***
В чайной Зуко снова старается стать лучше. Быть хорошим племянником, чего от него хочет дядя, даже если он не может быть этим человеком больше нигде. Получается бестолково и скверно, так трудно быть не должно, но Зуко хочет — ему это необходимо, — чтобы дядя перестал выведывать, что с ним не так. Помимо пользы от того, что он перестал быть сущим кошмаром для своих коллег, чтобы те закрывали глаза на его чрезмерно длительные перерывы и соглашались меняться сменами, ему нужно, чтобы расспросам и уговорам пришёл конец. Нескончаемые вопросы означают, что дядя недоволен, а это недопустимо, особенно теперь, когда у Зуко больше нет возможности хлопать дверью, ведь ему некуда уйти — дядя пойдёт следом. Обычно неослабного беспокойства хватило бы, чтобы довести Зуко до предела, но в последнее время он способен только проявлять вспышки острого раздражения и приглушённого, постоянного недовольства. Сейчас внутреннее пламя являет собой ленивые, шаловливые искры и не в состоянии с готовностью вспыхивать, как было раньше. И Зуко был бы довольно взволновал на этот счёт и сообщил бы об этом дяде — он никогда не испытывал подобного и не слышал, чтобы об этом говорили, — существуй способ не упоминать Сокку. К тому же всё в порядке. Магия всё ещё действует. Это всё, что ему требуется. И в этом случае Зуко всецело уверен, поскольку в эти дни большую часть времени в чайной он применяет магию. Практикуется передвигать тепло внутри своего тела, пускает вниз по рукам или позволяет ему осесть во рту на языке. Все смены напролёт он погружён в восприятие температур вокруг себя. Чайники с кипящим, заваривающимся и остывающим чаем, который разливают по чашкам, а те, наполняясь теплом, впитывают и ограждают его, проникая в огненную сущность. Закручивающийся в воздухе пар, подрагивающий и рассеивающийся от прохладного дыхания. Тепло скамеек, стоящих на солнце, тепло, передаваемое телами изношенному дереву. Зуко хранит всё это в сознании, присутствия в работе лишь наполовину, чего оказывается достаточно, чтобы достичь нужного баланса между дееспособным сотрудником и сносным человеком. Над этим Зуко не слишком задумывается, чтобы возникли какие-либо определённые чувства по этому поводу. Его внимание целиком поглощено перемещением тепла, хрупким управлением окружающей температуры. Пробуя, каким точным он может быть и насколько далеко простирается его контроль, тело автоматически выполняет действия хорошего племянника, а разум полностью зациклен на Сокке.***
Больше нет надобности вести Сокку по лабиринту переулков от чайной к квартире, но каждый раз он позволяет Зуко тянуть себя за руку. Понимание этого порой смущает его сильнее мыслей обо всём, чем они занимались вместе с гораздо меньшим количеством одежды. В голове Зуко крутятся догадки, что это может значить. Однако сегодня Сокка позволяет себя вести по намного более примитивной причине. Зуко оглядывается на него через плечо, когда тот второй раз зевает до хруста челюсти. — Мы ещё ничего не делали, а ты уже устал. Сокка фыркает, закатывая глаза. — Я перестал тренироваться днём, поэтому просыпаюсь в несусветную рань. Извини, что я не странный магический жаворонок вроде тебя, козёл. Всем остальным это дерьмо не свойственно. Зуко требуется время, чтобы сосредоточится на насмешливом, дразнящем тоне Сокки, а не на его негодующих словах. — Прости? Пробуждение с рассветом ничуть не беспокоило его — как правило, к тому часу он уже не спит, — но в своё время на корабле он заметил, что некоторые люди не являются поклонниками ранних подъёмов. Сонливость Сокки на «Вани» он приписывал к болезни. Видимо, дело не в ней. — Извинения ни к чему, дружище, — отвечает Сокка, и выражение его лица превращается в хищное. Он вдруг стискивает зад Зуко и смеётся, когда тот вздрагивает. — Оно того стоит. Зуко краснеет — от смеха Сокки, его прикосновения и от того, как эти слова в сочетании с бессознательным действием заставили внутреннее пламя дёрнуться в груди. Он опускает голову, пряча лицо, хотя знает, что Сокка и без того видит румянец на нём. То, как Сокка трогает его, даже не задумавшись о том, стоит ли делать это… у Зуко всегда перехватывает дыхание в смущении и кружится голова. А если одновременно с этим Сокка говорит нечто такое… Зуко удивлён, что до сих пор стоит на ногах, ведь Сокка умудряется переворачивать его мир даже не стараясь.***
