***
«Июнь был долгим, солнечным и жарким. Наконец-то все встало на свои места, встало, вышло, а зайти нормально пока не торопилось. У меня и Иры наконец-то началась нормальная практика. Ира выполняла все здания Анатолия, а я все задания Станислава Юрьевича. А Михаил больше не появлялся ни на работе, ни в нашей жизни. Так странно называть жизнь нашей, но да, она наша. Мы переживали конфетно-букетный период. И в этом деле я был мастером, да и Ира не отставала. Мы заканчивали работать, заходили в кафешку, брали кофе и прогуливались до метро по аллее, где играли музыканты и катались бесстрашные люди на скейте и роликах. Она смеялась, ножки осторожно ступали по поребрику, а волосы разлетались от летнего бриза. А ее рука такая тонкая и нежная теперь навсегда поселилась в моей. И после от ощущения этой пустоты по телу всегда пробегало легкое волнение, но стоило мне повернуть головой, ее золотой взгляд тут же сводил всю панику на нет. А эти поездки в метро. Ира обычно протягивала мне наушник и падала на мое плечо. И так, как сломанная, уставшая от работы кукла, она ехала до самой остановки, всецело полагаясь на меня. Но со временем меня стала больше прельщать перспектива книги, а не наушника. Я откопал в закромах недочитанного Дориана Грея и теперь каждый раз мы ездили втроем. Сначала Иру это удивляло, потом настораживало, а потом она перестала на мне спать, а стала развлекать беседами. А я ее. Но в основном мы играли в игру кто хуже Станислав Юрьевич или Анатолий и пока у них ничья. Потом мы выбегали из метро, брали самокат один на двоих и с криками летели навстречу ночи, сбивая прохожих, заезжая в магазин, за шавой или сразу домой. А вечер, это если мы ехали домой, заканчивался либо совместным закрытием долгов, либо просмотром фильмов. И мне нравились оба варианта. Ведь если в первом с матами по квартире носилась Ира, то во втором случае я, офигевая от тупости людей. С утра Иру ждал завтрак и букет сирени, а также теплые обнимашки и поцелуи в шею. Она была счастлива. Ну а если мы решали, как приличные практиканты прийти на работу невыспавшиеся и с перегаром, то мы гнали либо в кино, либо на Невский. И в кино все началось с обычного попкорна и колы, а сейчас нам в зал разве что только плиту не хватает поставить, потому что мы тащим туда столько продуктов! Ночные сеансы и пожрать, как две половинки одного целого. Бургеры, картошка фри, чипсы, суши, пицца, салат, первое, второе, компот! А еще самый кайф в том, что мы почти всегда одни. Ну а где еще вы найдете таких дурачков, которые в два часа ночи посреди недели в кино пойдут? Вот и я не видел. Зато можно смеяться, разговаривать и комментировать сколько тебе вздумается! И никто в тебя тапком не запустит. А еще можно нуууу… Ладно, мы люди взрослые. Целоваться. Ира само воплощение нежности. Она такой маленький и уютный комочек. Тактильность это ее все. На мне скоро ни одного места не останется без ее отпечатков. Даже там, где вы подумали, ведь похоже мы пара и наши отношения развиваются как-то чересчур быстро. Слишком быстро. Настолько быстро, что хочется притормозить.» — Держи. — Опускается перед головой Антона, которая на секунду упала на стол, кофе и сэндвич. Парнишка отлипает от стола и видит над собой Станислава Юрьевича, который был как всегда вылизан и одет с иголочки. — Спасибо. Извините, я не спал, а думал. — Оправдывается практикант. — Над чем думал? — Над таблицей. — Врет Антон и делает пару глотков кофе. — Узнал? — Кого? — Вкус. — Лавандовый. — Ты мне первый раз такой приготовил, и после мне всё остальное кажется гадостью. — Вы очень избирательны. — Натягивает Антон дежурную улыбку и осматривается - все ушли, даже Ира с трудом, но ушла, и Антон был почему-то рад этому. — Заебался? — Что? Нет. — Врешь начальству. Нехорошо, Влад. — Садится он на край стола Анатолия. Антона передергивает. Станислав Юрьевич так и продолжил называть его Владом, а еще он практически поселил парнишку у себя в кабинете. Ему это все не нравилось. Очень не нравилось. — Если только немного, обычное состояние перед выходными. А вы сами? Не заебались? — Скидывает он себе рабочие ссылки. — Я один раз заебался и никак не могу разъебаться обратно. — Извините, вам надо офис закрыть, я уже собираюсь. — Выключает он комп, стараясь как можно быстрее выйти из-под этого черного, неприличного взгляда. — Хочешь остаться тут на лето? — Что? — Отрывается он от своего рюкзака, серьезно переспрашивая, ведь такого предложения, после всего того, что он тут с Мишей устроил, он ну никак не ожидал. — Месяц заканчивается, хочешь поработать у нас летом? Антон