Deals With Devils

Нил сидел за обеденным столом, не отрывая глаз от экрана телефона, а мыслями витал за пределами штата. Предполагалось, что он пробудет здесь, в Пальметто, максимум неделю или две, но теперь, из-за его травм, инфекции и того факта, что у него не будет возможности заработать деньги, пока он не поправится, его сроки немного удлинились. Он посмотрел на дату в своем телефоне. День рождения Жана в следующем месяце. Нил действительно надеялся, что они смогут отпраздновать это, когда оба будут свободны от гнезда… Если он будет осторожен и усердно работать, то, может быть, у него еще все получится… Но, возможно, семья Морияма ожидала бы этого, в конце концов, лучшего времени для смелой и драматичной попытки спасения просто не было. Так, может быть, лучше подождать до конца? Позволить им думать, что он не вернется только для того, чтобы напасть, когда они меньше всего этого ожидают? С другой стороны, если они ожидают, что он придет на день рождения Жана, то, возможно, это на самом деле большая причина для них ожидать, что он этого не сделает; потому что это слишком очевидно, а Нил слишком хорошо обучен. Так, может быть, он сможет заполучить их с помощью немного реверсивной психологии и притворства? Или, может быть, он просто слишком много думает об этом, и совершенно не имеет значения, в какой день он попытается высвободить Жана. В конце концов, это Морияма. Это замок Эвермор. Вероятно, он будет также хорошо защищен и охраняем, как и всегда, несмотря ни на что. Особенно после побега Кевина несколько месяцев назад… Это, и есть все основания полагать, что Морияма даже не знают о дне рождения Жана, они определенно никогда раньше ничего не делали, чтобы признать это. Черт, даже они почти ничего не сделали, чтобы признать это, в основном для них это был просто еще один день, единственным реальным исключением из этого был прошлый год, когда… — Ты хочешь поцелуй? — Внезапно сказал Эндрю через плечо, полностью отвлекая его от размышлений. Нил немного подпрыгнул на своем стуле и слегка потряс головой, чтобы рассеять туман, прежде чем положить телефон лицевой стороной вниз на стол и повернуться к нему лицом. — Что? — Спросил он с равной долей шока и замешательства из-за внезапного предложения. Эндрю с самодовольным выражением лица размахивал перед своим лицом маленьким кусочком шоколада в форме конуса, завернутым в фольгу, за полоску бумаги, торчащую сверху. — Поцелуй. — Повторил Эндрю, приподняв бровь в его сторону. — Хочешь один? Нил слегка нахмурил брови, посмотрев на подношение, а затем снова на Эндрю, пока его мозг осмысливал ситуацию. Теперь, когда он мог это видеть, он смутно вспомнил, что «поцелуй» — это просто название конфеты, а не то, что Эндрю случайно сделал ему предложение. Он не уверен, почему именно об этом он подумал в первую очередь. — Сейчас только 7 утра. — Усомнился Нил, взглянув на маленькую обертку с шоколадом, которую Эндрю держал в другой руке. — Тогда считай это хорошим утренним поцелуем. — Эндрю бросил вызов в ответ, развернув стул рядом с местом Нила, прежде чем медленно сесть на него задом наперед, как на лошадь, скрестив руки на спинке и не сводя с него глаз, а предложенное угощение все еще болталось в воздухе между ними. — Я не самый большой поклонник сладостей. — Нил признался, на мгновение отведя взгляд, что по какой-то причине то, как Эндрю смотрел на него, казалось немного более испытующим, чем обычно, и ему было еще слишком рано заниматься их обычными играми. — Хм. Позорище. — Проговорил Эндрю с притворной скукой. — Но почему? Не могу представить, что такому парню, как ты, нужно беспокоиться о своей фигуре, так зачем отказывать себе в одном из самых простых удовольствий в жизни? Нил издал негромкий смешок в нос при этой мысли; любые «диеты», на которых он сидел на протяжении многих лет, были навязаны ему гнездом или отсутствием вариантов, которые у него были в дороге, а не подсчетом калорий или чем-то еще. — Я ни в чем себе не отказываю, — объяснил Нил, — просто не так увлекаюсь этим, как кажется большинству людей. Эндрю слегка оценивающе покосился на него, прежде чем в уголках его рта появился намек на улыбку. — Это твоя позиция по отношению ко всем сладостям? Или просто к тем, которые предлагаются не теми людьми и неправильными способами? Люди, которые не знают, что именно тебе нравится, которые не могут предложить что-то большее… На твой вкус. — Что ты имеешь в виду? Эндрю немного перегнулся через спинку стула, его голос был тихим, почти шепотом, когда он объяснял. — Ну, обычный молочный шоколад, возможно, не то, что тебе нужно. Но что, если бы это был темный шоколад? Что-нибудь более горькое в отличие от приторно-сладкого? Может быть, он даже со вкусом кофе или посыпан сверху кусочками морской соли, чтобы сделать его немного более пикантным… Может быть, ты растопишь что-нибудь подобное и обмакнешь в клубнику, дашь ей затвердеть и остыть, превратившись в декадентскую внешнюю оболочку, так, что ты получишь приятный хруст, когда откусишь кусочек. Взгляд Эндрю скользнул вниз, ко рту Нила, как будто изучение сосуда могло дать ему лучшее представление о том, как его наполнить, прежде чем, по-видимому, заметить, насколько близко они подошли, и немного отклониться назад, прежде чем расспрашивать его дальше. — Если бы это было что-то подобное, ты бы все равно сказал «нет»? Или все-таки попробовал? Нил проглотил лишнюю слюну, размышляя о том, каково это будет на вкус, прежде чем дать свой ответ. — Может быть? Я имею в виду… Я думаю, мне бы это понравилось немного больше, если бы это было что-то в этом роде. — Эндрю выглядел слишком довольным собой, поэтому Нил привел свой контрапункт, чтобы попытаться обезоружить эту ухмылку. — Но на самом деле сейчас не готовят поцелуи «клубника, обмакнутая в кофе и темный шоколад со вкусом морской соли», не так ли? — Хм. Может, и нет. — Признался Эндрю, пожав плечами. — Думаю, тогда нам просто придется сделать что-то свое. Эндрю отправил шоколад в рот вместе с оберткой и всем прочим с почти отсутствующим, но смутно довольным выражением лица. — Почти уверен, что фольга на этих штуках несъедобна. — Указал Нил. Эндрю поднял один палец, давая ему знак подождать. Через полминуты он уже зажимал края чего-то сразу за губами большими и указательными пальцами; затем, словно лист бумаги, выкатывающийся из