— А если нам… — Слова вылетают без спроса, пока Зуко пытается вывернуть рубашку и не отводить взгляд от Сокки, непринуждённо перевязывающего запястья. — Что? — подталкивает Сокка, поднимая взгляд сквозь распущенные волосы, — похоже, он может закончить обматывать ленту не глядя. — …Ничего, — говорит Зуко и трясёт головой, а в грудь проникает что-то тревожное под выжидающим взглядом Сокки. У них всё обстоит идеально хорошо, идеально комфортно. Ему не следует что-либо говорить и однозначно не надо ничего менять. — Не бери в голову. Глупая идея. — Какая? Мне пока нравились все твои идеи, — произносит Сокка, поигрывая бровями. — Это… не такого рода идея, — увиливает Зуко, возвращаясь вниманием к рубашке в руках. — Ох. Ну, теперь мне ещё любопытнее, — отзывается Сокка, но боковым зрением Зуко подмечает, что из его плеч пропадает расслабленность, и это лишь сильнее разжигает напряжение в нём. Чёрт. Не стоило ничего говорить. Идиот, надо было молчать. — Это ерунда. — Говори. — Это правда пустяк. — Раз ничего серьёзного, можешь рассказать мне. Зуко колеблется между нежеланием всё испортить и неспособностью отказывать Сокке в том, что он способен дать ему. — Ты сказал, что просыпаешься раньше, чем тебе хочется? Чтобы потренироваться? — Ага, — буркает Сокка, состроив гримасу, и принимается собирать волосы в волчий хвост. — Катара до сих пор достаёт меня этим. Считает, что это смешно. Зуко не станет расспрашивать об этом. — А если бы мы тренировались вместе? Тогда тебе не придётся всё время просыпаться рано, и ты сможешь потренироваться с кем-то другим и… — Зуко рискует взглянуть на Сокку, который замер в процессе завязывания волос. Проклятье. — Или… не обращай внимания. Прости. Забудь. Это плохая идея. Я не должен был… Сокка бросается на него столь неожиданно, что Зуко успевает только удивлённо вскрикнуть, врезается в него, и они оба валятся с края низкого футона. Сокка пригвождает его плечи к полу, а Зуко извивается, схватившись за его руки. Спину сковывает тревога, все инстинкты вопят ему бороться, подняться на ноги, не лежать, никогда не лежать, вставай, вставай, вставай. Однако… отключившийся разум Зуко с трудом пытается сориентироваться, но Сокка не выглядит разозлённым. — Мечи! — восклицает Сокка на нём, не заботясь о спадающих на лицо волосах, наклоняется, придавливая его и… не нападая? — …Что? — Ты владеешь мечами! — шёпотом кричит Сокка, впившись пальцами в его плечи, но безболезненно. Тело Зуко постепенно осознаёт, что драки не будет. Как только адреналин приглушается, он подмечает, что Сокка буквально ёрзает на нём от… воодушевления? — Э-э. Да? — Погоди-ка, Духи, — выдыхает Сокка, на его лице появляется восхищение, и он опускает на Зуко взгляд, от которого резко обжигает грудную клетку. — Ты владеешь двумя мечами. — Дао, да… — Чёрт, да, — вопит Сокка, отталкивается от плеч Зуко и садится на его бёдра так же внезапно, как кинулся на него. — Будет классно! Мне ещё не доводилось опробовать мечи. О нет, где я возьму меч для тренировки? Он ведь мне тоже понадобится, верно? — У меня их два, — наконец удаётся выговорить Зуко, потрясённому силой энтузиазма Сокки и стремительным угасанием паники. Потрясённому тем, что Сокка смотрит на него со всем этим восторгом. — Точно. Точно! Да! — Сокка сияет улыбкой. — Духи, Зуко, это будет круто! Изумлённый Зуко отвечает пожатием плеч и снова замолкает. Возможно, ему лучше встать с пола или хотя бы сползти на него полностью — его ноги всё ещё лежат на постели, и на них сидит Сокка. Возможно, надо что-нибудь ответить, помочь определиться с графиком, временем и уже имеющимися у Сокки знаниями. Но Зуко слишком трясёт из-за облегчения, и он слишком наслаждается взволнованным планированием и болтовнёй Сокки, чтобы озвучивать редкие безмолвные согласия. Агни, Сокку даже не волнует, что совместные тренировки означают изменение в их договорённости. Поэтому Зуко предполагает, что ему тоже нет нужды размышлять над этим. Это ведь мелочь, в конце концов. Не особо большая разница, они просто найдут телам другое применение. Хоть мысль, что Сокка будет входить в ещё одну часть его жизни, немного будоражит его, внутреннее пламя совершает маленькие и быстрые кульбиты в груди. Но Сокка выглядит таким искренне и неподдельно радостным, так что Зуко останется лежать, довольствоваться им и игнорировать факт, что ему пора возвращаться на работу. Какие бы неприятности его ни ждали, они будут стоить улыбки на лице Сокки.***