подвисает, перебирая губами, как рыбка. Он бы хотел. Наверное. Он столько времени потратил на то, чтобы разобраться в работе, что теперь ему начало даже приносить это удовольствие. Да и коллектив ему нравился. Да и Станислава Юрьевича можно терпеть. — Я подумаю на выходных. — Ну давай. И Ира пусть подумает. Неплохой у вас тандем. Вы встречаетесь? — Что? — Этот вопрос его озадачил куда глубже первого. — А вас с какой… — Он вовремя закрывает рот и выдыхает, слыша смех начальника. — Извините, нет, она моя одногруппница, у нее проблемы с общагой, временно живёт у меня. — Собирает он рюкзак и выходит из-за стола. — Даже если ты и откажешься, я тебя уже никуда не отпущу. — Утирает он слезы. — Ты раз за разом поднимаешь мое настроение со дна Марианской впадины. — Обращайтесь. — Хорошо, Влад, поехали тебя домой отвезу, а то поздно уже. Антон замирает и хлопает своими большими зелеными глазами. Одно предложение просто более «логичнее» другого. — Нет, спасибо, у меня еще встреча. До понедельника. — Быстро подбегает он к выходу. — Стоять. — Раздается строгая команда, от которой Антон замирает, боясь даже вздохнуть. — Ты кое что забыл. Антон разворачивается и ему в руки летит сэндвич. — Ага, спасибо. Нет, пожалуй он все-таки, и правда, подумает оставаться ему тут или нет. Антон выбегает на улицу и просто хочет ломануться навстречу этому бризу, этому ветру, этому закату. Но. Хихи. Зачем бежать, когда у него есть любимый двухколёсный друг! Он вставляет наушники, закрепляет телефон в поддержку, отталкивается и в секунду разгоняется до максимальной скорости. «Конец месяца! Мне предложили практику! Дома меня ждет девушка! Скоро первая официальная взрослая зарплата! Жизнь налаживается!!! Но!» Он проезжает метро, заскакивает в Веселый Баран, покупает бутылку вина, откручивает и выкидывает крышку, делает пару глотков, проезжает мост, набережную, скидывает самокат, сбегает по ступенькам и падает на плашкотик, вглядываясь в канал, по которому степенно проплывали туристические корабли, отливал красный закат и вились утки. «Но! В один прекрасный день на моих глазах выступили слезы. И с того момента где-то на краю земли в котёл к ведьме упал глаз крысы, струна арфы и моя жизнь превратилась в соленый кофе, который зачем-то выпили. Это случилось не из-за чего. Просто случилось. Я проснулся потому что выспался. Ира еще спала. Я осторожно выбрался, не потревожив ни одного ее локона. Я умылся. Освежил мысли. Налил кофе, взял пачку, вышел на балкон, закурил. Погода была шикарная. Вдали золотился восход на застекленных домах. Люди, собаки, туман, свежесть, все как обычно. И тут непонятно почему. Я сделал тяжку. Дым прожег мне горло, поселился в легких, я затрясся в истошном кашле, в котором только куски легких выплевывают туберкулезники. Мне четырнадцать, моя первая сигарета, и даже тогда мне не хотелось так бросить эту дрянь, как сейчас. Но это было ничто по сравнению с тем, как мне прижгло пальцы. Я сидел на полу балкона и смотрел то на горящий фильтр, который оставил на моей коже черный след, то на кофе, которого не осталось в кружке, и не мог понять, куда пропало пять минут моей жизни, ведь я только сел и закурил. А позже, когда у меня хватило ума выкинуть эту гадость, подул ветер, морозя дорожки слез на моих щеках и шее. Я курил, пил кофе, слезы текли, а я даже не помнил из-за чего. Будто ты думал о чем-то, перед тобой щелкнули пальцами, и ты тут же все забыл. Но эту боль разъедающих легких от дыма, это чувство холода на щеках и ожога на пальцах я продолжаю ощущать даже сидя тут сейчас на заливе. Я улыбаюсь, подставляя лицо ветру, вино согревает меня, губы подпевают незатейливой мелодии музыкантов, мои глаза сияют, а внутри бесшумно ломаются хрупкие кости.» Антон крадучись проходит в свою квартиру, которая перестала быть его. В коридоре появился коврик, чтобы грязь не разносить. И если Антон отступал хоть на миллиметр в кроссовках, то его пиздили жёстко. Также появилась ложка и всякая хрень для обуви по типу губки. Шкаф, который взирал на все это безумие, был забит куртками Иры, а одна единственная джинсовка Антона скромно ютилась у стеночки. Тумбочка ломилась от расчёсок, резинок, косметоса, бутылок из-под воды. Ванная вообще пала первой под натиском шампуней, масок, красок, бальзамов, спонжей, полотенец обычных и сухих, влажных салфеток... И если ты возьмешь салфетку для снятия макияжа, то тебя будут пиздить жёстко. Кухня так и вовсе зажила и расцвела, а самое главное, что тут больше ничего не находится на своих местах, и Антон все реже и реже туда заходил, чтобы не впадать в