***
Эндрю объективно знал, что у него была привычка водить машину немного быстрее и яростнее, чем традиционно позволял закон, но даже по этим меркам он испытывал свою удачу на обратном пути в Пальметто. Вопреки осуждающим комментариям и ругательствам с эффектом Доплера, что часто звучали в его адрес, Эндрю знал, что делал. Он был беспокойным, но в конечном счете безопасным водителем; он не пытался разбить свою машину или что-то в этом роде. Только не эту машину. Только не с этими пассажирами. Тем не менее, он мог видеть, как побелели костяшки пальцев Аарона, вцепившегося в дверную ручку, его собственное колено, и пристальный взгляд в тысячу ярдов всякий раз, когда он дергался вперед слишком резко или слишком отклонялся в сторону из-за нервозности своего близнеца. В прошлом, когда Аарон по-настоящему выводил его из себя, он специально так вел машину, просто чтобы наказать его за то, что он ему не доверял, но в последнее время он действительно не чувствовал в этом необходимости… С точки зрения объективного и отстраненного мышления Эндрю мог понять, почему то, что он на полной скорости лавирует в пробке на автомобиле, купленном на страховку от автокатастрофы, где он намеренно ее спровоцировал, заставило бы Аарона немного позеленеть. Но с предвзятой и личной точки зрения он считал, что это не должно иметь большого значения. Аарону следовало бы знать лучше. Даже если он не доверял Эндрю свою жизнь, он должен был доверять ему в том, что он не пойдет ломать такую прекрасную машину, как эта. Он не очень-то любил слова из пяти букв, начинающиеся на «Ж", но он мог, по крайней мере, сказать, что ему очень, очень, очень нравится его малышка, может быть, даже настолько близко к другим словам, насколько он был способен. В его мысленном списке вещей, которые он мог бы назвать почти любовью, были лексус, мороженое и бутылка хорошего «blue». Если Аарон не верил в обещание обеспечить его безопасность, он должен, по крайней мере, знать, что Эндрю никогда не допустит, чтобы с его малышкой что-то случилось. В конце концов, он упорно трудился, чтобы заполучить ее, многим рисковал, чтобы позволить себе такую роскошь (риск, на который он пошел в первую очередь ради безопасности своего неблагодарного братца, но неважно). Так что его как бы вывело из себя то, насколько напуганным все еще был Аарон, пока он сидел за рулем. Или, вроде так, обычно все так и было. Сегодня у него нет на это сил. Сегодня он делал это не только для того, чтобы позлить Аарона. Сегодня даже ему стало немного не по себе из-за произошедшего… Но он не собирался сбавлять обороты, когда узнал, что Джостен был там, в Пальметто (а Ваймак уже начал угрожать). Он должен был вернуться. Нужно было увидеть его собственными глазами. Нужно было узнать, продолжает ли он пить воду или у него был психологический срыв, как после прыжка Дженни. Он должен узнать, каков ущерб, чтобы у него была возможность рассчитать, чувствовал ли он себя плохо из-за этого или Джостен заслужил еще немного за свое предательство. Он должен узнать. Он сократил их маршрут почти на целых полчаса из-за превышения скорости, и не успел он опомниться, как они въехали на стоянку перед многоквартирным домом. Эндрю стучал в дверь Ваймака с ощущением миллиона булавок и иголочек под кожей целых тридцать секунд, прежде чем осознал, что их здесь даже нет. — Пиздабол. — Он раздраженно проворчал: — Сказал нам, чтобы мы тащили свои задницы обратно, а у него даже не хватает порядочности быть здесь самому? — Мы приехали рано. — Заметил Аарон. До того как у него появился шанс огрызнуться на это, Ники добавил: — Может быть, он хотел, чтобы мы вместо этого встретились с ним у Эбби или на стадионе? Эндрю в последний раз обеспокоено постучал в дверь пустой квартиры, что было больше похоже на удар кулаком, а потом решил ответить: — Тогда он должен был об этом сказать. Он сделал примерно один шаг назад по коридору, но Аарон окликнул его. — Эндрю. — Что? — Ты искал его весь день. Этого достаточно… Позволь на этот раз ему прийти самостоятельно к тебе. Эндрю стиснул зубы и несколько раз постучал ногой по полу, обдумывая это. — Ладно, — сказал он мгновение спустя, разворачиваясь на пятках и вместо этого топая к их квартире. Он вывалил дерьмо Джостена на ту же диванную подушку, на которой предатель всегда облокачивался, когда приходил, а затем направился прямиком на кухню, чтобы наложить себе порцию мороженого. Он почти ничего не ел за весь день и умирал с голоду, но обычно сладкие сливки на вкус были как пепел у него во рту. Он со злости расправился с миской примерно наполовину, прежде чем с возбужденным рычанием швырнуть ее в раковину. Жужжание