***
Зуко безмерно радуется, когда Аватар делает остановку в заброшенной деревне, а не на каком-то широком поле или оживлённом поселении. К этому времени Зуко более чем знаком с проникновением в подобные места: он придерживается теней, находит переулки и внимательно изучает местность, куда ступает, и только затем ведёт Жасмину по главной дороге. Эти высушенные руины человечества явно не в духе Аватара — в этом месте есть духовная значимость? Святой Агни, Зуко надеется, что нет, — и он не может сообразить, почему Аватар ничего не делает, пускай Зуко ценит время на разведку и усмирение своей выправки и дрожащих рук. Аватар выглядит вяло: маг воздуха до такой степени утомлён, покорен и замкнут, что Зуко подмывает выскочить из своего укрытия. Аватар никогда не путешествовал один. Где Сокка? Где все те, кто должен присматривать за ним? Великий Агни, Зуко мог бы подойти и перекинуть мальчишку в таком состоянии через плечо. И миссия выполнена. Аватар захвачен. Честь восстановлена. Его прежняя жизнь наготове и в ожидании, если только Зуко заставит себя сдвинуться. Если внутреннее пламя не перестанет бешено колебаться между тонкой напряжённостью и бурными вспышками. Если Зуко сможет довериться своему рассудку, пока горло забито едким запахом взрывной смолы, а пальцы покалывает от холода. Это наверняка ловушка. Должна быть она. Может, Зуко и отвык от изворотливого мышления Аватара, но ничего не бывает простым, если замешан тысячелетний мост между мирами. Аватар никак не может быть здесь один. Ни за что. Сокка никогда не позволил бы своему другу улететь в одиночку, даже если всё выглядит именно так с нынешней смотровой точки Зуко. Даже если он не видел следов присутствия других живых существ, а прождал он уже довольно долго. …Чёрт, а что, если Аватар действительно один? Вдруг это правда идеальный шанс? Может, ему удастся приблизиться к нему без подозрения Катары и отвлекающего жара Сокки и… что? Помириться? Попросить присоединиться к ним, потому что в последнее время Зуко понятия не имеет, что ему делать, но он очень хотел бы прибрать к рукам и желательно губам главного советника Аватара? Почему-то Зуко догадывается, что вслух прозвучит не особо хорошо. В его голове и без того звучит ужасно. Пресвятой Агни, само собой, в единственный раз, когда он окажется вблизи Аватара, пока тот находится один, ослабленный и дремлющий, в пределах досягаемости для поимки, Зуко будет просто сидеть, парализованный нерешительностью. Эта ситуация — идеальный пример, почему дядя всегда говорит ему планировать и уже потом действовать. Хотя у Зуко всё равно ничего не выходит, даже когда он пытается. Но, Агни, как бы хотелось уметь это. Прямо сейчас Зуко чувствует себя таким запутавшимся.***
Зуко набирается смелости обозначить своё присутствие, как вдруг от рычащего шипения замирает сердце. Ему знаком этот звук. Он не слышал его много лет, но драконьи мангусты весьма уникальны. Этот звук Зуко опасался услышать за спиной с того момента, как они с дядей сбежали с корабля Азулы. Значит, всё-таки ловушка. Только не от Аватара. Медленно и осторожно Зуко поворачивает голову, плотнее прижимаясь к тёмным теням переулка: здоровый глаз разглядывает границу деревни. Увидев Азулу, он не удивляется. Нисколько. Но от её вида внутреннее пламя всё так же натягивается и скручивается. Её доспехи отполированы до блеска, волосы безупречно собраны, на губах — ярко-розовая помада не её оттенка, но всё равно подходит ей, руки расслабленно держат поводья. Уверенность, сила, средства и внимание Хозяина Огня — всё это вложено в четырнадцатилетнее тело. Зуко трудно дышать. — Я здесь, — зовёт Аватар, отвлекая внимание Зуко от сестры. Он мешкает — опасно, опасно, опасно, — не зная, какую угрозу держать по правую сторону. — Ты догнала меня. Кто ты и что тебе надо? — То есть крестьянин из Племени Воды не поделился своими соображениями? — От лукавого, позабавленного вопроса Зуко застывает. Нет никаких сомнений, какая угроза опаснее. — Они у него точно были. — Что? — Полагаю, ты не так много времени пялился на моего брата, как он, — тянет Азула, и Зуко слышит усмешку. — Дам тебе три подсказки. Кто плохо разбирается в причёсках, помешан на своей чести и не может использовать половину лица? Дерьмо. Зуко не подозревал, что она заметила, насколько размыто с левой стороны его зрение. — Давай же, смелее. Можешь смеяться, это смешно! — …Ты сестра Зуко? — В точку! Какой смышлёный. Зуко вздрагивает от её тона, хотя тот не адресован ему. Он знает, что случается, когда Азула говорит с такой интонацией. Чёрт, чёрт, чёрт. Зуко не до конца уверен, для чего ему необходим Аватар, но он ему однозначно нужен. — И что дальше? — спрашивает Аватар тихо и недостаточно настороженно. — Дальше? Нет никакого дальше, глупенький. Ты истощён. Тебе