вечное состояние фрустрации. Его комната осталась его где-то в далеком прошлом, туда он тоже старался заходить как можно реже. Ведь если на непонятно откуда взявшемся шёлковом постельном белье еще как-то можно было спать, то к шкафу Антон старался не подходить. Ведь там прибралась Ира, и если она откроет шкаф и не увидит там идеального порядка, то Антона отпиздят жёстко. Гостиная пока страдала меньше всего. А поэтому там страдал больше всего Антон. Гостиная и балкон вот и все что у него осталось от когда-то его квартиры. Не густо, но ему хватало. Он заглядывает в свою комнату - Ира сладко сопит в подушку. Завтра выходные, пусть отдохнет, хорошо, что не стала его ждать. Он проходит на кухню и видит на плите суп. Его плита в принципе супа никогда не видела, поэтому и Антон и плита пока просто пытались принять тот факт, что они могут видеть суп. Антон съедает пару поварёшек, отмечает, что очень вкусно, но слишком много приправы, аж горло дерет. Он делает пару глотков воды, достает из шкафа джин, швепс и ползет на балкон, где его уже ждал самодельный пуфик. А точнее мусорный мешок, в который был запихан пуховик и кофта. Он пьет, смотрит на парк, читает и старается не смотреть вверх. Пятница. Вечер. Он дочитывает очередную главу и закрывает глаза, а когда открывает, то Ира тащит его в ночь на улицу ведь в воскресный вечер обязательно надо затусить перед очередной рабочей неделей. — Если завтра Станислав Юрьевич спалит, что я в два ночи не спал, а бухал вино, стоя на Невском, то я свалю все на тебя. — Тыкает он рукой, которой держал бутылку в Иру. — Как не по джентельменски. — Улыбается девушка, прикладывается губами к горлышку, Антон смеется, наклоняет бутылку, она пьет, проливая пару капель, которые растекаются по поднятому вверх лицу. — Собутыльники гендера не имеют. К ребятам подъезжает такси, Антон открывает дверь с поклоном, Ира смеется и занимает пассажирское место, куда потом падает и Антон. В салоне играет музыка, которая олицетворяет ночной Питер. Антон смотрит на пролетающие огни за окном и вдруг вино его накрывает, то ли от тепла, то ли от мелькающей картинки, но эта атмосфера заставляет его ненадолго отключиться. — Открой окно, пока его окончательно не развезло. — Доносится тихий голос с переднего сиденья. Антон просыпается, ловит через зеркало заднего вида на себе пепельный взгляд, отдергивает руки от Арсения, в панике смотрит по сторонам и на полную открывает окно, больше для себя. Холодный свежий ветер, тепло чужого тела, легкое опьянение, спутанные мысли, непонятное желание и руки, которые сами собой пробирались под куртку, заключая Арсения в объятиях. Он с игривой улыбкой осматривает свой засос на его шее, проводит по нему пальчиками, затаив дыхание, придвигается ближе и зарывается носом в темных волосах. — Надень капюшон, а то продует… — Откидывает брюнет голову, встречаясь нос к носу с парнишкой. — Или ты хочешь, чтобы я потом тебя лечил чаем с медом? — Почти шепчет он. — А если я не заболею, то не будешь? — Рвано выдыхает Антон. Арсений улыбается, приподнимает голову и легко касается своим носиком бархатистого носика парнишки. — Буду. — Заканчивает он поцелуем в этот аккуратный носик. Антона пробивают мурашки, инфаркт, инсульт, аритмия, озноб и лихорадочный жар. Голова Антона летит вперед вслед за торможением машины, он приходит в себя и смотрит на Иру, которую обнимал и пальчиком водил по ее шее. Девушка поднимает на него опьяненный взгляд и хитро улыбается, и тут Антон чувствует, как легкая рука скользит по его бедру. Его глаза округляются, что вызывает у Иры лишь усмешку. Он чувствует как ее рука поднимается туда, куда совсем не должна подниматься, и сжимает то, что совсем не должна сжимать. Ира облизывается и закусывает губу. И вот Антон видит перед собой уже не тот милый маленький пушистый комок лучезарного счастья, а экспонат с витрины красных фонарей и ему тут же становится не по себе. — Динамо! — Фыркает Ира, привязанная ремнями безопасности к своему месту. — Ты слишком пьяна. — Зажимается Антон в противоположный угол. — А ты слишком тормоз! Такси останавливается возле серой девятиэтажки. Антон выходит, а Ира буквально вываливается из машины. Парнишка тут же берет ее под руку, и она повисает на нем всем своим телом. — Понеси меня. — Что? Ира тянется вверх и капризничает, Антон вздыхает и перехватывает ее на руки. Он идет к подъезду, потому что таксист отказался везти ближе, ведь разворачиваться там негде. Антон взглядом цепляет знакомую машину. Ира это замечает и тут же разворачивает его голову на себя. — Под ноги смотри, ценный груз