— Хорошо побеседовал с Минджи, племянник? — …Нормально, — отвечает Зуко, насупившись на чай на своём подносе. Все три чайника должны быть одного вида чёрного чая, но чайник посередине остывает быстрее остальных, поэтому заварится не так. Зуко смещает ладонь под поднос и осторожно посылает каплю тепла вверх. — О чём вы говорили? — Я поменялся сменами, — рассеянно произносит Зуко, сосредоточенно сдвинув брови, пока — да, вот так — температура не выравнивается, становясь во всех трёх чайниках одинаковой. — Зачем? — Что зачем? — Зуко с недоумением вскидывает взгляд на нейтральный, но сдержанный тон дяди. Давненько он его не слышал. От настороженности покалывает затылок, он запоздало отмечает отсутствие чая в дядиных руках и то, что телом он полностью повёрнут к Зуко. Дядя пришёл за разговором, а не чтобы скоротать время. — Зачем ты захотел поменяться сменами с Минджи? — терпеливо повторяет дядя, внимательно глядя ему в лицо. — Мне захотелось другое свободное время, — бормочет Зуко, выискивая взглядом Сонмина. Зуко не может отнести заказ, пока не заберут последний чайник, а ему очень хотелось бы уйти отсюда. — Для чего тебе нужно время? — Какая тебе разница? — Зуко впивается гневным взглядом в спину Сонмина. — До этого тебя не волновало, где я был. Святой Агни, уже через неделю пребывания в Ба Синг Се Зуко без оглядки начал пропадать с Джетом. Неожиданный интерес дяди непривычно и увесисто оседает на плечах. — Меня это всегда волновало, племянник, — говорит дядя тихо, серьёзно, абсурдно, и внутреннее пламя Зуко обрывисто разгорается от нежелания слышать это. — Сколько раз я уходил после работы по вечерам? Напомни, когда это ты сказал хоть слово, — низким голосом огрызается Зуко, иначе вышел бы крик, а хорошие племянники не орут, чёрт возьми. — Я хотел дать тебе свободу, — возражает дядя, поднимая руки, словно собираясь прикоснуться к нему, но Зуко сдвигается и более надёжно выдвигает между ними поднос. — А теперь не хочешь? — возмущается Зуко, сконцентрировавшись на сковывающем плечи раздражении, чтобы устоять перед печалью дяди. — Что? Больше никакой свободы? Столько ночей, когда Зуко оказывался в постели с человеком, который охотно перерезал бы ему горло, а дядя решает узнать об этом сейчас? — Последние дни ты кажешься более отвлечённым, — оправдывается дядя, и Зуко едва замечает, что Сонмин подкрадывается поставить последний чайник на столик и уносится прочь. — Словно у тебя много всего на уме. Мне показалось, что ты чувствуешь себя… отягощённым. — Не знал, что Ли не позволено думать, — шипит Зуко, хватает последнюю часть своего заказа и, устремившись вон, игнорирует то, как вздрагивает дядя от его внезапной пылкости, весьма напоминающей прежнюю ярость. Конечно же, дядя решил вмешаться в тот момент, когда Зуко это нужно в последнюю очередь с тех пор, как они приехали в этот чёртов город. Очень вовремя, как всегда. Зуко едва выходил на улицу на прошлой неделе, ради всего святого. Его местонахождение вдруг стало таким важным, а отсутствие — таким затруднительным, что дяде пришлось сунуть свой нос… Не то чтобы Зуко раньше был грёбаным образцовым сотрудником, а теперь начал пропадать. Он превратился из неохотно работающего в отвлечённо работающего. Почему дядю заботят причины? Его интересуют только чай, пай-шо и… На мгновение мышцы Зуко каменеют, после чего он заставляет себя продолжить расставлять чай на стол. Довольно. Он больше не хочет думать об этом. Не хочет придавать значимость и внимание тем вещам, которые никому не принесут пользы. Ему всего лишь необходимо игнорировать факт, что раньше дядю не беспокоило, куда он девался после работы. И он продолжит платить ему той же монетой и не расспрашивать ни о чём, потому что после событий в пустыне слишком боялся — и боится до сих пор — того, что может услышать в ответ.***
Зуко удаётся поменяться сменами и обзавестись свободным от чайной временем несколько дней подряд в неделю — и это не улучшает невнимательность на работе. Чем больше будет встреч с Соккой для тренировок и всего прочего, тем больше появится материала для отвлечения. Зуко рассчитывал, что дополнительное время привнесло бы рутинность, заставило бы ощущение непривычности испариться, но вместо этого создаётся впечатление, что обнаружилось нечто новое, в чём можно затеряться. Зуко также узнаёт, что уйма времени — это уже что-то, в чём можно затеряться, и что никогда не изживёт себя. Может, потому, что благодаря наличию времени им ни к чему спешка, которая вечно движет ими, словно они оба втайне переживают, что другой в этот раз не придёт. Но и сейчас, даже с запасом свободных часов, страсть никуда не исчезает — сильная как никогда, но более терпеливая и жаждущая, чтобы ею насладились, а не насытились. Времяпровождение с Соккой становится медленнее, спокойнее, осмысленнее. Другим, но всё таким же прекрасным. Будто мёд под лучами полуденного солнца — сладким, тягучим и тёплым. Будто огонь, текущий по венам полосами жара. Будто пульсация ци Сокки, задающая ритм дыханию Зуко.***
