Но сейчас мне пора бежать, если меня долго не будет на месте… — Это вызовет подозрения, да-да, я знаю, — замахал рукой Джонхан. — Что ж, я не смею держать тебя. Давайте закончим наш приём… Кхм, нашу встречу, да, на сегодня хватит. Джошуа кивнул и тут же ринулся к двери — явно не хотел, чтобы принц зацепился за какое-нибудь еще из его слов. Джонхан только хмыкнул и потянулся руками вверх, похрустывая спиной. Да, пожалуй, ему не помешает немного прогуляться. Только вот эти парадные одежды… И тут Джонхан краем глаза приметил, что его бравый телохранитель явно намеревается ускользнуть вслед за лекарем. — Чхве Сынчоль! А ты куда собрался? Телохранитель замер у самых дверей. Принц закатил глаза: разве так сложно было догадаться, что он его высочеству еще нужен! Джонхан обреченно взмахнул рукой, демонстрируя расшитый тяжелый рукав. Понятное дело, что самому ему с парадными одеждами никак не справиться! Пускай он и следил внимательно за каждым движением телохранителя, когда тот одевал его, запомнить, где и какие во всем этом безобразии завязки и застежки, он никак не мог. — Неужели ты не поможешь мне раздеться?