Deals With Devils

Эндрю проснулся на следующее утро и тут же пожалел об этом. Если бы у него была хоть капля здравомыслия, он бы просто перевернулся на другой бок и вернулся в постель, а если бы у кого-то были проблемы с поздним началом дня, то они могли бы просто повыебываться и оставить его в покое. Но он знал, что Кевин будет невыносим, если они опоздают на тренировку, и у Нила, вероятно, тоже найдется несколько (менее невыносимых) вещей, чтобы сказать об этом, поэтому с раздражением и стоном Эндрю заставил себя сесть и (после еще одной минуты или около того свирепого взгляда на дверь и всех, кто находился за ней) ему удалось встать на ноги и двинуться к своим обязанностям. Он не так уж много и прошел, когда до него снизошло, что ему действительно следовало прислушаться к своим инстинктам и поспать. Ники должен был бы уже готовить завтрак, но вместо этого его кузен стоял у подножия лестницы и таращился на что-то в гостиной с отвисшей челюстью, как бесполезный болван. Эндрю закатил глаза и позволил тихому ворчанию в глубине горла известить о своем присутствии, намереваясь просто пройти мимо Ники и разобраться с тем, что выбило из колеи его кузена, но как только Ники увидел его там, то его глаза широко раскрылись в легкой панике, прежде чем он нацепил фальшивую улыбку и оперся рукой о стену, чтобы еще больше преградить ему путь. — Эндрю, при-и-иве-е-ет. — Ники шепча протянул с притворным счастьем и удивлением, чтобы рассмотреть его. — Как сегодня поживает мой любимый кузен? Эндрю ткнул его в ребра один раз за то, что он вел себя странно, а затем еще раз за то, что назвал его своим любимым, и проворчал в ответ: — Двигайся. Ники оглянулся через плечо, слегка поморщившись, прежде чем снова посмотреть на него и предложить: — Эй, а что, если мы просто поспим сегодня чуть дольше? Просто поваляемся еще несколько часов, что скажешь? Несмотря на то, что это было именно то оправдание, за которое он ухватился бы в противном случае, было ясно, что Ники что-то скрывает, и если есть что-то, что люди не хотят, чтобы он видел, это казалось ему хорошим признаком того, что он все равно должен это увидеть. Так что с острым взглядом и округленными плечами, служившим единственным предупреждением о том, что произойдет, если кто-нибудь попытается остановить его, Эндрю нырнул под руку кузена и протиснулся сквозь, пока не получил хороший обзор. Он сразу понял, почему Ники пытается укрыть его от этого, но застрял на полпути между сожалением, что не послушался, и осознанием того, что это именно то, что ему нужно увидеть сейчас, чтобы его мысли снова встали на место. Нил и Кевин… дремлют вместе на диване. Это был не первый раз, когда он заставал их «спящими вместе», но тот первый раз отличался по двум очень важным причинам. Во-первых, в прошлый раз самопровозглашенные «партнеры» делили раскладушку, и хотя они все ещё казались довольно «привлекательными», когда Эндрю поймал их, у них, по крайней мере, была комната, чтобы раскинуться, и возможное притворство, что они, вероятно, заснули дальше друг от друга, когда началась ночь (и просто переместились ближе к теплу другого человека, пока спали). Однако на этот раз они лежали друг на друге на бугристых подушках (ноги Кевина даже не полностью помещались из-за его роста), а руки крепко обнимали Нила, как плюшевого мишку. Тем временем Джостен лежал на его груди, голова оказалась под подбородком Кевина а кулак свободно сжался под тканью рубашки. Это было не то положение, в которое они неосознанно переместились, это было положение, в котором они, должно быть, целенаправленно легли и уснули, чтобы оба могли поместиться на одном крошечном месте отдыха. Преднамеренность этого (смешанная с тем, что сама позиция была гораздо более… полной контакта и личной) говорила об уровне комфорта, доверия и уязвимости между ними, о которых он не подозревал, пока сам не стал свидетелем этого. И он решил не останавливаться и не анализировать причины, по которым его наполнила смесь чего-то острого и чего-то горячего в результате этого. Вторым существенным отличием было то, что, когда это случилось в первый раз, они с Джостеном все еще находились на пике своей маленькой вражды. В то время Нил думал, что он склонил своего собственного кузена сделать с ним что-то отвратительное, а Эндрю думал, что он действует как крыса и шпион по чисто эгоистическим