***
В один из осенних вечеров, закончив со своими обязанностями в трактире, Джеймс сел отдохнуть. Спать не хотелось, несмотря на сказавшееся напряжение последних недель и начало учебы в медицинском институте. Молодой человек с удивлением наблюдал, как Америго сидел, ссутулившись, на потертом табурете и что-то вырезал по дереву. Заметив интерес юноши, владелец трактира усмехнулся в усы и произнес: - Моя Кьяра скоро станет матерью. Там, откуда я родом, готовятся к такому событию со всей ответственностью. Я хочу сделать подарок для своего маленького внука, поэтому решил смастерить кроватку.- от воспоминаний о дочери взгляд старика потеплел. Он обожал свою Кьяру - самозабвенно и сентиментально. Все, что он когда-либо делал или не делал — всё это было во имя любви к ней. - Сэр, но как вы узнали, что будет мальчик? Форма живота, как и любая другая примета, не может точно указать на пол ребенка. - Джеймса возмущали предрассудки, что царили среди неграмотного населения, ибо они были причиной многих бед. Всё же, из-за уважения к старости в целом, и к Америго в частности, юноша старался говорить мягко и спокойно. Престарелый сеньор, кажется, крепко задумался. Некоторое время его губы двигались беззвучно, как будто хозяин трактира с кем-то разговаривал. Затем, он выпрямился и заявил: -Мне не нужны приметы, dottore. Я просто чувствую, что будет наследник - вот увидишь! Когда же он появится на свет, то мы встретим его, как подобает в семье Лоренцо, или быть мне опозоренным пред досточтимыми предками!- на этих словах сеньор перекрестился и с удвоенным рвением принялся выравнивать стамесками стенки будущей колыбели. Работа спорилась в его руках. - В нашей семье перед рождением ребенка отец сам делал колыбель, а мать шила одеяло, украшая его традиционными узорами, чтобы малыш, на радость всем, рос сильным и здоровым. К несчастью, муж Кьяры погиб 2 месяца назад, и это событие тяжелым бременем упало на нашу семью. Поэтому, за неимением отца, на правах главы семьи, кроватку для будущего наследника мастерю я. - старик поудобнее засучил рукава и вытер капельки пота со лба. На его жилистых руках играли мускулы всякий раз, когда инструмент отделял от дерева кусочек стружки. Взгляд сеньора был, как никогда, задумчив. - Сэр, мне жаль это слышать. Мой отец тоже погиб, еще до моего рождения. Он подрался с каким-то пьянчугой и был зарезан в подворотне.- тщетно пытаться вспомнить того, кого ты никогда не знал, но Джеймсу отец всегда представлялся брюнетом среднего роста с мозолистыми руками плотника.- Целыми днями с малых лет я помогал матери в нашем трактире, как это прежде делал отец. Я просто хотел, чтобы она не плакала по ночам от бессилия и нищеты. Повзрослеть пришлось рано, и мне всегда было до слёз обидно за то, что у других есть отцы, а у меня - нет. Конечно, все детство я был одинок, как щепка в море, но никто тогда и не пытался заполнить эту пустоту внутри меня. - руки сжались в кулаки, как будто пытаясь еще хоть на секунду удержать перед глазами исчезающий образ родного человека. - Грустная история, юноша, ей-богу!-хозяин трактира ненадолго прервал свой труд и внимательно оглядел собеседника. - Как однажды сказал мой отец: «Чтобы найти достойную смерть, ты должен с честью прожить отпущенное тебе время. Многие будут счастливы опорочить тебя, избить, осмеять и распять твои идеалы, но ты должен быть сильным и сносить все лишения с честью дома Лоренцо!» На следующий день отец ушел на своем корабле в море и не вернулся. До 15 лет моя подушка не просыхала от слёз.-Америго тяжело вздохнул и, немного погодя, снова принялся за работу. - Не все получается так, как мы хотим, dottore. Однако, ты должен быть сильным, чтобы принять ту реальность, что свалилась на твои плечи. Принять и идти дальше, строя свое счастье и прокладывая свой маршрут в море под названием «жизнь». За тебя, Джеймс, никто не выпьет твою чашу и не пронесет твое знамя с гордо поднятой головой! Верю, юноша, ты станешь отличным доктором и будешь спасать людские жизни. Тебе предстоит принимать сложнейшие решения, и тогда все, что тебе останется под этим небом — это мужество. Все, что нам всем останется — это величайшая сила духа в борьбе с обстоятельствами. Santo Dio, abbi pietà di noi! - Америго отложил инструмент и пристально оглядел свою работу.- Ну вот, добрая вышла колыбель. Сейчас покрою лаком, и будет готово! А ты, юноша, протри столы, подмети пол, и можешь идти отдыхать.- тяжело кряхтя, досточтимый старик поднялся с табурета и пошел в свою комнату, а Джеймс задумчиво глядел ему вслед. Юноша закрыл деревянную дверь и, взяв табурет, сел рядом с крохотным окном своей комнаты. Улицы опустели из-за начавшегося дождя, и лишь редкие прохожие бежали, впотьмах, по мостовой, не разбирая дороги. Молодой человек видел, как на крышах соседних домов, обезумев, крутились флюгеры под жестокими порывами осени. Все вокруг, казалось, утопало в огне листвы и прощальном окрике улетающих птиц. Меланхолия пробралась под самое сердце, и он вспомнил тот вечер, который, уезжая, поклялся вычеркнуть из своей жизни.***
Мне едва исполнилось 15 лет, когда в один из дней буйный клиент трактира начал приставать к моей матери, требуя ночь любви. Я, разумеется, ударил того мерзавца, но не успел увернуться от кнута. Рассекая воздух, он издал победный клич и вгрызся в мою плоть от ключицы до середины грудной клетки. В последний раз взглянув перед собой, я рухнул за прилавок, а обезумевший пьяница подлетел ко мне и продолжал избивать, исступленно крича. Тогда, краем сознания, я думал, что умру прямо здесь, у прилавка - так бесславно и глупо, под крики моей матери и ругательства душегуба. Меня спас, пришедший к одному из постояльцев, доктор...Доктор Ливси. На правах судьи, он взял пьяницу под стражу, а меня выхаживал 2 недели. Как я узнал позже, каждый вечер он приезжал ко мне, сбивал температуру, менял повязку, проверял швы...Когда в один из дней, наконец, мои глаза открылись - я с трудом разглядел в кресле напротив высокого статного мужчину, читающего газету. Рядом с ним стоял саквояж с инструментами и пузырьками. Одет он был безупречно: изумрудного цвета бархатный камзол, белоснежная рубашка с рюшами, черные кюлоты облегали сильные ноги, а белоснежная жилетка очерчивала идеальный торс. Ни один король во всем своем великолепии не сравнился бы в красоте и грации с моим посетителем. В полумраке тягучего вечера серые глаза незнакомца, сразу же, нашли мои, и я подумал:« Если у смерти будут ваши глаза, то я встречу ее, как давно желанное счастье».
***
Воспоминания о любимом отозвались на языке яблочной кислинкой и свежестью родника. Бледный, усталый, юноша уронил голову на грудь и горько заплакал.