телефона в кармане было единственным, что удерживало его от произнесения всех ругательств, какие он мог вспомнить, как на английском, так и на немецком, и он ответил коротким: — Что? — Ты заработал несколько штрафов за превышение скорости, пытаясь добраться сюда? — Спросил Ваймак вместо приветствия. Та самая полуманиакальная ухмылка явилось на его лице, пока он отвечал: — Просто пытаюсь немного проявить ту «пунктуальность», о которой вы всегда читаете нам лекции, тренер. — Почему ты слушаешься меня только тогда, когда, как ты знаешь, выводит меня из себя? — Я не имею ни малейшего представления, что вы могли бы этим сказать. — Уверен, что ты и правда не представляешь. Эндрю услышал на другом конце провода звяканье ключей, за которым последовало: — Ну что ж, приходите, чтобы мы могли покончить с этим. — Звучит забавно. — Ответил Эндрю, вешая трубку и засовывая телефон обратно в карман. — Ну, — начал он, махнув рукой в сторону остальной своей разношерстной команды, — вы слышали его. — Нет, не слышали, — заметил Аарон. — Ну, тогда ты услышал меня. — Эндрю поправил его, показав средним пальцем в направлении Аарона. — Пойдёмте. Дальнейших дебатов не последовало, и все они направились к Ваймаку с разной степенью опасения или раздражения. Сразу же его нервы взвинтил недостающий элемент картины — Джостена здесь не было. — Трус не захотел поздороваться? — Спросил Эндрю в направлении Ваймака. — Можно ли его винить в этом? — Ваймак ответил, скрестив руки на груди. — Да. Почти всецело. — Эндрю огрызнулся в ответ. — Значит, это его вина? — Спросил Ваймак тоном, который подразумевал, что он ни на секунду в это не поверил. — Вы встаете на его сторону, даже не выслушав нашу версию истории? Ваш фаворитизм снова проявляется, тренер. — Не вешай мне лапшу на уши. Если хочешь быть моим любимчиком, перестань заниматься глупостями. Эндрю краем глаза бросил взгляд в сторону Аарона, это был второй раз за один невероятно долгий день, когда он слушал эту лекцию. — Вам придется быть немного более конкретным, тренер. Вы имеете в виду то, что случилось с Джостеном или то, что случилось со мной, что не сделали этого раньше? — Зачем ты это делаешь? — Спросил Ваймак, закатив глаза. — Вы с Нилом просто прекрасно ладили, зачем выбрасывать на помойку такие хорошие вещи? — Твое определение «хороших вещей», на мой взгляд, ужасно похоже на определение предателя и стукача. — О чем ты? — Это выше вашей зарплаты, тренер. Вы позволите мне беспокоиться об истреблении крыс, а сами можете просто продолжать читать нам лекции и сыпать пустыми угрозами насчет марафонов или чего-то еще. — Пустыми, да? — Спросил Ваймак: — Ты считаешь, что я на самом деле не заставлю тебя наматывать круги, если ты меня разозлишь? Ты заставил бедного Нила сегодня несколько раз пройти пешком со своим дерьмом, может быть, мне стоит влепить тебе столько, чтобы хватило на дистанцию. — Это полная чушь. — Аарон вмешался: — Мы не заставляли этого придурка ничего делать. Мы собирались подвезти его домой, но это он нас кинул и заставил потратить весь день на его поиски. — О, правда? И что вы сделали с ним в первую очередь, что заставило его чувствовать себя настолько небезопасно в вашем присутствии, что он предпочел бы пролезть в окно и пробежать половину штата, чем быть рядом с вами? Аарон выглядел так, словно собирался еще что-то возразить в их защиту, но передумал, когда Ники снова сдавленно всхлипнул. С этого момента Аарон, казалось, был более озабочен тем, чтобы бросить испепеляющий взгляд на их чересчур эмоционального кузена, поэтому Эндрю снова взял инициативу в свои руки. — Как я уже сказал, тренер, это выше вашей зарплаты. — Нет, когда ты терроризируешь моих игроков, это не так. — Ваймак раздраженно продолжил: — Послушай, у нас и так едва хватает людей для команды, комитет дышит мне в затылок так же, как и администрация. Ты отпугиваешь одного из лучших игроков, которого мы когда-либо набирали в команду… Или вынуждаешь выгнать тебя… Вся команда пострадает из-за этого. Так что, если ты хочешь быть тем, кто уладит это дерьмо без моего участия, то так тому и быть. Но какой бы ни была твоя внезапная проблема с ним, тебе лучше, черт возьми, разобраться с этим. Я начинаю по-настоящему уставать от того, что ты играешь в эти гребаные игры с жизнями людей. Эндрю продолжал в том же духе, раздраженно пыхтя через нос. Он не мог быть уверен, как много Нил рассказал Ваймаку о том, что произошло, но даже если полную правду (в чем он сильно сомневался), тот факт, что Ваймак скорее вышвырнул бы их на обочину, чем принял идею о том, что проблема была в Ниле, слегка приводил в бешенство. Не потому, что Эндрю заботился о