некуда пойти, негде спрятаться, союзников тоже нет. Это конец. Ты можешь бежать, но я догоню. Кажется, Азуле понравится, если он так поступит. — Я не убегу, — непоколебимо отвечает Аанг и наконец-то поднимается на ноги. Зуко морщится, затем размеренно выдыхает — огонь раскручивается из центра и вжимается во внутреннюю сторону кожи, хлёсткий и готовый. К чему — он не уверен. — Ты правда хочешь драться? — Азула кажется радой этому, что до боли знакомо Зуко, и его тело ломит от отголосков давних ударов. Он чувствует себя загнанным в ловушку, оцепеневшим и неподвижным между двух возможных путей, охваченным перспективами. Внутреннее пламя трепещет под его контролем. Он может понаблюдать. Может уйти. Может не лезть во всё это, поскольку ничто из этого больше не должно иметь для него значения. Но ему нужен Аватар. Азула зайдёт слишком далеко. Она всегда заходит, тем более с кем-то новым, поэтому Зуко не может стоять здесь и ничего не делать. А что делать он не знает, но мучения по этому поводу его уже не волнуют. Зуко делает последний бодрящий вдох, вытаскивает мечи и выступает из теней под углом так, чтобы видеть Азулу здоровым глазом, а Аанга —боковым зрением. — Да, Азула. Хочу. — Зуко! — вскрикивает Аватар, вздрагивая так сильно, что Зуко едва не поджигает его. Внутреннее пламя шипит и напрягается от вероятности того, что эти татуировки озарятся духовной энергией. — Зузу, — смеётся Азула, — какой приятный сюрприз! — Она улыбается во весь рот, занимая расслабленную, почти ленивую стойку магии огня, за исключением её обычной точности. — Это так мило. Я тоже хочу сразиться с тобой. На бесконечное мгновение все трое замирают: Зуко с направленными в Азулу и Аватара мечами и тяжело колотящимся сердцем; Азула с поднятыми руками и изогнутыми в чем-то похожем на улыбку губами; Аватар с посохом в готовности и бегающим между ними взглядом. Азула нападает первой, чего Зуко и ожидал от неё. Она целится в него, а не Аватара, и это он также предвидел. От удара его заносит назад по плотной грязи, её огонь разбивается о блок. Зуко на секунду тревожится — из-за странствий он слабее, чем думал, он должен был выстоять, — но быстро приходит в себя и убирает мечи в ножны, чтобы освободить руки для огня, раз теперь он точно знает, как всё будет происходить. Среди Азулы и Аватара сомнениям нет места. Когда Зуко поднимает взгляд, Азула уже вспышкой метнулась через летнее поле, нацелившись на Аватара. Маг воздуха взмывает в воздух — он пытается улететь, — чтобы увернуться от её струи синего огня. Аватар приземляется между ними, позади Азулы, и на угрозу в такой близости Зуко действует интуитивно: он выбрасывает поток пламени, который вынуждает Аватара пригнуться и держаться подальше от неба. Аватар вопит, делает кувырок под атакой, опускается на присядки и бросает на Зуко испуганный, уязвлённый взгляд. Зуко глядит на него в ответ, ожидая, когда эти глаза и татуировки засветятся мощью. Вместо этого они оба, застигнутые врасплох, неуклюже припадают к земле, стоит синему пламени понестись к ним. Зуко вскидывается с пылающими руками, запуская череду жёстких, точных атак, сокращая расстояние и перемещаясь между нападением и защитой, пока вокруг него вращаются столбы пламени и воздушные клинки. Битва продвигается столь порывисто, что у Зуко не возникает возможности подумать, даже если бы он знал о чём. Они перепрыгивают с земли на заборы, крыши, наполовину выстоявшие сооружения и обратно в извилистые переулки. Зуко отвык от подобного темпа, отвык требовать так много у своего тела, когда долгое время ничего не давал ему. В горле начинает хрипеть дыхание, пламя ощущается всё более рваным. Но остановиться он не может. Ему нужно держать Азулу на расстоянии, нужно оставлять Аватара на земле, нужно выбивать их из равновесия, чтобы не достичь уровня гнева, приводящего к кровопролитию. Однако всё чаще Зуко обнаруживает себя в оборонительной позиции, гонящимся, а не диктующим условия на поле битвы. Ему кажется, что он висит на краю их сражения, вмешиваясь в личную борьбу. Его пламя наполняется бессильной злостью, и это почти ожидаемо, когда Зуко не вовремя выставляет блок и едва успевает призвать огненный щит против двойного удара воздухом и пламенем. Этого недостаточно — как всегда, — и Зуко слетает с навеса, на который они взобрались. Он врезается в полусгнивший сарай в облаке деревянных щепок и пыли, пролетает сквозь крышу прямо на опорную балку и охает, когда твёрдая древесина — вероятно, последняя твёрдая часть во всей этой чёртовой деревне — ударяется в спину и выбивается из груди весь воздух. Когда тело встречается с землёй, Зуко тормозит, удачно сумев не насадиться на обломки. На какое-то время всё, что он может, — лишь смотреть. Голова гудит, окружающий мир плывёт, зрение настолько