несешь. — Ценный и пьяный. — Улыбается Антон. Ира обнимает его за плечи и проспиртовывает его шею горячим дыханием. Антон чувствует ее влажный поцелуй и зажимается. — Перестань, вино на тебя плохо влияет. Они подходят к подъезду. Ира достает ключи и игриво трясет их перед носом парнишки. — Может наоборот хорошо? — Открывает она дверь и парень заносит ценный груз сначала в подъезд, а потом и в лифт. Антон ставит подругу на ноги и прижимает к себе. Он смотрит на цифры, которые двигались со скоростью улитки, и вдруг понимает, что Ира затихла, он опускает голову вниз и ужасается. Этот взгляд, который смотрел на него, как охотник на голову льва, которой не хватало в его коллекции. Лифт останавливается, Антон подхватывает Иру и быстро несет ее в квартиру, чтобы она не начала вытворять новые глупости. Но к глупостям она еще даже и не переходили. Антон еще никогда не прятался в собственной же квартире. Он никогда не думал, что Ира может его настолько пугать. По приходу она сразу ушла в душ, а когда вышла недвусмысленно дала понять, чтобы и Антон шел в душ, а она его тут подождет. И он ушел. А сейчас уже час сидел на краю ванны и ждал пока эта львица уснет или протрезвеет, а лучше и то и то. Но больше всего он не понимал, что его так пугает? Что он будет плох в сексе и Ира его бросит из-за этого? Или? Или что? Нет, он просто не хочет торопиться. Он так долго этого ждал, что теперь просто боится все разрушить. Он кивает, хвалит себя за такую ладно-складную речь, заходит в комнату и сгорает от умиления. Ира спала на кровати в одной его футболке, предусмотрительно освободив место. Антон осторожно укладывается рядом, приобнимет ее и втягивает блаженный аромат цветочного шампуня. Он щурится от удовольствия, переносясь в райские сады Эдема. Но Библейские сюжеты вечны, и змей искуситель никуда не делся, а кажется завладел Ирой, как когда-то Евой. Антон открывает глаза, чувствуя, как его руку перекладывают на бархатную щеку, и вновь встречается с этим шлюшьим взглядом. — Так, Ира. — Решает он все-таки расставить все точки над «i», опирается руками в кровать и садится. — Антон. — Ловко вскакивает Ира и перелазит ему на бедра, сжимая в руках его футболку. — Ты пьяна, а я не хочу торопиться. Но девушка этого будто не слышит, она ерзает на его ногах, прижимается грудью к его торсу и оставляет поцелуи на шее. Антон чувствует возбуждение, которое быстро переходит в негодование. Он хватает ее за плечи и отстраняет от себя. — Ира. — Антон. — Улыбается она, запускает руки в его волосы и притягивает к себе, жадно целуя. Парень чувствует, как ее нежные губы намертво впились в него, это был не поцелуй, а желание доказать, вот только кому и что, он так и не смог понять. — Подожди! — Отрывает он девушку и встряхивает. — Чего?! Я тебе что разонравилась? — Рычит она ему в лицо. Антон смущается и отрицательно качает головой. — Тогда что? Или тебе понравился кто-то другой?! Антон замирает, а его глаза округляются от неожиданного вопроса. «Это что ревность или желание пометить территорию?» — Нет. — Тогда в чем проблема?! «А в чем, и правда, проблема?» Ира улыбается, но не как блядь с дешёвой панели, а как-то по доброму. Ее пыл поутихает, а движения становятся более мягкими. — Я все поняла, не переживай, я все сделаю сама. — Осторожно приподнимает она его футболку и снимает, пока Антон пытается понять, что тут происходит. — Быть девственником - это нормально. Не переживай если с первого раза что-то не получится, со временем я тебя всему научу. «Что блять простите?!» Ира осторожно валит его на кровать и покрывает торс поцелуями, спускаясь ниже. — Ты права… — Тихо вздыхает Антон, возвращая ее обратно. — Я девственник. — Снимает он Иру со своих ног, сползает с кровати и отходит к окну. — Я просто не хочу торопиться, я так долго тебя ждал и не хочу торопить события. Понимаешь? Ира сжимает в руках подушку, но в ответ лишь улыбается и кивает. — Спасибо, это все для меня очень важно, поэтому давай не торопиться. — Как скажешь. — Я посплю там, прости, мне надо выспаться перед завтра, да и тебе тоже. — Он подходит и целует бархатный нос. — Сладких снов. — Споки ноки. Антон выходит, а Ира начинает убивать подушку своими маленькими кулаками, проклиная одну голубоглазую суку.***