причинам. Он правда много не думал об этом, но на каком-то уровне Эндрю предполагал, что недавняя «близость» Нила и Кевина была в равной степени связана с необходимостью продать свое «партнерство» средствам массовой информации, «Кев» заполнял дыру в форме Рико в его сердце новым нападающим, чтобы сформировать его образ, и Нилу нужно было сомкнуть ряды перед лицом угрозы, которой были Эндрю и его семья. Он знал, что они были близкими друзьями еще в гнезде, но у него всегда складывалось впечатление (судя по тому, как Кевин говорил об этом), что Нил всегда был ближе с Жаном, а не с ним. Поэтому он как бы просто предположил, что Нил проецирует часть этого на Дэя перед лицом его недавней травмы, из-за которой потребность в такой связи снова стала актуальной. И, возможно, на каком-то уровне он обманывал себя, думая, что теперь все стало «лучше» между ним и его «подружкой», что растущее чувство взаимозависимости между забастовщиками просто как-то… само собой уладится? И что Нил начнет тянуться к нему чуть больше, чем к Кевину (как это было до того, как произошел весь этот инцидент в Сумерках). Что, может быть, Нил начнет цепляться за него немного больше для чувства безопасности и комфорта теперь, когда он доказал, что не является источником опасности, как показал их последний раз в этом доме… Но было ясно, что это не так. Эндрю обнажил свое слабое место тем разговором в океанариуме, а Нил буквально обнажил перед ним свои шрамы; у каждого из них были одинаковые браслеты на запястьях и свежий блестящий слой лака на ногтях; и все же это было сердце Кевина Дэя, стучащее сбоку от слегка веснушчатого и умиротворенного лица Нила Джостена. Это все еще Кевин Дэй, крепко держащий его, как будто он ему принадлежит. Подбородок по-прежнему утопал в каштановых кудрях. И все еще Нил доверял наблюдать за ним во сне ему и вообще делить с ним «постель». Все еще он, что был его «партнером», как в мире экси, так и, очевидно, в их повседневной реальности, если это было то, что они делали за закрытыми дверьми и в тайне, находясь за много миль от корта. Дело было даже не в том, что Эндрю хотел, чтобы это был он — потому что он этого не хотел — он не мог этого хотеть; по двум очень важным и необратимым причинам такого рода вещи просто не могли когда-либо произойти с ними. Когда это случилось в первый раз, Нил поведал ему о том, что ему трудно спать одному и что он привык делить свое пространство с кем-то, кому доверяет. Главное слово здесь — доверяет. Нил, вероятно, никогда бы не доверился ему так — и он не должен, не после того, чему позволил случиться Эндрю на его дежурстве, и определенно не тогда, когда он, все еще будучи больным ублюдком, жаждал кого-то, кто даже не «интересовался» (и у кого буквально была ебнутая «счетная доска», высеченная на его ногах против его воли, давая ему достаточно причин не хотеть этого дерьма снова). Неспособность Эндрю уберечь Нила от его собственного кузена в последний раз, когда они были здесь (в сочетании с тем фактом, что он не раз почти позволял себе поддаться искушению самому попробовать эти губы на вкус) означала, что Джостен действительно никогда не должен подпускать Эндрю к себе, пока он так уязвим. Вполне логично что если страх перед такими существами как Ники или иероглифами, вырезанными на его коже не давали Нилу спать по ночам, то присутствие Эндрю скорее мешало бы, чем помогало ему; но даже если бы все это не имело значения, даже если бы Нил нашел способ простить и забыть и попросил бы его о чем-то подобном, он… И все равно не мог. Эндрю с трудом выносил присутствие людей во время сна в одной комнате с ним. Он никогда не сможет почувствовать на матрасе вес и тепло другого тела рядом с собой посреди ночи, без желания в результате поджечь себя. Он никогда не сможет позволить кому-то лечь на него — прижать к себе — и не почувствовать при этом как его горло сжимается, а кровь в венах леденеет. Он никогда не сможет чувствовать, как чей-то кулак так нежно прижимается к его груди, и не чувствовать призрачных прикосновений множества других, гораздо менее нежных рук. Он не уверен, что смог бы справиться с чем-то подобным наяву, не говоря уже о том, чтобы заснуть с кем-то расположенным так близко к себе. Так что нет. Не хотел бы он сейчас оказаться на месте Кевина Дэя. Но какая-то далекая уродливая часть его все равно была полна негодования