принтера, Эндрю вытащил почти идеально плоский кусочек фольги и положил его на стол. Нил немного склонил голову набок и спросил: — А маленькая полоска бумаги? Челюсть Эндрю слегка дернулась, прежде чем он высунул язык, покрытый бумагой, теперь в центре был завязан узел, и он тоже положил его на стол. — Это отличный трюк для вечеринки. — Признался Нил. — Хотя немного беспорядочно. — Я могу сделать то же самое с черешком вишни. — Произнес Эндрю с ухмылкой: — И я не возражаю против беспорядка. — Вроде как да, — сказал Нил, пожав плечами, просто чтобы возразить, — Я только вчера вечером отполировал этот стол, а теперь он весь в твоих слюнях. — Нет, это не так. — Эндрю возразил. Он открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но что бы это ни было, Кевин Дэй прервал его, внезапно появившись из ванной и стащив маленькую горсть шоколадных конфет из сумки Эндрю. Эндрю издал негромкое неодобрительное рычание по поводу вторжения, но Кевин либо не заметил, либо ему было все равно, когда он пронесся мимо них к шкафчику со всеми кружками Ваймака. Он вытащил три из них и начал наполнять их разным количеством кофе, ирландских сливок, сахара и (в случае Нила) чуть-чуть молока; на протяжении всего процесса он говорил почти командным голосом. — Почему он так долго задерживается в аэропорту? Я хотел попасть на стадион как можно скорее, чтобы мы могли покончить с экскурсией и бумажной волокитой до начала тренировки. У нас есть шанс получить преимущества в тренировках Дженни до прибытия остальной команды, и я не хочу упускать ни одного из них. К тому же некоторые запасные ракетки нуждаются в перетяжке, так что попытка найти подходящую по размеру для нее может занять некоторое время… Тебе действительно следует поскорее приступить к работе над этим, Нил. Разве обслуживание оборудования теперь не входит в твои обязанности? Нил слегка закатил глаза от этого комментария, когда Кевин поставил перед ним кружку с не совсем черным кофе. — О, конечно, ваше высочество, я займусь этим прямо сейчас, — сказал он с изрядной долей сарказма, прежде чем взорвать мыльный пузырь Дэя. — В твоем плане есть один маленький изъян. Ваймак сказал, что тебе не разрешается домогаться до Смоллс, пока она не пробудет здесь по крайней мере несколько дней. — Что? — Кевин выглядел одновременно оскорбленным и смущенным. — Кто говорил о домогательствах к ней, я просто хотел… — Мы рассматриваем то, что ты заставляешь ее тренироваться во время перерыва, как форму домогательства. — Нил снова вскочил, закатив глаза: — Кроме того, он даже не хочет, чтобы ты встречался с ней сегодня; вообще-то, никто из нас, включая меня, очевидно. Говорили что-то о том, чтобы дать ей день «отдышаться» и привыкнуть к нему и Эбби, прежде чем осыпать ее всеми нашими «уникальными и чрезмерно изобильными» личностями. — Он сказал это с воздушными кавычками вокруг заявления Ваймака. — Но я… — Начал было спорить Кевин, прежде чем немного опуститься на стул и проворчать остальные свои жалобы в кружку. Он положил свою небольшую стопку украденных вещей на стол и потянулся, чтобы взять одну, но Эндрю уже тянулся через стол, чтобы вернуть свои поцелуи свирепым взглядом. Кевин издал еще один раздраженный вздох, но ничего не предпринял, чтобы попытаться вернуть шоколад обратно. На этот раз Эндрю действительно потрудился развернуть свой шоколад на основе сахара для завтрака, прежде чем положить его в рот, но по какой-то причине, когда их взгляды встретились, Миньярд подмигнул ему, прежде чем отвести взгляд. Он не был уверен, в чем тут была шутка? Может быть, дело было в том факте, что он охотно предложил поцелуй Нилу, но не был готов поделиться им с Кевином? Какими бы инсайдерскими знаниями, по мнению Эндрю, ни обладал Нил в этой ситуации, ему это просто не подходило. Он сделал глоток или два кофе, пытаясь разобраться в происходящем. Взгляд Нила скользнул по календарю, висевшему на стене, в то время как его мысли также обратились к вещам, которых он никак не ожидал увидеть. Его целовали три раза в жизни. Технически больше, но на самом деле он не думает, что что-то из этого считается, они были слишком… Грубыми и сопровождались другими неприятностями, чтобы действительно считаться поцелуем, а не просто частью… Во всяком случае, его поцеловали трижды в тех случаях, которые он действительно считает поцелуем. Но даже они были в некотором роде спорными с точки зрения их подлинности. Первый был, когда он был совсем ребенком, лет одиннадцати или около того, вскоре после того, как они с матерью пустились в бега. Его мать встречалась с одним из их знакомых в парке и оставила его рядом с пустой баскетбольной площадкой, чтобы он был вне поля зрения, но все еще на расстоянии крика на случай, если что-то пойдет не так. Там была одна девушка, ее волосы составляли бардак из коротких непослушных локонов, одно колено уже было покрыто царапинами и синяками. Она упражнялась в игре экси, держа в руках старую поношенную ракетку. В глазах была решимость, пока она продолжала подбрасывать мяч, отскакивающий от бетонной стены, а затем гонялась за ним всякий раз, когда промахивалась мимо цели. Нил старался не смотреть на нее, он уже так соскучился по спорту, что позволить себе так пялиться было все равно что размахивать гамбургером перед голодающим человеком. Но его взгляд все равно продолжал блуждать в ту сторону, отслеживая мяч на расстоянии и представляя себя на ее месте. А потом она упала, споткнулась о трещину в земле и тяжело приземлилась на ладони, вскрикнув от шока и боли. Она в отчаянии отшвырнула от себя ракетку и просто свернулась калачиком и заплакала. Он сомневался, что само падение было настолько болезненным, но, похоже, у нее с самого начала был тяжелый день, и ее падение стало лишь последней каплей. Нил огляделся и увидел, что никто больше, казалось, не замечал и не обращал ни малейшего внимания на маленькую девочку, плачущую в одиночестве на пустом корте… Это была не его проблема и не его дело. Он не должен был даже ни с кем разговаривать, не говоря уже о том, чтобы предлагать что-то из своих собственных медикаментов, чтобы помочь случайному незнакомцу… Но он посмотрел на нее и увидел, какой одинокой и обиженной она была, и просто… Не мог продолжать сидеть там и наблюдать, как все это происходит, зная, что он может чем-то помочь. Он нерешительно направился к