***
В зале у Зуко не получается лучше, чем было за кассой. Он забывает заказы в ту же секунду, как слышит их. Он отключается и пропускает пришедших клиентов, а потом рычит, когда его зовут. Он прожигает всех взглядами, приносит заказы неправильным столикам и в целом доставляет себе одни лишь хлопоты и никак не может остановиться. — Ли. Зуко задумывается, удастся ли ему спрятаться на кухне. — Ли. Но он сомневается, что выдержит столько времени, не занимая себя каким-нибудь делом. Может, получится найти способ улизнуть и потренироваться? Без огня, мечей и пространства для передвижений… Чёрт, напоминает медитацию. — Племянник. — Что? — рявкает Зуко, разворачиваясь и мрачно глядя на дядю. — Почему ты вперился в Шеней взглядом? — Я не вперился, — ворчит Зуко. Он просто смотрел на стену. Ту, перед которой случайно разместились Шени. — Они приходят каждый день, — вздыхает дядя. — Заказывают одно и то же. Расплачиваются точной суммой. — Другими словами, любимые клиенты Зуко. — Тебя что-то гложет? — Вся эта чёртова чайная, — бормочет Зуко. Не верится, что дяде пришлось спрашивать. — Нечто новенькое, — терпеливо произносит дядя, а Зуко лишь хмурится от его любопытства и идёт за новым карандашом. Проходя через зал, он не обращает внимания на коллегу, который вынужден отскочить от него, чтобы не врезаться и не уронить свой поднос.***
В итоге они сдаются и отправляют Зуко на кухню — слава Агни — заваривать чай. Это не совсем предпочтительный вариант для него, но и не самое худшее, раз уж он больше не будет отпугивать других посетителей. Только вот Зуко обладает особенным даром даже вне зала — весь сделанный им чай оказывается переваренным и горьким. Хотя использует он ту же плиту и по времени готовит столько же, сколько и остальные. Ощущение, словно вскипяченная Зуко вода становится горячее. — Племянник, — шёпотом восклицает дядя. Зуко вздрагивает от резкости в его голосе и инстинктивно отвечает потрясённым взглядом. — Когда человек играет в пай-шо, схема фишек может показаться беспорядочной, а ходы твоего оппонента — непонятными. Но игрок всегда способен разглядеть в образе мышления противника некую истину и взамен раскрыть правду о своём. — …Что? — Зуко редко вникает в уклончивые советы дяди, и сегодня он уделяет им ещё меньше внимания. — Как бы ни сложились обстоятельства — и тебе необязательно рассказывать о них, — сделай глубокий вдох. И погаси свой огонь. — Я не… — Вода отлично кипит, племянник. — Это же чай… — Плита выключена. Зуко замирает. Затем отклоняется, чтобы проверить, — да, плита под бодро кипящим чайником даже не зажжена. Зуко хмурится и отдёргивает тепловую сущность обратно к центру, понимая, что выглядит как обиженный ребёнок, но ничего не может с собой поделать. Чёрт. Чёрт возьми. Он давно не делал таких промахов, чтобы дядя заметил. — Тебе нужен перерыв для медитации? — серьёзно спрашивает дядя, изучая глазами лицо Зуко с неприкрытым опасением. — Мне нужен перерыв, чтобы больше никогда не появляться здесь, — машинально огрызается Зуко, избегая признания уязвимости и потери контроля, которые дядя чётко видит. — Делай глубокие вдохи, — предлагает дядя, устраиваясь поудобнее, словно собирается остаться до тех пор, пока Зуко не начнёт показывать, что умеет дышать. — Мне не надо медитировать, — шипит Зуко, чувствуя, как покалывает кожу из-за понимания, что его читают подобно открытой книге. Зуко в порядке, его огненная сущность в порядке, всё в порядке. Его внутреннее пламя всего лишь бьётся об кожу, жаждая вырваться и дотянуться до Сокки, и чтобы подавлять его, требуется гораздо больше концентрации. Всё в порядке.***
Когда их начальник начинает возиться с отметчиками времени, пытаясь понять, почему все они вдруг стали неисправно работать, дядя уводит Зуко от плиты. Он отталкивает его в дальний угол к раковине, поручая мытьё посуды, чего Зуко хотел с самой первой секунды работы в этом месте. Но сейчас Зуко не в состоянии делать что-либо, только негодовать, что необходимо проявлять слишком много внимания, чтобы вода не начала испаряться, но процесс всё равно не полностью занимает его разум. Мысли Зуко носятся и скачут между возможностями и тревогами; между тем, на что ему не дозволено надеяться, и воспоминанием ощущения Сокки на своём языке; между пугающим чувством, что в пределах его досягаемости нечто хрупкое, и липким страхом, что он не имеет представления, как схватиться за это нечто и не разрушить его. — Зуко. Он поражённо вздрагивает, услышав своё имя здесь, и обводит взглядом кухню, осознавая, что они остались одни. — Ты всегда можешь поговорить со мной, — произносит дядя тихим и важным голосом. — Если тебя что-то беспокоит. Зуко хмыкает, отворачивается к раковине, аккуратно повышая температуру воды, раз уж дядя стоит у него за спиной, и занимает руки выскребанием остатков угля из-под ногтей. — Знаю, для тебя это непросто… — Я не хочу обсуждать это, — прерывает Зуко, вкладывая в слова твёрдость и остроту. Он не желает слышать этого, особенно когда понятно, что дядя даже не подозревает, чем он так загружен. — Сегодня ты сам не свой, — вздыхает дядя. — Я лишь хочу помочь чем смогу. Зуко делает глубокий вдох, после чего качает головой, отказываясь поворачиваться. Он сосредотачивается на вычищении угля с ладоней и прислушивается к шагам дяди, наконец-то возвращающегося в зал чайной. Он не может дать ему то, чего тот хочет. Особенно если сегодня Зуко был собой больше, чем за многие недели. Дядя хочет, чтобы он был хорошим племянником, и Зуко очень старался. Но прямо сейчас он не способен вписываться в этот образ. Не когда он почти вылезает из собственной кожи от необходимости скрывать всё то, что у него внутри, от посторонних глаз. Зуко не может сосредоточиться на своих обязанностях, когда контроль над внутренним пламенем отнимает столько усилий. Все его мысли заняты медленным перемещением Агни по небу и притяжением, которое заполняет его вены, отмечая каждый градус, приближающий к наступлению вечера.***