том, чтобы быть в команде, или что-то в этом роде, а потому, что он вел себя так, словно все, что Эндрю когда-либо делал, только ухудшало их положение, а не улучшало. Как будто Бойд не столкнулся бы лицом к лицу со своими пагубными привычками, если бы он не вмешался, когда это произошло. Как будто Рене, разбитая и подавляющая все свое дерьмо под маской «хорошей, здравомыслящей девушки-христианки», в какой-то момент не свело бы ее с ума без кого-то, кто понимал бы ее настоящую, кто мог бы свести её с ума чем-то своим. Как будто защита Кевина Дэя не была работой на полный рабочий день, на которую он подписался и снял эту обязанность с плеч тренера. Всё, это по-видимому, ничего не значило. Все это, по-видимому, было просто еще одним дополнением к списку «глупостей», которые Эндрю делал для других людей и которые никто никогда не ценил. Это похоже на то, что Нил Джостен являлся просто Нилом Джостеном, что по своей сути делало его более ценным и «хорошим», чем Эндрю мог когда-либо надеяться стать благодаря всей своей тяжелой работе. Это вывело его из себя. Но на каком-то уровне он уже привык к подобному. — Я сделал то, что должен был сделать, тренер. И я буду продолжать делать это по мере необходимости, пока проблема не разрешится сама собой. — Оставь этого бедного ребенка в покое, он и так через многое прошел. — Очевидно, нет, поскольку его инстинкты самосохранения не предупредили его не связываться со мной. — Черт возьми, Миньярд! Разбирайся со своим дерьмом нормальным способом, вместо того чтобы вымещать это на Джостене! — Вымещать злость на Джостене — значит то, что я справляюсь со своим дерьмом нормальным способом. Если ты обнаруживаешь крысу в своем доме, ты начинаешь расставлять ловушки. — Он твой товарищ по команде, Эндрю, а не крыса. Он уже несколько недель помогает нам улучшить игру, а ты отплачиваешь ему тем, что обращаешься с ним как с дерьмом и поливаешь его имя грязью? — К сожалению, для всех, ваш любимчик довольно хорошо справляется с несколькими задачами. Он довольно эффективно провёл время, чтобы нанести нам удар в спину, сделав Ники немного менее бесполезным на корте. — Эй. — Ники взвизгнул. — В чем ты вообще его обвиняешь? Ты вообще знаешь? Или ты просто проснулся и произвольно решил, что он каким-то образом представляет для тебя угрозу? — И еще раз я напоминаю вам, что это не ваше дело. — Ты делаешь это моим делом, когда заходишь слишком далеко, как сейчас! Я могу смотреть сквозь пальцы, когда речь идет о мелких ссорах в раздевалке, но если ты не прекратишь пытаться нажить врагов из всех членов команды, то твое дерьмо доставит массу головной боли всем вовлеченным сторонам. — Что вы планируете с этим делать, а, тренер? У вас есть решение? Или вы просто собираетесь сидеть сложа руки, надеясь, что все образуется само собой благодаря командной работе или чему-то еще? На случай, если это прошло мимо вашего внимания, я и мое «дерьмо» — это то, что в конечном итоге решает основную часть проблем вашей драгоценной команды за них, прежде чем эти кротовые норы получат шанс превратиться в горы. Вам не нравится, как я веду дела, тогда, может быть, вам следует что-то с этим сделать, до того как мне придется вмешаться. — Может быть, если бы ты использовал свой умный рот, чтобы, черт возьми, рассказать мне об этих предполагаемых «проблемах», чтобы я мог что-то с этим сделать, вместо того, чтобы каждый раз просто предполагать, что насилие — это выход, у нас не было бы этой проблемы. — Я не должен вам говорить, вы взрослый мужик, разбирайтесь во всем сами. — Ты сейчас серьезно? Как, черт возьми, этот разговор превратился в то, что ты читаешь мне нотации? — Спросил Ваймак, сердито фыркнув. — Это вы мне скажите, тренер. Вы единственный, кто не принял «нет» в качестве ответа, когда я сказал держаться от этого подальше. — Ты ожидаешь, что я просто проигнорирую все, когда появляется подобное дерьмо, как… Что бы, черт возьми, ты сейчас ни натворил. И подвергать опасности моих игроков? — Я ожидаю, что вы позволите мне «самому разобраться со своим дерьмом» и делать то, что я должен, когда кто-то подвергает опасности моих людей. — О чем ты, Эндрю? Что, ты пытаешься сказать, сделал Нил? Что, блядь, здесь происходит? — Я увидел проблему — я решаю ее, это моя работа, — ответил Эндрю с холодным безразличием. — В этом нет ничего личного. Звук сработавшей на стоянке автомобильной сигнализации оборвал любое не слишком остроумное замечание, которое собирался сказать Ваймак, и с нахмуренными бровями и упавшим сердцем они все бросились к окну как раз вовремя, чтобы увидеть, как машина Эндрю с ревом оживает, в то время как Джостен решил немного прокатиться