ней, предварительно вытащив несколько пластырей из заднего кармана, когда приблизился. Услышав его шаги, она подняла голову, слегка сверкнув глазами, несмотря на то, что ее широко раскрытые глаза покраснели от слез. Теперь, когда он подошел немного ближе, он смог разглядеть родинку у нее под глазом, маленькое коричневое пятнышко, по форме напоминающее утку. У нее было несколько веснушек поменьше, которые рассыпались по носу и плечам, но при таком освещении они были едва заметны, особенно когда внимание так легко привлекала гораздо более крупная и уникальная отметина в форме утки. И глаза у нее были какие-то голубовато-зеленые с коричневыми крапинками, как будто они просто не могли решить, какого цвета быть, и выбрали все вышеперечисленное. Она была… интересной. Нил молча продемонстрировал свои пластыри, чтобы показать, что он не хотел причинить вреда, но, во всяком случае, это только заставило ее смотреть еще пристальнее. — Кто ты, черт возьми, такой? — Спросила она с усмешкой. — Крис. — Он отказался от своего нынешнего псевдонима, пожав плечами. — А ты? Она оглядела его с головы до ног, прежде чем неуверенно ответить: — Люди называют меня Даки. — Из-за… — начал говорить Нил, указывая на свою собственную щеку. — Конечно, это из-за уродливого утенка, тупица! — Даки оборвала его с явным раздражением и закатила глаза. Нил снова пожал плечами, прежде чем присесть напротив нее и схватить за запястье, чтобы начать промывать и заклеивать ее ободранные ладони. — Я не думаю, что это уродливо. — Он высказал свое мнение, не спросив разрешения, просто чтобы заполнить неловкое молчание. — Это в некотором роде опрятно. Уникально, понимаешь? Ни у кого больше нет такой метки. Это как встроенная торговая марка… И глаза у тебя вроде как тоже классные. Она помолчала секунду, прежде чем ответить более тихим голосом. — У меня такое чувство, будто я должна сделать тебе комплимент в ответ или что-то в этом роде. Но если честно, чувак? Ты довольно невзрачно выглядишь. При этих словах он разрывался между улыбкой и хмурым взглядом. Хорошо, что она так думала; это означало, что его цветные контактные линзы и краска для волос хорошо помогали ему сливаться с толпой, заставляя выглядеть настолько серым и незапоминающимся, насколько это было возможно. Но он все равно не мог не почувствовать себя слегка оскорбленным этим заявлением. — Да, ну… — Нил (в то время Крис) уклончиво замолчал, закрепляя последний пластырь на месте. Даки осмотрела дело его рук, слегка покраснев и нахмурившись. — Спасибо, док… Не то чтобы я просила тебя о помощи или о что-то подобное. — То, что ты не просишь о помощи, не значит, что ты все еще в ней не нуждаешься, — возразил в ответ Нил, снова пожав плечами. У Даки на секунду отвисла челюсть, прежде чем она притворно сердитым голосом произнесла: — Да, что ж, тогда это просто здорово для тебя, мистер Идеальный самаритянин. Что теперь? Ты также собираешься попробовать поцеловать это для полного выздоровления? — Это помогло бы? — Растерянно переспросил Нил. — Что? — Даки выглядела просто сбитой с толку: — Я не знаю. Может быть? Почему родители вообще так поступают в первую очередь, когда тебе причиняют боль? Нил понятия не имел, о чем она говорит. Родители ни разу не целовали его, когда ему было больно. Чаще всего в первую очередь причиняли боль его родители, или, по крайней мере, это был его отец или один из его приспешников. Он не был уверен, почему взрослые вообще кого-то целуют, а тем более своих детей (по-видимому), на самом деле ему это не казалось таким уж привлекательным… Но он видел, как люди целовались по телевизору в нескольких мотелях, когда его мать включала что попало для фонового шума. У него было приблизительное представление о том, что нужно делать… И он уже нарушил правила, поговорив с этим человеком, если он собирался взять на себя обязательство помочь ей, он может с таким же успехом взять на себя обязательство до конца. Итак, если бы был шанс, каким бы маленьким он ни был, раз поцелуй каким-то образом облегчит боль или ускорит заживление, тогда… Нил наклонился примерно наполовину, а затем замирает, когда Даки внезапно отстраняется. — Ты… не хочешь? — Он начал расспрашивать ее, но был прерван Даки, внезапно бросившейся вперед, чтобы прижаться губами к его губам в поцелуе продолжительностью в полсекунды. Это было неуклюже, быстро и примерно так же неприятно, как он всегда и ожидал. И она казалась в равной степени разочарованной и сбитой с толку всем этим, когда снова отстранилась и уставилась на него, нахмурив брови. Выражение ее лица было таким, словно она бросала ему вызов сказать что-нибудь по этому поводу. — Это… помогло? — Спросил он ее, наклонив голову и с любопытством приподняв бровь. Что бы она ни собиралась сказать, ее прервал громкий сердитый окрик его матери, раздавшийся у него за плечом. — Крис! Иди сюда! Сейчас же! Он слегка поморщился, поднимаясь на ноги, позволив Даки лишь слегка помахать на прощание, когда она быстро переводила взгляд с него на его мать и обратно со страхом в глазах. Его мать изобразила улыбку и молчала, пока они не вернулись к машине. И вот тогда началась лекция… Избиение последовало позже, когда они вернулись в свой номер в мотеле, подальше от любопытных глаз. Девочки были отвлекающим маневром. Опасные. Доказательством этого было то, как легко он отказался от их правил ни с кем не разговаривать, чтобы помочь ей. Она могла быть кем угодно, могла работать на людей его отца, чтобы попытаться переманить его… Он все испортил и подверг их обоих опасности, и его мать хотела убедиться, что это был урок, который он никогда не забудет. И он не забыл этого, не совсем, но… Это случилось несколько лет спустя, у него был второй поцелуй. Обычно они не утруждали себя учебой, попытка записать его куда-нибудь только для того, чтобы снова уехать через два дня, вряд ли того стоила и оставляла после себя бумажный след. Но время от времени его мать или он сам получали слишком сильную травму, чтобы слишком часто переезжать с места на место, так что в конечном итоге они отсиживались где-нибудь на две-три недели кряду. Когда ты так долго остаешься неподвижным, вероятность того, что люди будут что-то вынюхивать в бизнесе, значительно возрастает, и риск того, что какие-нибудь инспекторы по прогулам допросят его в продуктовом магазине в 10 утра во вторник, скорее