размытое, что похоже на беспамятство, если бы Агни когда-либо предоставляло ему такое снисхождение. Затем во внезапной спешке Зуко резко втягивает воздух, делает это ещё раз, раздувая лёгкие, сгибая пальцы на руках и ногах, чтобы удостовериться в их работе и что ничего не сломано. Огненной сущностью он чувствует, что часть города полыхает. Чувствует характерную форму синего пламени Азулы, отдаляющегося всё больше. Неуправляемый огонь, следующий прямиком за ней, вынуждает что-то внутри Зуко ощутить дикость: внутреннее пламя трещит и вздымается в такт, пожирая вцепившееся в конечности изнурение. На зов этого возрастающего пламени Зуко стискивает зубы и переворачивается, намереваясь броситься в сторону дымящегося центра деревни. Он даже не успевает полностью подняться, как вдруг тело шокировано столбенеет, столкнувшись лицом к лицу с дядей. С Катарой. С… какой-то незнакомой девочкой. С Соккой. Желудок сжимается, пока они таращатся на него — ну, трое из них точно, девочка не выглядит заинтересованной ни в малейшей степени. Его тепловая сущность устремляется наружу и тянется к ярко и громко пылающему не-пламени. Оно соприкасается, легко, жаждуще и взволнованно, и Зуко отдёргивает его с такой силой, что чувствует боль по всему телу. — Что… — Некогда, — рычит Зуко им всем, но по большей части Сокке — одновременно объяснение и извинение. Он поднимается на ноги и отправляется к растущему жару пламени Азулы. Зуко отстранённо отмечает догоняющий топот за спиной, мчится в полуразрушенный зал собраний и тянется к огню, уже восходящему по стенам. В пламени он видит силуэт Азулы с расставленными ногами и вытянутыми руками в той форме, которую Зуко узнаёт с первого раза. — Чёрт. — Зуко призывает в руку огонь, пытаясь раздуть под ней пламя и понимая, что быстро сделать это не получится, учитывая его усталость. — Что это? — пыхтит Сокка позади него. — Молния. — Я этим займусь, — буркает Катара, нахальная и полная энергии. К Азуле несётся вода, стегает её по руке с большими точностью и контролем, чем Зуко когда-либо видел у мага воды. Чёрт, об этом он потревожиться после. Азула разворачивается, реагируя незамедлительно, как в танце; пламя летит в Катару, а её тело плавно пригибается под бумерангом Сокки. Она легко подпрыгивает под ответным ударом Аанга, затем снова ловко уворачивается от вернувшегося бумеранга и непринуждённо возводит огненную стену, отражая атаку Зуко. От того, что следует дальше, у Зуко перехватило бы дыхание, если бы оно ещё имелось. Азула разбегается, разворачивается и нападает: с её пальцев и пяток летит огонь. Она огибает булаву Сокки, прыгает над воздушными ударами Аанга, обращает воду Катары в пар, её синее пламя раскаляет воздух. С грозной, жестокой, беспощадной ухмылкой она разгоняет ревущее пламя по периметру вокруг себя, все отступают. Она кажется непоколебимой, неудержимой, превосходной — пока под её ногами не вздымается земля, нарушая стойку и заставляя упереться на одно колено. — Я решила вам помочь, ребята, — протягивает голос, и Зуко становится так, что здание теперь находится у него за спиной, а новая угроза — на виду, при этом не отрывая здорового глаза от Азулы. Это та девочка, которую не узнал Зуко. Маг земли, значит. И, судя по всему, одарённый. Наверняка. Движение слева вынуждает его обернуться к Азуле — она сбегает в момент отвлечения. Зуко бездумно, как обычно, следует за ней, знающий переулки Царства Земли гораздо больше неё. Но Азула не питалась скудными запасами еды и воды неделями и всегда была быстрее. Зуко не может сократить между ними расстояние и едва поспевает за ней, а она тем временем проносится между узкими проходами. Он сворачивает за поворот и почти выстреливает огнём, прежде чем распознаёт её сдавленный звук — скорее раздражения, а не нападения. У него уходит несколько учащенных биений сердца, чтобы осмыслить ситуацию: Азула загнана в угол, дядя преграждает ей путь, Сокка и остальные выходят из-за Зуко, дабы помешать её бегству. Азула не выглядит впечатлённой, пока они окружают её. Выражение лица позабавленное и насмешливое, хотя перед этим она отступала. — Нет, вы посмотрите, — говорит она с контролируемой, идеально натренированной одышкой. — Вся команда в сборе. Враги и предатели, — её взор останавливается на Зуко, — действуют заодно. Прямо как раньше. — Взгляд перемещается на Сокку. Зуко непроизвольно вздрагивает, и Азула смеётся. — Ну в самом деле, брат, у тебя настоящий талант отыскивать новые способы как усложнять себе жизнь, не так ли? — Ты и сама не в лучшем положении, Азула, — отвечает Зуко, отказываясь отводить от неё глаза, тогда как кожу покалывает под тяжестью обращённых на его лицо взглядов. — Ты прав, Зузу. — Он напрягается от этого, от её крошечного изгиба улыбки. — Я чувствую поражение. Принцесса