В ожидании полета

— Если угодно, господа, вы можете подождать. Но смею предупредить, монна Хоук никого не примет, — сообщил Бодан Феддик. Обвел взглядом разношерстную компанию, неровно разошедшуюся по комнате. Впечатление от фразы, достойной мажордома благородной семьи, подпортили красные глаза и помятое лицо. — Колдовство? — уныло проскулил у стены Сэндал. Без вечной блаженной улыбки гномий дурачок выглядел почти жутко. Изабелла, которая остановилась рассмотреть странного вида ящик рядом с ним, отшатнулась, будто ошпаренная. — Возможно, вам лучше зайти... эээ, в следующий раз, — продолжил Бодан, но Варрик подошел и дружески похлопал его по плечу. — Послушай, дружище, давай сегодня без церемоний. Мы знаем, что ты служишь Хоук, а ты знаешь, что мы ее друзья. Выкладывай: как она? Если кто-то в этом городе хочет помочь, то это мы. — Госпожа Хоук не выходит из своей комнаты, — вздохнул гном. — Уже неделю. С самых похорон. — Но вы ее видите? Она же не...? — осторожно подал голос Себастьян. Произнести вслух самое худшее и богохульственное он не решился. — Хоук не наложит на себя руки, — отрезала Авелин с нижней ступеньки лестницы. — О, мой мальчик прибирался в комнате. И монна несколько раз согласилась поесть. А сегодня утром она появилась в дверях и самолично спустила с лестницы курьера. Бедный юноша привез письмо, какую-то просьбу от наместника, — гном кивнул на столик с корреспонденцией, поставленный здесь же, у стены. — Послание так и лежит нераспечатанное. — Большая политика некоторое время проживет и без Хоук, — отмахнулся Варрик. — Но если мы не вытащим ее сейчас, потом будет только хуже. Она должна прийти в себя. Мажордом переступил с ноги на ногу. Взгляд стал тревожным, почти затравленным. — Если говорить откровенно, она пообещала, что любому, кто ее побеспокоит, не поздоровится, — промямлил гном. — У нее там много тяжелых предметов? — уточнила Изабелла. — От двух-трех я увернусь даже в дверях, но больше... Она пересекла гостиную и уселась в единственное кресло возле камина, но движения получились стесненными, без привычной непринужденной грации. — Ты серьезно? — фыркнул Андерс, отвлекшись от созерцания пламени. — Блондинчик прав. У нее там сколько угодно файерболов, — подытожил Варрик. — Ты думаешь, она будет кидаться в нас? — тихонько спросила бледная до прозрачности Мерриль. Губы у нее дрожали, будто эльфийка собралась улыбнуться словам о бросающей файерболы Хоук. Или заплакать. — Не знаю, Маргаритка, — вздохнул Варрик. — Я никогда ее такой не видел. Мерриль печально опустила глаза и подтянула колени к груди. Мабари, рядом с которым она устроилась на полу у камина, поднял голову, смерил девушку безразличным взглядом и снова лег. Шерсть пса казалась непривычно тусклой. — Я тоже не видела, — призналась Авелин. — Даже когда погибла ее сестра, Бетани... Тогда у нее оставались мать и Карвер. Стражница поднялась со ступеньки и принялась ходить по комнате, лязгая латами. — А что Карвер? — быстро спросил Варрик, проводив Авелин взглядом. — Он же был на похоронах? Сам Тетрас на похороны не пошел. Хоук от его лица в толпе легче не станет, а если провожать в последний путь всякого, кому успел разок рассказать занятную историю — быстро разучишься писать что-нибудь кроме эпитафий. — Лучше бы не был, — емко ответила капитан стражи и решительно выпрямилась, стоя посреди комнаты. — Слушайте, это правильно, что все мы подумали об одном и пришли, но нельзя же лезть к ней сейчас всем вместе. Давайте я схожу и поговорю с Мариан. — Лучше пошли тех стражников, которые не смогли найти Алессу. Или того, кто не начал расследование по просьбе Эмерика, — пропела Изабелла и с преувеличенным удивлением хлопнула себя по лбу. — Ах да, это ведь ты заявила, что похищения никак не связаны между собой. Когда Авелин развернулась к пиратке, ее лицо пылало ярче рыжих волос и шейного платка. — Да, Изабелл, это моя вина, — резко бросила капитан. — И если ты скажешь мне, как вернуть