всего, привлечет к ним слишком много внимания. Поэтому всякий раз, когда они оставались где-нибудь, где, как они ожидали, пробудут приличный промежуток времени, они записывали его. На самом деле это было очень расплывчатое определение зачисления, они намеренно выбирали недостаточно финансируемые государственные школы со слишком большим количеством учеников и недостаточным количеством персонала. Места, которые не были склонны слишком пристально изучать их поддельные документы или подвергать сомнению какие-либо пробелы в их истории. Места, где к тому времени, когда кто-нибудь действительно соберется внимательно изучить их стенограммы и документы, они, вероятно, уже будут на пути к чему-то новому. Места, в которых вряд ли задумались бы дважды, если бы один ничем не примечательный школьник из сотен просто в один прекрасный день перестал бы появляться на занятиях. Места, в которых поверили бы, если бы его мать сказала им, что семьи военных просто так часто переезжают, и на этот раз не стоит ожидать, что они пробудут здесь слишком долго. Это был один из тех случаев, когда его мать выздоравливала после огнестрельного ранения и вывиха лодыжки, а он учился в какой-то переполненной средней школе в глухомани штата Аризона. У него на уроке математики была девочка в огромных круглых очках в черепаховой оправе и с прямой шелковистой челкой, которая, казалось, закрывала ей примерно половину обзора. Она носила много вязаных жилетов и пользовалась духами с лемонграссом. Она была хороша в математике и, предположительно, лучше разбиралась в драматургии. И она продолжала твердить о том, что пробуется в школьный спектакль и что ей нужен кто-то, кто будет играть с ней роли. Она уже четыре раза просила Нила о помощи, и у Нила заканчивались отговорки, чтобы отказать ей. Или, скорее, у Стефана закончились оправдания, он почти уверен, что был Стефаном на временной шкале в тот момент. Или, может быть, это был Алекс… Суть в том, что она загнала его в угол за обедом, когда четверо или пятеро ее друзей столпились позади нее, чтобы усилить давление со стороны сверстников, и в пятый раз попросила его о помощи. У него возникло ощущение, что если он снова скажет ей «нет», это приведет к сцене, где она заплачет, а ее друзья закричат, и это просто заставит весь кафетерий обратить внимание на мальчика, которого, казалось, замечали только эта девушка и ее друзья… Так что он согласился. Он встретился с ней за аудиторией после уроков, как она и просила, отклонил ее предложение мятных леденцов и принял уже выделенный сценарий, который показывал ему строки, что ему нужно было прочитать. Он сделал это намеренно плохо и практически без эмоций, надеясь, что если на этот раз у него получится достаточно плохо, то она никогда больше не потрудится попросить его об этом. В основном он просто зачитывал что-то на автопилоте, немного монотонно, с невозмутимым лицом, даже не обращая особого внимания на то, что читает. К тому времени, когда он понял, что сценарий был для «Ромео и Джульетты», девочка из его класса математики уже бросилась ему на шею. (Он мог бы добавить, что для этого тоже на добрых три строчки рановато.) Сначала он подумал, что она просто споткнулась, его руки инстинктивно протянулись, чтобы попытаться остановить ее падение, но в итоге ему удалось лишь неловко обнять ее за талию, когда она прижалась губами к его губам. Должно быть, она приняла его руки на себе в качестве своего рода поощрения, потому что, в отличие от Даки, этот поцелуй не закончился меньше чем за секунду, она просто продолжала, пока Нил внутренне сдерживался и пытался справиться с ситуацией. Он даже не уверен, прикоснулись ли его собственные губы к ее губам вообще, или он просто стоял, застыв, пока она разыгрывала ядовитый поцелуй. В конце концов, его мозг осознал тот факт, что она целовала его (на самом деле почти пыталась поцеловаться с ним), и все напоминания, которые давала ему мать об опасностях свиданий и женщин, разом нахлынули на него. Призрачные синяки от его последнего избиения снова ожили перед его мысленным взором, когда он представил, что бы она сделала, если бы увидела его сейчас. Он схватил ее за бедра, чтобы оттолкнуть от себя к стене, и по какой-то причине она казалась почти довольной этим, пока не увидела ярость и отвращение на его лице. — Ч-что случилось? — Спросила она его, внезапно выглядя немного смущенной и испуганной. — Зачем ты это сделала? — Он плохо изобразил нейтралитет сквозь стиснутые зубы. — Это… есть в сценарии. — Ответила она немного смущенно, покраснев. — Э-это было плохо? — Я никогда не соглашался на это. — Он чуть не зарычал, безуспешно пытаясь обуздать свой гнев: — Ты попросила меня прочитать строки, чтобы помочь тебе попрактиковаться, и я сделал это. Но я никогда не говорил, что ты можешь прикасаться ко мне. — Но… Но в пьесе Ромео и Джульетта — это… — Я не твой Ромео. — Проговорил Нил, поднимая с пола свою сумку: — Найди кого-нибудь другого, кто готов умереть за тебя. Вероятно, ему следовало найти способ разочаровать ее помягче, весь смысл в том, чтобы просто принять ее мольбы, заключался в том, чтобы она не пошла плакаться об этом всем своим друзьям и не стала причиной большой проблемы, которая привлекла бы к нему внимание. Но он был зол, и ему казалось, что она каким-то образом обманула его; что на самом деле заставляло его чувствовать себя только хуже, потому что это означало, что его мама была права, им легко манипулировали милые девушки с симпатичным личиком. Что еще хуже, ему не нужно было представлять, как отреагировала бы его мать, если бы узнала, потому что, когда он повернулся, чтобы уйти, он увидел, что она ждет его по другую сторону сетчатого забора, скрестив руки на груди и сердито постукивая ногой по тротуару. На этот раз его наказание было немного суровее, но он вроде как чувствовал, что каким-то образом заслужил это, поэтому он собрал все синяки и отнес их вместе с багажом в следующий город. Последний поцелуй был в гнезде, через несколько лет после этого. До этого было еще несколько, те, которые определенно не в счет, те, которые сопровождались шрамами и ночными кошмарами; эти «не поцелуи» тоже случались в гнезде… Но этот последний поцелуй был не похож ни на один из тех, что были раньше. На самом деле это даже не было похоже ни на один из поцелуев, которые у него были в детстве, ни