«Вспоминаю ли я о нем хотя бы иногда? Нет. Иногда, точно нет. Ведь иногда я о нем забываю, а в остальное время мысли о нем крутятся в моей голове двадцать четыре на семь. А все это помешательство произошло как раз после того самого утра, после которого я чувствую холодок на щеках. В то утро случилось еще кое-что. Я поднял белый флаг сам перед собой. Ведь я не мог, просто не мог не ждать его каждой ночью на своем балконе и не мог обойтись без его пожелания спокойной ночи в голосовом сообщении, которое он отправил мне когда-то. И отрицать это уже не глупо, а смешно.» — Как там дела с отчетом? Антон смотрит в экран на зеленый ползунок и кивает. — Грузится. — Гуд! Влад, ты хорошо спишь? — Осматривает взволнованный начальник флаг Франции на бледном лице своего подчиненного в виде красных глаз и синих кругов под ними. Антон кивает. — А вы? — А мне спать не положено. Антон и Станислав Юрьевич сидели в привычном сером кабинете, и пусть на улице была жара, но тут было всегда холодно. — Всем положено, а то крыша поедет на нас начнете срываться. — До Антона доходит смысл сказанного, он улыбается, поворачивается на Станислава Юрьевича и строит брови домиком. — Извините, вы не подумайте, я не… — Да я с тобой уже столько всего подумать не должен, что теперь не знаю, что и думать. — Оголяет он клыки и сверлит его своим нахальным черным взглядом. Антону становится жутко дискомфортно от такого давления, он смотрит на ноутбук и радостно показывает его начальнику. — Готово! — Очень здорово, приступай к следующей задаче. Антон смотрит на время - осталось двадцать минут до конца рабочего дня, он тяжело вздыхает и кивает. — Ты что думаешь, я совсем сатрап? «Честно? Пара мыслей имеется на этот счет.» — Ну что вы, конечно же нет. — Беги домой, завтра продолжим. Антон улыбается, радостно захлопывает ноут и соскакивает. Но тут же замирает - опять этот липкий страх, который с ходу вгоняет тебя в ступор. Он краем глаза видит блеск черных глаз, улыбку и руки, которые нервно перебирали карандаш. — До завтра, Влад. — До свидания. — Заставляет Антон себя через оковы страха идти вперед до двери. Он выпадает в общий кабинет, и его тут же обдает уютной жар рабочей атмосферы. — О, Тоха, ты уже домой? — Вскакивает Витя. — Ага. — Падает Антон за вечно теперь пустующее место напротив Иры. «После той ночи прошло три дня. Три дня, как мы ведем себя так, будто ничего и не было. Ведь ничего и не было. И три дня, как мы с ней больше не пьем вместе. Видимо та ночь была ретроградным меркурием в наших отношениях.» — Кс-кс-кс, пойдем домой? Из-за монитора выглядывает не кс-кс-кс, а гав-гав-гав. — Ты иди, я к тебе часов через пять присоединюсь. — Метает она гневные искры в Анатолия, который только пожимает плечами. — Я тогда тебя подожду. — Антон, иди домой. — Безапелляционно настаивает Ира. — Погнали, не мешай людям работать. — Хватает Витя его за шкирку и тянет к выходу. — Всем пока! Но в ответ им прилетает лишь вздох отчаяния. Витя трогается, а для Антона эта машина не кажется уже такой чужой. — Вы привлекаете слишком много внимания. — В смысле? — Не испытывайте терпение начальства, отношения на работе не просто так запрещены. — Да какие отношения, мы просто живем вместе, она мой друг. — Ага, потом Станиславу Юрьевичу будешь объяснять, когда увольнение по собственному подписывать будешь. К вам послабления потому что вы практиканты. — Да ладно-ладно, я понял. Антона любезно высаживают у метро, он проходит турникеты, чувствуя, глухую вибрацию в штанине. — Привет! — Засовывает он наушники в уши. — Как там поживает обнаглевший ребенок, который считает себя взрослым, при этом забывая звонить родителям? — Ра-бо-та. — По-ни-ма-ю! Домой едешь? — Ага, вот сегодня пораньше отпустили, что удивительно. — Это чудесно, сфоткай счетчики Арсения и отправь мне. Антон подвисает, содрогаясь от этого имени, которое он даже в мыслях не мог произнести. «Ого, как мы быстро от любезности перешли к простым задачам. Типичная тетя Лена.» — А сам он что камерой не умеет пользоваться? — Он съезжает, временно пока не живет, так что сфоткай. — В смысле съезжает? — Ну, в процессе переезда, вы что не общаетесь? Я думала ты там ему чемоданы помогаешь упаковывать. — Нет не помогаю… А как я сфоткаю, ключи только у него, так что пусть топает и сам фоткает! — Злится Антон. — Возьми у Ирины Дмитриевны. Так все, я поехала за твоей маман жду фотку. — Ага, передавай привет. — Вот возьми, позвони и передай! Антон закатывает глаза и выключает телефон. И после все полтора часа езды до дома новость, что его сосед переезжает, не давала ему покоя. «Мы ведь, и правда, можем больше не увидеться. Никогда. Да и к лучшему, он был послан мне судьбой, чтобы я воссоединился с Ирой, ни больше ни меньше.» Антон медленно пожирал себя, сидя на лестнице в подъезде. Ирина Дмитриевна только с виду выглядит немощной старушкой, на самом же деле ее график поплотнее графика британской королевы будет, а