Смена Зуко заканчивается рано, что приносит облегчение всем причастным. Снимая фартук, он рефлекторно проверяет положение Агни на небе и вдруг останавливается, сжав пальцами ткань. Вечер пока не наступил, но он уже близок, остаются считанные минуты, а не часы, и ожидание Зуко превращается в страх. Что, если Сокка не придёт? А если Зуко прождёт, и холодную компанию ему составит луна? А если Сокка всё-таки появится, но лишь для того, чтобы попросить Зуко… что, уйти? Покинуть Ба Синг Се? Сказать, что он сдаст их Дай Ли? Зуко по одному пальцу ослабляет хватку, сжимавшую фартук до белых костяшек, игнорируя косые взгляды поваров и направляясь к двери. Выйдя из чайной, он задерживается и даёт глазам привыкнуть после тусклого кухонного освещения к вечернем солнцу. Скоро настанет время встречи. Проклятье, может, ему умыться? Он целый день работал и принимал заказы, так что на лице снова должен быть уголь. Следует ли переодеться? А что ему вообще надеть, весь его гардероб составляет рабочая одежда дерьмовых цветов Царства Земли… Уловив боковым зрением движение, Зуко инстинктивно разворачивается, чтобы взглянуть на угрозу слева. Только это вовсе не угроза и не какой-то случайный прохожий. Это Сокка, идущий в конце переулка и смотрящий на него. Мозг Зуко полностью отключается. Он неподвижно стоит и едва дышит, пока отдалённый возглас изнутри чайной вновь не приводит его в движение, вынуждая отойти, чтобы его не позвали обратно. Он устремляется к Сокке, усмиряя внутреннее пламя, — оно извивается и закручивается в сочетании нервного предвкушения и радости. Сокка остаётся у стены, наблюдая за его приближением, а у Зуко появляется возможность рассмотреть Сокку, чего не успел полноценно сделать днём. Волчий хвост и выбритые виски не изменились, а вот наигранная непринуждённость знакома куда меньше. Пальцы Сокки теребят край повязки на запястье, и Зуко следит за этим действием, разглядывая оголённую кожу его рук, поднимая взгляд к треугольнику груди, открытому благодаря свободной летней тунике. К этому месту Зуко хочется приникнуть ртом. Хочется… Дыхание перехватывает, когда он подходит достаточно близко и замечает верхние очертания покрасневших отпечатков пальцев на груди, видимых лишь если присмотреться. — Привет, — выдыхает Сокка хриплым голосом. — Привет. Как долго они молчат, Зуко не знает. Часть него уверена, что они выглядят нелепо, вглядываясь друг в друга на расстоянии всего в шаг. Но в этот момент Зуко нравится просто смотреть в эти голубые глаза и позволять себе раз за разом с приливом изумления осознавать, что это не сон. Что Сокка в самом деле здесь. — Как прошёл остаток рабочего дня? — в конце концов интересуется Сокка, отстраняясь от стены и выпрямляясь. — Ужасно, — рассеянно отвечает Зуко, сосредоточившись на том, как лучи вечернего солнца теперь исполосовывают волосы Сокки. — О. — Сокка моргает. — Мне жаль… — Работа всегда ужасна. — А. — В голосе Сокки проскальзывает смех. Зуко не понимает почему, но из-за этого в груди что-то трепещет. Сокка прочищает горло. — У тебя есть на примете место… для разговора? То самое что-то в груди делает сальто от того, что Сокке потребовалось небольшое промедление, чтобы вопрос прозвучал нейтрально. О, внутреннее пламя Зуко жаждет воспылать. — Да. Зуко проходит несколько шагов в сторону улицы и замирает, неуверенный, должен ли взять Сокку за руку или позвать за собой. На короткое мгновение его охватывает паника, после чего он поворачивается и идёт — и чёрт, это наихудший вариант из всех. Пресвятой Агни, как же Зуко плох в этом. Однако Сокка позади легко подстраивается под его шаг, в результате чего в груди Зуко становится туго и свободно одновременно. Ему хочется большего. Хочется держать Сокку за руку. Он вспоминает, каково было идти, переплетя с ним пальцы, в той прежней жизни, обозначив Сокку своим. После того раза он почти не позволял себе думать об этом, но кожа, подсознание и огонь Зуко помнили. Но он ничего не предпринимает несмотря на то, что с каждым пройденным шагом ладони чешутся от желания. Вокруг Сокки витает сдержанная, напускная беззаботность, а лицо выражает смесь задумчивости и волнения всякий раз, как Зуко украдкой смотрит на него. Зуко предполагает, что ему пока не следует нарушать напряжение Сокки прикосновением. К тому же, Зуко не уверен, что, если дотронется к нему сейчас, сможет вести диалог. Зуко приводит их в один из уединённых небольших скверов, которые ему показывала Джин, немного захудалый и находящийся в стороне от дороги, с выстроенными вокруг него высокими стенами вместо прекрасного вида. Не самое красивое место в городе, но здесь всегда мало народу, когда Зуко приходил с Джин или без неё: стены без окон, открытое пространство и расстилающиеся растения, которые выживают даже вопреки тому, что о них больше никто не заботится. Сокка мельком осматривает всё это, а Зуко делает вид, что не пытается озабоченно прочесть его реакцию. Чёрт, он ведёт себя так, будто это какое-то особенное место, хотя это не так — это всего лишь сквер, о котором он знает. Но привести Сокку сюда… Зуко хочет, чтобы он был расслабленным, счастливым и довольным. Хочет, чтобы Сокка чувствовал себя комфортно всюду, куда бы Зуко его ни привёл, где бы он ни оказался. Сокка бросает на него быстрый неясный взгляд и идёт к одинокой лавочке, со вздохом присаживаясь на неё. Зуко хочет сесть рядом, разделить это пространство с ним. Но знает, что для всего этого ему необходимо видеть лицо Сокки, поэтому опускается на край каменного вазона, неуклюже скрещивая ноги в позе лотоса, к которой он старается привыкнуть, чтобы Джин перестала потешаться над тем, как он сидит. Разместившись, Зуко вдруг обнаруживает, что перспектива смотреть Сокке прямо в глаза чересчур затруднительна. Он переводит взор на собственное дёргающееся колено, на пальцы, тянущие за рукава, — там же, где Сокка опять теребит повязку на запястье. Чёрт, Зуко не может заставить себя спокойно сидеть, но не хочет подниматься и расхаживать туда-сюда. Взгляд наконец-то оседает на впадине горла Сокки. Святой Агни, ему кажется, он взорвётся на месте прежде, чем они скажут что-либо. Сокка первым прерывает тишину, потому что он всегда был смелее. — Так… о чём ты хотел поговорить? — Эм. Я не… знаю? Зуко определённо не в силах взглянуть Сокке в глаза, но он видит, как подскакивает его пульс. — Что? — Я… не хотел видеть, как ты уходишь. Ведь… не знал, вернёшься ли. — Слова до боли честны, и Зуко сглатывает дискомфорт от своей же искренности. Честность — возможно, всё, что он может предложить Сокке. Долгое время, в течение которого Зуко умирает тысячу раз, Сокка никак не реагирует, а затем внезапно словно сдувается: выдыхает и проводит рукой по волосам. — Но нам всё равно надо поговорить. Зуко кивает, прикусив губу, а внутреннее пламя беспокойно вспыхивает. Он понимает, что им нужно обсудить всё, — именно по этой причине они здесь. Ему отчётливо известно, что между ними слишком много недоговорённостей и кровоточащих ран, чтобы слепо продолжать так же, как раньше. Но: — Я… не знаю, с чего начать. Все эмоции Зуко заполняют горло — беспорядочные, спутанные и уже готовые вырваться наружу. — Как насчёт рассказа о том, почему ты здесь? Зуко оглядывает парк. — Я имею в