с честью сдаётся. После её слов дядя расслабляется, опускает руки и переключает внимание, потому что он никогда не понимал Азулу, а значит постоянно недооценивал её. Зуко бросается вперёд как раз перед тем, как Азула начинает двигаться, но всё равно слишком поздно. Её форма так же точна, энергична и могущественна, как и первая атака в бою — синее пламя попадает в центр дядиной груди. — Нет! — Зуко устремляется через всю дорогу, бегло выставив огненную стену, чтобы скрыть свой рывок. Азула даёт ему пройти нетронутым и разворачивается лицом к остальным. Бумеранг, вода, земля и воздух сталкиваются с пламенной сферой, которой она окружает себя. Раздаётся оглушительный взрыв, воздух заполняется дымом, и Зуко отстранённо чувствует, как по засушливому городу мчится безудержное пламя. Когда дым рассеивается, он падает рядом с дядей, руки в исступлении замирают над ожогом на груди и руке. Зуко рассеянно осознаёт, что Азула сбежала, но в этот момент ему наплевать на неё. Дядя всё ещё дышит, слава Агни, но глаза его закрыты, кожа кровоточит и выглядит скверно. Маги огня умеют справляться с ожогами лучше большинства людей, но Зуко знает, что это не имеет значения, если рана серьёзная. Пламя Азулы всегда было особенно жгучим. От хруста обломков под ногами Зуко приседает в оборонительной позиции, поспешно закрывая дядю своим телом. Сокка, Катара, новая девочка и Аватар до сих пор стоят по ту сторону дороги, каждый из них выглядит напряжённым и готовым сражаться. В ушах грохочет сердцебиение, а слабеющее, но начинающее скапливаться внутреннее пламя пульсирует. Зуко дышит, понимая, что сейчас, после всего, ему придётся защищать дядю от них. Он уже и не знает, в каких отношениях находится с кем-либо из них, и эта неизвестность оседает в горле кислотой. Хоть его и изгнали из Народа Огня, хоть он и забрал с собой дядю, но никто этого не знает. И Зуко не в состоянии думать, подыскиваться слова, он не способен дышать, потому что дядя ранен, а Сокка здесь — и Зуко не представляет, как обстоят между всеми ними дела. — Зуко, — подаёт голос Сокка, делает шаг вперёд и покачивается, немедленно останавливаясь, стоит взгляду метнуться к нему. Зуко чувствует себя чрезвычайно отчаянным, пытаясь прочесть что-либо на лице Сокки, любую подсказку того, что будет дальше, или как ему себя вести. — Ты… — Дай мне взглянуть, — требует Катара. Она шагает вперёд, вокруг ладоней закручивается вода, глаза — тонкая стружка льда. Сердце Зуко замирает. Его пламя отзывается, отвечая прежде, чем Зуко успевает подумать о реакции: оно вырывается дугой, когда его рука рассекает воздух. — Нет. От неожиданности Катара отшатывается с поднятыми руками, и Зуко ощущает, как лицо искажается в предупреждающем оскале. Внутреннее пламя распаляется страхом, обращается в ярость и угрызения совести, но по крайней мере Зуко знает, что делать со всем этим. Он не должен был вовлекать Азулу, прежде всего не должен был оставлять дядю, не должен был следовать за Аватаром сюда, как будто у него хоть раз был настоящий шанс претендовать на… что-то, он даже не знает на что, и от вида обожжённого распростёртого тела дяди становится только хуже. — Всё хоро… — заговаривает Аватар, тоже подходя ближе. В его серых глазах мерцает пламя горящих домов, они словно светятся изнутри, и внутреннее пламя Зуко дичает от ужаса. — Не подходи! — орёт он, вместе со словами выплёвывая огонь. Катара нахмуривается, пальцы сжимаются в кулаки. — Просто отойди… — Нам нужно только… — Не… — Позволь нам… — Уйдите прочь! Внезапная тишина сотрясается от гнева, страха и силы. Взгляд Зуко лихорадочно скачет по ним, мечется между Аватаром, Катарой и магом земли, полностью пропуская Сокку. Зуко и без того разбит, чтобы увидеть там ещё что-то. — Зуко, — мягко произносит Сокка, снова медленно подступает и машет Катаре с Аангом, — посмотри на меня. Зуко не может, он не отведёт взгляд от предполагаемых противников, и это доходит до Сокки, потому что он энергичнее жестикулирует остальным до тех пор, пока те с заметной нерешительностью не отступают назад. Расстояние ослабляет напряжение Зуко, и он наконец встречается со взглядом Сокки, но ему не удаётся прочесть на его лице ничего, кроме сильного истощения. — Ты не против, если я подойду? — тихо спрашивает Сокка, наклоняясь, чтобы положить на землю бумеранг, затем кинжал, и поднимаясь с пустыми руками. Зуко таращится на ладони Сокки слишком долго, после чего отрывисто кивает головой. Он несуразно стискивает кулаки, возвращая огонь под контроль. Сокка идёт за отступающим пламенем, пока не приседает перед Зуко с вытянутыми руками. Предлагая. Ожидая, когда Зуко успокоится и стряхнёт с пальцев пламя. Зуко должен убрать огонь с ладоней. Ему нельзя подбираться к ожогу дяди, если он не сможет коснуться его без