на ней, сымпровизировав полосу препятствий на пустынной парковке. Визг и жжение шин, когда Джостен начал дрифтовать, перемежались ворчливыми проклятиями тренера: — Да, конечно, потому что это совсем не выглядит личным. Эндрю выскочил за дверь и помчался вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, еще до того, как принял сознательное решение начать движение. Список людей, которым он разрешал садиться за руль своей машины, был намеренно мал, было очень мало людей, которым он доверял ключи от своей малышки, и мало того, что Джостена определенно не было в списке, он был чертовски уверен, что у него нет данных ключей. Он вскрыл машину и подключил ее к электросети, а теперь изнашивал шины и мотор, занимаясь ебучей хуйней без его разрешения. Он был внутри, держа грязные руки на руле, заставляя его лексус совершать уклончивые и агрессивные маневры. И, возможно, для его разума было нелепо связывать эту ситуацию с тем же, что и нарушение слова «нет» (как бы ему ни нравился лексус, в конце концов, это машина, а не человек). Но его малышка была продолжением его самого. Есть причина, по которой он всегда так бережно относится к своим вещам и своему пространству, на самом деле несколько причин, но главной из них является вот какая: Эндрю не позволял кому попало трогать его вещи точно так же, как он не позволил бы кому-либо подойти и дотронуться до него. В некотором смысле это была лакмусовая бумажка: если кто-то не мог соблюсти границы и оставить свою идею в покое, когда он ясно давал понять, что к ним нельзя прикасаться, значит, он знал, что не может доверить им и свое тело. Нил въехал на парковочное место, как законченный дегенерат, и вышел из машины с блядской улыбкой на лице. А Эндрю увидел красное. — Что за хуйню, по-твоему, ты творишь?! — Закричал Эндрю, как только Нил прижался спиной к дверце лексуса. — Развлекательную поездку. — Нил ответил дерзкой ухмылкой. — Я бы сказал, что тебе стоит как-нибудь попробовать, но это означало бы, что ты способен испытывать радость. Это был удар ниже пояса, использовать его расстройство против него же самого подобным образом, но Эндрю мог опуститься еще ниже, если бы они собирались так играть. Его кулак был сжат и готов нанести первый удар, когда вмешался их бесполезный тренер и попытался оттолкнуть Эндрю от его цели. — Достаточно! — Закричал Ваймак, метнув хлесткий взгляд в сторону Эндрю. — Теперь очевидно, что у вас двоих есть какие-то нерешенные вопросы, которые вам нужно решить. — Ваймак в неироничном стиле сделал преуменьшение века. — Итак, на мой взгляд, мы можем сделать это простым способом или трудным… — На полсекунды он подумал, что в кои-то веки все пойдет по его плану и тренер скажет им драться не на жизнь, а на смерть, но вместо этого он пригрозил донести на него его же психотерапевту: — Либо вы обсудите все самостоятельно, либо я позову сюда Би в качестве посредника. Он подавил усмешку по поводу детсадовской чуши, но ему было еще труднее сдержать закатывание глаз при мысли о том, что это было то, о чем они могли бы просто «поговорить» в данный момент. Так они могли поступить до того, как Джостен окунулся в дермецо, но теперь это не вариант. — Боже, я даже не знаю, тренер. — Эндрю добавил немного сарказма к своему гневу: — Думаете, Нил способен сказать что-нибудь, кроме лжи? — Думаете, Эндрю сможет отъебаться от меня и держать свои блядские руки при себе достаточно долго, чтобы завести разговор? — Нил огрызнулся с ноткой мании, которая была ему слишком хорошо знакома. Эндрю сделал шаг назад, даже толком не осознавая, что делает, напоминание и осознание обрушились на него в тандеме с силой самосвала. Нил думал, что он такой же, как они. Он думал, что наркотики и наручники прошлой ночью были частью плана, что был прерван потерей сознания Нилом и его побегом… Он сделал это, нарушил его пространство и границы, потому что Эндрю сделал это первым. Око за око. И хотя Эндрю обычно был не против провозгласить себя королем слепых, в глубине его сознания все еще звучали слова Рене, обвинявшей его в использовании лезвий, предназначенных для защиты таких людей, как они, против одной из жертв. Те призрачные руки, что часто терзали его тело, тоже были на испуганной плоти Нила. Он проигнорировал «нет» Нила в Колумбии, а Нил проигнорировал «нет» Эндрю сейчас. Тренер был прав, этого было достаточно, теперь они квиты… И как тот, кто нанес первый удар, именно он должен был положить конец бойне, так или иначе. — Ладно. — Эндрю говорил по большей части асфальту, чем кому-либо из других людей на стоянке. Он не думал, что сможет выдержать холод этих ледяных голубых глаз перед лицом своего внутреннего