При всём том, что он поглощён Соккой в любой улученный момент, Джин всё равно вытаскивает его на прогулки после работы. Выкраивать время стало сложнее: вдобавок ко сменам Сонмина он взял рабочие часы Минджи. Но Джин — напористая девушка, если ей что-то взбредёт в голову. Зуко продолжает молча волноваться и недоумевать, что она зациклилась на нём, хотя ему нравится проводить с ней время, когда им удаётся встретиться. Они гуляют по Нижнему Кольцу или посещают вечерние рынки. Иногда она тащит его на выступление, танцы или маскарад — Агни, Зуко не знал, смеяться ему или плакать, когда в первое посещение она вложила ему в руки маску, — её рука, обёрнутая вокруг его, стала такой обыкновенностью, что он перестал её замечать. У Джин вечно есть что-то на уме, и Зуко совсем не против передать ей бразды правления и следовать за ней — пусть это будет всё, чего от него ожидают. — Ты вообще слушаешь? …Наверное, от него всё-таки ожидают большего. — Нет, — признаёт Зуко, потому что он не имеет ни малейшего понятия, о чём она говорила, предавшись воспоминаниям о прошедшем дне, о звуках, которые издавал Сокка, о том, как его тело тряслось, напрягалось и двигалось в одном ритме с ним. — Хотя бы честен, — бормочет Джин, легонько подтолкнув его плечом, чтобы было понятно — она шутит. Зуко пожимает плечами, не осмелившись ответить. Он не уверен, догадалась ли она, что из него никудышный лжец, но не собирается преждевременно демонстрировать это. — Ты весь вечер витаешь в облаках, Ли. — …Облаков нет, — произносит Зуко, поскольку она явно ждёт от него ответа, а он как всегда не представляет, какого именно. — Тогда фантазируешь, раз ты такой педантичный. — Гм. — Теперь он точно не знает, что сказать. Именно этим он и занимался. — Ха! — победно восклицает Джин. — Так и знала! — Откуда? — жалуется Зуко, едва не сорвавшись на скулёж. Агни, нельзя сказать, что он был таким уж болтливым раньше. Почему же все вдруг стали указывать на то, что он стал неразговорчивым? — Почему бы ещё ты сказал мне, своему единственному другу, — Зуко даже не отрицает, — что впервые за всё время не сможешь выбраться из-за работы? — …Потому что я работал? — Потому что ты освобождаешь время для своего кавалера! Зуко морщится — восторженный возглас Джин привлекает к ним любопытные взгляды всего вечернего рынка. — Не говори так. — Как? Кавалер? — Да, так. Больше никогда не говори этого. — А как мне его называть? — Джин тыкает его в бок. — Ухажёром? Возлюбленным? Или… — Зачем вообще как-то называть? — ворчит Зуко. Почему людям необходимо давать всему имя и вписывать в узкие рамки? Почему это просто не может быть… тем, чем есть? Джин наклоняет голову, выражение лица выравнивается от его удручённого тона. — А тебе не хочется как-то назвать это? — Не особо. В его случае названия никогда не казались такими уж замечательными. Разыскиваемый. Предатель. Изгнанник. Неудачник. Разочарование. Как им с Соккой назвать происходящее между ними, не привнося ожиданий, какими должны быть их отношения, и рассуждений, подходит ли обозначение. — Почему? — Этому не нужно давать… За всем стоит длинная история. Между нами. — Зуко испускает недовольный выдох. — Всё запутанно. Это никак не назвать. Ничего по сути не подходит. Для Зуко это вполне привычно. То, что он делает, редко когда подходит тому, как всё должно быть. — О, — медленно произносит Джин, её рот округляется. — Так это… твой человек из прошлого? Тот, на ком ты был зациклен? Зуко искоса смотрит на неё. — …Да. — …Значит, у тебя отлично получается забыть его, да? Зуко удивлённо фыркает, а Джин прыскает рядом с ним. Напряжение и раздражённость сглаживаются её юмором. — С этим сложно, ведь Ба Синг Се должен был стать новым началом, — сознаётся Зуко. — Новой жизнью. — И вот появляется твоя прежняя жизнь, вся такая миленькая? — Часть неё, как минимум, — вздыхает Зуко, пропуская мимо ушей последние слова. Как будто нечто столь скудное, как «миленький», способно описать Сокку. — Знаешь, Ли, можно начать с чистого листа и не оставлять всё позади, — глубокомысленно