виду Ба Синг Се. — О. Эм. Ладно. — Зуко чувствует, что краснеет, и это заставляет его покраснеть ещё сильнее. — Мы с дядей прибыли сюда как беженцы. На слове он запинается всего чуть-чуть — уже привык к нему, особенно в Ба Синг Се, где многим людям он приходится беженцем. — За стенами жизнь в качестве разыскиваемых была тяжёлой. Он хочет начать с чистого листа, а… — Зуко пожимает плечами, — чайная — его мечта, так что… вот мы и здесь. Сокка пялится на него настолько озадаченно и непонимающе, что Зуко хочется продолжить говорить, хоть не имеет понятия, что сказать. — Разыскиваемых, — осторожно повторяет Сокка, будто пробуя новое слово. — Да. — Теперь Зуко смотрит на свои ноги, нуждаясь в короткой передышке, чтобы спрятаться от реакции Сокки, поскольку это слово причиняет боль как никогда. — Я… больше не принц. Видимо. И это должно быть хорошей новостью, разве не этого Сокка всегда хотел? Чтобы Зуко не был принцем Народа Огня? Но Сокка хмурится, сдвинув брови, поэтому Зуко это, должно быть, неправильно понял, как и всё прочее. — И как давно… — После севера. Челюсть Сокки на секунду сжимается, он медленно кивает с подрагивающим лицом, чего Зуко не может разобрать. Вспомнил ли Сокка? Потому что Зуко помнит и… может, для него это так же тягостно? Сокка погрузился в воспоминания о том времени? Или они оба размышляют и избегают одного и того же: Катара, лежащая без сознания на земле — когда она упала, его сердце замерло; Зуко, ринувшийся в снежную бурю, имея при себе только верёвку и Аватара на спине. И тот слишком короткий момент тепла в объятиях друг друга на обрыве льда. Когда Сокка вновь заговаривает, его слова взвешены, лицо непроницаемо, а голос напряжён: — Значит ли это, что ты… покончил? — С чем? — Со своим… заданием. Ради твоей… чести. — Очень тщательно взвешены. Словно Сокка в точности понимает, какую мину он обходит стороной. Зуко закрывает глаза. Вспоминать, чем он обладал раньше, по-прежнему больно. Что ему пришлось оставить. Он чувствует себя опасно потерянным, понимания, что у него нет чести и места за пределами пространства, которое создал для него дядя. — Я не… Я просто хочу, чтобы дядя был счастлив. Я не могу… это всё, что я… всё, чего я могу хотеть. Зуко слышит, как у Сокки перехватывает дыхание, и распахивает глаза, но недостаточно быстро, чтобы успеть заметить покидающее лицо Сокки выражение. Тот понимающе кивает и опускает взгляд на повязку на запястье, нахмурившись. Зуко желает разгладить эту морщинку, кончики пальцев покалывает от потребности. Ему хочется узнать, что в его словах задело за живое. Зуко выдыхает, контролируемо и осознанно, и возвращает свой огонь обратно к середине. Кончики пальцев покалывает и от него. — А ты? — Хм? — Почему ты здесь? Днём Сокка что-то говорил, но Зуко не обращал должного внимания, стоило ему получить информацию и понять, что Сокка один и не пытался выследить их, а Аватар не появится в ближайшем будущем. Сокка медлит, изучая его лицо, и наконец произносит: — Есть кое-что, чем я не могу поделиться с тобой. Мы не говорим никому, кто не должен знать, — торопится добавить Сокка, когда у Зуко не получается сдержаться и не поморщиться. — Дело не в том, что я не доверяю тебе. — Ты и не должен доверять мне. — …Почему? Зуко хмурится от неподдельного любопытства Сокки и поднимает взгляд, чтобы встретиться с его удивлением. — С чего бы тебе доверять мне? Сокка дёргает волчий хвост, выражение лица становится задумчивым, чего Зуко не ожидал. — Ты мне врёшь? — Нет. Даже если бы хотел, Зуко знает наверняка, что не смог бы провести Сокку. Он и совершенным незнакомцам не умеет врать. — Тогда почему я не могу доверять тебе? — Я не… — Зуко запинается, задумываясь, находятся ли они в одной реальности. — Я твой враг. — Но ты ведь бросил это, — тихо оспаривает Сокка, пристально глядя на его лицо, а Зуко моргает, замявшись, и с открытым ртом смотрит на него. Агни, Зуко полностью потерял дар речи от такого мягкого напоминания обо всём, чего у него больше нет. Но ещё и, глядя на Сокку, от внезапного осознания, что именно это может значить для него. Об этом Зуко редко позволяет себе задумываться. Точнее, никогда. Он неизменно сжигает эти мысли во внутреннем пламени в ту же секунду, как они пытаются возрасти в нём, потому что бессмысленно тратить энергию на тщетные размышления о тех вещах, которые Зуко не может иметь, и о выборе, который не способен изменить. Но сейчас Сокка сидит перед ним. Прямо здесь. Сдержанный, но слушающий. Поэтому, быть может, выбор всё-таки есть — тот, получить который Зуко даже не думал. — Если не дашь мне повода не доверять тебе — проблем не будет, — тихо указывает Сокка, пожав плечами, словно это легко и просто. Возможно, для Сокки так оно и есть. Возможно, для него всегда всё было очевидно — именно поэтому его очень глубоко ранило то, что Зуко не видел ситуацию под тем же углом. — …Хорошо, — соглашается Зуко, когда вновь обретает дар речи, чувствуя головокружение при мысли, что одного его слова Сокке будет достаточно. Что он может сказать нечто вроде этого, а Сокка — недоверчивый, умный, внимательный, гениальный Сокка — поверит ему. — Отлично. — Сокка глубоко вздыхает, пальцы снова дёргают повязку на запястье… Разве раньше он делал это так часто? — Ладно, что ж. Мы здесь по одной причине. Ну, по двум, пожалуй. Зуко пытается вспомнить свой первоначальный вопрос. — Нам нужно встретиться с Царём Земли. Частично по делам Аватара. Зуко слегка вздрагивает, и Сокка замолкает, но он лишь качает головой, потому что не хочет ничего объяснять — хочет только не замечать нестабильное сердцебиение и запах взрывной смолы, которого здесь явно не может быть. Сокка выглядит неуверенно, поджимает губы и устремляет на Зуко пристальный взгляд, после чего наконец продолжает: — На сегодняшний день мы здесь в основном из-за поисков Аппы. — Как вы потеряли летающего бизона? — удивляется Зуко. Днём подробности не были важны, но теперь он невольно вспоминает размеры существа. Несколько тонн мышц, меха и ног. Животное, не созданное для скрытности. — С технической точки зрения его украли, — бормочет Сокка, выглядя обеспокоенным и обиженным самим фактом. — А. Да, это могло получится, — хмурится Зуко, перебирая снабжение, которое могло бы понадобиться в этой задумке с результативностью многолетнего опыта. — Что? Зуко поднимает взгляд, отвлекаясь от подсчётов количества верёвки, требуемого для создания довольно большой сети, и замирает под недоумённым взглядом голубых глаз. Чёрт. Зуко этим больше не занимается. Он обязан помнить это. — …Ничего. — Нет, о чём ты говорил? — с любопытством настаивает