поэтому застать ее дома задача со звездочкой. — Тоша, ты чего тут? — Падает самая заботливая рука ему на голову. У бабушек с годами руки становятся сморщенными от накопленной заботы. Антон поднимает голову и красными, как у самого голодного вампира, глазами смотрит на эти блаженные ямочки на щеках. Бесспорно в свои годы эти ямочки разбили ни один десяток сердец. — Жизнь всегда такое дерьмо или только когда тебе двадцать? Ирина Дмитриевна прикрывает рот и хихикает. — Не переживай, жизнь - огромные жернова, все перемелется да мука будет. Лепешек напечем и поделимся со всеми. И с друзьями и с врагами. И будут лепешки такие вкусные, что ни о чем другом ты подумать и не сможете. — А я сейчас хочу лепешку, а не жернова! — Стонет он и падает лицом в колени. — Пойдем, Тоша, будет тебе лепешка. Бабушкины квартиры - это особый вид комфорта. Тут всегда пахнет бабушкой, теплом, уютом, едой, хозяйственным мылом и чистыми простынями. Антон раньше часто гостил у Ирины Дмитриевны, его оставляла тетя Лена на временный пригляд, и его всегда восхищала эта квартира. Маленькая кухонька с «захламленным столом» как бы сказала тетя Лена. На нем было все от печенья и конфет до варенья и меда. Много шкафчиков и полочек, где можно найти сушеные травы, из которых получается удивительный чай. Антон никогда не любил чай, но чай из этих трав пил взахлеб. Чайник старый, очень старый, впрочем, как и сковородки. Но Ирина Дмитриевна никогда их не выкидывала, ссылаясь на вкусовой слой посуды, который копится годами, и Антон считает это самым правдивым утверждением, ведь он нигде не ел такую вкусную картошку. Только тут и ... Антон фыркает и встряхивает головой, проходя в маленькую гостиную. Диван, рядом с которым стоит журнальный столик, два больших мягких кресла, которые автоматически принимают твой контур, давая ощущения, что они сделаны специально для тебя. Телевизор, старенький, но для десяти каналов и такой сойдет. Шторы. Для Антона главное, чтобы шторы были настолько плотные, чтобы ни один солнечный лучик не прошел. А для Ирины Дмитриевны была важна красота. Поэтому первым слоем красоты шел белый узорчатый тюль, а вторым легкие шифон в розочку, который в моменты рассвета заполнял комнату теплым оранжевым светом. И ковер. Такой огромный и большой, наверняка еще лет десять назад он висел на чьей-нибудь стене, занимая все воображение засыпающего. Тут всегда было чуть теплее, чем надо. Настолько тепло, чтобы каждый приходящий снимал с себя все свои кофты защиты, оставаясь в одной футболке ничего ни от кого не скрывая. — Тоша, располагайся, я сейчас тебе картошечки пожарю. — Не надо, не стоит, я только за ключами. — У меня не так часто бывают гости, позволь мне за тобой поухаживать. — Улыбается она своими ямочками и скрывается из вида. Антон падает в любимое кресло и всматривается в кружевные салфеточки, которых поприбавилось с его прошлого визита. Несколько минут шарканья ножа о картошку и вот он долгожданный звук взрыва масла. Антона развозит. Слишком хорошо, настолько, что он почти забывает о цели своего визита. — Не заскучал ты тут еще? — Заходит Ирина Дмитриевна со сковородкой, досочкой и парой вилочек. Антон тут же соскакивает и помогает. Дальше идет чай с травками и сладости. Секунда и ножки небольшого журнального столика были готовы надломиться от внезапного ужина. — Приятного аппетита. — Спасибо. Ирина Дмитриевна снимает пробу и одобрительно кивает. Она никогда полноценно не ела в присутствие Антона, ссылаясь на то, что терпеть не могла, когда ее бабушка ела при ней. Антон зубами снимает картошку и содрогается от резких выдохов. Он даже предположить не мог, что она не полезет в его горло. Он быстро моргает, отгоняя слезы, берет кружку и делает пару глотков чая. Картошка вкусная, но он знает, кто может приготовить лучше. — Так как ты там выразился… Нет, я так не смогу! — Хихикает она и пьет чай с пряником. — Что у тебя произошло? Антон понимает что врать бессмысленно. Ты можешь врать маме, но не бабушкам. С годами к заботливым рукам у них прибавляется еще и рентген в глазах. Их бесполезно обманывать, они все чувствуют. — Похоже, тот человек, которого я так долго любил, сейчас мне уже не так уж и нравится. Или я не любил? Или со мной что-то не так? Ведь нельзя не любить после стольких нервов, слез и бессонных ночей. Ирина Дмитриевна смеется, она всегда смеется. — Мальчишки, такие мальчишки. Вам нужны победы, чтобы иметь в этой жизни смысл. Подожди, к тридцати годам это пройдет, а сейчас я рада, что у тебя хоть совесть есть. — Победы? — Мужчины развязывают войны для потехи, так уж