изрекает Джин, крепче обхватывая его руку. Зуко издаёт горловой звук, который звучит так же скептично, как он относится к этому высказыванию. — Каждого определяет место, откуда он пришёл, — говорит Джин. — Этому не исчезнуть только потому, что ты пересёк стены. Даже если властям хотелось бы этого. — Осторожней. — Знаю, — вздыхает она. — В общем, имеет значение выбор, который ты делаешь теперь, верно? Так и начинают с чистого листа — выбирая новое. Зуко хмыкает, и Джин это принимает. Её слова звучат славно, но он не уверен, что они правильные. И вряд ли люди, знающие историю Зуко, согласятся с ней. Некоторые могут делать новый выбор, и им этого будет достаточно для нового начала. Но прошлое Зуко всё ещё рядом. Неутомимо преследует его, искушая в те моменты, когда его решимость ослабевает, и оказывается в его постели. Теперь Зуко вправе делать любой выбор, который только захочет. Но это не поможет ему избежать сотворённого — тех поступков, которые тянут его назад на каждом шагу вперёд.***
Зуко чувствует на себе дядин взгляд, когда всего на полшага вторгается в пространство Сонмина, сохраняя молчание, пока мужчина, заикаясь, не соглашается поменяться сменой с Минджи и сбегает, предоставив ему свободный день послезавтра. От дядиного взгляда чешется кожа, в чём Зуко не нуждается сейчас. Он и без того рассержен и расстроен, что придётся ждать на день дольше ожидаемого, чтобы увидеться с Соккой, потому что у того изменился график. — Я редко тебя вижу, племянник, — сообщает дядя у плиты, где распределяет по нескольким чайникам листья. — О чём это ты? — бормочет Зуко со своего места, складывая на стойке салфетки и отказываясь отрываться от своего занятия. — Ты видишь меня каждый день. — Вижу, да. Но раньше мы все дни проводили вместе, — задумчиво произносит дядя, неодобрительно развернув один из чайников. — Потому что работаем вместе. — И до этого — потому что путешествовали вместе, — отвечает дядя с неожиданной ностальгией, словно он скучает по дням, когда им доводилось гнаться за слухами и спасать свои жизни. — Верно, — настороженно соглашается Зуко. Дядя практически никогда не обсуждает жизнь до Ба Синг Се, и Зуко вдруг отчётливо осознаёт, что в помещении есть коллеги, и все эти уши могут случайно услышать их разговор и донести Дай Ли. — А теперь ты работаешь в разные смены, — тоскливо вздыхает дядя, и Зуко не знает, как реагировать на это. — И по вечерам гуляешь с другом. Той девушкой, Джин? — Ты сам сказал сходить погулять с ней, — резко подмечает Зуко, разжимая руки вокруг свежевыстиранной салфетки и аккуратно разглаживая нагретыми пальцами складки. — И это замечательно, что ты обрёл… друга. Зуко не упускает деликатную, проникновенную паузу. Он подчёркнуто не обращает на неё внимания. — Тогда на что ты жалуешься? — прямо спрашивает он, закончив с салфетками и упёршись взглядом в стойку, вжав ладони в дерево, чтобы не стиснуть их в кулаки. — Я скучаю по тем временам, когда мы были вместе. — Что? — Привкус дыма рассеивается вместе с удивлением Зуко. — По времени в чайной? — Да, — вздыхает дядя. — Чудесные деньки, проведённые вместе. — Когда мы почти не разговариваем, занятые работой? — Массу удовольствия можно найти и в компанейском труде, — говорит дядя, и Зуко молча таращится на него, ведь кто в здравом уме подумает о нём, как о компанейском человеке? — Значит, днём ты тоже с Джин? — интересуется дядя, возвращаясь к теме настолько быстро, что Зуко с трудом понимает, о чём речь. — Нет, — признаёт он, тщательно сохраняя на лице хмурое, а не оборонительное выражение. — Хм. Но ты всё равно считаешь необходимым меняться сменами? — …Да. Зуко хочет, чтобы дядя просто спросил о том, что желает узнать, а не ходил вокруг да около до тех пор, пока Зуко перестанет понимать, какую конкретно информацию ему следует оберегать. — Понятно. — Дядя молчит достаточно долго, чтобы Зуко подумал об окончании разговора, но тут он подаёт голос снова — настолько тихо, что Зуко приходится напрячь слух и повернуться здоровым ухом. — Знаешь, племянник, тебе может казаться, что я угнетаю тебя. Но это только потому, что я желаю лучшего для тебя. — Что? Дядя думает, что Зуко меняется сменами, чтобы отвязаться от него? Это было бы серьёзной переменой. Дядя всегда знал, где Зуко находился. Всегда приглядывал за ним, за исключением тех недель, когда Зуко путешествовал по Царству Земли в одиночестве, и даже тогда дядя нашёл его, словно его просто не было в поле видимости. Он всегда