Сокка. Зуко должен попытаться уйти от этого вопроса. Будет разумно найти обходной путь. Но день выдался долгим, вдобавок он не умеет врать, и не то чтобы Сокка не был знаком с этой частью него. — Я обдумывал это. Когда-то. Но это было бы излишне хлопотно. Поэтому я не стал заморачиваться. — …Ты замышлял украсть Аппу? Несмотря на то, что ответ положительный, Зуко пожимает плечами, старательно избегая взгляда Сокки. — Если хочешь захватить Аватара, пленение его товарища — неплохой способ заставить его прийти к тебе. Его духовного товарища, — добавляет он через мгновение. Они оба знают, что Аанг не пришёл за Соккой, и Зуко задаётся вопросом, перестанет ли однажды его внутреннее пламя полыхать от понимания этого. На секунду рот Сокки беззвучно приоткрывается, выражение лица меняется слишком быстро, чтобы можно было заметить в наступающих сумерках, а затем останавливается между недоверием и потрясением. Он издаёт короткий смешок. — Конечно. Конечно же, ты раздумывал и над этим. Ты раздумывал над всем. — Я… — Но вряд ли Аппу украли по этой же причине, — произносит Сокка, перебивая то, что Зуко намеревался сказать. — Мы не знаем о его местонахождении, так что, если они хотят куда-то заманить Аанга, у них плохо выходит. Это… не совсем верно. — Вы знаете, что летающий бизон в Ба Синг Се, — нерешительно подмечает Зуко. — Ага, но этот город гигантский. Для некоторых людей этого может оказаться достаточно, чтобы удержать Аватара на одном месте в общеизвестном расположении, особенно с множеством глаз, как в Ба Синг Се. Отнятая возможность передвигаться на летающем бизоне — большая потеря. Но Сокка уже и так выглядит беспокойным и встревоженным, поэтому Зуко пробует переключиться на относительно полезный режим, а не строить малоутешительные предположения. — Можно ли получить помощь правительства? — Зуко трудно поверить, что здешняя административная система не в курсе о каждых происходящих событиях внутри городских стен. — Представителей власти нельзя назвать легко идущими на контакт, — бурчит Сокка, нахмурившись. — Да уж, — фыркает Зуко. — Это точно. Ему не по душе мысль, что Сокка встречался с влиятельной фигурой города. Он бегло осматривает его на наличие травм, хотя всего несколько часов назад видел его по большей части обнажённым и умом понимает, что с ним всё в порядке. — Будь осторожен. — Почему? Тебе что-то известно? Зуко пожимает плечами. Ему известно много чего, и немалая доля сведений бесполезна. Сокке придётся выразиться конкретнее. — Что насчёт… Ты слышал о До Лай? — Дай Ли. — Да, о них. Кто это такие? Прямого ответа нам никто не даёт. Зуко нравится мысль, что Сокка предпринимал попытку беседовать с представителями власти, ещё меньше, чем тридцать секунд назад. — Это тайная полиция, состоящая исключительно из магов земли. Сокка хмурится, и Зуко практически видит, как его мозг перемешивает и переставляет фрагменты головоломки. — Не слишком тайная, раз о ней знаешь ты. — Порой наиболее эффективная тайная полиция — та, о которой знают все. Им даже нет необходимости находиться рядом, чтобы ощущалось их присутствие. Зуко наблюдает за тем, как Сокка переваривает информацию. Переводит взгляд с его лица на то, как он суетливо подёргивает за край повязки на запястье. Зуко почти уверен, что на «Вани» он этого не делал. — И чем же они занимаются? Кому докладывают? Зуко очень не хочет, чтобы Сокка углублялся в тему Дай Ли. — Формально Царю Земли. — А на деле? Зуко пожимает плечами. — Они имеют власть, не несут никакой ответственности и зависят от самих себя. Тебе лучше не связываться с ними. — Да, — через мгновение соглашается Сокка, но на губах почему-то играет маленькая улыбка, будто слова Зуко расслабили его вместо того чтобы заставить осторожничать ещё больше. Это лишено всякого смысла и немного озадачивает, пускай Зуко нравится видеть, как напряжение покидывает плечи Сокки. Повисает тишина, и мысли Зуко непроизвольно, совершенно нежеланно всплывают. Летающий бизон пропал, судя по всему, несколько недель назад, и Аватар находился в Ба Синг Се в одно и то же время с Зуко неизвестно как долго. В нём собирается возрасти острая необходимость — выброс адреналина и вспышка целеустремлённости, из-за которых Зуко напрягается от потребности сдвинуться и начать действовать. Отыскать Аватара в нынешний момент было бы легко. Но Зуко также вспоминает, какие ощущения он испытывал в той безымянной деревне во время битвы: ему нужен был Аватар, но он не был до конца уверен для чего. Чувствовал тогда, словно у него была единственная цель, которая могла направить его по стольким разным путям. Сидя перед Соккой, всматриваясь в его ясные голубые глаза, Зуко приходит к заключению, что довольно просто сосредоточиться на том, что находится перед тобой, и отмести остатки того, кем он был прежде. Однако же Сокка предельно внимательно изучает его лицо, и Зуко вдруг начинает переживать по поводу того, какое выражение демонстрирует на нём. А может это своего рода проверка? Агни, неужели это его единственный шанс убедить Сокку прийти завтра снова? Только на этот раз у Зуко в запасе лишь слова, а с ними он никогда не умел обращаться. Первым тишину нарушает опять Сокка, прерывая растущий шум в голове Зуко. — Итак. Чего ты хочешь? Зуко цепенеет от прилива совершенно необъяснимой тревоги из-за того, что Сокка каким-то образом прочёл его мысли и знает, что он всё ещё колеблется. — …В каком смысле? — Зуко… — Он старается игнорировать дрожь, вызванную слетевшим с губ Сокки именем. — Раз уж мы оба здесь. В Ба Синг Се. И поскольку ты… оставил определённые вещи в прошлом. Что это означает? — Сокка облизывает губы. — Чего ты хочешь? — О. — Облегчение, неверие и что-то похожее на опьянение заставляет Зуко кратко ощутить разрыв связи со своим же телом. — О. Да. Ладно. Да. Он едва способен мыслить, в то время как внутреннее пламя в желудке совершает кульбиты. — …Это не ответ, — подмечает Сокка, но скорее с непроизвольным смехом в голосе, чем с раздражением, так что всё нормально. — Ты прав. Прости. Зуко набирается мужества и задерживает дыхание, но не может ничего вымолвить. Он медленно тянется к ладони Сокки, давая ему уйму времени отстраниться, если он этого не хочет и если Зуко всё неправильно истолковал. Агни, он чувствует холодную кожу Сокки под своими пальцами, и всё его тело будто прошибает звоном. — Прости, — беспомощно повторяет он. — Я… паршиво выражаюсь словами. Сокка с дрожью выдыхает. — Ты отлично выражаешься словами, Зуко, — отвечает он хриплым голосом, из-за которого Зуко хочется обвить его конечностями. — Поверь мне. Зуко смотрит в его глаза, тёмно-голубые от