за то, что они вообще могли вот так «вместе спать». И он немного презирал себя за то, что не мог поступить также (а еще за то, что понял, что это было тем, что он хотел в первую очередь). Это не было «сексуально», даже не наводило на размышления, это были не те ничего не значащие объятия, которые можно было бы ожидать от приятеля по перепихону или от девушки на одну ночь. Это было дерьмицо уровня «отношений». А Эндрю не… не мог, не должен… хотеть этого… И все же он знал, почему Ники считает, что ему не следовало этого видеть. Порезы парня наконец превратились в струпья, которые только сейчас стали шрамами из-за того, что он сделал с Нилом в последний раз, когда они были в Колумбии. Его двоюродный брат, вероятно, предполагал, что Эндрю поступит так же с Кевином Дэем за то, что они стали свидетелями (и либо хотел избавить «Кева» от его ножа, либо не думал, что Эндрю сойдет с рук испортить достойное журнала лицо знаменитости). Но как бы эта ситуация ни наполняла его яростью, источник которой он не хотел анализировать, у него хватило присутствия духа взглянуть на все очевидные признаки взаимного доверия и комфорта и понять, что ни одна из сторон не сделала ничего плохого. Они не навязывались друг другу, они даже не делали ничего, чтобы полностью предположить, что что-то явное произошло перед тем, как они отрубились, они просто… обнимались. Невинные, интимные объятия. Нет нужды мстить кому-то из них за это. Совсем нет… И всё же… Очевидно, последние несколько недель каким-то образом полностью испортили все его внутренние настройки. Очевидно, что этот странный и отвратительный всплеск сентиментальности и эмоций был просто смесью стресса и множества изменяющихся химических веществ в его лекарствах, пытающихся выровнять эмоциональный фон. Очевидно, природа напряженных бесед, которые он вел с людьми в последнее время, просто бередила старые раны и до предела расшатывала его нервы. Очевидно, он позволил себе сделать предположения и слишком глубоко вник в то, о чем снова говорил Джостен, и обманул себя, заставив думать, что события развиваются в другом направлении, чем те, что были в реальности. И ясно, как день, что из-за того, что он так долго обходился без встреч с Роландом, он настолько изголодался по прикосновениям, что отчаянно нуждался в любом их проявлении. Пропустить «Последний вечер Сумерек» (и пропустить «Колумбию» всем вместе за неделю или две до этого), возможно, было к лучшему с точки зрения того, чтобы не провоцировать и не искушать остальную часть его разношерстной команды, но теперь он видит (с болезненной ясностью), что ему следовало просто пойти туда самому, при этом бросив других на ночь дома, чтобы он смог самостоятельно принять дозу. Должно быть, это и есть то чувство в его груди и животе, должно быть, оно является причиной того, почему у него пересохло во рту и сжалось горло от демонстрации близости перед ним. Это была его собственная жажда чего-то более плотского, напоминающая ему, что он потратил слишком много времени, заботясь о нуждах других и не удовлетворяя свои собственные. Он знал, как решить эту проблему. И они все еще были в городе и все такое. — Что за… Внезапный приход Аарона (и внезапное обрывание его слов на полуслове) вывел Эндрю из небольшого транса, в который он, по-видимому, впал, просто пялясь на переплетенный комок на своем диване неизвестно как долго, и вместо этого вернул его внимание к своей семье. Легкий шок Аарона от этой сцены быстро перерос в раздражение и гнев, когда он с отвращением посмотрел на спящую пару, покачал головой и прошептал себе под нос: — Хуйня? Он довольно быстро решил, что не хочет иметь дело с какой бы то ни было гомофобной херней, которая вот-вот должна была слететь с уст его брата (и он не хотел слышать какие бы то ни было слабые советы, которые собирался дать Ники), поэтому он прервал их обоих, тихо подойдя ближе и прошипел себе под нос. — Они взрослые люди, Аарон, они могут делать то, что хотят. Твое мнение по этому поводу не имеет значения, так что просто держи свой поганый рот на замке. — Серьезно? — Аарон шикнул на него в ответ с гримасой, переводя взгляд с него на диван и обратно: — Они… — Не твоя проблема. — Эндрю оборвал его. — Защищать этих двоих — моя работа, и не похоже, что кто-то из них в данный момент подвергается какому-то особому давлению, так что, в первую очередь, нет