заложено природой, покорять и идти дальше. — Я не такой. — Хмурится он и заталкивает в себя картошку. — Мне некуда идти дальше. Я хочу ее оберегать, готовить завтрак, слушать, помогать, но почему-то мне все кажется, что это не то, что ей надо. — Затихает он и поднимает измученные глаза. — Ей надо? — Смеется она. — А может не то, что надо тебе? Женщины на удивление просты. Им нужно знать, что над человеком рядом они имеют полную власть. Любовь нужна мужчинам. А женщинам уверенность, что человек рядом с ней предан и отдан в ее руки полностью. Ведь только чувствуя в своих руках биение вашего сердца, девушки могут расслабиться и подарить вам любовь. А до тех пор, она будет для тебя больше соперником, чем союзником. «Отдать Ире свое сердце? Я был готов, но как только я за ним потянулся, то заметил, что его украли.» — А вы любили? — Отрывается Антон от картошки. — Конечно, я ведь не сразу бабушкой родилась. — А почему тогда вы одна? Извините, это бестактно. — В моем возрасте такт крадет время, а у меня его и так немного осталось. — Она отхлебывает чай из блюдца, ее губы искажаются в сухой улыбке, а уголки глаз в невиданной печали. — Конечно же я любила. Но я была слишком молода и глупа. Жалко, что в школе между уроками математики и русского языка у нас не было урока, как правильно нужно любить. — А почему вы тогда не вместе? Он умер? — Я училась в десятом классе, он в двенадцатом. — В двенадцатом? — В двенадцатом. Два года я тяжело вздыхала о нем, а потом подруга меня пригласила к ним на выпускной в парк. Я пошла. Было весело. Танцы, лето и музыка. Вечером он пошел меня провожать, я так удивилась, что даже не знала, что сказать. Тогда говорил он. Он сказал, что уходит в армию послезавтра и хочет, чтобы я была его другом по переписке, что ему будет приятно получать мои письма. Мы два года были друзьями по переписке. — Ирина Дмитриевна улыбается и уходит в странную комнату, куда она не пускала никого, и выносит старую обувную коробку, которая была забита письмами. — А когда он пришел, то признался мне в любви и сделал предложение. А я побелела от счастья. Но, времена начинали быть неспокойными. Он связался с криминалом, его подставили. За те два года, пока он был в армии, многие его друзья без школы и универа стали обычными шалопаями. И когда вернулся мой Коля, друзья тут же в оборот и взяли. Что-то куда-то отдать, что-то кому-то продать, а он и рад стараться, на свадьбу ведь копил. Потом что-то куда-то и его прикрыли на четырнадцать месяцев. Не долго, но клеймо на всю жизнь. Я его ждала, свадьбы ждала, семьи ждала. А родители, общество, подруги, как стая воронов кружили надо мной. Выйти замуж за зека - невообразимый позор. Это удел старых дев и проституток. Родители меня под шумок за другого выдали… Антон выходит из квартиры Ирины Дмитриевны и прижимается спиной к белой стене. — Ебать… «Да у меня все не так уж и плохо! Да у меня все вроде как заебись!» Антон поднимается к ужасно знакомой квартире, но такой непривычно чужой, и тактично стучит, все еще надеясь, что это все одна не смешная, дурацкая шутка. Но дверь не открыли ни через один тактичный стук, ни через два, ни даже через десять совсем уж бестактных долбежей. Антон наносит финальный удар лбом, смотрит на ключи, неспешно заходит, тихо прикрывая дверь. Гробовая тишина. Эта квартира пустовала уже давно. Ни света, ни запаха, все застыло в точности, как и было кинуто хозяином. На кухне импровизированная пепельница в кружке из-под кофе. В гостиной идеальная чистота, хотя нет, кое что выбивалось - повисшая штора. Хозяин настолько хотел скрыться от мира, что ненароком оборвал ее. Из ванной была прихвачена щетка. В коридоре не было куртки. В спальной был хаос. Хозяин слишком торопился убраться отсюда, что сорвал нужные ему вещи и даже не удосужился поднять за собой гардероб. Это как квартира в мире после апокалипсиса. Случилось что-то настолько страшное, что нужно было бежать, бежать и не оглядываться. Антону не хочется плакать, ему хочется тошниться. Когда-то он смотрел разбор фильма «Общество мертвых поэтов» и там в заключительной сцене парня тошнило от горя. И обзорщик осудил это. Ведь Голливуду настолько впадлу придумать хоть одно нормальное средство выражения безысходности состояния души, что они везде штампуют эту рвоту. Кто-то умер, надо проблеваться. Ушел дорогой человек, надо проблеваться. Жизнь катится к хуям, надо проблеваться. В тот момент Антон был согласен с этим обзорщиком, но сейчас, ему надо было проблеваться. Но вместо этого он решает перекурить. Прямо тут, стоя в коридоре, как на перекрестке временного