эмоций, вспоминая все предложения, которые они выплёскивали на страницу за страницей друг для друга, — они остались выжжеными в памяти, хоть и затонули в океане вместе со всеми вещами. Трение кожи Сокки под пальцем вот-вот воспламенит его. — Значит, не умею высказывать их вслух. Сокка глубоко втягивает воздух и затем неторопливо переворачивает руку, чтобы прижаться к ладони Зуко своей, не переплетая их пальцы, но надавливая подушечками на внутреннюю сторону запястья Зуко. — Хорошо. Означает ли это, что ты хочешь… попробовать? Я имею в виду это, чем бы оно… Зуко кивает, не сводя взгляда с их рук. Он и сам не знает, как назвать происходящее между ними, но он тоже желает иметь это всем сердцем. И с ладонью Сокки, подрагивающей под его, создаётся впечатление, что Зуко действительно сможет ухватиться за это нечто, если приложит достаточно усилий. — Ладно, — выдыхает Сокка, слегка посмеиваясь, почти неуловимо вдавливая пальцы сильнее. От чувствительности внутреннее пламя Зуко непрестанно кружится. — Хорошо. Это… хорошо. Но сперва я… мне нужно переговорить. Зуко в замешательстве поднимает голову. А чем ещё они, по мнению Сокки, только что занимались? — С ребятами, — вносит ясность Сокка. Зуко невольно вздрагивает на это. Всё в нём противится мысли, чтобы кто-то столь суровый и язвительный, как Катара, или столь опасный и непредсказуемый, как Аватар, даже отстранённо имели доступ к нежным, уязвимым частям него. — А нельзя просто… — Нет, — обрывает Сокка мягко, но непоколебимо. — Ничего не выйдет, если будем держать всё в секрете, Зуко. Я так не смогу. Больше нет. Зуко снова морщится — в этот раз из-за оттенка не такого уж давнего страдания в голосе Сокки. Доказательства того, в какой мере Зуко причинил ему вред, не приложив каких-либо усилий. Как сильно они ранили друг друга, потому что Зуко до сих пор чувствует отголоски ужаса и боли в груди, если позволяет себе успокоиться и услышать их. — Хорошо, — в конце концов вздыхает он. — Так… будет правильно. Сокка всё равно не спрашивал его разрешения. Ничего подобного, если Зуко хочет увидеть его снова. — А я… я должен сказать дяде? — Только если хочешь. Слова приносят облегчение, ведь это значит «нет», и Зуко ещё чуточку дольше может продолжать притворяться быть человеком, которого дядя желает видеть в его лице. Вновь воцаряется тишина — менее удручающая, менее наполненная суматошными, бессвязными мыслями. Они сидят во тьме, держась за руки и всматриваясь в соприкосновение. Зуко дивится прохладностью кожи Сокки — тепловая сущность ощущает его сверкающим и ярким. Он наслаждается формой мозолистых, смуглых ладоней, грубых пальцев и тупых ногтей на своей бледной коже. — Что теперь? — шепчет Зуко, уступая порыву провести большим пальцем по боковой стороне ладони Сокки. — Мне надо поговорить с ребятами. — Сегодня? Зуко не хочет, чтобы он уходил. Но понимает, что Сокка должен. Чем дольше они остаются здесь, чем больше делают, тем сложнее будет проходить его разговор. — Да. А потом… я вернусь. В любом из случаев вернусь и дам тебе знать. — Когда? — Зуко кажется, он утопает от осознания, что есть два варианта, чем всё может обернуться, и один из них включает очень высокую вероятность, что их следующая встреча будет последней. Пальцы дёргаются от желания сжаться вокруг запястья Сокки и никуда не отпускать его. — Послезавтра? Это самое раннее, когда у меня появится время вернуться сюда… Так долго. Бесконечно долго. Но Зуко осаждает часть себя, которая хочет возразить, потребовать большего, вцепиться. Он знает, что у Сокки своя жизнь, свои дела. Своя собственная цель, которая не ограничивается ежедневными появлениями в чайной, чтобы осчастливить другого человека. — Ладно. Я… буду ждать. Пальцы Сокки дёргаются — Зуко поднимает взгляд и оказывается застигнутым врасплох выражением неподдельной радости, отразившейся на его лице. Зуко не понимает, почему Сокка выглядит таким довольным его словами или действиями. Но опять же, Зуко более чем счастлив послужить причиной.***
К тому моменту, как Сокка возвращается в Верхнее Кольцо, полностью стемнело. Широкие улицы пустуют, за исключением редких спешащих слуг — их опущенные лица и отведённые взгляды всё также вызывают неуютность невзирая на то, что в Ба Синг Се Сокка пребывает уже давно. Ему это не нравится, и он тем более не нуждается в ещё большем дискомфорте вдобавок ко всей ноше, которую он несёт. Голова кружится, тело истощено от целого дня ходьбы под солнцем, эмоции зыбкие и натянутые после метания между страстью, страхом, волнением и теперь опасно соблазнительной надеждой. Сокка пока не осмеливается заглушить её, даже если несколько месяцев назад научился отодвигать подобные чувства в сторону. Немаловажная часть него по-прежнему убеждена, что весь прошедший день окажется неким замысловатым сном, что в любую секунду он проснётся в одиночестве своей до смешного просторной спальни. Более значимая часть не перестаёт вопить, что всё по-настоящему, что это случилось взаправду и продолжает происходить дальше. Этот голос становится громче и настойчивее, требуя, чтобы его услышали сквозь бурлящие переживания и обломки тревоги с каждым шагом, который Сокка делает к их дому. Зуко находится в Ба Синг Се. Зуко здесь, обстоятельства изменились, перед ними двумя снова неожиданно появился выбор — перекрёсток, на котором они оба стоят, Сокка чётко это осознаёт. Он хочет увидеть Зуко. Хочет наконец-таки иметь возможность выяснить, что между ними есть, даже если всё закончится физическим влечением, похотью и целой кучей предположений. Но Сокка знает, что не может принимать это решение в одиночку, не поговорив с остальными, только не снова. Нельзя откладывать ещё больше. Но, Духи, это будет полный отстой. Сокка не представляет, что будет делать, если они скажут ему не возвращаться в Нижнее Кольцо. — Сокка! — выкрикивает Тоф до того, как он успевает пересечь большую веранду. — Ты пропустил ужин. — Ничего, — отзывается Сокка, пытаясь разобраться, откуда в этом громадном доме она кричит. Духи, сюда можно вместить десять квартир Зуко и всё равно останется место в запасе. Больше нигде нет смысла. — Как это «ничего»? — Катара выглядывает из одной из трёх — трёх — гостиных с нахмуренными бровями. — Ты никогда не пропускаешь еду. Тебе плохо? В чём дело? Сокка делает несколько глубоких, ободряющих вдохов и проходит внутрь, с облегчением замечая, что вся группа в сборе, даже Момо. — У меня есть новости. Не про Аппу, — поспешно добавляет он, когда Аанг оживляется на своём месте на подоконнике. — Или, ну, не совсем. Это может вас огорчить, но просто… выслушайте меня? Начало вышло