на поцелуй с Даки, ни на поцелуй с девочкой в очках, потому что он был в неведении о том, что у некоторых людей есть родители, которые любят их настолько, что целуют их раны вместо того, чтобы причинять их, или его обманом втянули в это за стенами школы. Это был сознательный, осознанный выбор с его стороны. Подарок. Подарок на день рождения… Он думает, что это была идея Жана. Или, может быть, это была его? Он действительно не помнит, предлагал ли кто-нибудь из них когда-нибудь это вслух, или он просто… Как бы то ни было, он просто помнит, что Жан украл немного алкоголя из тайника Кевина и немного напился, загрустив. Жан каким-то образом умудрялся плакать и смеяться одновременно, рассказывая Нилу, как его никогда не целовали до того, как он попал в гнездо, как у него только что украли эти вещи, и все это сопровождалось болью и стыдом, как он сомневался, что у него когда-нибудь будет шанс поцеловать кого-нибудь и потом не видеть об этом кошмаров. Это напомнило Нилу о том, что он был вроде как в той же лодке, в то время как его целовали до того, как он был наказан за это оба раза, и часть его задавалась вопросом, каково это — целовать кого-то, не вспоминая при этом боли. Он все еще был не уверен, было ли это тем, чего он на самом деле хотел, или нет, он никогда по-настоящему не задумывался об этом раньше, но было очевидно, что Жан оплакивал отсутствие этого. Что-то, из-за чего он чувствовал достаточно много, чтобы расплакаться, когда напился в ночь перед своим днем рождения. Он подумал о своем первом поцелуе, о девушке со слезами на разноцветных глазах и родимым пятном в форме утки на щеке. Он подумал о том, что на самом деле она так и не сказала ему, помогло это или нет, стало ли ей меньше больно оттого, что он поцеловал ее, или все это было напрасно. Он сомневался, что это действительно сильно повлияло на нее; во-первых, оглядываясь назад, он мог видеть, что она хотела, чтобы он поцеловал ее ладони, а не губы, а во-вторых, добавление слюны к открытым ранам кажется рецептом того, что инфекция не заживет. Но, похоже, дело было не в реальной пользе для здоровья. Он думает, что, возможно, родители делали это для своих детей, чтобы напомнить им, что кто-то был рядом с ними. Что их любили, даже когда они лажали или получали травму. Что кто-то все еще заботится о них настолько, чтобы хотеть, чтобы они чувствовали себя лучше, когда плачут… И вот, здесь был его лучший друг, плачущий, потому что никто никогда в жизни так не заботился ни об одном из них… Он не поцеловал его тогда, Жан был пьян и эмоционально скомпрометирован, и это казалось чем-то, чего не следовало делать ни при тех, ни при других обстоятельствах, но он действительно думал об этом большую часть ночи, взвешивая все за и против. В конце концов они устроились на ночь в своей обычной позе: Жан прислонился спиной к стене, а Нил прижался спиной к груди Жана, чтобы каждый из них мог чувствовать себя в безопасности. Но ранним утром Нил перевернулся на другой бок и подождал, пока Жан сморгнет сон со своих глаз. Он двигался медленно, дал своему другу достаточно времени, чтобы оттолкнуть его, и коротко поцеловал в губы. — С днем рождения, Жан, — произнес Нил, слегка улыбнувшись немного озадаченному выражению лица своего друга. Жан достаточно быстро оправился от этого, шутливо столкнув Нила с кровати, жалуясь: — Ты не мог хотя бы сначала почистить зубы? Это отвратительно. Нил рассмеялся и отряхнулся со своего нового места на полу, прежде чем вскочить на ноги, чтобы одеться на весь день. И на этом все закончилось. Ничего не изменилось. Они больше никогда этого не делали. Никогда больше не признавали этого, даже в шутку. Даже едва ли упоминался тот факт, что это был день рождения Жана, если не считать единственного упоминания. Просто оделись для тренировки и двинулись дальше так же, как они делали всегда. На самом деле это ничего не значило ни для одного из них, кроме того факта, что теперь они оба были поцелованными, не причинив боли ни во время, ни после… Такой простой, но незаменимый подарок. И вот теперь снова приближался день рождения Жана. А Нил просто знал в глубине души, что если он не вытащит его из гнезда к тому времени, то вполне возможно, что этим утром его лучшего друга будет ждать гораздо более болезненная серия подарков. Нил снова отвлекся от своих внутренних размышлений, когда Ваймак вернулся домой от Эбби. Кевин попытался расспросить своего — (очевидно, ничего не знающего тренера) — отца о новой нападающей и уговорить его немедленно приступить к ее тренировкам, но Ваймак остался тверд в своей позиции. Дженни Смоллс должна была остаться одна минимум на следующие 48 часов; и тогда, и только тогда остальным будет позволено встретиться с ней. Тогда Дэю было бы позволено спросить ее, не хотела бы она присоединиться к нему на нескольких дополнительных тренировках, но Ваймак подчеркнул важность своей формулировки, что это «совершенно необязательная вещь, на которую она не обязана соглашаться», выбор, который она должна была сделать, а не рутинная работа, которую Кевин навязывал ей. Дэй закатил глаза и некоторое время хандрил по этому поводу, но в конце концов согласился на условия Ваймака (или, точнее, Эндрю согласился от его имени), а затем они вдвоем отправились на стадион. Нил и Ваймак не сильно отставали, и скорее рано, чем поздно Нил обнаружил, что устроился на потертом кресле в кабинете тренера с открытым ноутбуком перед собой и стопкой старых электронных таблиц, которые нужно было перепечатать в цифровом формате. Он не мог выполнять какую-либо тяжелую физическую работу, поскольку его швы и инфекция все еще заживали, но умственный труд по-прежнему был честной игрой. В основном он бездумно копировал бессмысленные цифры в электронные таблицы, а затем отправлял их по электронной почте различным администраторам от имени Ваймака в течение следующих полутора дней. Но потом он кое-что заметил на одной из страниц, которые ему вручили, — написанную от руки записку, нацарапанную в нижнем углу, в которой просто говорилось: «Позвони Биллу по этому поводу». Он знал, что записка была не для него, страница была старой и изношенной, а чернила в таком же состоянии, что указывало на ее возраст, это больше походило на напоминание, которое Ваймак написал для себя месяц или два назад и о котором он просто забыл. Обычно он бы