Ученик колдуна

      Повозку как следует тряхнуло, отчего колдун вернулся из своих раздумий. Старуха запричитала, сопляки заныли, а женщина устало заохала. Фамильяр недовольно заворочался под тканью, он успел задремать на широкой груди старика. Пацан же на всю эту вакханалию, творившуюся вокруг, раздражённо выдохнул через нос и только лишь взглядом заставил мелких паразитов заткнуться.       Мужчина довольно хмыкнул, но тут же нахмурился. Повозка остановилась. Причина выяснилась сразу же: возница громко крыл на разные лады «старую клячу, что двинула ноги, жаль, что не та». Колдун недолго думая вместе с учеником, как пацан сам себя называл, для старика он был просто «нахлебник», взял свои небольшие пожитки. Они вылезли из повозки, скупо поблагодарив возницу за возможность сократить путь до дома для «немощного старика с отсталым внуком». Нахлебник на свою «отсталость» лишь дёрнул бровью, но благоразумно молчал. Он вообще не говорил в обществе других людей, отчего его принимали за немого. Старик же понимал, что мелкий так скрывает акцент.       Но вот когда они были наедине… Пацан был громким, о, не просто громким, мужчина думал, что запросто оглохнет в первые дни. Его рот попросту не затыкался, нахлебника интересовало все вокруг, буквально все. Если старик пытался игнорировать пацана, мелкий быстро раздражался или ворчал не хуже самого колдуна, но продолжал задавать нескончаемое количество вопросов. Но вот если разговор начинал касаться информации о нем самом, ловко уводил его в другое русло.       Постояв ещё для вида пару минут, колдун с мальчишкой двинулись дальше по основной дороге, незаметно отклоняясь в бок и скрываясь из виду бывших попутчиков. Старик ступал осторожно, но быстро, не оглядываясь дабы проверить поспевает ли за ним мелкий ученик тире засранец. К слову, он так и не дал согласие, тот просто увязался за ним следом. И на все вопросы, что ему задавали редкие попутчики, он лишь ближе жался к старику, и пальцем показывал себе на горло, предварительно высунув язык.       Колдун же с «невероятной грустью» в глазах говорил, что его несчастный внучок отсталый. Было проще разыгрывать этот третьесортный спектакль, чем объяснять странный акцент мелкого засранца и привлекать внимание к себе.       Сзади послышался хруст, звук удара и детское ворчание. Старик лишь хмыкнул и продолжил пробираться сквозь темнеющий лес. Сколько раз за этот месяц он слышал это было и не счесть. Однако нахлебник продолжал упорно следовать за ним. Не жалуясь, не прося помощи или отдыха, дополнительной еды или воды. Но донимая старика вопросами, так что еще немного, и задергается глаз или сразу оба. Даже если он отставал от колдуна, то каким-то неведомым ему образом находил его, когда мужчина решал все же сделать остановку для отдыха.       За этот месяц болезненная худоба не прошла полностью, но пацан всё-таки прибавил в весе с легкой руки попутчиков, жалеющего «отсталенького». В основном это были не первой свежести краюшки хлеба, хотя мелкий засранец нос не воротил от любой еды, что предложат. Глаза загорались особенной неестественной радостью, когда шатен видел хлеб. Отчего старик и стал называть его «нахлебником». И было в них еще одно: яростный огонь злобы и ненависти разгорался сильнее. Особенно это было заметно, когда мальчишка уходил в свои мысли.       На все их непрекращающиеся разговоры о том, что пацан должен перестать страдать бредом и пойти в ближайшую башню магов, ребенок яростно шипел не хуже его фамильяра. Кстати, о нём — змей проявлял не свойственные для него заботливые, если это можно так выразиться, чувства. Лупил старика по лысине, если он отказывался отвечать на вопрос или игнорировал шатена. На коротких привалах подползал к мальчишке и забирался на колени, подолгу смотря в глаза. И, о ужас, разрешал прикасаться к своим чешуйкам детской дрожащей ладонью. Старика это не просто злило, а зарождало в груди яростное желание убить мелкого засранца, как можно медленнее и мучительнее.       На все вопросы колдуна, а какого, собственно, мягко выражаясь, черта, змей молчал. Будто бы видел или знал что-то недоступное для его понимания. Старик остановился пригладить растрепавшуюся бороду. Они могут вернуться домой, если не сбавят темп, к концу недели, а может и раньше. Если он не придушит мелкого говнюка раньше.       — Можно хоть раз обернуться и проверить, что со мной, — пацан, тяжело дыша, остановился чуть впереди мужчины.       Он слюнявил пальцем ободранную коленку, приложив затем где-то найденный лечебный лист.       — Нет, уходя не оборачиваются, — старик про себя отметил, что у него неплохая осведомленность о полезных растениях. — Так что иди в башню магов без оглядки.       — Ещё чего, — пацан недовольно сузил глаза и бегло осмотрелся вокруг.       