однозначно не таким уверенным, каким бы хотел Сокка. Аанг разворачивается посмотреть на него, Катара с обеспокоенным лицом неторопливо занимает место в бархатном кресле, делая закладку пальцами между страниц книги. Тоф, развалившись на груде стащенных с дивана подушек, склоняет голову. Ногу, перекинутую через колено, она медленно опускает на пол. Чёрт, Сокка может лишь представить, что вытворяет сейчас его сердцебиение. — Что там у тебя, Соня? — подталкивает Тоф. Сокка пользуется моментом, чтобы погрузиться в привычность её показного безразличия, затем разворачивается к Катаре и выпаливает: — Ну, помнишь тот раз, когда я рассказал тебе о присутствии Зуко в Агне Кель, а ты очень расстроилась, потому что посчитала, что я скрывал это, хотя я не скрывал, мне просто понадобилось много времени, чтобы найти тебя, а потом я отвлёкся, потому что подумал, что ты мертва? — Простите-ка, что? — Тоф приподнимается на локте, засунув в ухо палец. — Что ты сказал? Сокка не повторяет, потому что Аанг смотрит огромными глазами, словно уже догадался, к чему он ведёт, а лицо Катары постепенно принимает выражение рождающегося ужаса. — Сокка, какого… Сокка не ждёт окончания: — И вот, так получилось, что Зуко сейчас в Ба Синг Се. Тишина осязаема и удушающая. Аанг и Сокка молча глядят на Катару, ожидая её реакции, а она плавно откладывает книгу на пол. Словно ей нужно освободить обе руки, и это никак не заставляет Сокку почувствовать себя лучше в связи с тем, что он собирается сказать дальше. — Э-э, кто такой Зуко? — Народ Огня в Ба Синг Се? — спрашивает Аанг, загнув пальцы вокруг края подоконника, — от страха, гнева или чего-то иного, Сокка не знает. Исходя из последних дней, вероятно, от гнева. — Нет, — твёрдо и сиюминутно качает головой Сокка, а потом на мгновение призадумывается над вопросом. — Ребята, что за Зуко? — Ну, наверное, чисто технически, — допускает Сокка. — Но не официально. В городе Зуко. — И в чем же разница? — размеренно и лишь малость резко вопрошает Катара. Сокка видит, что она изо всех сил старается подавить прежнюю враждебность — он ценит усердие, хотя всё равно всегда распознаёт, что она присутствует, — но замечает бессознательную злость в её постепенно сжимающихся кулаках. — Ещё раз: кто такой Зуко? — Наследный принц из Народа Огня, — наконец ворчит Катара, а Аанг рассеянно произносит: — Бывший парень Сокки. Сокка давится воздухом. — Тот Зуко? — Тоф резво выпрямляется с чем-то пугающе похожим на ликование на лице. — Сокка развлекался с изгнанным принцем? — Нет, он не… мы не… Аанг! Аанг вскидывает брови, очевидно задаваясь вопросом, как ещё он назвал бы это. — А, он не был твоим парнем и всего лишь… — Фу, Тоф, молчи, я не хочу представлять, как мой брат… — Да вы все сами только что говорили об этом! — Не об этом! — Ну а куда ещё завернул бы разговор, Сладость, если… — Это неважно, — кричит Сокка, уткнувшись лицом в ладони. — Это не имеет значения и не в этом суть. — А в чём же тогда? — спрашивает доблестно сосредоточенный Аанг, пока Тоф заваливается назад в приступе… чего-то между гоготом и хихиканьем. — Суть в том, что Зуко здесь, — повторяет Сокка, не понимая, почему они не поражены этим фактом так же, как он. — В Ба Синг Се. В Нижнем Кольце. Работает в чайной. Рот Катары захлопывается, брови Аанга снова удивлённо взлетают, а Тоф наконец-то закашливается. Всего на миг Сокка отчасти испытывает удовлетворение. И это хотя бы на секунду затыкает всех. — Глубокое прикрытие? — спрашивает Катара, явно с трудом осмысливая понятия «Зуко» и «работает» в одном предложении. — Нет. Сначала я подумал то же самое, — признаёт Сокка. — Но… он работает в чайной. — Пытается собрать информацию? — Нет, в самом деле работает. Стоит за кассой. И носит фартук. Тоф опять садится, охваченная благоговением. — Наследный принц из Народа Огня носит фартук. — На своей фразе она акцентирует столько внимания, что Сокка в который раз проклинает её способность ощущать сердцебиение. Туи и Ла, пожалуйста, не позвольте ей выведать объяснения. — Это Зуко тебе рассказал? — медленно говорит Аанг, тоже явно испытывая затруднения от основной мысли, что Зуко занимается чем-то ещё, помимо швыряния огнём. — И я сам видел его там. — И… ты веришь ему? — Аанг зрит прямо в корень волнения Сокки, его слова — наполовину утверждение, потому что он всё прекрасно видит, и наполовину вопрос, потому что ему нужно услышать это. — Да, — признаёт Сокка, дёргая волчий хвост и разглядывая повязку на запястье. Обстановка вот-вот накалится. — Верю. — Сокка… — тяжело от разочарования вздыхает Катара. — Я знаю. Знаю, ясно? Правда. — Ему нет надобности слышать это от неё, особенно если днём он сказал себе всё сам. Каждому известно, что в прошлом Сокка поверил Зуко и обжёгся. — Но всё… всё совсем не так, понимаешь? На этот раз всё по-другому. Катара не кажется убеждённой, и Сокка нервно переминается, когда она переводит взгляд на Аанга — между ними завязываются безмолвные переговоры, наполненные неуверенностью и опасением. Чёрт, как часто они обсуждали это между собой, чтобы понимать друг друга без слов? — «Не так»? — переспрашивает Тоф, желая разъяснений. Сокка подбирает слова, но в конечном счёте только трясёт головой. Он не знает, как объяснить ей это и не показаться абсолютным безумцем, намеревающимся повторить всё заново. — Слушайте, — вздыхает Сокка, надавливая основанием ладоней на веки. — Я не знаю, как назвать это. Просто… теперь всё иначе, понимаете? Я верю ему. Он… изменился. Настолько, что Сокка не способен описать в полной мере, потому что всё ещё потрясён знанием, что Зуко здесь. Но определённо изменился. — Мы поговорили. — А если он соврал? — интересуется Тоф, многозначительно постукивая ногой по полу. — Зуко… не умеет врать, — отвечает Сокка, морщась от её недоверчивого фырканья, ведь даже ему слышно, насколько слабо это прозвучало. Никудышный лжец — идеальное прикрытие для того, кто хочет обмануть. Но Сокка уже разобрался в этой путанице и примирился с ней достаточно, чтобы привыкнуть к действительности, касаемой Зуко. Если же он ошибается на этот счёт… Что ж, тогда он ошибается по поводу всего. — Постой. — Катара жёстко выпрямляется. — И как давно ты всё это разузнал? — …Сегодня. — Когда конкретно? — …Днём? — Сокка, — неспешно выговаривает Катара, будто ей нужно сказать это вслух для уверенности. Будто у него может найтись хорошая отговорка, если она даст ему шанс оправдаться. — Уже ночь. Дерьмо. — Ага, днём я увидел его на работе, — выдаёт Сокка, понимая, что говорит чересчур быстро. Чёрт, чёрт, чёрт. — А вечером после его смены мы поговорили и… — А что вы делали