кризиса, который нужно было бы предотвратить. — Но… — Но ничего. — Повторил Эндрю, сверкнув глазами, прежде чем выдать дальнейшие инструкции. — Я ухожу. Вернусь через некоторое время, и когда я приеду и узнаю, что кто-то из вас дал кому-то из них за это какое-либо дерьмо, у нас будут проблемы, понял? Это не твое дело. — Что? Нет, куда, черт возьми, ты намылился? — Прошипел в ответ Аарон. — Вникуда. — Херня. Что за хуйню ты собрался… — Ну, раз уж кто-то забыл приготовить нам завтрак вовремя, — снова прервал его Эндрю, бросив легкий взгляд в сторону Ники, — Мне придется поехать и кое-что выбрать. — Я… я могу приготовить блинчики меньше, чем за… — Ники начал защищаться с явной паникой в глазах. — Не волнуся. Я это беру на себя. И с этими словами Эндрю развернулся на пятках и бросился к двери, натягивая ботинки и хватая ключи со стола так быстро, как только мог, игнорируя все доводы Аарона о том, что он хочет пойти с ним, или виноватые извинения Ники за то, что он задержал их трапезу. Часть его почти чувствовала странную вину за это, он знал, что его брат «беспокоился о нем», и он знал, что Ники все равно мог приготовить для них еду в рекордно короткие сроки. Если бы он был милосерден, он бы взял лузеров с собой, чтобы успокоить их тревогу и доказать, что он не рискует сбежать (или тайно злился на них за что-то). Но поедание драников и подгоревшего кофе было только половиной его миссии, выследить Роланда и попросить его встретиться с ним где-нибудь в переулке было другой половиной, и он на сто процентов уверен, что не взял бы с собой никого для этой конкретной миссии. Так что его семье просто придется смириться с этим и разбираться со своим дерьмом в течение получаса или около того без него. — Эндрю, — позвал Ники с едва заметной дрожью в голосе, что помешало Эндрю полностью проигнорировать его. Он остановился, положив руку на дверь. — Я-я постараюсь лучше в следующий раз. Эндрю слегка сжал челюсть, чувствуя себя дерьмово из-за того, что заставил своего двоюродного брата думать, что он каким-то образом виноват в этом, это был просто предлог ненадолго выйти из дома, и он думал, что они все это знали… Но он не чувствовал себя настолько виноватым из-за этого, чтобы все равно не пойти. Итак, с достаточной властностью в голосе, чтобы Ники понял, что он искренен, он позволил этим словам послужить прощанием. — Ты не сделал ничего плохого. Ты нихрена нам не должен… Просто моя очередь готовить завтрак. Лады? И с этими словами он вышел и быстро отправил сообщение, прежде чем позволить урчанию двигателя унять боль в груди. Он должен был вернуть это дерьмо под контроль, ему нужно было напомнить себе о том, что он мог и чего не мог иметь, и, прежде всего, ему нужно было очистить себя от всех иллюзий или желания чего-то «большего». Хотеть большего — это всегда самый быстрый способ ранить собственные чувства, хотеть чего-то в принципе просто приводит к разочарованию и обиде; вот почему в прошлом Эндрю всегда хорошо умел убеждаться, что он вообще ничего не хочет… Он забыл этот урок… Но сегодняшнее утро послужило бы своевременным курсом переподготовки и помогло бы ему скорректировать свои ожидания, чтобы в следующий раз, когда перед ним замелькает понятие «что-то», он не смог бы отнестись к этому так, как следовало бы. Роланд ответил на его сообщение местоположением, смайликом с подмигивающим лицом и затемненной фотографией, на которой, Эндрю не сомневался, был бы его член, если бы он нажал кнопку «принять» в приложении, чтобы разблокировать его. Вот почему он пошел к Роланду, он был идеальным сочетанием достаточно возбужденного, чтобы бросать все, когда бы он к нему ни обратился, и достаточно уважительного, чтобы отправлять фотографии своего члена через приложение, которое позволяло Эндрю решать, хочет ли он их увидеть и когда, вместо того, чтобы просто атаковать его глаза без предупреждения. Технически приложение предназначалось для любых фотографий, а не только для обнаженки, так что на самом деле это могло быть просто селфи или фотография переулка, в котором он ждал. Но он почти уверен, что разработчик, когда настраивал приложение, знал, для чего люди на самом деле будут использовать его, вот почему само приложение было замаскировано под игру-головоломку и требовало пароля для разблокировки, чтобы люди могли так же легко вынюхивать и натыкаться на «конфиденциальные