особо не задумывался об этом, но тут ноутбук Ваймака выдал уведомление о том, что «Билл» только что отправил ему электронное письмо с пометкой «срочно»… Он не должен был подглядывать, в его должностные инструкции не входило вмешиваться, и он действительно не должен рисковать, роясь в его вещах без спроса, что впоследствии могло вызывать гнев работодателя… Но если работа Нила заключалась в том, чтобы выполнять роль своего рода секретаря, а босс его босса отправляет электронное письмо с пометкой «срочно», то разве он не должен хотя бы просмотреть его, чтобы понять, насколько оно на самом деле важно, чтобы он мог рассказать ему об этом? С этой логикой на задворках здравого смысла и выруливающим любопытством Нил нажал на ссылку. «Дэвид, Я только что разговаривал по телефону с Томом и Кристиной, и, к сожалению, не похоже, что я смогу заставить их сдвинуться с места в этом вопросе. Ты знаешь, я всегда поддерживал то, что ты пытаешься сделать здесь со своими лисами, но это просто не наполняет карманы районов так, как они ожидали, когда соглашались построить стадион и те квартиры поблизости. Нам нужен победный сезон, чтобы продажи товаров и билетов наконец-то начали компенсировать дефицит бюджета, и, честно говоря, то, что вы, ребята, жертвуете часть всех своих продаж билетов на благотворительность, тоже не помогает. Вы, ребята, сблизились в прошлом году, но этого было недостаточно. И после всех неприятностей и негативной прессы, с которыми кампусу пришлось столкнуться с подписанием Дэя, начальство начинает сомневаться, действительно ли он стоит затрат на выкуп своего контракта и наем дополнительного персонала по охране и техническому обслуживанию. А теперь еще и вся эта история с Дженни Смоллс? Приходится сдавать дополнительную квартиру, потому что половина вашей команды, похоже, не может просто уехать домой на лето? Дополнительные расходы продолжают накапливаться, и это выглядит не очень хорошо, чувак. Теперь ты знаешь, что я здесь на твоей стороне, и я собираюсь продолжать бороться с ними в этом вопросе так же, как, я знаю, будешь бороться и ты; но факт в том, что нам нужно начать показывать результаты, если мы хотим войти в зал заседаний с численностью на нашей стороне. Честно говоря, единственный способ, с которым, как по мне, все обернется в нашу пользу, — это если мы сможем вывести твоих лисов на чемпионат. Сейчас я говорю не о том, что они должны разгромить всех, видит бог, для этого потребовалось бы полтора чуда, но мы должны, по крайней мере, вывести их в четверку лидеров. Сделай это, и они ни за что не смогут назвать команду безнадежным делом. Но без этого… Я думаю, Том на этот раз действительно серьезно настроен сократить ваше финансирование. Хотел бы я еще что-нибудь сделать для тебя, но у меня связаны руки.

— Билл»

Нил уставился на экран со странным нервным оцепенением, скручивающим его внутренности. Правильно ли он понял? Либо лисы попадут на чемпионат в этом сезоне, либо округ сократит их финансирование? Что это вообще значит? Как будто лисы штата Пальметто просто… Больше не существовали бы? Но почему? Конечно, в прошлые годы они были в самом низу лиги и имели немного «плохую репутацию» по всем направлениям, но в прошлом году они действительно добились больших улучшений. И теперь в их команде был Кевин Дэй. Он был одним из самых громких имен в спорте, но еще даже не был профессионалом. Разве это не должно что-то значить? К тому же, если Кевин уйдет из Воронов к Лисам, а потом лисы сдадутся, тогда… Тогда куда он пойдет дальше? К Троянцам? Обратно к Воронам? О, черт возьми, нет, он не мог этого допустить. А как насчет остальной команды? Игроки, у которых не было ни имени, ни оценок, ни послужного списка успехов, чтобы получить приглашение в любую команду, которую они хотели, и соответствующую стипендию. Их тоже выгонят из университета из-за потери своей команды? Разве это справедливо? Он все еще с отвисшей от ужаса челюстью смотрел на экран, когда Ваймак внезапно вбежал обратно в свой кабинет, сжимая в руке телефон и с выражением нетерпения на лице. Но как только Ваймак увидел выражение лица Нила, он немного успокоился и вздохнул. У Ваймака на телефоне было открыто такое же электронное письмо. — Тогда, я полагаю, ты уже прочитал это? — Спросил Ваймак. — Как давно вы знаете об этом? — Переспросил Нил в ответ. Ваймак вздохнул и подошел к своему столу, налил себе маленький стаканчик виски из ящика письменного стола и бросил бутылку с водой в направлении Нила, прежде чем плюхнуться в кресло. — Том и Кристина угрожали в течение многих лет, но только после фиаско с Кевином Дэем они привлекли на свою сторону остальную часть правления… Сначала они были в восторге от перспективы того, что имя такой громкой знаменитости будет ассоциироваться с командой, но потом, когда начались все эти акты вандализма и онлайн-угрозы убийством, они поняли, что слава и бесчестие иногда могут идти рука об руку. — И что, они ожидают, что вы сделаете невозможное, или они просто прекратят все финансирование? — В этом нет ничего невозможного, малыш. — Нахождение лисов в чемпионате? Да, это так. — Нет, не так. — Настаивал Ваймак, прежде чем сделать глоток своего напитка. — Я бы вообще не стал создавать эту команду, если бы не верил в каждого последнего ребенка, которого я в нее набрал. — Хорошо, тогда это крайне маловероятно, — Произнес Нил с гораздо меньшим оптимизмом. — Все мои лисы раньше преодолевали трудности и похуже. Нил на мгновение замолчал, обдумывая это. В конце концов он тихонько вздохнул и сосредоточился на попытках найти решение вместо того, чтобы сосредотачиваться на проблеме. — Ладно, и что теперь? Вы скажете команде, чтобы они взяли себя в руки, или как? Ваймак покачал головой и сделал еще один глоток. — Я не собираюсь им ничего рассказывать, и я был бы признателен, если бы ты тоже этого не делал. — Что? Вы просто собираетесь скрыть это от них? Их стипендии привязаны к команде, разве они не заслуживают того, чтобы знать, что поставлено на карту? Ваймак глубоко вздохнул, прежде чем немного откинуться на спинку стула с задумчивым выражением лица. — Ладно, — начал Ваймак, — я собираюсь очень быстро изложить тебе несколько гипотез. — Хорошо? — Хорошо. — Ваймак согласился. — Допустим, в продуктовом магазине есть мужчина. Он рано ушел с работы и решил выполнить несколько поручений, прежде