время, чтобы я могла спасти Лиандру, это будет просто прекрасно. Варрик потянул носом воздух: кажется, гроза на подходе. Но Себастьян отошел от камина и встал между женщинами. Развел руками, словно разнимая их. — Довольно, пожалуйста, — попросил он. — Не надо ссориться. Тем более в этом доме. Когда... Церковник снова не договорил, только поднял глаза вверх — к невидимому небу или к линии второго этажа. Авелин покачала головой и отступила, понурившись. На вкус Варрика, она была бы хорошим посыльным. Но не в таком расположении духа. — Может, ты к ней и сходишь? — склонила голову к плечу Изабелла, смерив Себастьяна фирменным оценивающим взглядом. — Вас в церкви вроде бы учат, какие слова говорить в таких случаях. Смуглое лицо лучника почти не изменило цвета, но уши у него выразительно загорелись. — Я... я не могу, — пробормотал Ваэль, пряча глаза. — В спальню к монне... Хоук может быть не одета, а она красивая женщина... Так нельзя! — Никакого толку от вас, церковников, — проворчала пиратка, выразительно закатив очи. Лучник быстро вернулся к камину и на сей раз остановился лицом к огню, нервно теребя ремень колчана на груди. — И эти правильные слова совсем не помогают, — сообщил он неизвестно кому. Ответа не последовало, только поленья потрескивали в очаге и шумно дышал мабари. — Тогда я пойду, — прозвенел в тишине голосок Мерриль. Эльфийка быстро поднялась, неловким движением стряхнула с одежды пылинки. — Только я совсем не знаю, что надо говорить. К счастью, Варрик успел подскочить и схватил тонкую ладошку. — Не стоит, Маргаритка. Ты же.., — начал гном. Бросил взгляд на Себастьяна, потом на Фенриса, и договорил иначе, но без обиняков: — Ее мать ведь убил маг крови. Кто знает, что сейчас взбредет Хоук в голову при виде тебя. Эльфийка обняла себя свободной рукой за плечо, словно стараясь стать еще худее. — Я не думаю, что Мариан нападет на меня. — Она не причинит тебе вреда, даже если придется выбирать между тобой и целым эльфийским кланом, — заверил Варрик, но все-таки усадил Мерриль обратно. — Но может наговорить такого, что потом никогда себе не простит. И мне заодно, потому что дал этому случиться. Варрик не успел отойти: эльфийка быстро схватила его за рукав, умоляюще посмотрела снизу вверх. — Варрик, а может быть, ты с ней поговоришь? Вы всегда так хорошо ладите. Когда вы встречаетесь, она все время смеется и шутит. Хотела бы я так уметь. Гном тяжело вздохнул. Можно рассказать истории, от которых сотни людей, гномов и эльфов будут плакать навзрыд и смеяться до упаду. Но почему все слова становятся такими пустыми и блеклыми, когда надо утешить одного-единственного человека? — В том-то и дело, Маргаритка. Я страсть как хорошо умею развлекать и шутить. Я не гожусь для разговоров о том, что сейчас тяжело, но потом будет легче и так далее. В книгах тот момент, когда герой лежит, глядя в стену, всегда описывают несколькими строчками и переходят дальше. А может, все-таки попробовать? Или отпустить Маргаритку? Ничего лучше он все равно не придумает, хоть плыви до казематов саженками и уламывай Карвера забрать назад все сказанное. «И если он согласится, то придет сюда, и они с Мариан наговорят друг другу вещей еще хуже», — завершил мысль Варрик. Он знает молодых Хоуков достаточно давно, чтобы судить о результате. — Я уверен, Хоук не станет обвинять магов и магию. В отличие от некоторых, она знает, что дело вовсе не в этом, — сообщил в пространство Андерс. Карие глаза успели метнуться в сторону Себастьяна, потом обратились на Фенриса. Эльф выразительного взгляда не заметил. Он вообще ни на кого не смотрел. Просто стоял у стены, пропуская между пальцами концы завязанного на запястье багряного платка. Зато Себастьян обжег мага взглядом, как синим пламенем. — Ты не смеешь говорить такое в этом доме, отступник! — произнес он, выпрямившись и расправив плечи. — Монна Амелл была добрейшей женщиной. Только отвергнувший все заветы Создателя малефикар мог поднять