материалы». Но даже если само приложение явно не было разработано с учетом этого (независимо от того, что утверждают разработчики в интервью), по крайней мере, Роланд никогда ничего не присылал ему, кроме компрометирующих сообщений и обнаженной натуры, так что ему действительно не нужно было гадать, что скрывается за этим черным пятном и кнопкой «принять» на его экране. Он подтвердил свои подозрения, когда дал двигателю прогреться, уставился на знакомый стояк, выглядевшим толстым, твердым и готовым для него, и он почувствовал… ничего. Абсолютно ничего. Просто смутный проблеск интереса и какое-то незначительное оживление этого интереса — вот и все, что было, несмотря на сложный беспорядок, который он собирался оставить в зеркале заднего вида, как только его нога нажмет на педаль. Он беспокоился, что сбои в его «чувствах» в последнее время испортили бы и это для него; но очевидно, что все это было проблемой, сосредоточенной на Ниле Джостене, потому что в данный момент он смотрел на член Роланда и пытался представить его лицо или вспомнить какие-либо прошлые разговоры в своей голове, и он чувствовал ничего, блядь, существенного. Он думал о руке Нила в своей в океанариуме или о звуке его смеха, и в воспоминаниях было что-то острое и рискованное, но воспроизведение в воображении его последней встречи с барменом не произвело такого эффекта. Только милосердие, предсказуемость, простота, управляемость, ничего. Да. Так ему больше нравится. Он бросил свой телефон на пассажирское сиденье и нажал на газ, не оглядываясь.

***

На следующее утро Нил проснулся от того, что почувствовал, как кто-то грубо пинает диван, и услышал рычащее приветствие: — Поднимай свою жопу. Аарону удалось увернуться от удара, который Нил нанес инстинктивно, в первую очередь потому, что Кевин, защищая, еще глубже вдавил его в диван, пока его собственный полусонный мозг пытался осмыслить ситуацию, но полминуты спустя Нил вырвался из его хватки и со стуком и стоном покатился по полу. — Ух, который час? — Спросил Нил, протирая заспанные глаза и ища ближайшие часы. — Уже слишком опаздываем, черт возьми. А теперь вставай. — Прорычал ему в ответ Аарон с усмешкой, прежде чем потопать в направлении кухни. Нил нашел свой телефон на кофейном столике и обнаружил, что еще нет и 8 утра и он проворчал про себя из-за грубого пробуждения и задавался вопросом, в чем проблема Аарона на этот раз. Ему сказали, что они обычно спят по выходным, и они должны были вернуться в Пальметто только поздно вечером, так что не похоже, чтобы они куда-то опаздывали. Аарон просто был настроен враждебно и пассивно-агрессивно по отношению к нему, казалось бы, без всякой причины. И, конечно, между ними всегда была легкая неприязнь, но он действительно думал, что они пришли к какому-то взаимопониманию или перемирию по поводу всего этого прошлым вечером. Они поговорили о следах от царапинах на двери ванной от самодельной реабилитации и сблизились из-за их обоюдного желания защитить Эндрю, а Аарон даже одарил его наполовину искренней улыбкой, прежде чем отправиться спать; так почему, черт возьми, другой Миньярд, казалось, проснулся, решив, что они снова враги народа номер один было для него загадкой. Но это была загадка, которую он был слишком уставшим и раздраженным, чтобы пытаться разгадать прямо сейчас, поэтому он просто потянулся назад, чтобы дважды хлопнуть Кевина по ноге, будя его (даже не нужно было смотреть, чтобы знать, что он уже снова начал бы дремать), а после оттолкнулся от пола и поднялся на ноги. Кевин тихо застонал и поворчал по этому поводу, но в конце концов последовал за ним на кухню, тяжело шаркая ногами и с темными кругами под глазами… И тут очень нервный и дерганый на вид Ники снова замолчал и избегал смотреть ему в глаза. Не желая отчитываться об их успехах там (и, полагая, что Хэммик просто не хотел быть тем, кто объявит, что теперь между ними все «улажено», и рискует, что кто-нибудь будет протестовать против этой оценки) Нил прочистил горло, обращаясь к старшему мужчине. — Привет, Ники, что у нас на завтрак? Бровь Аарона слегка приподнялась от любопытства, но он, казалось, вспомнил, что сейчас ему полагается быть пассивно-агрессивным и угрюмым, а не любопытным, поэтому он сменил это выражение на хмурое, прежде чем Ники успел ответить. Кончики ушей Ники все еще имели неопределенный розовый оттенок, и