пожара. — Он придет к нам домой, и мы сможем поговорить, я не собираюсь болтать посреди ебанной парковки. — Разговаривать. — Ваймак повторил: — Это означает, что никаких криков, угроз, насилия, никаких… Угонов машин или… Каких-либо других дерьмовых идей, которые вы двое придумаете. Просто обычные дурацкие слова, которыми обмениваются два взрослых придурка, как цивилизованные люди. — Он сказал это с острым взглядом, который Эндрю в тот момент скорее почувствовал, чем увидел. — Я ясно выражаюсь? Эндрю не мог расслышать саркастического замечания Джостена из-за звука его собственного взволнованного голоса. — Я понял, тренер. — Разберитесь с этим, — пригрозил Ваймак. — Или мне придется вмешаться и разобраться с этим за вас. И вам, ребята, не понравятся решения, которые я предложу. — О, так он все-таки слушал, весело. — И да поможет мне Бог, если кто-то из вас попадет в тюрьму или больницу, я не собираюсь вносить за вас залог. Как будто он в любом случае мог когда-нибудь внести за него залог. Он чуть было не оглянулся и не сказал то же самое, чуть не посмотрел на Джостена, чтобы увидеть, не скрывается ли в его глазах все еще это слишком знакомое отчаяние, но он не доверял себе в том, как он отреагирует, если это произойдет; поэтому он засунул руки в карманы, чтобы дать понять Джостену, что у него не было намерения снова поднимать на него руку, и он отступил, как ему было велено. Он был зол. А Джостен все еще был гребаным предателем и крысой. Но, как заметил Кевин-Блядский-Дэй (не очень любезно), он был вынужден найти способ заставить себя сработаться с ним, если он собирался сдержать все свои обещания. Так что, как бы сильно это его ни раздражало, он должен отнестись к этому дерьму «цивилизованно» (даже если Джостен в данный момент вел себя с ним не особо учтиво) и договориться с ним о какой-то сделке. Они бы выплеснули свои обиды, он бы заставил Нила начать втягивать его в то дерьмо, вместо того чтобы врать ему обо всем, а потом они бы просто разбежались по своим лагерям и сочли бы это легким воспламенением. До тех пор, пока каждый из них соглашался просто держаться подальше друг от друга, они могли обыкновенно игнорировать существование друг друга по большей части до того момента, пока это не станет актуальным. В конце концов, холодная война была лучше ядерной. Или, по крайней мере, так он думал, пока не добрался до своей входной двери и не увидел, что она уже не заперта. Эндрю распахнул дверь, готовый оторвать голову любому, у кого хватит тупости ограбить его квартиру, но увидел, что квартира полностью разгромлена. Диванные подушки разбросаны повсюду, мука и яйца украшают кухню, книги не стоят на полке, и кто, блядь, знает, что еще захламляет каждый дюйм его пространства и заставляет его дыхание становиться поверхностным и затрудненным. Это был розыгрыш, раздражающее маленькое заявление, сделанное обидчивым мелочным человеком, расплата за посттравматический стресс, которое Эндрю, возможно, непреднамеренно вызвал у Нила в Сумерках. Он знал об этом. Но для него это нечто большее, это нарушением его границ и его пространства; это вызывало ощущение сотни рук на его теле и обжигающих когтей на горле, это напоминало ему о чувстве безнадежности, которое, как он думал, он давным-давно прогнал из своего разума. Он огляделся вокруг, оценивая положение вещей, и внезапно Эндрю снова стал маленьким ребенком. Подслушивающим из коридора, как Дрейк нашептывал яд на ухо Касс.*
— Он снова капризничает. — Лжет Дрейк: — Устраивает беспорядок и ломает вещи, чтобы привлечь твое внимание. С приемными детьми так бывает, иной раз я читаю об этом. — Я толком и не знаю, что делать. — Всхлипывает Касс. — Я пробовала сделать все, что могла только придумать, чтобы он чувствовал себя желанным. Не понимаю, почему он все еще так себя ведет. Он не ведет себя так. Эндрю не виноват ни в разбитой посуде, ни в порванных диванных подушках, на которые он потратил большую часть дня, отчаянно пытаясь навести порядок до возвращения домой Касс. Дрейк провернул все это именно для того, чтобы повесить это на него и сказать то, что он собирался сказать дальше. — Почему бы тебе не уехать отсюда ненадолго и не расслабиться. Позволь мне провести с ним беседу. Как брат с братом. Я уверен, что смогу докопаться до сути, почему он такой, и немного привести его в строй. — Какой хороший мальчик. — Касс похвалила своего сына, похлопав его по руке и ласково улыбнувшись: — Что бы я без тебя делала? Эндрю не знает. Но он знает, что без Дрейка он мог бы быть тем, кого гладят по руке и улыбаются, вместо того чтобы удерживать против его воли и обвинять в беспорядках, что он не создавал.***