на нее руку! — Ну конечно! Все дело в магии, а не в том, что этот тип был больным маньяком, свихнувшимся из-за смерти жены, — процедил Андерс, изобразив издевательский поклон в сторону собеседника. — Мариан, несомненно, было бы намного легче, если бы ее мать просто порезали на кусочки. — Сбавьте-ка обороты, вы оба, — прервал спорщиков Варрик. — Блондинчик, поищи по карманам, у тебя там должно было заваляться хоть немного такта. Певчий, ты тоже не забывай, в чьем доме находишься, когда начинаешь проповедовать о магии. — Монна Хоук совсем не такая, как... — начал Себастьян, но закончить фразу не успел. — Я поговорю с ней, — внезапно заявил Фенрис. Резко распрямился, отталкиваясь от стены, и снова ссутулился — даже сильнее обычного. Варрик ошарашено наблюдал, как он идет к лестнице. Гному казалось, скорее кресло, перебирая ножками, побежит наверх, чем беглый раб решит кого-то утешать. — Главное, сразу прижми ее к постели и начинай целовать, — напутствовала Изабелла. Сложила руки на груди, защищаясь от мрачного взгляда эльфа. — Что?! Хороший перепих с тем, кто нравится, в таких случаях — самое лучшее средство. Обвела взглядом комнату: на разговор оглянулись все. — Только не говорите, что я одна видела, как эти двое ходят друг вокруг друга последние три месяца. — Между мной и Хоук больше ничего нет, — быстро бросил ей Фенрис на ходу. — И это не твое дело. Варрик еще раз мазнул взглядом по алому платку на запястье, вспомнил маленький герб Амеллов на поясе бывшего раба — и осознал, что в жизни маленькой компании есть ускользнувшие от его взгляда моменты. Эльф стремительно взлетел по лестнице. Остальные проводили его взглядами. С минуту все напряженно вслушивались в звуки шагов на втором этаже. Потом послышались голоса: один определенно Фенриса. Негромко отозвалась на стук дверь. Прошуршала, открываясь. Над головами пронеслась яркая вспышка и под потолком с грохотом рванул огненный шар. — С другой стороны, что-то Хоук уж очень мрачно шутила о любви, когда выпивала в Висельнике полторы недели назад, — протянула Изабелла, глядя на свои ногти. — Как раз до этого всего. На нее опять оглянулись, но с места никто не двинулся. — Ну ладно. Он должен был понимать, что делает, — пробормотал Варрик себе под нос. — В крайнем случае я найду способ избавиться от одного эльфийского трупа.

***

Фенрис в последнее мгновение прянул в сторону и замер. Он так разогнался, что едва успел заметить белокурую девушку из рабских загонов. Эльфийка тоже отшатнулась, одновременно пытаясь уберечь от падения какие-то посудины на подносе. Это ей удалось. Орана отступила еще на два шага и вежливо присела. — Господин, — пролепетала эльфийка. — Простите, госпо... — Я не господин, — резко оборвал ее Фенрис. Слово жгло хуже лириумных татуировок. Девушка отступила еще на шаг, и эльф запоздало понял, что испугал ее. Бесхребетная девчонка, получила свободу — и сразу ищет, кого назвать хозяином. Но был ли он сам лучше, когда попал к Воинам Тумана? Невидимые тени высоких гордых людей укоризненно шептались за спиной беглого раба. — Что ты здесь делаешь? — спросил Фенрис спокойнее. — Госпожа ничего не ела сегодня. И вчера тоже, — призналась эльфийка. — Я приготовила суп, он почти такой же вкусный, как папин. Госпожа Адриана его просто обо... При упоминании этого имени Фенрис так осклабился, что девушка замолчала и попятилась. — Я подумала, госпоже Мариан он понравится, — поправилась она. — Я постучала в комнату, но госпожа велела убираться. — Значит, тебе не приказывали его готовить, — пробормотал Фенрис, сощурившись. — Госпожа сказала, что я теперь служанка, не рабыня. Мне дали деньги, не знаю, что с ними делать, но мне их дали, — эльфийка хихикнула и тут же погрустнела. — И старшая госпожа была такая добрая. Я только хотела сделать как лучше. — Я поговорю с ней, — пообещал Фенрис. — Не уходи далеко. Дверь отозвалась громким стуком под костяшками. — Сожгу к демоновой матери, — сообщил громкий голос