он, казалось, все еще избегал зрительного контакта с ним, но он нервно откашлялся и все равно ответил. — Я, э-э-э, я на самом деле не знаю? — Эндрю сказал, что собирается поехать и кое-что выбрать. — О. — Отреагировал Нил с легким разочарованием из-за того, что Эндрю не разбудил его и не взял Нила с собой. — Ладно, хорошо… ты знаешь, что он возьмет? — Э-э… — Ники запнулся, глядя куда угодно, лишь бы не на него и Кевина. Что-то происходило, это было ясно, и с внезапным страхом, что «что-то» обернется для Эндрю какими-то неприятностями, Нил прервал Ники несколькими новыми вопросами. — Что случилось? Всё в порядке? — Что? Э-э… нет, не-а. Ничего не случилось. Всё в порядке. — Ники. — Нил продолжил, ни на секунду не поверив в эту нервную болтовню. Ники втянул обе губы в рот и поморщился, как будто съел очень кислую конфету или что-то в этом роде, прежде чем издать нервный смешок, который он подавил кашлем и выражением лица, что подразумевало, что он слишком старается казаться безэмоциональным. — Всё в порядке. Правда. Эндрю просто… Иногда он любит покататься и… ну, знаешь, проветрить голову и все такое. Все в порядке. В полном порядке. Беспокоиться не о чем… — Ники безуспешно пытался успокоить его, нервно выглядывая в окно, как будто искал его. Нил просто смотрел на него сверху вниз и наблюдал, как он потеет пару секунд, а после усмехнулся и ответил: — Тебе никогда не следует играть в покер, Ники. Ты ужасный лжец. — Говоришь как человек, который только и делает, что… — Проворчал Аарон в свою кружку, взяв ее со стола. Нил приподнял бровь и вопросительно указал на него, надеясь, что он уточнит, какие претензии у него есть сейчас к нему, но Аарон просто молчал, выглядел угрюмым и слегка раздраженным, не предлагая никаких объяснений. Решив, что с него хватит странного поведения кузена этим утром, Нил просто буркнул «как скажешь» и принял кружку «не черного» кофе, которую протянул ему Кевин, прежде чем пройти к парадному крыльцу. Если никто не хотел говорить ему, что происходит, он получал информацию прямо из первых уст. Они сказали, что он просто поехал «в поисках завтрака», так что он не должен был отсутствовать долго, Нил просто сидел на лестнице и ждал его, пока он не вернется домой… Он ждал полтора часа… По общему признанию, он начал немного расхаживать вперед и назад и бегать трусцой на месте примерно через полчаса, но вернулся к тому, чтобы сидеть там с теперь уже пустой кружкой и подпертой ладонью у подбородка, к этому времени он услышал, что рев двигателя Эндрю вдали становится все ближе. Его лицо было той же самой совершенно пустой и невозмутимой маской, которую Эндрю как правило носил среди обычных людей, но она лишь слегка дрогнула, когда он заметил, что Нил сидит там и ждет его. Однако эта маленькая трещина в броне разгладилась почти так же быстро, как и появилась, и к тому времени, когда Эндрю стоял перед ним, засунув руки в карманы, на его лице снова появилась та фальшь, от которой Нилу стало прохладно. Несмотря на ветерок и раннее время в тени, Нилу было не очень жарко, пока Миньярд не поприветствовал его как простого знакомого, только тогда он почувствовал внезапный холод в воздухе. — Джостен. — Эндрю слегка кивнул в знак признательности. — Э… — Нил немного прочистил горло и попытался выпрямить спину, прежде чем снова пытаясь ответить на приветствие. — Эндрю. — В чем дело? — Я… вроде как надеялся, что ты сможешь это сказать мне. — Признался Нил, наклонив голову, осматривая своего друга на предмет повреждений. — Все ведут себя действительно странно этим утром. — В чем странность? — Эндрю прищурился. Нил открыл рот и быстро понял, что на самом деле не знает, как объяснить. То, что Ники был немного нервным, а Аарон — немного мудаковатым, технически было совершенно нормальным поведением для них двоих. И указывать Эндрю на то, насколько замкнутым он был с ним прямо сейчас, было, вероятно, опрометчивым решением и только заставило бы его еще больше воздвигнуть эти стены. Насколько он знал, поведение Эндрю (и его собственное чувство неловкости) были всего лишь побочными эффектами трудных разговоров за последние 24 часа. Сначала происшествие в океанариуме, затем Нил, показавший ему свои шрамы (и последовавший за этим разговор с Ники и Кевином), вероятно, заставили их почувствовать себя немного беззащитными и встревоженными. Просить Эндрю не отдаляться