огня. — Можешь сделать для меня глубокий вдох? Зуко впивается в него взглядом: Сокка звучит как дядя и ведёт себя так, будто он не умеет дышать. Но от этой мысли Зуко хочется охнуть от боли, благодаря чему он осознаёт, что в груди горит. Это вынуждает его согласиться, что ему надо сделать глубокий вдох. — Зуко, мы хотим помочь, — негромко бормочет Сокка. Зуко глубоко вдыхает, затем ещё раз. Слова проскальзывают мимо него, неспособные проникнуть в ревущие мысли. — Позволишь нам? Зуко старается. В самом деле старается. Но он не может расслабить мышцы, не может заставить себя сдвинуться в сторону и открыть рану дяди, оставить его беззащитным. В горло вонзается воздух, кулаки судорожно сжимаются — он пытается и терпит неудачу. Он отводит от Сокки взгляд, не желая сталкиваться с разочарованием, которое может в нём расцвести из-за того, что он не может принудить себя ступить в то место, которое раньше существовало лишь для них. Зуко хочет довериться ему, хочет положиться на Сокку. Но это будет не один Сокка. И не один Зуко. Он готов пожертвовать многим ради Сокки. Но не дядей. — Зуко… — шепчет Сокка, потянувшись к нему, и Зуко инстинктивно вздрагивает. Внутри обжигает незамедлительным сожалением при виде отразившейся на лице Сокки боли. Но в эту секунду Зуко не может позволить прикоснуться к себе кому-то другому и тем более Сокке. Зуко желает этого, желает вжаться в его тепло, дать ему сжечь всё остальное, но он понимает: нельзя срываться. Не когда у дяди прерывисто дыхание из-за боли. Не когда дядя полагается на него, чтобы он держал себя в руках и оберегал его. Не когда Зуко способен довериться Сокке, но не может даже вообразить, чтобы остальные подошли. Не может представить, как откажет, если Сокка попросил его, положив руки ему на кожу. — Я… — Зуко трудно отыскать слова, свой голос. Сокка прикусывает губу, и от этого становится ещё сложнее. Сокка делает глубокий вдох, рассматривая свои руки, затем смотрит на Зуко из-под ресниц — и, Агни, этот взгляд словно бьёт Зуко под дых, хотя не должен. Он мечтал об этом взгляде. — Можешь… — Не надо, — отчаянно предупреждает Зуко, приковав взгляд к коленям Сокки там, где они упираются в землю — хоть куда-то безопасно смотреть? Голова кружится, — и улавливая прервавшееся движение руки Сокки, будто она вот-вот коснётся его. Зуко нельзя быть слабым сейчас. — Не надо. — Не надо что? — хмурится Сокка, сдвигаясь так, словно хочет попробовать коснуться ещё раз. Замирает, стоит Зуко напрячься. — Не… используй это. Прошу, не надо. — Зуко не выдержит, если так он и поступит. Не сможет отказать ему, что бы он ни попросил, даже если ему будет тяжело отдавать что-то, что он не должен. — Не использовать… Я не понимаю. — Его слова натянуты, и на это возражение Зуко чувствует в горле что-то рваное и резкое, похожее на смех. — Не используй это, — надавливает Зуко, встречается с его взглядом, и ему кажется, что его собственные глаза обнажены желанием, — чтобы получить то, что тебе… Не… соблазняй меня… Или… — Соблазнять тебя? — восклицает Сокка, поднимаясь на носки. На лице — открытое потрясение. Он наклоняется вперёд, голос становится глубоким от ужаса. — Так вот что ты думаешь? По-твоему, именно это и происходит, чёрт возьми? — Я не… Дышать снова тяжело. Зуко хочет закрыть глаза, отключиться от всего; его словно неторопливо разрывает на части, но ему нельзя рисковать и отводить взгляд от дороги. — Я не знаю, Сокка, — признаёт он, понимая, что слишком раскрывается, но не может остановиться и продолжает, беззащитный и открытый, выплёскивать грязь. — Я не понимаю, с чего тебе хотеть… что мне ещё оставалось думать после… ты ничего не получал взамен. — Я ничего не получал… — Сокка обрывает слова и хватается руками за волосы, будто ему нужно что-то сделать, чтобы держаться. Зуко понимает это чувство. — Как ты мог подумать такое обо мне? После… после того как я рассказал тебе о том, что мной воспользовались тем же образом. Я писал тебе. — О борце сопротивления. — …Да, — тихо подтверждает Сокка, пристально и пытливо глядя на лицо Зуко. Кто-то издаёт задушенный звук, над которым Зуко не будет заморачиваться, если он и Сокку не беспокоит. — О нём. От этого напоминания Зуко рассерженно выдыхает поток жара, внутреннее пламя возвращается обратно под кожу, и он смахивает с рук последние искры. Не так это должно работать. Его пламя всё ещё на взводе и бушует внутри, потому что Зуко до сих пор жутко злится из-за того, что произошло с Соккой. Но переход от тугого страха к защитному гневу знаком и успокаивает настолько, что позволяет внутреннему пламени осесть. — Зуко. — Он неохотно поднимает на Сокку взгляд, сглатывает печальный вой от его уязвленного взгляда.