Колдун на упрямство «ученика» обречённо вздохнул и двинулся дальше. Скоро стемнеет, нужно найти подходящее место для ночлега. Постепенно, хоть и не охотно, он начал смиряться с мыслью, что так просто от пацана ему не избавиться. Но это не означало, что мужчина станет учить его искусству колдовства.       Солнечные лучи стремительно угасали, прощально и ласково касаясь деревьев. Лес погружался во мрак прохладного сумрака. Старик ступал дальше, стиснув зубы: леденящая свежесть надвигающейся ночи, болезненно сковывало тело. Пацан, заметив, что колдун замедлился, быстрым и привычным движением примостился к его боку, поддерживая и помогая идти дальше. Мужчину в первые разы это безудержно злило, но, что именно: помощь мелкого сопляка или же немощь тела — он определить не смог. Ему пришлось признать, в который раз, что пацан ему полезен.       Пройдя еще около часа, нахлебник, аккуратно насколько это было возможно с его силами, опустил старика на разросшийся корень. Колдуну оставалось лишь наблюдать, как шатеновое мелкое пятно снует туда-сюда, подготавливая место отдыха для мужчины. Нарвав ветвей лапника и раскидав их равномерным слоем, он пересадил старика на них. Пацан набрал хворост и попытался развести огонь, чтобы отогреть колдуна. Искра все никак не хотела выбиваться, отчего нахлебник раздражался, но упорно не использовал заклинание огня.       После двадцатой попытки, не принесшей какого-либо результата, колдун заговорил:       — Проще поджечь заклинанием огня, упертый ты мелкий говнюк, — мужчина устроился поудобнее и потер замерзающие ладони между собой.       — Нет, — пацан упрямо продолжал разжигать костер без помощи магии.       Старик устало и как-то обреченно закатил глаза и вздохнул. Он знал пацана месяц, но уже сейчас был уверен, что упрямее барана, чем он, во всем мире не сыскать. И что мелкий абсолютно бездарен в магии. Шатен использовал заклинание огня за месяц всего пару раз и неизменно обжигал себе пальцы. Нахлебник злился, но не от ожога. У него был такой вид, что он буквально ненавидел себя за применение искусства мага.       Двадцать первая попытка оказалось удачной: огонь весело расползся по сухим веточкам, звонко потрескивая. Пацан довольно улыбнулся и, отряхнув руки, проворно залез на ближайшее дерево, с облегчением выдыхая. Он всегда ночевал на дереве. Если же они ехали в повозке с кем-то, то вообще не спал.       Увидев это впервые, старик не удержался от вопроса:       — Ты что, птица?       — На земле опасно, — пацан сидел на широкой ветке, пальцами вцепившись в кору.       В каком-то смысле колдун был согласен с мальчишкой, но это не значит, что стоит лезть на дерево.       Пододвинувшись ближе к огню, старик стал греть оледеневшие ладони, размышляя. Сейчас у него последний шанс спровадить пацана, но какое-то внутренне чувство и опостылевшее ему раздражение фамильяра его останавливали. Зачем судьбе подкидывать ему бездарного магеныша? Пока мужчина рассматривал игривые языки пламени, на него накатывала чудовищная догадка или вернее осознание. Более-менее отогревшись и перестав чувствовать нестерпимую мелкую колющую боль в теле, старик заговорил:       — Сколько существует искусств?       Пацан, не ожидавший, что старик заговорит с ним первым, слабо вздрогнул, но моментально ответил:       — Шесть.       — Какие именно? — колдун и сам не понял зачем завел этот разговор, но змей на удивление подбадривающе шипел, поощряя это.       — Маги, чародеи, волшебники, друиды, ведьмы и колдуны, — пацан разгибал пальцы при перечислении. — А что?       — А то, что можно родится с искусством мага, но при желании переучиться на волшебника, или наоборот, но, — старик хмыкнул, — искусство будет слабее, чем изначальные возможности. И то, что я вижу: маг ты отвратительный, а колдун и того хуже будет. Не все, наделенные искусством, могут им овладеть.       Пацан зло поджал губы, и, наверное, в тысячный раз процедил наполненные желчью слова:       — Я. Не. Маг. Тупой. Дед. В. Маразме.       Старик рассмеялся и, всплеснув руками, спросил:       — Ну, а кто тогда? Фея? Каким бы слабым маг не был, собственные заклинания не должны его ранить! Вспомни свои руки? Да и что толку я тут распинаюсь? У магов определенно отсутствует мозг! Ты яркий тому пример. Максимум, что из тебя может выйти, это паж для рыцаря или служка для жреца.       Колдун намеренно выводил мальчишку из себя. Он раздражался при упоминании магов, но только не до тех пор, пока кто-нибудь упоминал жрецов., те приводили его в настоящее бешенство. Вот и сейчас, зло блеснув глазами, он спрыгнул с дерева, и по мере приближения к старику его руки охватывал огонь.       — НЕ СМЕЙ УПОМИНАТЬ ПРОКЛЯТУЩИХ ЖРЕЦОВ! Я НЕ БУДУ СЛУЖИТЬ КОМУ-ТО ИЗ НИХ!       