Инотропный

Вечер уже давно накинул платок на верхушки отвесных скал и плеснул серебра в холодные воды, ударяющиеся о такой желанный, но такой далекий берег. Под утро лагерь снова заснул, измученный тревогами и смертью, а Ливси с удивлением начал размышлять, откуда что берется: еще час назад все с пациентами было нормально, а теперь они с Джеймсом тащат тело старика Мурра к стремительно разгорающемуся костру. Хокинз наотрез отказался сидеть в палатке и вызвался ассистировать Дэвиду, чтобы хоть как-то облегчить груз, прикованный к плечам доктора неприподъемными якорными цепями. Старик Мурр не был тучным или высоким, поэтому еще год назад Ливси мог оттащить его в одиночку, но теперь силы покинули доктора. Он ослаб, растрескался, потемнел и покрылся патиной. Дэвид был благодарен за то, что Джеймс не смотрел на него с жалостью и не относился, как к отжившему свое старику. Хватало того, что Дэвид сам о себе думал. В данном случае юноша делал лучшее, что мог: не говорил ничего в пику и выполнял, что велено. Приготовления были закончены довольно скоро. Кое-как сложенные дрова беспрекословно приняли мертвый дар, завернутый в обноски. Огненные копья пронзили ткань, а через мгновение запахло жженой кожей и волосами. Помолчав несколько минут, Ливси устало кивнул, отошел в сторону, чтобы сесть на небольшое поваленное непогодой дерево, и жестом пригласил Джеймса присоединиться. — Нам не удалось поговорить в лагере. Слишком опасно открыто общаться, когда я сам признал тебя немым. Люди на этом острове дюже суеверные и к чужакам готовы применить, разве что, серп, но никак не дипломатические навыки. Теперь, когда мы одни, я должен спросить, зачем ты здесь, — устало произнес Ливси, не отрывая глаз от огненного кургана. — А ты не догадываешься? — Джеймс удивленно вскинул брови и возмущенно посмотрел на собеседника. — Мы приплыли за тобой, — юноша показал пальцем на темнеющий вдалеке силуэт, очень условно напоминающий судно и для полноты картины пояснил: — Капитан Смоллетт ждет на корабле. Мы договорились, что как только я найду тебя, то подам сигнал с помощью костра. Нужно уходить как можно скорее, пока местные жители ничего не заподозрили. — Я никуда не уйду, а вот ты должен сегодня же покинуть остров. Находиться здесь опасно для жизни, — отрезал доктор. Хокинз вскочил на ноги и принялся расхаживать туда-сюда. Перемешанный с ветками и камнями пляжный песок холодил и колол босые ступни, а поднявшийся ветер терзал еще свежие побои. Кажется, юношу знобило, несмотря на то, что он стоял около полыхавшего вовсю костра. Безразличие, исходившие от Ливси, обрушилось на Джеймса, препарировало его, выхолодило, выцарапало остатки надежды и оставило лишь ярость. — В чем проблема, я не понимаю? Что тебя здесь держит? Ты ничего не должен этим людям и уж тем более не должен умирать ради них! Помнится, они тебя чуть не повесили, — обнаружив, что его речи не возымели действия, Джеймс вцепился обеими руками в ткань рубашки и хорошенько тряхнул доктора за грудки. — Перестань, — прошептал доктор и перехватил своими пальцами чужие дрожащие ладони. — Или, быть может, тебе хочется, чтобы тебя все считали мертвым? Ты получаешь удовольствие от своих страданий? Скажи! — по щекам юноши текли капли чистой незамутненной сожалениями ярости. — Тебе нравится думать, что я до конца своих дней буду умирать от невозможности быть рядом?! — Джеймс, — глухо прошептал Ливси и с силой прикрыл глаза. Голова резко закружилась, принося с собой тошноту. Даже разорвавший не одну сотню парусов северный ветер не принес облегчение. В грудь будто насыпали песка. — Что будет с Трелони, ты