Хоук. Фенрис вдохнул поглубже и открыл дверь. Лицо обдало жаром, но осознать, что огненный шар пролетел в паре футов над головой, Фенрис не успел. Лириумные татуировки привычно налились жгучим холодом, ноги бросили эльфа в сторону и вперед. Через мгновение он уже был у постели. Поймал занесенную руку. Магесса ничего не сделала. — А если бы ты попала? — спросил Фенрис и отпустил запястье. Рука безвольно легла на покрывало. — Я не попала бы, — вяло парировала Мариан и повернулась к нему спиной. Свернулась калачиком, подтянув колени к груди. Полторы недели назад Фенрис думал, что никогда не войдет в эту комнату. Да что там, вообще больше не увидит черноволосую отступницу — или она встретит бывшего любовника пощечиной. Но Мариан попросила помочь с поисками матери. А потом все стало совсем плохо. Эльф осторожно опустился на краешек кровати — как вечером после смерти монны Амелл. Тогда они с Мариан сидели рядом, то молча, то за беспорядочными разговорами, пока измотанная женщина не заснула на его плече. Эльф скрылся на рассвете, и клейма опутывали болью все его тело. Невыносимый тягучий холод ушел из белых линий лишь спустя несколько часов, но Фенрис бы повторил странную ночь без колебаний. Наверное, ему вообще не следовало уходить. — Все собрались у тебя в гостиной. Все беспокоятся, — сообщил он спине Хоук. — Ты не можешь дальше лежать в комнате. — Почему? — просто спросила она. Фенрису пришлось основательно поразмыслить, чтобы найти хоть какой-то ответ. — Это совсем не похоже на тебя, — выдавил он наконец. Хоук снова перекатилась, на сей раз на спину. Лицо землистое — или так кажется в полумраке? Безжизненно повисшие волосы. Бледное подобие насмешливой женщины, прекрасной и яростной, как пламя. Блеснули в неярком свете глаза — неподвижный взгляд в потолок. Невидимые тени за спиной Фенриса зароптали. — Я делала все ради Бетани. Потом — ради Карвера и мамы. Потом — ради мамы. Зачем делать что-то теперь? — Ты ведь знаешь, что наместник прислал тебе письмо? — напомнил Фенрис. Унылое утешение для того, у кого была семья. Даже он, беспамятный раб, это понимает. — Пусть катится в Тень вместе со всем Киркволлом! — выплюнула Мариан. Из уголков глаз покатились на виски две капли. — Проклятый город сожрал маму. Хоть бы его кунари спалили! Фенрис повел лопатками. Татуировки на спине отдались привычной болью. — Ее убил не Киркволл, и ты об этом знаешь. Мариан поморщилась. — Только не надо говорить, что во всем виновата магия, — резко заявила она. Подняла руку — и меж пальцев заметалось голубоватое сияние. — Я — магия. Она часть меня, как руки и ноги. Если ты пришел рассказывать, как она опасна — лучше сразу уйди. Сжав кулак, отступница погасила вспышку. — Ты — не магия, — тихо сказал Фенрис. Коснулся колена женщины сквозь ткань одеяния и тут же убрал руку. — И тебе просто необходимо поесть. Эта эльфийка, Орана, стоит под дверью с горшком тевинтерского супа. — А, так ты нынче у нее на посылках, — фыркнула Хоук. — Эта дрожащая мышь точно тебя не накормит, — фыркнул Фенрис в ответ. Помолчал. — Я так и не поблагодарил за то, что ты дала ей приют. И не выгнала потом. Она сказала, ты платишь ей, как и обещала. Рабу очень трудно начать жить на свободе. Ей нужна была помощь. — Знаешь, что в тебе очаровывает, Фенрис? — внезапно спросила Мариан. Смотрела она по-прежнему не на эльфа, а в потолок. — Ты совсем не хочешь властвовать над другими. Видел бы ты свое лицо, когда Орана спросила, ты ли ее господин. Тогда, в загонах. Фенрис ничего не ответил, и женщина продолжила. — Даже когда мы захватили Адриану... Ты ведь мог выпытать у нее правду. Или просто помучить в отместку за все. — А ты, Авелин и Варрик стояли бы и смотрели, как я издеваюсь над женщиной. — Нет, пожалуй, смотреть бы не стали, — протянула Хоук. — Но разве ты об этом хотя бы подумал? — Я просто хотел от нее избавиться. По-твоему это удивительно? — приподнял брови эльф. — Не знаю. Я читала в одной книге, будто