чем вернуться домой к жене и детям, ничего особенного в этом не было. Но этот человек на самом деле полицейский под прикрытием, и у него есть пистолет, спрятанный под рубашкой. Итак, в этом первом сценарии пистолет на самом деле не имеет значения, он просто есть, но он никогда из него не выстрелит, потому что зачем ему это делать, если он просто пришел купить продукты, туалетную бумагу и пойти домой, как все мы. Верно? — Да? — Нил согласно кивнул. — Теперь давай возьмем этого же человека, этого же полицейского с тем же пистолетом в том же продуктовом магазине в тот же день, только на этот раз там есть еще один мужчина, который замечает пистолет у него под рубашкой… Видишь ли, в первый раз никто так и не увидел оружие, потому что оно было хорошо спрятано у него под рубашкой и пиджаком, но на этот раз полицейский потянулся за чем-то на возвышении, и выпуклость в форме пистолета под его одеждой была видна в течение самого короткого промежутка времени, и этот парень все увидел. Ваймак сделал паузу, чтобы допить остатки виски, прежде чем продолжить свою гипотезу. — Теперь этот второй мужчина, тот, кто видел этот бугорок у него под рубашкой, знает, что это пистолет, верно? И он никак не мог знать, что первый парень — полицейский под прикрытием. Он просто видит человека с пистолетом в продуктовом магазине и предполагает, что это какой-то опасный преступник. Он думает, что, возможно, тот первый парень здесь для того, чтобы ограбить заведение, или, может быть, он здесь для того, чтобы убить продавца, кто знает; дело в том, что его мозг только что зарегистрировал этого первого человека как возможную смертельную угрозу из-за того, что он знает. Это заставляет его нервничать, пугает тем, что пистолет может выстрелить в его сторону или пока он все еще находится в здании. Поэтому он начинает действовать хитро; он потеет, оглядывается в поисках выхода, пытаясь сообразить, что было бы лучшим импровизированным оружием — банка супа или метла, если бы до этого дошло. Ваймак схватил две ручки из кружки, стоявшей на его столе, и помахал синей ручкой, изображая полицейского под прикрытием, а красной — второго человека в его примере. — А теперь про копа под прикрытием, он понятия не имеет, что этот парень только что видел его пистолет или что-то в этом роде, все, что он знает, это то, что этот парень внезапно стал вести себя очень хитро и подозрительно. Он начинает думать, что, может быть, этот парень здесь, чтобы ограбить заведение, или, может быть, он член банды, и его послали сюда, чтобы убрать его, в чем бы ни заключалось его дело, коп считает, что он должен быть в чем-то виновен, иначе зачем бы он так себя вел. Так что теперь оба мужчины убеждены, что другой представляет какую-то угрозу. Ситуация обостряется, коп подходит к мужчине, чтобы допросить тот парень замечает это, предполагая, что коп собирается наброситься на него или еще что-нибудь в этом роде. Полицейский видит убегающего парня и больше, чем когда-либо, убежден, что он преступник. Он говорит ему остановиться, но тот не делает этого. Он погнался за ним, и парень бросил ему через плечо банку супа, чтобы попытаться задержать полицейского. Полицейский расценивает это как угрозу и достает свое оружие, поэтому другой парень пытается опрокинуть витрину, чтобы хоть как-то прикрыться. Полицейский уворачивается, видит, что предполагаемый преступник собирается скрыться, и стреляет из пистолета. Попадает в человека. Ваймак бросил красную ручку на стол и поднял синюю. — Теперь человек мертв. Невинный человек, который не сделал ничего плохого, кроме попытки защитить себя от парня с пистолетом. И ирония всего этого в том, что если бы он вообще никогда не увидел пистолет, ничего бы с ним не случилось. Он купил бы себе суп, а полицейский купил бы себе овощи, и они оба отправились бы домой к своим семьям и провели бы совершенно ничем не примечательный и небогатый событиями вечер вторника. — Так… вы думаете, что лисы — полицейские в этом сценарии? — Нил усомнился: — Угроза только в том случае, если они чувствуют, что должны ею быть? — Нет, — поправил Ваймак. — Округ здесь — полицейский, у них есть вся власть, и они не боятся использовать ее, чтобы сэкономить себе несколько баксов или заставить себя хорошо выглядеть. Лисы — это другой человек в этом сценарии… Видишь ли, обычный человек не будет уделять этому много внимания, он не будет высматривать комочки подозрительной формы под одеждой людей или знать достаточно, чтобы идентифицировать это как пистолет, увидев его лишь на долю секунды краем глаза. Но этот парень справился, потому что он уже сталкивался с подобной опасностью раньше; он знает, что нужно быть настороже, быть бдительным и бояться, потому что какая-то часть его всегда подозревала, что нечто подобное может случиться с ним снова. И благодаря предвзятому отношению к подтверждению с обеих сторон он оказался прав. — Значит… вы говорите, что не хотите, чтобы они называли администрацию угрозой для себя, потому что это превратит их в более серьезную мишень, если они начнут действовать из-за этого? — Ну, и да, и нет. Опять же, дело в том, что администрация представляет угрозу, всегда была таковой, и копы тоже. Я уверен, мне не нужно говорить тебе, что эти ушлепки тебе не друзья. Полицейский в моем гипотетическом сценарии ушел, думая, что он был героем из-за убийства невинного человека, в конце-то концов, администрация будет считать себя хорошими парнями за то, что сократила наше финансирование во имя перенаправления этих денег на другие виды спорта и программы. Но тот факт, что гипотетическая угроза существует, не означает, что из этого ничего не выйдет, если мы не дадим им повода нажать на спусковой крючок… Прямо сейчас все, что есть, — это вероятность того, что произойдет что-то плохое, а не гарантия, но как только появляется вторая новость об этой возможности, она становится более достоверной. А для людей, которые и так работают изо дня в день, чувствуя, что вот-вот случится что-то нехорошее, получить подобный ультиматум — это то же самое, что сказать им, что команда уже распалась. Это как, э-э-… Это плохие новости для Шредингера, верно? Потому что пока что это не обязательно плохие новости, но они будут такими, как только ты их расскажешь. Понимаешь? — Может быть? — Признал Нил, слегка наклонив голову. — Я говорю, мои лисы, у