— Ты же хочешь быть хорошим мальчиком, не так ли, Эй Джей? — Шептал Дрейк ему на ухо. — Ты же не хочешь создавать еще больше проблем маме, верно? А он не хочет. — Хочешь, чтобы она усыновила тебя, чтобы ты мог стать частью семьи, верно? А он хочет. — Тогда ты будешь хорошим братиком и сделаешь то, что я сейчас скажу. Понял? — Дрейк насмехался: — Или следующая вещь, которую я сломаю, будет чем-то таким, чего ты не захочешь потерять. И он так и поступил…*
Эндрю очнулся от задумчивости при звуке голоса Аарона. — Реально, Джостен? Серьезно? Ты еще не до конца нам поднасрал? «Брат» было еще одним из тех слов, в которые он на самом деле не верил. Это занимало в его сознании то же место, что и такие понятия, как «сожаление» или «любовь». Он знал, что традиционное определение этих понятий к нему просто неприменимо. Для него «Брат» раньше означало кровь, удушье, боль и «пожалуйста», это означало потерю всякого контроля или независимости, это означало быть беспомощным, использованным, обвиненным и отвергнутым, это означало «недопонимание» и то, что он понимал слишком хорошо… А потом он внезапно узнал об Аароне, что это означало что-то другое, это означало обязательства, злобу и негодование, это означало самопожертвование и отчаяние, чтобы убедиться, что Аарон в безопасности. Но, даже не осознавая этого, его определение снова начало меняться. Он не мог быть уверен, во что это превратилось, но сейчас он смотрел на Аарона, смотрел на своего «брата», и это слово уже не казалось таким острым и зазубренным, как всего несколько недель назад. Потому что Аарон уже не раз защищал его. Потому что его «брат» увидел беспорядок в их квартире и не стал винить его. Еще он не уверен, что это значит, но знал, что это что-то да имеет вес. Нил не дал ему много времени, чтобы оправиться от своих воспоминаний или осознания того, что они вызвали у него, прежде чем он начал угрожать еще больше. — Даже не начинал. — Предупредил Нил с усмешкой. — Я хочу кое-что прояснить для тебя. Для всех вас. Я не тот человек, если ты хочешь нажить себе врага. Думаешь, тебе просто сойдет с рук все, что ты, блядь, захочешь, а я просто прогнусь и приму это? — Взгляд Эндрю невольно дрогнул при виде визуальных эффектов, но Нил просто продолжал. — Да ни хуя. Считай это предупредительным выстрелом, попробуй еще раз, и ты пожалеешь об этом. Он услышал правду, стоящую за угрозой, увидел метафорическое оружие, приставленное к их головам в виде убийц семьи Морияма. Он услышал призрачный шепот на ухо: «Или следующая вещь, которую я сломаю, будет чем-то таким, чего ты не захочешь потерять». Эндрю снова напрягся только для того, чтобы Аарон попытался занять его место на передовой. — Это угроза? — Аарон почти зарычал, делая два шага вперед, но затем Эндрю поймал его взгляд и изо всех сил постарался общаться без необходимости что-либо говорить. Он попытался взглядом сказать «не надо» и напомнить брату, что поле боя — его стихия. Что его работа состояла в том, чтобы сражаться с их врагами, а работа Аарона — чинить то, что было сломано впоследствии. И, возможно, было что-то во всем этом псевдонаучном фокусе-покусе, в котором говорилось, что близнецы иногда могут читать мысли друг друга, потому что, к его легкому удивлению, Аарон, казалось, понял все это и даже больше, когда внезапно остановился и отошел в сторону. Почти одобрительный блеск в его глазах, который Эндрю истолковал как «тогда разберись с этим». — Я не знаю, а ты как думаешь? — Спросил Нил с издевательской ухмылкой. — Ты чувствуешь угрозу, Аарон? Весь тот давно забытый страх и травма, которые до сих пор сковывали Эндрю, быстро оттаивали, превращаясь в кипящую ярость. После того дерьма, что Джостен уже натворил, после того, как солгал ему в лицо, подвергнув опасности всех его людей, после угона его машины и разгрома его квартиры, у него хватило наглости угрожать подобным образом? Список его проступков только увеличился, когда Ники внезапно завопил: — Ты украл мою уточку от Даки?! За то время, которое потребовалось Эндрю, чтобы взглянуть на полку и понять, что все три их резиновые уточки пропали, Ники уже подбежал к Джостену, чтобы вымаливать её. — Это был подарок от друга, ты не можешь просто забрать его обратно, это все, что у меня есть от нее! Эндрю не был столь сентиментален по этому поводу. Прочитав те письма, он узнал, что Смоллс тоже работала на семью Морияма. И только потому, что она передумала в последнюю секунду, это не оправдало его ожиданий. Добавить к этому тот факт, что они с самого начала никогда не были по-настоящему близки (и то, что Эндрю, вероятно, никогда не выбросил из головы бы вид ее изуродованного тела, как бы