подумал? Он едва держится на ногах от переживаний, не спит, не ест, не ходит. Хочешь сказать, я должен вернуться к нему один, без тебя? — внезапно Дэвид осел в чужих руках, и Джеймс прервал свою гневную тираду. — Дэвид? — только и мог прошептать он, хаотично оглаживая ладонями стремительно бледнеющее лицо. Из горла Ливси вырвался сдавленный хриплый кашель. Подобно церковному набату, он отскакивал от стенок рёбер, оседал на дне желудка, а потом с силой вырывался наружу, принося в ладонях рубиновые цветы. Джеймс в ужасе смотрел на то, как Ливси изо всех сил отталкивал от себя чужие руки и пытался отодвинуться, вырваться из железной хватки, шепча: «Оставь теперь. Уходи». — Нет уж! — взревел Хокинз. Юноша решительно стянул с себя рубашку и в два прыжка оказался около костра. Растянув над пламенем тряпку, Джеймс молил бога, чтобы его рука не дрогнула, а разум оставался ясным: передать послание на корабль нужно было как можно быстрее и четче. Дым мигом впитался в волосы и опалил глаза, отчего те начали слезиться. Дышать становилось тяжелее и тяжелее, и к этому состоянию примешалась тревога за возлюбленного, желание поскорее уплыть с этого треклятого острова и огромные опасения за успех этого предприятия. Послание вышло скомканным, но более-менее информативным. Оставалось лишь ждать ответа, но как же тяжело это было сделать с едва дышащим человеком на судорожно сведенных коленях! Молчание затягивалось. Хокинз сидел, не двигаясь, не сводя глаз с горизонта и казалось, не дышал вовсе. Подернутая дымкой полоска воды казалась спокойной, воздушной, невесомой преградой, которую переплыть — раз плюнуть, но как же можно ошибиться иной раз с такими выводами! Едва приняв в свои объятья груз человеческого тела, гладь перестает быть спокойной частью морского пейзажа и превращается в настоящее поле битвы за собственную жизнь. — За что ты так со мной? — горько прошептал Джеймс и тут же почувствовал влагу на своих щеках. — Я заберу тебя и мы найдем лекарство. Только держись, — исступленно опалял он чужие веки своим сбивающимся истеричным дыханием. Тусклый проблеск сигнальных огней показался вспышкой божественного света — не иначе. Джеймс поймал себя на мысли, что уже беззастенчиво всхлипывает, уткнувшись в чужие волосы, и пытается не зареветь в голос. Глупый, глупый Джеймс. Он так и не смог повзрослеть. — Я так и знал, что ты лгал. Ты и твой доктор. Хокинз встал, пытаясь совладать с удивительно приятным ощущением вседозволенности, которое принес с собой новый виток ярости. Ему было на удивление все равно, кто стоит за его спиной и что он держит в руках. Когда вдалеке блестел стремительно приближающийся огонек «Испаньолы», остальное было лишь фоновым шумом, ударами стылой воды о борт лодки. Аккуратно положив бессознательного Ливси на землю, юноша повернулся к говорящему и увидел перед собой Хромого Максвелла. Человек в соломенной шляпе был почти одного роста с Джеймсом. Рыжая борода была вся в колтунах, а веснушчатое лицо давно не видело горячей воды с золой. Создавалось впечатление, что он мылся единственный раз в жизни — при рождении. Ткань не по размеру широкой рубашки скрывала вечно кровоточащие струпья. На ногах болтались штаны, которые Максвелл когда-то стащил с огородного пугала. Несмотря на свою тщедушность и болезность, рябой держал в руках изрядных размеров багор, по длине уступающий только «дубинушке» гробовщика. Громкий свист рассек воздух. Послышались голоса со стороны леса и Максвелл хрипло рассмеялся. Посреди пустынного пляжа, безоружный, еще не оправившийся от ран, Джеймс был удивительно спокоен и собран, хотя обстоятельства