- Ты правда так думаешь? — … Я не знаю, что думать, — шепчет Зуко, ненавидя себя за причинение боли Сокке, за мольбу, за понимание, что у него нет никакого права просить. У него нет права ни на что. — Я просто не… почему ты… со мной… — Я говорил тебе почему. Писал. Зуко помнит. По правде говоря, он никогда не перестанет помнить, даже если знает, что нет смысла думать об этом, ведь одни лишь мысли ничего не изменят. Он по-прежнему не в силах заставить себя сдвинуться. Молчание затягивается, и Сокка задумчиво прикусывает губу. — Зуко, ты доверяешь мне? Зуко принуждает себя по-настоящему задуматься, потому что Сокка заслуживает этого, и это наименьшее, что он может дать ему. — Я доверяю тебе, — отвечает Зуко и видит, как лицо Сокки захлёстывает осмысливание, которое тут же сменяется сожалением и смирением. — Ты не позволишь нам помочь, так ведь? — Слова тягостные. — Это же дядя, — пробует объяснить Зуко, ведь если у кого и получится понять, что это значит для него самого и насколько ему важно сделать всё правильно, так это Сокке. — …Хорошо, — сдаваясь, произносит тот более устало, чем Зуко когда-либо слышал от него. — Хорошо. Они замолкают на несколько минут: Зуко всё равно трясёт от напряжения, Сокка обмякает и удручается. Ему трудно оставаться взвинченным, когда Сокка такой расслабленный и близкий, но он не может игнорировать маячащего в поле зрения Аватара и Катару рядом с ним. Здесь излишне много давно укоренившегося волнения, чтобы можно было полностью расслабиться. Слишком много времени, проведённого за погоней, чтобы можно было отключить инстинкт. Или почувствовать спокойствие, когда ощущаешь себя жертвой. — Вам надо уходить, — говорит Зуко, вкладывая в голос убеждение, хотя он звучит мягче желаемого. Эти слова могли оказаться сильным заявлением, если бы он был способен взглянуть в глаза Сокке, но он не в состоянии отвести взгляд от впадины его горла. — Что? Почему? — Тут нельзя оставаться. — Если они будут здесь, Зуко не сможет сосредоточиться на дяде. Но помимо этого… — Точно нельзя сказать, ушла Азула или нет. Вы должны уйти. — Мы можем помочь защитить тебя, — тихо произносит Сокка. — Пускай ты не хочешь, чтобы мы находились поблизости твоего дяди, но мы можем помочь с Чокнутой Синькой. Сердце Зуко останавливается. Он вскидывает взгляд, голос резок: — Как ты её назвал? Сокка медлит, его лицо пересекает неуверенность. — …Чокнутой Синькой? — Ты уже называл её так раньше. — Зуко поверить не может. — В нашем разговоре. — Что? — Сокка хмурится, откидываясь назад. — Нет, я не виделся с тобой с тех пор, как мы впервые встретили её в… — … Омашу, — заканчивает с ним Зуко. Он чувствует оцепенение. То, что Сокка сказал ему в том туманном и, судя по всему, не таком уж воображаемом месте, а ещё то, что он сам говорил… Он не жалеет об этом, попросту не может, но, Агни, если бы он только знал, то сказал бы гораздо больше. Лицо Сокки становится пустым, а затем в его чертах появляется постепенное осознание. — Вот чёрт, — бормочет он. — Проклятье. Грёбаные духовные штучки. Зуко чувствует: этот момент — нечто значимое, серьёзное и важное, но у него нет метафизического или межличностного понимания, чтобы ухватиться за него. Более того, на это нет времени. Зуко не может оставить дядю лежать раненным, поэтому он настойчиво отодвигает озарение в сторону. Паниковать будет позже. — Вам всё равно нужно уходить. — Тем больше причин тебе пойти с нами, — мрачнеет Сокка, но Зуко слышит, что за этими словами не имеется полноценной уверенности. Сокка всё ещё кажется сбитым с толку знанием, что у них была общая галлюцинация. — Со мной ничего не случится, — вздыхает Зуко, проводит ладонью по лицу, отказываясь рассуждать, каким был бы его ответ, если бы Сокка попросил его вчера. Агни, да даже час назад. — Но… Азула. Зуко мог бы рассмеяться. Сокка говорит так, будто она — проблема, которой нужно остерегаться. Словно у него без должного количества ужаса есть хотя бы малейшее представление, какую угрозу она собой представляет. — В моём случае это другое. — Зуко жмёт плечами и хмурится, когда Сокка бросает на дядю недоверчивый взгляд. — Правда, так и есть. Тебе нужно идти. — Зуко переводит взгляд к стоящим Катаре и Аангу. — Или ты останешься? — Нет, — сразу же с огорчением отвечает Сокка. — Я не могу бросить их. Зуко понятливо кивает, потому что он в самом деле понимает — такой уж Сокка, — и вынуждает себя не отворачиваться от его обеспокоенного взгляда. — Тогда тебе пора. Я не стану причиной, благодаря которой она поймает вас. Слова — всё, что он может предложить Сокке. Всё, что может дать ему. Сокка молчит, угрюмо глядя на свои руки. Кивает и тяжело выдыхает. — У тебя есть всё необходимое? Еда, вода и лекарства? — Да. У магов огня всегда есть необходимое для залечивания ожогов. — Тогда береги себя, — шепчет Сокка, поднимается на ноги и зависает на мгновение, словно