сильно он ни старался), и, честно говоря, он не слишком расстроен тем, что напоминание исчезло из его повседневной жизни. Но Ники все еще был сильно не в форме из-за всего произошедшего, и, честно говоря, было немного хуево со стороны Нила красть что-то подобное у его двоюродного брата только потому, что он был зол на Эндрю. Единственное, что действительно сдерживало его в этот момент, — это то, что Рене сказала ему ранее. О том, что ее прощение зависело от того, «что он сделает дальше» с ее подаренными ножами. Чтобы наладить отношения с ней нужно наладить отношения с Джостеном. Прощение было еще одним из тех слов, в которые он не уверен, что верит, но он знал, что не хотел бы потерять Рене, если может это как-то предотвратить. Он не мог сформулировать, что это значило и почему, но на каком-то подсознательном уровне он знал, что потеря нее будет для него немногим похожим на потерю Аарона. Он не хотел ни зацикливаться на этом, ни признаваться себе, насколько это будет больно, но это был еще один шрам, что он был готов оставить себе, если понадобится… А потом Джостен сказал что-то глупое, что не оставило ему другого выбора. — Есть гораздо худшие вещи, что я мог бы отнять у тебя, Николас Хэммик. — Он произнес имя, которое его двоюродный брат всегда ненавидел, с насмешкой: — Радуйся, что у тебя всё ещё есть язык. Вот и всё. Вот он, его переломный момент. Он даже дважды не подумал об этом. Он выхватил один нож, готовый перерезать Джостену глотку, пока его свободная рука впечатала ублюдка в стену. — Думаешь, меня пугают твои ножи? — Насмехался над ним Нил так, словно ему хотелось умереть. — Тогда подумай еще. — Не волнует. — Эндрю усмехнулся в ответ. И и его больше не будет не волновать, больше нет. Он сделает все, что в его силах, чтобы обезопасить свою семью. — Меня не волнует, напуган ли ты, или взбешен, а может доведен до белого каления всем этим. Твои эмоции для меня ничего не значат. Ты не имеешь права угрожать здесь после того дерьма, что ты уже натворил. — Я? — У Джостена хватило наглости прикинуться невинной и сбитой с толку овечкой. Как будто он, черт возьми, сам не понимал, что натворил. — Вот что произойдет, Джостен, мне насрать, какие сделки ты заключил с Морияма, но если уж хочешь пережить этот год, тебе желательно также заключить сделку со мной. Тебе лучше научиться делать то, что я, блядь, говорю, если хочешь выбраться отсюда целым и невредимым. Нил, самоуверенный мелкий засранец, просто широко улыбнулся ему с издевкой. — Я не очень хорошо следую указаниям, Миньярд, возможно, тебе стоит пересмотреть эту стратегию. Эндрю наклонился, поднося свой нож чуть ближе к линии глаз Нила, чтобы его точка зрения была ясна. — Я заставлю тебя последовать моему примеру. Нил откинулся назад. На его лице появилось выражение отвращения только от присутствия Эндрю, но без намека на страх за лезвие в его руке. — Разве тебе не хотелось бы узнать, как это делается? Он и вправду знал. Он точно знал, как заставить Нила Джостена подчиниться, только вот… Нил запрокинул голову назад. Все это время, во время их маленькой игры флирта и битвы желаний, всякий раз, когда Эндрю наклонялся, Нил делал то же самое. Они знали, где проходят границы. Они знали, когда можно сблизиться, а когда дать другому человеку пространство. Это было частью того, что делало Джостена таким интересным и достойным противником. Тот факт, что независимо от того, что говорил или делал Эндрю, Нил всегда склонялся к нему, неважно когда… Но только что он откинулся назад. Он подумал о заявлениях Нила на стоянке, о том, что Эндрю не мог держать руки при себе, и увидел, как рука, все еще украшенная его браслетом «подружек», соприкасается с кожей его ключиц, пока кулак Эндрю сжимает ворот его рубашки. Внезапно ему показалось, что его руки покрыты кислотой, и он грубо отпустил Джостена, делая шаг назад. Он не мог заставить Нила сделать то, что он сказал, не позволив себе превратиться в одного из них. У него было много обещаний, что он должен был сдержать многим людям, но главным из них было обещание, которое он дал самому себе, что он никогда не будет таким, как они… В последнее время он не очень хорошо справлялся с этим, а? У Нила все еще был холодный осуждающий взгляд на лице, когда он прикрикнул мимо него его же брату. — Эй, Аарон? — Что? — Кстати, мы меняемся комнатами. — Не понял. — Эндрю практически мог расслышать словесный средний палец, сопровождавший этот сарказм. Но Нил доказал, что его это не беспокоит, когда издал жужжащий звук и ухмыльнулся, поворачиваясь лицом к двери. Джостен остановился всего на секунду, а затем звук разлетающихся по комнате бусин внезапно показался Эндрю