трудно придумать более страшного тирана, чем бывший раб. Фенрис пожал плечами. — Я не забуду, как был рабом. Если заведу раба, буду каждый день видеть в нем себя. А в себе — Данариуса. Не хочу быть таким, как магистры. Даже добрые магистры, если они существуют. Впервые за разговор на губах Хоук появилось что-то вроде улыбки. — В том-то и дело. — Не понимаю, почему мы говорим обо мне, — сообщил Фенрис. Губы Хоук снова расслабились, уголки опустились. — Потому что говорить о себе мне слишком тошно. Повисла тягостная тишина. Фенрис осторожно нашел ее руку. Прокашлялся, еще не зная, что собирается говорить. Зачем он только вызвался идти — самый бестолковый из всех утешителей? — Я не знаю, что сказать. Я ведь никого не терял, — признался он. — Могу только пообещать, что буду рядом — столько, сколько понадобится. Но сначала тебе надо встать. — Почему? — снова звякнул безразличный голос Хоук. — У тебя разве не будет неприятностей, если не поможешь наместнику? Ты все еще маг, — наугад сказал тевинтерец. — Так пусть запрет меня в Круг, — пробормотала Мариан. — Ты сам говоришь, что с магами надо поступать именно так. Фенрис и правда повторял это себе много раз. Повторял и надеялся, что поверит в собственные слова. А потом поднимал на нее глаза и чувствовал, что с тем же успехом может предложить поймать молнию в сумку. Болезненное бессилие стягивалось хуже веревок, хуже холодящих лириумных линий на коже. Можно еще тысячу раз повторить, что ей надо поесть, надо выйти из комнаты, надо что-то делать, это не принесет никакой пользы. Не говоря уже о том, что у него просто талант выводить эту женщину из себя. Невидимые тени за спиной роптали все громче: он обещал, что идет к здешней Воительнице Тумана, а привел их к жалкой девчонке, способной только корить и жалеть себя. — А еще потому, что ты ведешь себя, как перепуганная рабыня, — резко сообщил Фенрис и только тогда понял, что действительно потерял терпение. — Ты просто боишься. — Ты никого не терял, — прошипела Хоук. И глаза впервые сосредоточились на нем, а не на сумраке под потолком. — Что ты можешь знать... — Договаривай! — рявкнул Фенрис. — «Что ты можешь знать, раб». Я знаю главное: что свободные — такие же трусы. Ты боишься выйти, и боишься не справиться, и боишься снова почувствовать себя живой. И сказать главному человеку в городе «нет» в лицо ты тоже боишься. — Я не... — начала Хоук гневно, но эльф не дал договорить. — Конечно нет, маг. Именно в этом магистры всегда пытаются убедить рабов. А бросить заклинанием в гонца гораздо проще, чем поругаться с его хозяином. — А пошел бы ты в саиробазову задницу, — сморщившись, вяло ругнулась Хоук. — Я не твой раб, магистреса, — прошипел эльф. — Хотя ты можешь кинуть заклинанием и в меня, только целься получше. Женщина зарычала сквозь зубы и села на постели. — Хорошо, я пойду к наместнику и скажу ему в лицо, куда он может проваливать со своим городом! А ты пойдешь со мной и посмотришь. И оставишь меня в покое, наконец! Она вцепилась взглядом в лицо Фенриса, и эльф залюбовался сиянием жизни в синих глазах. Невидимые тени за его спиной стали рассеиваться с довольным шепотом. — Если только тебя к нему пустят в таком виде, — заметил эльф, смерив выразительным взглядом ее смятую одежду и повисшие сосульками волосы. Даже сейчас пришлось приложить усилие, чтобы не задержать взгляд на линии губ или плавных очертаниях по-человечески округлого ушка, но Фенрис справился. Мариан ответила тихим ругательством и повелительно махнула рукой. В темноте сверкнуло несколько искр, слетевших с ее пальцев. — Иди в гостиную. И пошли ко мне Орану. Через полчаса мы идем к наместнику. Она пролетела через город, как вихрь — Фенрис и Авелин едва не бежали следом. Но даром это не прошло: у дверей во дворец Хоук остановилась, тяжело дыша, и долго не могла двинуться с места. На бледной коже пятнами расцвел румянец, не успевшие толком просохнуть волосы рассыпались какой-то странной прической, под