Огонь поднимался от кончиков пальцев до локтя мальчишки то закручиваясь по спирали, то хаотично извиваясь зигзагами, пока пацан не заметил это и поспешно не кинул заклинание в костер. Пламя с гулким воем взметнулось вверх, кислотно зелёное, переходящее в ярко-желтое на концах. Его свет отогнал темноту леса на значительное расстояние, отпугивая ночных обитателей леса. Карие глаза мальчишки смотрели испуганно на старика, дыхание было глубоким и частым, еще немного и он свалится в обморок.       Колдун же, рассматривая пламя, засмеялся, но не так как привык шатен. Сейчас смех не звучал гадко или издевающимся. Он был радостным и… каким-то счастливым? Мужчина подошел к мальчику и, взяв его за руку, сдвинул рукав вверх. Кожа ребенка была нетронутой, только чуть теплее, чем обычно. Затем он ласково потрепал шатена по волосам, отчего мальчишка попятился и упал на задницу, тихо ойкнув.       Старик ссадил змея, что довольно шипел, на руки пацану и провел рукой по бороде, обращаясь к фамильяру:       — Сразу сказать не мог? — змей отрицательно мотнул головой.       — Кто что не мог? Ты совсем умом тронулся, а, дед? — шатена пугала резкая перемена в отношении старика к нему.       Колдун присел напротив мальчишки, тихо чертыхаясь на заболевшую поясницу.       — Успокойся и подумай, что ты сделал не так, как обычно, — мужчина знал, что пацан смышлёный, ведь как-то же умудрился выжить в чащобе, просто надо подтолкнуть в правильном направлении.       Мальчишка, как обычно смешно скорчив лицо, когда задумывался, то и дело переводил взгляд со своих рук на немного успокоившийся огонь. Он размышлял пару минут, пока его глаза не расширились от осознания.       — Я не сказал слов заклинания, — шатен поднял голову, посмотрев на старика.       — Верно, что еще? — колдун подставил ладонь для вернувшегося фамильяра.       — Я разозлился, эээм, очень сильно, — пацан задумчиво почесал макушку. — А что…       — Что конкретно позволяет каждое искусство делать? — старик перебил шатена, обдумывая как лучше сказать ребенку возможно не очень приятные новости.       — Маги — боевые заклинания. Чародеи — гипноз и иллюзия. Волшебники создают артефакты. Друиды превращаются в животных. Ведьмы варят зелья. Колдуны — проклятье и порча, а ну и фамильяры, — пацан выглядел окончательно запутанным и сбитым с толку.       — Верно, а это, — колдун указал рукой на беснующиеся пламя, — проклятый огонь.       Шатену потребовалось буквально пару секунд, чтобы осознать услышанное, и довольно улыбнуться.       — Вот, я же говорил, что я не маг, — мальчишка самодовольно хмыкнул.       — Но ты и не колдун, — мужчина покачал головой, — Ты — фамильяр.       — В каком это смысле? — карие глаза расширились, он был точно уверен, что дед окончательно потерял здравый рассудок.       Старик устало потер лоб и впервые приподнял низко опушенные брови, позволяя разглядеть глаза. Горящие в темноте змеиные очи впечатлили мальчишку, так что мужчина знал: в скором времени его завалят вопросами.       — Есть два типа колдунов: первый, что заключает контракт с фамильяром, черпая силы из этой связи, и обучается у других, и второй, — мужчина двинул рукой в сторону огня, — природный колдун. Его силы идут из эмоций и внутреннего стержня, его проклятья и порча самые мощные, но есть одно, но…       Старик глубоко вздохнул и продолжил:       — Чем чаще он пользуется искусством, тем больше проклинает сам себя, и, в конечном итоге, становится фамильяром.       Пацан шокировано открывал и закрывал рот, ему впервые было трудно подобрать слова. Он посмотрел на змея, и тот игриво подмигнул ему. Все еще находясь в шоке, шатен стал странно заламывать пальцы, взгляд метался по земле, и, чем дольше он думал, тем гаже и злее становилась его улыбка. Пока он не спросил:       — Сколько времени у меня есть?       — Если не будешь колдовать, хоть вся человеческая жизнь, если же нет… — старик устало вздохнул. — Для каждого срок разный, точно сказать не могу. Таких, как ты не появлялось много столетий.       — Все фамильяры — это бывшие колдуны, а человек, заключивший контракт с фамильяром, также колдун, но он уже не станет фамильяром?       — Верно, — мужчина медленно ответил, подспудно понимая к чему клонит мальчишка.       — То есть, если я найду другого фамильяра и заключу с ним контракт, то я не превращусь в жабу или крысу? — шатен спросил это со слишком серьезным лицом, чем вызвал у старика смех.       — В теории это возможно, однако, — мужчина вернулся на лапник, — их практически не осталось, либо они уже заключили контракт, свободных нет.       Пацан заметно помрачнел от этих слов и закусил губу, до крови раздирая ее.       — Ну-с, один все же есть, — третий до этого незнакомый голос вклинился в диалог.