похожим на выстрелы в грудь. Нил захлопнул за собой дверь, выходя, в то время как глаза Эндрю все еще были прикованы к порванной бечевке и уродливым кускам пластика, оставшимся на полу после него. Эндрю не уверен, как долго он стоял там, просто уставившись на сломанный браслет и избегая смотреть в глаза всем остальным в комнате, но через мгновение он повернулся и, не сказав ни слова, вошел в комнату Аарона. Его глаза пробежались по грудам разобранного постельного белья и одежды, беспорядочно разбросанных повсюду, до того как остановиться на перевернутой пепельнице. Он поправил ее и смахнул пепел с подоконника, занимая свое обычное место для вечерней сигареты. Аарон вошел в комнату вслед за ним и оглядел его с ног до головы, начиная бесстрастным голосом. — Ты уже курил сегодня. Эндрю дважды постучал ногой по крышке будильника, который Джостен сбил с прикроватной тумбочки его брата, было далеко за полночь, а это означало… — Уже новый день, брат мой… Думаю, что заслужил ее. Аарон издал тихий вздох, замаскированный под выдох, и кивнул, оценивая ущерб, нанесенный его комнате, с раздражением в глазах, что снова исчезло к тому моменту, как он сделал несколько шагов вперед. Аарон указал на место рядом с ним на подоконнике и буркнул: — Двигай задницей. И часть его хотела сдвинуться. Часть его хотела сидеть здесь с Аароном и просто смотреть на него, пока он не поймет, что означает это новое определение слова «брат»… Но тут было недостаточно места для них обоих без того, чтобы хотя бы какая-то его часть не соприкоснулась с другим человеком, и если бы Эндрю коснулся кого-то прямо сейчас, он подумал, что мог бы завопить или попытаться сварить себя заживо. Поэтому вместо этого он ответил: — Не сейчас. Аарон слегка нахмурился, не совсем соглашаясь или не соглашаясь с этим, но спросил: — Позже? Эндрю зажег сигарету и сделал первую глубокую затяжку, после честно отвечая: — Может быть. — Тогда я могу прибраться? — Аарон спросил, приподняв бровь: — Или ты снова собираешься выгнать меня из моей собственной комнаты? Эндрю сделал еще одну затяжку в его комнате, прежде чем удивить самого себя таким ответом. — Останься. Аарон смотрел ему в глаза, как ему казалось, целую вечность, а затем развернулся на пятках и направился к двери. Какой-то оголенный нерв глубоко внутри него начал пульсировать из-за того, что Аарон оставил его как раз в тот момент, когда он попросил его остаться, но он успокоился через мгновение после того, как его брат крикнул через дверь в коридор. — Эй, Ники. — Да? — Тут же ответил кузен, шмыгнув носом. — Сегодня ты будешь спать на диване. — Что?! — Воскликнул Ники с возмущенным воплем. — Ты меня слышал, — сурово отозвался Аарон. — Здесь — полный кавардак, я собираюсь не спать всю ночь, приводя комнату в порядок. Спи на диване, чтобы мне не приходилось иметь дело с твоим храпом, когда я наконец завалюсь спать. — Почему ты вдруг стал таким злым? Перестань так много общаться с Эндрю, он ужасно на тебя влияет. Аарон не удостоил это ответом, закрыл за собой дверь и подошел к кровати Ники, чтобы начать ее перестилать. — Ты можешь поспать сегодня на моей кровати. — Предложил Аарон, не глядя на него. — Мы можем разобраться с дерьмом Кевина утром, но сейчас ты можешь переночевать здесь… Я заберу твое барахло, чтобы у него не было шанса ляпнуть что-нибудь эдакое. Эндрю не знал, что с этим делать. Не знал, что со всем этим делать. Но он каким-то образом знал, что это было частью того «нового определения», которое он все еще до конца не усвоил. Он знал, что, находясь наедине с Аароном в запертой комнате, чувствовал себя в миллион раз в большей безопасности, чем когда-либо чувствовал себя где-либо с Дрейком. И он знал, что в последнее время его брат ужасно много «защищал его» своими изощренными способами, и что он, в свою очередь, проделывал дерьмовую работу по обеспечению его безопасности… Так что он знал, что теперь ему тоже нужно постараться стать лучшим братом для Аарона (что бы это ни значило). Все просто… Голос Джостена эхом отдавался в его голове, как насмешливый метроном: «Разве тебе не хотелось бы узнать, как это делается?» Он затушил сигарету еще до того, как она дотлела, небрежно швырнул простыни и подушки обратно на кровать Аарона, толком не заправив ее и забрался под случайное одеяло, раздраженно отвернувшись лицом к стене. В наступившей тишине Эндрю пробормотал едва слышное: — Спасибо. Аарон не ответил, но он понял, что был услышан, по тому, как его брат взял из пепельницы недокуренную сигарету и убрал ее обратно в коробку на потом. Он заснул под легкое напевание Аарона, собирающего осколки и складывающего одежду обратно в ящики.