глазами — темные круги. При дневном свете женщина выглядела откровенно нездорово. — Ты наверняка это знаешь, но если будешь устраивать такие пробежки и толком не есть — свалишься в обморок, — сообщила Авелин. Мариан, как ни странно, не вызверилась на капитана, а просто пообещала: — Я поем, когда вернусь домой. — Я тебе нужна? — уточнила женщина. Получив отрицательное покачивание головы, слегка хлопнула отступницу по плечу. — Тогда я вернусь в казармы. Заходи ко мне после разговора, если хочешь. Отдышавшись, Хоук провела Фенриса по дворцу до кабинета наместника. Несколько дворян пытались остановить ее и завести разговор о матери, но Мариан только бросала что-то на ходу. К наместнику их пропустили без единого вопроса, даже с заметной поспешностью. — Сэра Хоук, — кивнул немолодой мужчина в венце. Прошелся взглядом колючих голубоватых глаз по Фенрису. — Я надеялся, вы придете одна. Разговор приватный. — А я надеялась, что у вашей милости хватает людей, чтобы раздавать им приказы, — ядовито пропела Мариан. Фенрис смотрел на ее гордо расправленные плечи и делал вид, что его тут вовсе нет. Это он умеет хорошо — сказываются годы рабства. — Вы забываетесь, Хоук, — начал наместник, сохраняя на лице все то же властное холодное выражение. Женщина, судя по всему, выдержала взгляд. Наместник слегка склонил голову. — Я слышал о вашей утрате. Соболезную, — признал он. — Было в самом деле недостойно чего-то требовать от вас в такой момент. Магесса кивнула и стала поворачиваться к двери. — Но я могу поручить это только вам, — продолжил наместник. — Это касается моего сына. Женщина замерла, брови поползли к переносице. — Сэймус? Что с ним? — Он ушел в лагерь кунари, — устало сообщил правитель. Сел за стол, рассеянно провел руками по бумагам и тут же встал. — Решил присоединиться к ним. — Он большой мальчик, — пожала плечами Мариан, но получилось как-то неуверенно. — Может выбирать, чего он хочет. Даже если этим добавляет вам проблем. — Он просто не понимает, что стоит на кону, — взмахнул руками Марлоу Думар. — В лучшем случае меня объявят игрушкой в руках кунари. — Если это лучший вариант, то каков же худший? — проворчала Хоук себе под нос. Конечно, в маленькой комнате наместник ее услышал. — В худшем я потеряю сына. Как если бы он умер, — произнес человек тоже полушепотом. Властное выражение подтаяло, будто снег под солнцем. За ним Фенрис видел что-то другое, гораздо более знакомое. Жажду измученного раба, который видит кувшин воды. Отчаянную надежду. — Я прошу... если хотите, я умоляю, сэра Хоук, — продолжил наместник, не отводя взгляда от лица Мариан. — Поговорите с ним. Он доверяет вам. По-моему, он восхищается тем, как вы наладили общение с кунари. Пусть он вернется — и подражает вам, если угодно. Фенрис застыл у дверей, словно статуя, но чувствовал, как ему все больше хочется улыбнуться. Плевать на наместника и на его сынка. Но Хоук стояла посреди кабинета и задавала вопросы — один за другим. Будто явилась не за тем, чтобы послать правителя ко всем демонам Тени. Он уже знал, чем это закончится. Когда они вышли в холл, Мариан глубоко вздохнула и развернулась к эльфу. — Извини, — сказала она, потупившись с непривычным смущением. — Я и правда не смогла сказать «нет». Но ведь это не потому, что он наместник. Они с Сэймусом — какая-никакая семья. Хоть у кого-то семья еще есть. — Итак, ты идешь за этим мальчишкой, — констатировал Фенрис. — Почему бы и нет. Женщина бледно улыбнулась. — Ты пойдешь со мной? — Если ты хочешь. Он пожал плечами и хотел уже двинуться с места, но Мариан внезапно поймала его за плечо — быстро коснулась и тут же отпустила, опасаясь потревожить клейма. — Насчет того, что ты говорил у меня в комнате, — полушепотом добавила она. Эльф приподнял бровь. Слова наводили на мысль о зреющем скандале, но интонация совсем не та, и выражение лица не сердитое. — Я никогда не назвала бы тебя рабом. И никому другому не позволила бы. — Я знаю, — кивнул Фенрис.