был рядом, опекал, высказывал советы, догадки или мнение по поводу того, как Зуко мог бы поступить. Зуко считал, что понимал, почему дядя всегда был с ним, но… ни разу не удосужился узнать наверняка. Он только предполагал и никогда не знал на самом деле. — Я всегда рядом, племянник, — шепчет дядя мягко, ласково и заботливо. — Да, — выдавливает Зуко, по-прежнему не отводя взгляда от стойки и рук, которые оставляет лежать холодными на дереве. — Я знаю. Он закрывает глаза, пытаясь достичь подобия спокойствия, а дядя наконец завершает разговор. Чёрт, Зуко не может вложить внезапно вспыхнувшую обиду достаточно быстро, чтобы не ощутить её, — он слишком занят попытками выжечь волну ненависти к самому себе за то, что до сих пор не способен принять то, что дядя решает предложить ему, и что-то тонкое и липкое, похожее на страх. Пресвятой Агни. До того, как Зуко подумал, что может задавать вопросы в ответ, было проще.***
Сокка предпочёл бы провести день с Зуко, а не красть вместе с Аангом форму официантов из корзины для белья — мерзость, мерзость, мерзость, — и всё ради плана, придуманного Тоф и Катарой. Проникнуть на приём во дворце и обратиться к Царю Земли как можно скорее — не самая худшая идея в жизни Сокки. Хотя, честно говоря, было бы сложно затмить «а давайте специально разозлим Аанга, чтобы он вошёл в состояние Аватара для отмщения». Но ему не нравится, что задумка во многом зависит от бахвальства. Им очень мало известно о том, во что они ввязываются, несмотря на всю уверенность Тоф в том, что они узнают. К тому же самонадеянность — её обычное состояние. Уверенность Тоф не должна быть реальным показателем того, стоит ли делать это или нет. Однако с засунутой в мешок формой он поспешил домой, чтобы успеть подготовиться вовремя, и обнаружил там Катару и Тоф, приодетых точно как богатые аристократки Царства Земли — с макияжем, веерами и всем прочим. Сокка демонстративно закрывает отвисшую челюсть Аанга и закатывает глаза, пока тот всё не прекращает пялится влюблённым взглядом. Ну, ладно. Может быть, план всё-таки сработает. Сокка торопливо исчезает в своей комнате, надевает поверх одежды форму и аккуратно расправляет ткань на груди, выравнивая складки. Действие пробуждает слабый жар ладоней Зуко на его теле — то, что могло быть воображением, если бы Сокка не знал о присутствии меток. «Немного уверенности — как раз то, что тебе нужно», — напоминает он себе, делая глубокий вдох и стараясь успокоить нервы, начавшие гудеть по конечностям. Притворяйся, пока это не станет правдой. Пока уверенность не станет настоящей. Если уж это подходило для принца Народа Огня, то подойдёт и для модного официанта, которым Сокка собирается прикинуться. Модный официант по имени… Этан. Нет, Это. Наивный дурачок родом из Среднего Кольца. Родившийся у беженцев, с нетерпением ждущий возможности однажды посещать университет, если только сдаст вступительные экзамены. Любящий паровые булочки и… — Давай быстрее, Сокка! — Иду, — кричит он Катаре… нет, Седне. Аристократке из Верхнего Кольца, незнакомой со светской сценой и готовой блистать. Она обожает садоводство, ухаживать за своими растениями и…***
Сокка не знает, чего ожидал от аристократического приёма во дворце, но так или иначе на приём это мало походило. Здесь столько народу — он даже не осознавал, что в городе есть так много дворян, — а место поистине огромное. Духи, дом, выделенный Аватару и его спутникам, пожалуй, самый скромный в Ба Синг Се. И все кругом, включая других официантов, ведут себя так, словно он невидимый. Для сбора информации это было бы полезно, но из-за такого отношения его совершенно идеальная история прикрытия пропадает попусту. В довершение чего подобраться к гостям и подслушать что-нибудь становится слишком трудно. Мимо проходит дворянин, будто Сокка не стоит у него на пути, и подтверждает его точку зрения, вынудив Сокку поспешно отшатнуться, чтобы не уронить поднос с… пирожными… на пол. — Неплохо, — бормочет Катара, едва шевеля губами и делая вид, словно рассматривает его поднос. — Где ты этому научился? — Где Тоф? — Сокка обводит взглядом помещение, пытаясь перенять часть манер Зуко, свойственным Народу Огня, и держаться так, словно ему здесь самое место. А те, кто думают иначе, — чёртовы идиоты, он ведь подражает самому принцу Народа Огня. — Тренировался просто. — Учился новому? — Сокка прячет улыбку на оживление в её голосе, пусть и тихое. Катара как никто другой всегда разделяла восторг научиться