от них прямо сейчас, когда он и так просил о большей эмоциональной близости накануне вечером, было, честно говоря, немного эгоистично с его стороны, ведь так? Почему Нил должен пытаться диктовать, как ему справляться с ситуацией? Просто потому, что он хочет продолжать держать его за руку и разговаривать с ним, не прикрываясь, это не значит, что Эндрю тоже этого хочет. Ему следует быть лучшим другом и просто позволить своей «подружке» прийти к нему, когда он будет готов к этому, вместо того, чтобы пытаться заставить его. Видимо, решив, что Нилу все-таки нечего сказать, Эндрю слегка закатил глаза и прошел мимо него вверх по лестнице, сказав: — Неважно. Тогда я разберусь с этим сам. — Подожди, — выпалил Нил и тут же отругал себя за то, что все еще был таким требовательным, хотя только что решил, что должен предоставить ему свое личное пространство; но Эндрю уже остановился, и он знал, что лучше не затягивать разговор дважды, поэтому Нил порылся в памяти в поисках разумного вопроса, прежде чем выдавить: — Где ты был? Эндрю повернулся к нему, приподняв бровь, и потряс пакетами с жирным завтраком, которые держал в руках, в направлении Нила. — Очевидно, добывал пищу. — Сказал он с саркастичной усмешкой, — Покупая лучшее мясо и картошку для идиотов внутри. — Ты провел в дороге почти два часа? — Спросил Нил и тут же пожалел об этом, потому что лицо Эндрю еще больше окаменело от невысказанного обвинения. Нил отвел взгляд и проглотил остатки слюны, слегка переступив с ноги на ногу и надеясь, что покорной позы будет достаточно, чтобы сказать Эндрю, что на самом деле ему не нужно отвечать на этот вопрос. Но спустя еще пару секунд Эндрю приблизился к нему на несколько шагов и подождал, пока Нил снова посмотрит на него, чтобы задать встречный вопрос. — Это та правда, которую ты хочешь от меня услышать сегодня, Джостен? Ты хочешь знать, где я был, помимо того, что просто завтракал? С каждой секундой Нил становился все менее и менее уверен, что ему действительно нужен ответ, но в конце концов любопытство и тревога из-за неизвестности победили, и он подтвердил это тихим, но уверенным: — Да. Эндрю некоторое время вглядывался в его лицо, как будто сам не очень верил в это «да», но спустя пару секунд отвел взгляд, пожал плечами и шмыгнул носом, отвечая на вопрос: — Я был с Роландом… В каком-то левом переулке, примерно в двух кварталах отсюда. — Небрежно произнес он, еще раз встряхивая пакеты. Нил почувствовал, как его сердце ушло в пятки, а внутренности на долю секунды опустились на пол. Но потом он напомнил себе, что то, что Эндрю делал по обоюдному согласию с другими людьми, его не касалось; ему не нужно было, чтобы Нил защищал или осуждал его за это, когда его работа как друга заключалась в том, чтобы поддерживать его. Поэтому он выдавил из себя улыбку, которая, как он надеялся, станет более искренней, чем больше он будет убеждать себя, что так и должно быть, когда он ответит. — О, ладно, это… Ты получил удовольствие? Эндрю также удивленно приподнял бровь, а затем слегка закатил глаза и улыбнулся в ответ почти хищной улыбкой. — Да, Кролик, это был настоящий кайф. Запах общественных мусорных баков и мочи бомжей только усиливает впечатления. Зная, что это сарказм, Нил усмехнулся и постарался, чтобы его голос звучал игриво-поддразнивающе, а не с горечью. — Ты же сам выбрал место. Я уверен, что заднее сиденье твоей машины или где там, черт возьми, живет Роланд, было бы, по крайней мере, более гигиеничным выбором. — Нет. Мы этого не делаем, — ответил Эндрю с неожиданной серьезностью. — Мы никогда не ходим друг к другу в гости и уж точно не станем так осквернять малышку. Все еще отчаянно пытаясь сохранить игривость и дружелюбие, Нил попытался поддразнить его еще немного. — О, конечно, ты можешь отделаться от кого угодно и смазкой, и гнилой банановой кожурой, но ты же не собираешься пачкать кожу в своем спортивном автомобиле. Эндрю никак не отреагировал на это, просто тупо уставился на него в ответ, а затем внезапно спросил: — Ты хорошо спал прошлой ночью, Нил? — Что? — Переспросил он, сбитый с толку неожиданной сменой темы. Эндрю придвинулся немного ближе и, пожав плечами, скрестил руки на груди, прежде чем продолжить: — Считай, что это моя правда на сегодня… У нас был трудный день, ты был в незнакомом месте, которое в прошлом вызывало неприязнь… Просто любопытно, удалось