хочет сделать больше: прикоснуться, сказать что-то или просто остаться. Зуко желает, чтобы он остался, больше чего-либо остального. Но он не может просить Сокку делать выбор, когда сам поступил иначе. — Ты тоже, — проговаривает Зуко и склоняет голову, чтобы другие оставались в зоне видимости, а Сокка исчез в расплывчатом зрении левого глаза. Зуко не будет смотреть за его уходом, пока ощущение приглушённого сияния покидает его тепловую сущность. Он не выдержит. Чувство, будто его разорвали на куски, поставили на перепутье между тремя дорогами, которые привязывали его к жизни в течение нескольких недель плавания в море и заставили осознать, что они несовместимы друг с другом. Что в конечном итоге у него вообще нет выбора, кроме дяди.***
— Сокка. — Лучше не надо, Катара. — В голове тесно, набито усталостью и переполнено информацией. — Он… — у неё до сих пор не выходит произносить имя Зуко без запинки, и обычно это веселит Сокку, — сказал что-то о борце сопротивления. — Катара, — предупреждает он, — не спрашивай о том, чего не захочешь знать. — А вот я хочу, — вмешивается Тоф, словно никуда и не уходила. Словно Сокка несколько часов жизни не опасался того, что потерял их нового друга спустя пару недель после того, как они нашли её. Сокка и Катара переглядываются в общем ужасе от мысли рассказать о Джете. — …Нет. — Потом, — из нежелания разжигать раннее напряжения добавляет Сокка, когда Тоф фыркает. — Когда поспим. Последнее слово звучит как молитва. Сокка не бодрствовал так долго с… Битвы на Севере, наверное. И об этом ему не очень нравится размышлять. — Перед сном хотя бы скажи, Соня, почему мы оставляем раненого старика? — Потому что он хотел, чтобы мы ушли, — вздыхает Сокка. Вид встревоженного и загораживающего дядю Зуко отчётлив и мучителен в памяти. — И мы просто… делаем так, как хочет этот парень? Катара заливается удивлённым смехом, Аанг истерично хихикает. — Если бы, — бурчит Сокка, продолжает громче: — Обычно нет. Но… он попросил нас уйти. А перед просьбой Зуко он оказался бессилен. Это было требование, обрамлённое нервным срывом, который Зуко не захотел бы никому демонстрировать. Сокка не до конца понимает почему, но по какой-то причине присутствие Аанга и Катары всё ближе подталкивало Зуко к потере контроля, и почему-то Сокка по-прежнему хочет оградить его от этого. — А ты разве не сказал ему, что мы можем помочь? — хмурится Катара, истощение подчёркивает выражение её лица. Её пальцы дёргаются к бурдюку, словно она едва сдерживается, чтобы не ринуться назад и, независимо от желаний Зуко, исцелить Айро. — Сказал, конечно же, — огрызается Сокка. — Ему не нужна помощь. — Почему нет? — Потому что он не доверяет вам. Сокка жалеет о словах в ту же секунду, как они проскальзывают мимо утомлённого мозга. Они переругались друг с другом более чем достаточно, но, Туи и Ла, разумеется Сокка попытался предложить помощь. Что, по её мнению, он ещё делал? Он приготавливается к колкому высказыванию в ответ, но Катара не давит: она захлопывает рот, на лице возникает нечто слегка похожее на раскаяние. — Итак… — Тоф звучит так, словно вот-вот обрушит небольшой обвал и ждёт этого с нетерпением. — Кто-нибудь хочет объяснить мне? — А? — красноречиво спрашивает Аанг. — Вы знали того парня. Сердцебиение Сокки просто с ума сходило. Как и у Воробушка. — Воробушка? — ахает Аанг в ужасе и восторге. — У него с самого начала сердце колотилось как бешеное, — пожимает плечами Тоф. — Было похоже на ручных воробьёв-попугаев мамы. — Воробушек, — восхищённо шепчет Аанг и с широко распахнутыми глазами поворачивается к Сокке. Катара прячет усмешку. Сокка роняет голову на ладони, веря, что кто-нибудь остановит его, если он вдруг налетит на что-то опасное. — Так почему у них сердце так выскакивало? — продолжает Тоф. Сокка может лишь представить, что она чувствовала своими ногами. Он неожиданно увидел Зуко вновь — сражающегося, в зелёной одежде и с волосами. Это вызвало потрясение, мягко говоря. А драться подле него, а не против? В разгар боя у Сокки не было времени подумать об этом и впитать в себя это ощущение, но те короткие мгновения распалили его. И взаимодействие Зуко с Чокнутой Синькой — Азула, напоминает он себе, её ведь зовут Азула? — было хоть и молниеносным, но поучительным. Сокка узнал черты её лица ещё в Омашу, но увидев их поведение, лицезрев вживую талант, о котором писал Зуко, и как она насмехалась над ним — желудок сжимает от того, что именно над ним, Соккой, она потешалась — было в равной степени жутко и захватывающе. Многое о Зуко вдруг обрело больше смысла. Сокка вздыхает, поскольку Катара и Аанг кое-как пытаются разъяснить Тоф ситуацию, изъясняясь: «Ну, понимаешь» и «Ты ведь знаешь, что Народ Огня охотится за Аангом». — Он мой давний знакомый, — прерывает он и