складывались таким образом, что юноша оказался в меньшинстве. На сигнал прибежала добрая толпа вооруженных островитян. Среди них был и староста Эрл. «Ничего не бойся, Джеймс. К жизни нельзя относиться серьезно», — говорил Эрик перед каждым выходом на арену. Он-то точно знал, что может не вернуться на своих ногах. «Если ты печь хлеб из скорби, то он стать черствым и горьким. Оставь это дело старикам да вдовам», — напутствовала Баваль, склонившись над бессознательной Викторией. Через день она потеряет сына. Заслонив собой Ливси, юноша встал на одно колено, когда первый камень попал ему в ногу. Судя по тому, как усиливался град ударов, Хокинз сделал вывод, что нападавшим даже не нужно будет оружие, чтобы выбить из скорчившихся на песке тел последние крохи души. Сознание уплывало, когда еще теплая кровь заструилась прямо на рубашку, застила глаза, уши заложило от собственных душераздирающих криков, а в нос и горло забивался песок. На стремительно приближающийся корабль никто не обратил внимания. Вся ярость нападающих была сосредоточена только на двух лежащих в грязи телах. — Какого хрена, Эрл? — угрожающе пробасил гробовщик, пересекая пляж. Громоподобный голос заставил присутствующих залепетать в страхе перед этим исполином, но староста лишь досадливо сплюнул. Ощущение эйфории и присутствие толпы за спиной развязало ему язык. — Иди куда шел, Сэмми, — прошипел Эрл и поднял с земли новый камень. Не обращая на него внимания, гробовщик чинно проследовал к еще живым жертвам линчевателей и закрыл их собой. Воцарилась полная тишина. — Ну, как знаешь, — только и сказал Эрл прежде чем бросить камень в сторону исполина. Остальные последовали его примеру. Первые камни даже не достигали цели, но через несколько минут гробовщик уже тяжело дышал, пытаясь закрыть лицо своими длинными сильными ладонями. Эти руки были созданы для того, чтобы строить мощные корабли или взращивать урожай на скупых, но солнечных землях, а, может, из Сэма вышел бы прекрасный рыбак или скотовод, но вот уже два года единственное, что он делает — это следит за кострами и предает прах бесплодной земле. Неожиданно слева что-то грохнуло. Комья земли и щепок разлетелись на много ярдов вокруг. Кто-то закричал от боли, а кто-то — от потери. Было непривычно видеть корабль на этом неприветливом берегу, поэтому Эрл еще раз протер глаза, но видение не исчезло. Стремительно двигающийся человек в синем камзоле мастерски орудовал саблей, выполняя свой смертельный танец, да так плавно и грациозно, что Хромой Максвелл буквально потерял голову, засмотревшись. Эрлу не составило труда оценить ситуацию и броситься наутек, но его остановил выстрел в спину. Стоит сказать, что Абрахам Грей всегда прекрасно стрелял, даже в темноте. Именно поэтому он заслужил уважение Смоллетта, а ведь этот старый вояка питал такие сильные чувства лишь в отношении Георга II и своей служанки — вдовствующей миссис Монтгомери. Бросившиеся врассыпную бандиты не имели мушкетов, чтобы отстреливаться, но жизнь научила их быстро бегать. Через десять минут на пляже остались только капитан, несколько его помощников, а также забитые камнями доктор, гробовщик и Джеймс. Смоллетт вытер пот со лба и устало побрел мимо едва теплившегося костра в сторону поваленного непогодой дерева. — Что там? — совсем не по уставу спросил капитан. — Здоровяк — не жилец, а юношу и Ливси необходимо срочно доставить в мою каюту, — взволнованно проговорил доктор Бернадотт. Смоллетт поджал губы и сухо кивнул. Ветер играл с окровавленными пшеничными прядями, когда несколько заботливых рук подняли Джеймса с песка и отнесли на корабль.