чему-то новому. — И её втянули в какую-то беседу о… чём-то. — А, — издаёт Сокка, наконец заприметив поразительно маленькую фигуру Тоф в толпе. — И да, Зуко показал мне пару приёмов. Стоит ли произносить это имя здесь? Часто ли оно встречается? Сокка оглядывается во второй раз, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. — Он владеет мечами. — О. — Нахмурившись, Катара берёт пирожное и притворяется, что обозревает толпу, — у неё отлично получается оставлять его без внимания так, как умеет только младшая сестра. — Я догадывалась. Катара ограничивается этим ответом, и Сокка подавляет желание заёрзать от ожидаемого напряжения, которое прошивает его и никуда не собирается исчезать. Кажется, официанту не положено выказывать столько эмоций. Или вообще проявлять их. Катара берёт второе пирожное, чтобы с помощью этого движения украдкой взглянуть на его лицо. — Так… у вас с ним всё… хорошо? — Вопрос звучит так, будто она едва способна придать этим словам смысл. Сокка разделяет её чувства. С Зуко такое часто происходит. — Да, всё… всё хорошо. «Хорошо» — слишком мягко сказано, чтобы охватить их взаимоотношения в полной мере, но Сокка не знает, как выразиться иначе и не смутить их обоих. — Это… здорово. — Да. Молчание затягивается, плечи Катары опускаются, прежде чем она вспоминает, что ей надлежит быть утончённой богатой личностью, которая ни дня в своей жизни не горбилась. — Странно это, — бормочет она, снова устремляя взгляд на зал. — Говорить о тебе и о нём… Это очень странно. — Да, — с тихим, печальным смешком произносит Сокка. — Поверь мне, я знаю. — Ты соблюдаешь осторожность? — Голос Катары сдавлен тревогой. Она раскрывает веер, чтобы спрятать соответствующее выражение лица. — Соблюдаю, — твёрдо отвечает Сокка, постаравшись, чтобы голос не дрогнул. — Честное слово. — Просто… сама мысль, что ты доверяешь ему. После всего… — Знаю, — произносит Сокка и отводит взгляд от зала, чтобы посмотреть на её плечи, на близко расположенную к бурдюку на поясе руку. До сего момента Катара, на удивление, не высказывалась на тему всего происходящего, и Сокка не хочет, чтобы она переставала, если ей есть, что сказать, пускай для этого она выбрала далеко не лучшее время. Хотя момент не худший. Сокка не имеет представления, что они ищут, как и Катара. Тоф — их знаток в этом поиске, и сейчас она пребывает в своей стихии в другом конце помещения, очаровывая кучку солидных, нарядных дам. — Он привязал меня к дереву! — в конце концов выпаливает Катара — к счастью, тихо — и сердито смотрит на толпу из-за веера. Сокка морщится, хоть её взгляд и не направлен на него. — Я… помню. И некая часть него глубоко, крайне неуместно завидует этому, ведь, когда это случилось с ним, к дереву его привязал всего лишь Джет. — Ты уверен, Сокка? — Злость испаряется так же быстро, как возникла, оставляя только беспокойство. — Что он действительно изменился? — Да, — говорит Сокка, слово наполнено убеждением, хотя, спроси у него кто, он всё равно не смог бы доказать, как именно он изменился, — а ведь эта мысль мучила его на задворках сознания почти с самого начала. Дело не только в том, что захват Аватара больше не является единственной ведущей целью Зуко. Может, причина в том, что до приезда сюда Зуко всегда был комком едва сдержанного напряжения и бурлящих эмоций, но теперь он выглядит… меньше. Не в физическом плане — хотя это тоже. Словно он меньше воздерживается? Сколько бы Сокка ни пытался понять это в точности, Зуко всё ещё кажется переполненным множеством всего. Но и в том, что это изменение к лучшему, Сокка не уверен. Зуко не стал более расслабленным, кроме моментов после секса. И хотя Сокка считает, что хорошо справляется со своей задачей в постели, если реакции Зуко о чём-то говорят, он сильно сомневается, что ему удастся утомить Зуко настолько, чтобы успокоить его. — Откуда ты знаешь? — Прорвавшийся сквозь мысли голос Катары полон подозрения и жесткости. Он пристыженно возвращается в реальность. Духи, они ведь на секретной разведывательной миссии. Не время мечтать. — Почему ты так уверен? — Почему… Я не знаю, Катара. — Сокка переносит поднос на другую руку, чтобы в раздражении не швырнуть его в сторону, и скрывает неловкость из-за того, что не может объяснить. — Я провёл время с ним, этого ответа достаточно? — Прости-прости, — бормочет Катара, запоздало пытаясь смягчить тон и бросая на него виноватый взгляд, взяв очередное пирожное. — Я не специально… Я знаю, что ты… Просто… — Она