днём? — встревает Тоф, в голосе слышится удовольствие от повторного принесения неприятностей. — …и всё обсудили, очень открыто, он ответил на все мои вопросы, и я верю ему. — Сокка говорит ещё громче и быстрее, умирая внутри, потому как нисколько не улучшает положение вещей. Он чувствует ползущий по шее румянец и слышит нервные нотки в словах, а Тоф хохочет — и этого подтверждения всем хватает. Да к чёрту всё. — Сокка, брось, ты серьёзно? Предполагалось, что ты будешь расклеивать листовки! — Я и расклеил! Все до единой! — И что, все они висят на одной чайной в Нижнем Кольце? — фыркает Катара. — Нет! — В основном на улицах вокруге чайной. — К твоему сведению… — Зачем ты сказал нам? — вмешивается Аанг, прежде чем их перепалка усугубится. — Что? — хмурится Сокка, пытаясь вырваться из знакомого ритма препирательств со своей младшей сестрой. — Зачем рассказываешь нам о Зуко? — Глаза Аанга смотрят пристально, пытливо, и Сокка неудобно мнётся под изучающим взглядом Аватара. — Только чтобы поделиться с нами? Чтобы мы знали, что он поблизости, и держались подальше? Сокка облизывает вмиг пересохшие губы. — Не хотел, чтобы между нами снова были секреты. Это не совсем ответ, но Катара всё равно распознаёт его решение и опускает лицо в ладони. — Ты опять берёшься за это. — Я… Да, — сознаётся Сокка, скрещивая руки и созерцая потолок, чтобы не пришлось встречаться с чьим-либо взглядом. — Я этого хочу. — Туи и Ла, Сокка, ты забыл о том, что случилось в прошлый раз? — А напомните-ка мне, что там случилось в прошлый раз? — встревает Тоф. — Конечно не забыл, — огрызается Сокка, одарив её угрюмым взглядом. Катара сама знает, что не забыл. Никогда не забудет. — Тогда почему… — Он хочет попробовать, я хочу попробовать и… — И вы оба попробовали в тот раз — и ты всё равно пострадал! Сокка закрывает рот, лишившись слов перед нежданной яростью Катары. — Сокка, я не хочу видеть, как это повторяется с тобой. Я не… — Её голос надламывается, в нём проскальзывает крупица страха. — Я не знаю, помнишь ли, каким ты был после событий на севере, но… — Во всём этом не был виноват Зуко, — возражает Сокка, хоть и большая часть времени после случившегося представляется как в тумане — он старается не думать, не вспоминать. — Не во всём, — тихо и серьёзно соглашается Катара. — Но во многом — был. Сокка осознаёт, что ему нечего добавить. Она права. Смерть Юи сильно ударила по нему — и до сих пор мучительна, — но она нанесла ему такой существенный ущерб потому, что Зуко сбежал, а Сокка не мог запретить себе желать большего. Катара знает это. — Сокка, — осторожно заговаривает Аанг в напряжённую тишину, — нам не хочется, чтобы кто-то страдал. — Я тоже не хочу страдать, ребята, — невесело смеётся Сокка. — Обещаю, я буду в норме. — Тем не менее ты хочешь попробовать. — Да. И я знаю, что может не получится, я понимаю. Но не попробую — не узнаю. Вдруг почувствовав себя невероятно открытым и уязвимым, Сокка вновь не в силах встретиться с их взглядами. Они обсуждают его личную жизнь больше, чем раньше — преимущественно насмехаются, но ничего страшного, — но, Духи, он сейчас изливает душу. И очень боится, что может не сработать. — Я не хочу видеть, как тебе снова разбивают сердце, — наконец недовольно и раздражённо произносит Катара. — И не представляю, как ты будешь в норме. — Я понимаю, — вздыхает Сокка. — Но… это ведь мой выбор? Катара переводит на него удивлённый взгляд, Аанг издаёт тихое «ох». Сокка видит, что в них наконец-то пробуждается понимание, для чего был затеян весь этот разговор и что он пытался донести. Начинать какие-либо отношения с Зуко — риск, который Сокка примет не только на себя одного. Он не станет этого делать, если Катара будет против. Если будет против любой из них. — Ты мне доверяешь? — спрашивает Сокка, прямо излагая то, что слишком боялся озвучивать в прошлом. — Тебе — да, — фыркает Катара. — Я не доверяю Зуко. Сокка хмыкает от этого знакомого настроя. — Веришь, что я буду осторожен? Что это, — он взмахивает рукой, обозначая их четверых, их миссию, их цель, — для меня будет стоять на первом месте? — Да, — вздыхает Катара, затихая в поражении. Аанг кивает, Тоф пожимает плечами, словно ей плевать в любом случае, что также означает одобрение, ведь она не постеснялась бы заявить о своём несогласии. От облегчения Сокка оседает, почти пошатываясь из-за внезапного осознания, что все трое не сказали «нет», не запретили ему возвращаться. Сокка действительно не знал, чего ожидать от этого разговора или как ему поступить в конце. Без беспокойного переживания и стресса, удерживающих его в вертикальном положении, значение того, что он собирается попробовать сделать, вдруг захлёстывает его с головой. — Поверить не могу, что всё идёт по второму кругу, — бормочет Катара, взявшись за свою книгу. Она не звучит… очень уж сердитой? Сокка разглядывает её, пытаясь угадать степень её злости. — Знаешь… Зуко сказал то же самое о нашей последней встрече с ним. — Он замечает у неё вспышку возмущения из-за того, что они с Зуко выразились одинаково. — Что он доверял мне, но не тебе. И тебя это разозлило. — Заткнись, — ворчит Катара и бросает в него закладку, закатывая глаза, а Сокка улыбается — значит, не так уж и злится. — Стойте. — Тоф резко выпрямляется, обеими руками ударяя по полу и широко распахивая глаза за чёлкой. — О нашей последней… Наследный принц Зуко — это Воробушек?***
Когда Сокка уходит в свою комнату и принимается готовиться ко сну, дверь он оставляет открытой. Тема разговора сменилась с его небольшого откровения удивительно быстро, словно всем не терпелось поймать общий ритм поддразниваний и повествования историй. Но Сокка знает, что это ещё не конец, и безусловно уверен в этом. Проходит всего пара минут, как он слышит приближающиеся шаги Катары в коридоре и её слабый стук по дверному проёму. — Я принесла тебе ужин, — говорит она с миской в руках, и они оба понимают, что это предложение мира и вместе с тем знак дружественной инициативы. Сокка ценит её старания и принимает еду, пробормотав благодарность. Ему ненавистно, что в эти дни они с Катарой не всегда знают, как уживаться друг с другом. Сокку разрывает от гордости: всего за несколько коротких месяцев она так повзрослела. Но ещё его тревожит, что Катара всё меньше нуждается в нём как в наставнике и всё больше желает обычной… поддержки. То же самое он думает о том, что хочет поддержки с её стороны. Странно и по-новому воспринимать свою младшую сестру как равную себе. Кажется, ему это нравится — или начнёт нравиться со временем, хотя пока что ни одному из них это не особенно по вкусу. Они устраиваются в