ли тебе как следует отдохнуть в таких обстоятельствах. По крайней мере, это Нил мог понять. Возможно, он и не говорил вслух, но было понятно, что Эндрю, возможно, чувствовал бы себя немного виноватым, если бы Нилу не удалось заснуть прошлой ночью; он бы воспринял это как знак того, что Нил все еще чувствует себя здесь небезопасно (или, что еще хуже, небезопасно с людьми, которые делят с ним дом). И, зная его, Эндрю, вероятно, нашел бы способ обвинить себя во всем этом, даже если бы на самом деле это не имело к нему никакого отношения. У него было небольшое искушение солгать и сказать, что он спал как младенец всю ночь, просто чтобы не волновать, но Эндрю сказал, что ему нужна правда, и Нил неохотно рассказал ему об этом. — Я вообще почти не спал… Думаю, чуть меньше трех часов или около того? Глаза Эндрю слегка сузились, прежде чем он продолжил настаивать. — И эти три часа, которые у тебя были? Были ли они хорошими? Ты чувствовал себя в безопасности тогда? Честно говоря, это было так мило с его стороны, что он так беспокоился о нем… но в этом не было необходимости. Прошлой ночью Кевин был с ним, и большинство других ночей он проводил в спальне, укрываясь своим одеялом, чтобы ему было удобнее. Он знал, что Эндрю никогда не примет его благодарность за это напрямую. Он знал, что если скажет что-нибудь слащавое и чересчур сентиментальное, например: «моя постель под цвет твоих глаз, и напоминание о тебе заставляет меня чувствовать себя странно спокойным и защищенным», он, вероятно, назовет его идиотом, оттолкнет и попытается позже поссориться с ним, просто чтобы немного уравнять шансы… Поэтому он этого не скажет. Вместо этого он улыбнулся ему и честно ответил. — Да. Я отлично выспался… Оказывается, знание того, что меня прикрывают нужные люди, творит чудеса с моей бессонницей. Эндрю, должно быть, почувствовал нуждающуюся привязанность этого чувства, скрытую под его поверхностной оболочкой, потому что его взгляд чуть смягчился, прежде чем снова ожесточиться, когда он развернулся на пятках и направился обратно к двери, бросив через плечо всего одно слово в знак того, что все разговор окончен. — Хорошо. Нил задержал дыхание, оставшись на крыльце еще немного, и выдохнул только после того, как Эндрю закрыл за собой входную дверь и скрылся внутри. Ему должно быть все равно, он знает, что это не его дело и что у него нет абсолютно никакого права так к этому относиться, но одна только мысль о том, что Эндрю окажется в каком-нибудь переулке с… Он думал, что, пропустив поход в «Сумерки» на этой неделе, ему не придется контролировать свои собственные реакции на то, как Эндрю исчезает с Роландом в подсобке для… Этого. И технически он был избавлен именно от этого сценария. Но этот был… в чем-то хуже? Нет, не хуже. «Хуже» подразумевает, что с этим изначально что-то не так, а на самом деле все было так. Эндрю мог делать все, что и с кем хотел, у Нила не было права голоса на этот счет, и, следовательно, у него не должно было быть достаточно твердого мнения по этому поводу, чтобы сказать, «лучше» это или «хуже»… Но это подразумевало нечто большее, что он не был уверен, как воспринять. Судя по тому, как Эндрю говорил об этом в первый раз, казалось, что его «встречи» с Роландом были такими же частыми, как и в первую очередь из-за удобства этого. Они оба уже находились в «Сумерках», семья Эндрю была слишком пьяна или под кайфом, чтобы спросить, где он, это было так же просто, как подойти к бару и задать вопрос… Но дело было не в этом. Сейчас не было ничего «удобного». Эндрю пришлось рано вставать и ехать туда, где был Роланд, а у них не было встроенного места в задней комнате «Сумерек» или прикрытия в виде пьяной семьи, чтобы замести следы. Для этого ему пришлось приложить усилия, чтобы увидеться с ним, он рисковал быть пойманным кем-нибудь (или чтобы его семья узнала, что происходит), и от этого все стало намного хуже… Не хуже. Просто больше… Скорее о чем-то, что по-прежнему его не касалось и из-за чего он не имел права расстраиваться. Итак, несколько раз повторив про себя, как важно быть «хорошим и поддерживающим другом» (и убедив себя, что это не имеет к нему никакого отношения и, следовательно, у него нет причин принимать это так близко к сердцу), Нил глубоко вздохнул и последовал за Эндрю обратно в дом на завтрак. Всё в порядке. Ничего плохого. Совсем ничего.