вздыхает. — Он же ничего не замышляет, да? — Вряд ли он поделился бы со мной, — сухо подмечает Сокка. — Если и замышляет, это будет плохим сценарием. Он не верит, что Зуко способен так расслабленно лежать на нём в те моменты, когда они липкие, с переплетёнными конечностями и до сих пор приходящие в себя, и при этом что-то замышлять. Это слишком большая хитрость для не умеющего врать человека. Катара отмахивается от его шутки веером. — Но ты ведь так не думаешь? — Нет, — отвечает Сокка, заставляя себя вернуться к серьёзности, раз Катаре требуется услышать что-то более конкретное, чтобы расслабиться. Если ей нужно, чтобы он вслух подтвердил отсутствие заговоров, то он не собирается лишать её этого. — И он не… предлагал тебе перейти на сторону Народа Огня? …Чёрт. — Не совсем. Катара медленно поворачивается к нему с прищуренными глазами. — …Что? — Не в последнее время? — Что? — Я отказался, — оборонительно буркает Сокка. Настала его очередь изучать толпу. Какое захватывающее сборище. А какие наряды. — Когда? — шёпотом восклицает Катара — ледяным, низким и опасным тоном, словно налетающая с моря метель. — На севере, — вздыхает Сокка и крутит головой, стараясь ослабить внезапную скованность в шее. Он очень надеялся, что это никогда не всплывёт. Не то чтобы это было настоящим предложением, настоящим выбором. — Я… Что… Как… Почему он вообще посчитал, что ты согласишься? — Ну, я первый ему предложил. Сокка поднимает взгляд в образовавшемся молчании и видит, что Катара ошеломлённо глазеет на него. Он спешно выставляет поднос, чтобы скрыть её разинутый рот. — Ты… предложил принцу Народа Огня. Присоединиться к Аватару. В разгар нападения на север. — Ну не он же возглавлял его, — бубнит Сокка, досадуя от своей же колкости в этом разговоре. В то время это ничего на самом деле не значило, и он чувствует себя неуютно в собственном теле, ведь Катара говорит так, словно теперь это нечто важное. — Туи и Ла, Сокка! — Что! — Ты попросил его… А потом… Он предложил тебе стать… кем? Шпионом Народа Огня для него? — На лице Катары откровенный ужас — не так ей стоит смотреть на поднос с едой, если он не хочет, чтобы главный официант выдворил его из зала. — И я отказался, — срывается Сокка. Он не собирается проходить через это дерьмо снова. Единственная причина рассказать им о Зуко заключалась как раз в том, чтобы избежать подобного разговора. Катара насмешливо качает головой. — Наследный принц Зуко не принимает отказов… — От меня принимает. У Сокки вызывает глубокое удовольствие то, как она замолкает. А затем его охватывает глубокий ужас, когда она краснеет даже под макияжем. — Нет-нет-нет, — отпирается он, а она шокировано смотрит на него, истолковав гораздо больше, чем Сокка подразумевал в том заявлении. — Это не… Я не… Угх. Давай… давай уже закончим этот разговор? Пожалуйста? — Да, — живо соглашается она. — Да. Лучше… — Пройдёмся по залу? — Блестящая идея. Великолепная. Давай… да, давай-ка пройдёмся. Кажется, я видела Джу Ди.***
Как и ожидалось, именно Аанг срывает их прикрытие, ведь, если и есть что-то, чего Тоф ещё не осознала в полном объёме, так это то, что мага воздуха невозможно усмирить надолго. После многочисленных взглядов собравшихся богачей — как веселящихся, так и опасающихся — они проделывают не особо долгий путь от дворца обратно в дом, так и не получив возможности поговорить с Царём Земли. — Стоит ли нам остерегаться Дай Ли? — задумывается Катара. Сокка отрывается от пристального наблюдения за Аангом, понуро пинающим камешки — Тоф пинает их более оптимистично, — и замечает на её лице нерешительность. — Похоже, — признаёт Сокка, чувствуя себя более напуганным, чем ему хотелось бы, мыслью, что Дай Ли показали себя объектом, который даже Тоф не в силах сдвинуть. — Значит, Царь Земли ничем не поможет нам? — встревает Аанг высоким от огорчения голосом. — Думаю, пока рано что-то говорить, — успокаивает его Сокка. Тоф фыркает. — А я так не думаю. Сокка глубоко вздыхает, стараясь демонстрировать уверенность и унять беспокойную подвижность Аанга. — Не помешает узнать побольше о Дай Ли. Видимо, они играют важную роль в устройстве Ба Синг Се. И Сокке не помешает поскорее рассмотреть вероятность, что Ба Синг Се не поддержит Аватара. Все их собеседники боялись или жутко говорили по сценарию, и никому из них четверых не удалось найти зацепку, чем так напуганы люди. Возможно, вездесущая власть Ба Синг Се — затаённая угроза, нависшая над всеми и не дающая городу помочь.