них у всех есть все основания не доверять округу. Их снова и снова подводили почти все, черт возьми, на каждом шагу. Большинству из них всю жизнь твердили, что они никогда не перестанут быть дерьмом, и некоторые из них слышали это достаточно часто, чтобы начать верить в это. В половине случаев, когда я вербую их, они сначала даже не верят мне, потому что мысль о том, что кто-то может предложить им стипендию на полное обучение вместо кого-либо другого, настолько сбивает их с толку, что они скорее поверят, что это обман, чем реальное предложение. Только когда они действительно добираются сюда, реальность начинает проявляться, и они понимают, что это не шутка и не сон… Мои лисы? Они из тех людей, которые высматривают спрятанное оружие в продуктовом магазине. Они из тех, кто узнает оружие с первого взгляда. Они из тех, кто видит потенциальную угрозу и знают, что ее нужно бояться, в то время как все остальные просто занимаются своими обычными делами. Есть люди, которые видят перед собой груду непритязательных картонных коробок и автоматически начинают открывать их все, чтобы попытаться найти мертвую кошку, вместо того, чтобы просто… Оставить это кучей коробок или, черт возьми, осмелиться надеяться, что она все еще жива, если там вообще есть кошка. Когда им предоставляется целый мир возможностей, они предполагают, что что-то пойдет не так. — Ладно, итак, если они уже ожидают, что что-то пойдет не так, что плохого в том, чтобы сказать им об этом? Почему бы не предоставить им всю информацию заранее, чтобы они знали, что чувак с пистолетом на самом деле там не для того, чтобы в них стрелять или что-то в этом роде? — Потому что администрация действительно хочет их расстрелять. А некоторые из этих детей? Они хотят, чтобы их расстреляли… Может быть, этого недостаточно, чтобы самим нажать на спусковой крючок, имей в виду, но эти лисы… Они похожи на Чеховских жертв. Для них идея о том, что происходит что-то плохое, — это не просто возможность или случайность, это просто то, как должна развиваться их история, верно? И если ты всю свою жизнь ждал, что однажды кто-нибудь в тебя выстрелит, а потом кто-то угрожает тебе пистолетом в глухом переулке… Что ж, может быть, какая-то часть тебя не видит смысла в попытках убежать или дать отпор, может быть, ты считаешь, что лучше просто принять свою судьбу и уйти с достоинством и стилем. Да? Так что, может быть, когда оружие приставлено к твоей голове, ты просто улыбаешься и смеешься, заставляя их нажать на чертов курок… Ты понимаешь, о чем я говорю? — Вы думаете, если они узнают, что поставлено на кону, они сдадутся? — Именно так. — Ответил Ваймак, щелкнув пальцами и указав в направлении Нила. — Большинство из этих детей уже думают, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой, а другая половина каким-то образом усвоила идею о том, что ничто хорошее не может длиться вечно. Им всем снова и снова говорили, что эта команда никогда не сможет победить и что они никогда не будут достаточно хороши во всем, что делают. И теперь им предъявляют ультиматум: либо они получат чемпионское место, либо все программы будут свернуты? Зачем танцевать по команде, как маленькие обезьянки, чтобы угодить администрации, которая в любом случае просто пошлет их в конце дня, верно? С таким же успехом они могли бы сэкономить силы и просто перестать заботиться, некоторые из них могли бы даже бросить учебу или вернуться к старым привычкам, чтобы справиться с этим. Нет смысла пытаться убежать от судьбы. — Но вы сказали, что в этом нет ничего невозможного. — И я придерживаюсь этого мнения. Если мои лисы продолжат совершенствоваться, как в прошлом году, если они продолжат так же стараться, то я не сомневаюсь, что в этом году они смогут стать чемпионами. Черт возьми, если они научатся прекращать препираться друг с другом, то, возможно, даже выиграют его. Но только не в том случае, если они сдадутся преждевременно. И не в том случае, если они играют с оружием, прижатым к их спинам… Они победят, потому что они хотят победить, потому что они хотят доказать, что скептики неправы ради них самих, а не потому, что какие-то шишки хотят разбогатеть на их успехе, не потому, что кто-то сказал им сделать это иначе. Вероятность того, что все пойдет плохо, все еще существует в любом случае, но так же существует и вероятность того, что все пойдет правильно. Так зачем же их сглазить? У них и так достаточно забот, о которых стоит беспокоиться. Зачем указывать на пистолет, спрятанный под рубашкой администрации, когда я мог бы просто позволить своим лисам разгуливать, думая, что это любой другой день в продуктовом магазине? — Так вы говорите… — Я говорю, что если мы ничего не скажем, то это будет первый сценарий, когда все выйдут из продуктового магазина невредимыми и никто ничего не узнает. Лисы занимаются своим обычным делом, они делают все, что в их силах, как всегда, и у нас есть шанс опередить их. Но если мы расскажем им о возможной угрозе, то это будет второй сценарий. Они либо сдаются, либо рассыпаются под давлением, и в любом случае у округа теперь есть оправдание, которого они всегда хотели, чтобы избавиться от них, нажав на спусковой крючок… Так что я выбираю первый вариант. — Хорошо, значит, вы… Вы берете пистолет Чехова, засовываете его в коробку Шредингера и надеетесь, что никто не начнет заглядывать в коробки в поисках дохлых кошек только для того, чтобы вместо этого получить пулю в лицо? Ваймак сделал слегка смущенное и задумчивое лицо, обдумывая эту смешанную метафору, прежде чем сказать, пожав плечами: — Да, в значительной степени. Пистолет не может выстрелить в третьем акте, если никто из моих лисов не знает об этом в первом акте. Я могу беспокоиться об этом — и, возможно, о живом или мертвом коте — самостоятельно, пусть они сосредоточатся на том, чтобы играть в игру так, как им следует. Нил на мгновение задумался, прежде чем ответить: — Ладно. — Ладно? — Переспросил Ваймак, приподняв бровь. — Хорошо. Тогда я ничего не буду говорить об этом… Я помогу вам, э-э, спрятать кошачий труп или что-то в этом роде? Ваймак фыркнул от смеха, прежде чем поднять свой пустой бокал в его направлении. — Ты хороший человек, Джостен. Но будем надеяться, что нам вообще не придется хоронить трупы. — Будем надеяться. — Согласился Нил, поднимая свою бутылку с водой и делая еще один глоток.