закатывает глаза на облегчённый взгляд Катары. — А кажется, что он ваш общий давний знакомый, — скептично подмечает Тоф. — Конечно, — нерадостно смеётся Сокка. — Можно и так сказать. Тоф на секунду затихает, и Сокке кажется, что он сейчас заснёт стоя. — Значит… — тянет Тоф, и Сокка опускает голову, показывая, что слушает. — Вы делали это? — Что? — Ну, знаешь, — она усмехается, Аанг издаёт сдавленный звук, Катара закрывает руками уши, — кувыркались. Туда-сюда. Смазывали тост маслом. Ты познакомился с ним? — Нет! — Он сказал, что ты соблазнил его, — указывает Тоф, смакуя слово, а Сокка вздрагивает от боли, страха и раздражения. Тоф распознаёт сердцебиения, но она явно не умеет опознавать эмоции за ними. — Я… Это… Не… — Но ты хотел. — Она совершенно довольна тем, что дразнит его. — Прекратите, пожалуйста, — умоляет Катара, закрывая уши руками. — Я не желаю слышать такое о моём брате! — Это не «нет», Сокка, — напевает Тоф. Сокка стонет, прячет лицо — щёки пылают. Это сильно смущает, но больше всего неловко то, что на самом деле Сокке это нравится. То, что над ним с Зуко подшучивают и веселятся, а не упрекают и стыдят. Это здорово — хотя ему неудобно, раз Тоф слышит его сердцебиение, — но утомление, изнурение и неготовность увидеть Зуко… Теперь, когда кран прорвало, он просто не может перестать думать об этом. Зуко выглядел не очень хорошо. Но привычно. Едва сдерживаемая подвижность, горящие глаза, жар мага огня, напоминающий прикосновение. Зуко выглядел в точности так же, как в галлюцинации на болоте, и это одна сплошная духовная белиберда. Та же одежда, та же грязь, те же волосы — только чуть отросшие. Сокка всё ещё не может отойти от того, как шапка густых чёрных волос смягчает лицо Зуко и снимает остроту его взгляда. Если бы Сокка потянулся и потрогал их, на ощупь они были бы такими же, как на болоте? От этой мысли сердце учащает ритм. Он отказывается смотреть на Тоф, когда она хохочет. Каким-то невозможным образом то видение было настоящим. Сокке уже доводилось сталкиваться со странностями, если дело касается духов, но от того, что он разделил этот опыт с Зуко, у него кружится голова. Слова Зуко, обнажённая уязвимость на его лице и как он льнул под прикосновение Сокки. Открытое сожаление о том, что не выбрал другой путь. Признал бы он свою неправоту, если бы знал, что Сокка действительно слышит его? Об этом опасно раздумывать: Сокка не знает, за что именно боролся Зуко, сражаясь с Азулой и Аангом. Сокка так упорно пытается придерживаться за убеждение, что он заслуживает счастья, что достоин человека, который предпочтёт его в ответ. И не сказать, что ранее Зуко тоже потянулся к нему — в тот момент он по сути умолял Сокку не заставлять его выбирать. И Сокка мог дать ему передышку, чтобы пока не доводить их взаимоотношения до конца, когда он настолько беспокоился из-за раненого дяди. Часть Сокки даже ощутила облегчение, что в этот раз это он уходил, пускай горло сжимается от воспоминания, как он бросает прижимающего к себе дядю Зуко одного. Будто бы призванный его переживаниями, сбоку возникает Аанг. — Всё хорошо? — Ага, — заверяет Сокка, сумев выдавить слабую улыбку. — Сам как? — В норме, — отвечает Аанг, крутя в руках планер. — Она страшная. Сокка хмыкает. «Страшная» даже близко не оценивает Азулу по достоинству. — Я хотел сказать, — плавно начинает Аанг приглушённым голосом, не будучи до конца уверенным, что его слова хорошо воспримутся. — По-моему, Зуко сражался не с целью навредить мне. — Это здорово, — бормочет Сокка, вдруг ощутив нагрузку переутомления. Стараться не задеть Аанга — не одно и то же, что помогать ему и быть с ним заодно. В последнее время Сокка с большей лёгкостью прощает себя, но он уже устал от того, что сердце трепещет на безнадёжность. — Подумал, что ты должен знать. — Что бы ты там ни шептал Сокке, — заговаривает позади них Тоф, — говори громче! Я хочу слышать, что же заставляет его сердце вытворять такое. — Оставь его в покое, — журит её Катара, слишком уставшая, чтобы вкладывать настоящую резкость. — Какие же вы скучные, — гримасничает Тоф, пинает землю и швыряет небольшой валун в куст. — Тоф, — откликается Сокка, стремясь к некой легкомысленности, потому что у них наконец-то всё наладилось, и он не допустит, чтобы всё вернулось в напряжение. — Ты себе даже представить не можешь, каким весёлым я могу быть. Тоф вмиг оживляется. — С Воробушком? Сокка вкладывает в голос улыбку. — Я не рассказываю о своих похождениях. — Да мне никто ничего не рассказывает, — жалуется Тоф и запускает ещё один валун, лишь частично изображая своё возмущение. Катара смеётся, ускоряется и толкает его плечом, и Сокка позволяет себе насладиться моментом их громких подшучиваний и испытать неописуемое облегчение, что близкие сердцу люди до сих пор живы.