зоне отдыха в углу — его спальня достаточно велика, чтобы располагать зоной отдыха. Ба Синг Се попросту абсурден. Катара с задумчивым видом съеживается в мягком кресле, обхватив колени руками. Сокка молча ест, ожидая, когда она соберётся с духом сказать то, что намеревается, и не против просто посидеть рядом с ней, если ей это нужно. — Ты в этом уверен? — Вопрос искренний, не норовящий отговорить его, — только необходимость услышать подтверждение. — Нет, — фыркает Сокка, потому что он не имеет ни понятия, к чему всё приведёт, ни планов, ничего. Лишь постоянное желание, на которое невозможно закрыть глаза, прильнуть к Зуко снова. — Но ты хорошо подумал? — Несколько часов, — признаёт Сокка. Дольше, наверное, если считать бестолковые мечтания и мысленное яростное копошение сделанного Зуко выбора и решений, которые нельзя изменить, сколько бы сожалений ни было сейчас. — И ты хочешь быть с ним. Это не просто… — Она краснеет. — Ф-физическое влечение или… — Духи, прошу, перестань. — Сокка чувствует, как его лицо горит. — Я не собираюсь обсуждать это со своей младшей сестрой. Кроме того, он не уверен, что возразил бы, если бы она надавила. Его тело жаждет Зуко в столь многих смыслах, что он едва может разобрать их. Он не знает, удастся ли ему когда-нибудь вывести это вожделение из своего организма, но Сокка также не может сказать, станут ли они чем-то большим, чем плотским желанием. Очень многое изменилось с тех пор, как они обменивались письмами. — Извини, — бормочет Катара, бросив на него взгляд искоса, который означает, что она заметила отсутствие ответа. — Ты же понимаешь, что я всего лишь желаю тебе счастья. — Понимаю. И Сокка всегда ценит напоминание о том, что это всё ещё остаётся правдой. — Есть другие способы добиться счастья, — произносит она чуть осторожно. — Знаю, — вздыхает Сокка, избегая её взгляда и поигрывая с палочками для еды. — Я… Катара, я не нуждаюсь в отношениях с Зуко. Я хочу этого. Он надеется, что в этот раз не забудет разделять нужду и желание. И, возможно, через некоторое время нужда померкнет, забрав вместе с собой желание, и тогда всё будет проще. Может быть. — Мне показалось, что тебе надо время взвесить всё. — М? — После Змеиного Перевала. Это твои слова. После Суюки. — О. Вот оно что. — Ты сказал, что не хочешь ничего и ни с кем начинать, пока не разберёшься в себе, — давит Катара, словно он не участвовал в той неловкой, обременительной беседе, в которой казалось, что он подводит Суюки, Катару и себя самого. — Сказал, что не хочешь использовать кого-то в качестве замены. — Да, так и есть, — утверждает он, потому что она выжидательно смотрит на него, словно он должен понять, к чему она ведёт. — Твои слова больше не действуют? …Действуют, но: — Сомневаюсь, что можно использовать человека, для которого и нужна была замена. Она отмахивается от него — вероятно, он это заслужил за очередной недоответ. — Речь не об этом. Я лишь хочу удостовериться, что ты… дал себе время. Ты сказал, что оно требуется тебе неспроста, Сокка. Убедись, что ты не… — Наступаю на старые грабли? — глухо заканчивает Сокка. — Вроде того, — вздыхает она. Сокка не знает, что сказать. Он тоже слегка волнуется по этому поводу. — Катара, я уже думал об этом. Много. И не только сегодня. — И кто-нибудь вроде Суюки не сделает тебя счастливым? — Вопрос Катары теряет непредвзятость, звучит горестно и расстроенно. Сокка откидывается в кресле. — Суюки нет здесь. — Так дело в том, кто ближе всего? Сокка морщится, поскольку сам попал в эту ловушку из-за попыток уйти от ответа. Духи, как будто он и сам не понимает, что стало бы гораздо проще, будь это Суюки. Но… — С кем-нибудь вроде Суюки было бы неплохо, — проговаривает Сокка и ждёт, когда Катара взглянет на него. Ему нужно видеть, понимает ли она. — Но… тебя бы устроило это «неплохо»? Если бы могла иметь то, что… — он подыскивает слова, которыми сможет поделиться с сестрой, — что по ощущениям было бы идеальным? — Если бы. — Ни в чём нельзя быть уверенным, — пожимает плечами Сокка, ковыряясь в пустой миске. Его ответ был простым, практически легкомысленным, потому что Катара неправа. Это «если бы» имеет огромное значение. Более весомое и хрупкое, чем Сокка сможет описать ей. — Это очень большой риск, Сокка. — Я знаю. Но на сей раз я не буду действовать вслепую, обещаю. — Он поднимает взгляд, чтобы проверить, что она верит ему. — И не стану прыгать в омут с головой и ждать, что произойдёт. Больше не станет. Надежда на то, что после прыжка его поймают, — единственное, о чём способен думать Сокка прямо сейчас, когда одного знания, что Зуко тоже хочет попробовать, достаточно для учащения пульса. Пускай он и понимает, что попробовать и по-настоящему добиться успеха — разные вещи. Опыт показывает: все усилия мира не гарантируют того, что всё будет развиваться именно так, как он того хочет. Только теперь Сокка не будет просто надеяться, что его поймают. Он будет осторожен, потому как все его недоответы показывают — как будто он сам не знал, — что беспокойство Катары обосновано. Сокка не привык столь сильно зависеть от желания, ему ведь так нравится считать себя здравомыслящим и разумным человеком. И если, прыгнув, он вновь разобьётся о землю, он не знает, что с ним станет и как он будет собирать себя по частям.***
Сокка всматривается во тьму, точно не зная, насколько уже поздно. Обычно благодаря своей поистине роскошной кровати он засыпает мгновенно. Однако время от времени его разум не может затихнуть без сопения остальных. В некоторые ночи у Сокки получается подстраивать дыхание под храп Тоф, и этого хватает для успокоения. В другие ночи ему приходится вставать и бродить по коридорам, задерживаясь у каждой двери до тех пор, пока он не расслышит признаки того, что ребята спят внутри. Но сегодня уснуть ему не даёт вовсе не неуместная, укоренившаяся потребность опекать других. Причина в переживаниях, предвкушении и многочисленных домыслах, которые даже не стоит пытаться разгребать. Причина в лежащей на груди связке писем, вытащенной из глубин его мешка впервые за многие месяцы. Обветшалая бумага, связанная подпаленной грязной повязкой. Сокка бережно проводит большим пальцем по мягким краям — на ощупь всё так же знакомо. Сокка едва способен размышлять сквозь ритм сердцебиения и попытки игнорировать равномерное биение «надежда», «возможно» и «Зуко», чему Сокка пока чересчур боится придавать форму. Письма ощутимо лежат на груди — доказательство лжи, которую он продолжает твердить себе, словно и впрямь сможет смириться с тем, что это всего лишь физическое влечение, если повторит достаточное количество раз.