отсчёта. Он достает пачку и поджигает сигарету. Пусть тетя Лена его и убила бы за такое, но это больше не ее квартира, и для Антона никогда ей не станет, а хозяин простит. Он помнит все. Как первый раз пришел сюда, как второй раз пришел сюда и как все последующие разы приходил сюда, что бы не случилось, он перся сюда уже на автомате, и вот сейчас он опять тут. Было столько счастья, а сейчас хозяин квартиры ушел и забрал все с собой. Было бы здорово, если бы Антону было также никак, как когда-то, когда он его еще даже не знал, но нет, теперь ему не никак, теперь ему плохо. Не спасает ни алкоголь, ни сигареты, ни даже такой сильный когда-то наркотик, как Ира. Антон проходит на кухню, оставляет следы преступления в импровизированной пепельнице и шаркает в спальню. Если бы он шел нормально, возможно он бы не запнулся об трико, если бы он не запнулся об трико, то он бы не упал, если бы он не упал, то возможно бы и не вскочил, если бы он не вскочил, то возможно бы и не тряс трико, проклиная их во всех своих бедах, если бы он не тряс трико, проклиная их во всех своих бедах, то возможно бы из трико не выпали ключи. Но в этом мире все возможно и поэтому Антон нагибается, поднимает с полу маленькие поблескивающие ключи и внутри все обмирает. Антон чувствует, как на его руке захлопывается что-то холодное, он медленно опускает взгляд вниз, видит на себе наручники, которые тянулись в аккурат до руки брюнета, а также ключи, которые летели в открытое окно. — Нет… Нет! — Резко дергается парнишка, чуть не выпадая с девятого этажа. — Нет… — Смотрит он в темную пучину, которая забирает у него возможность на самостоятельное будущее. А точно ли там были ключи? Точно ли Антон их видел? Он столько раз смеялся над собаками, которых обманывают хозяева, понарошку кидая мяч, и неужели он сам стал этой собакой. «Они все время были у него… Он в любой момент мог отпустить меня… Он спал на полу, терпел мои избиения, наслушался за это время в свой адрес такого, что и вспоминать стыдно, и не отпустил. Изначально не было никакого эксперимента. Он все спланировал.» — Нет… Нет! НЕТ! — Антон отшвыривает ключи в стену, вылетает из квартиры со скоростью звука, запирает ее на все замки и уносит ноги, пока мозг еще не успел сделать хоть какой-нибудь лишний вывод. Антон ходит по магазину. Ира ехала домой и скорее всего была уже дома. Поэтому Антон решил что-нибудь приготовить и свалил в магазин. Ведь когда он готовит, он не может думать ни о чем другом кроме ножа и своих рук, сковородки с маслом и своих рук, газа и своих рук. В общем, дальше сохранности своих рук его мысли точно не уйдут. Он перебирает все в подряд, смотрит сроки, составы, приходит к выводу, что все не то и ставит на место. Сыр, маасдам, нет, не маасдам, голландский, нет, российский, нет, подороже, тоже нет, творожный сыр, с грибами или с травами, нет, ни то, ни другое, да и вообще не сыр, кальмары, смесь, нет, чистые кальмары, к черту кальмаров, лосось, да, точно лосось, но тут остался только по акции, а рыбу по акции брать нельзя, пофиг, кефир, один процент или три, в чем разница, телефон, в жирности, тогда три процента, но один для похудения, Ира только на таком и сидит, тогда один, но он, наверное, не вкусный, тогда три, ого, тут еще есть пять, но это уже перебор, да и зачем вообще кефир, молоко и сметана… И тут его нога снова вибрирует. — Да, в магазин ушел, уже к кассе иду, ты уже дома? Хорошо, да, уже бегу, да тут очереди такие, все, жди. Антон тянется к кефиру, но его уводит другая рука. Антон смотрит кому принадлежит эта рука, но лучше бы не смотрел. Ведь это была та самая женщина, которая ловит моменты своей личной жизни, отдыхая от работы и семьи, бесцельно гуляя между полок магазина. Женщина его тоже узнает и понимающе улыбается. Он улыбается в ответ и даже начинает хихикать. Женщина тоже начинает хихикать. Консультант с сочувствием смотрит на эту истерику и проходит мимо, чего он только тут уже не видел. — Так не должно быть. — Тихо шепчет женщина. — Не должно. — Тихо отвечает ей Антон. — Но будет. Улыбается она и уходит. «Не будет… У меня не будет… » Антон как обычно заходит в лифт, свешивает покупки на небольшой поручень и вписывается головой в свой любимый угол. Такой холодный, вонючий и родной. Он дальше практики планы на лето не строил. Ему казался июль чем-то за гранью, другой вселенной, чем-то таким далеким и нереальным. Но вот он подкрался настолько близко, что через неделю обрушится на парнишку жаркими объятиями. Дверь лифта открывается, а Антон проклинает себя за то, что опять забыл нажать свой этаж. — Антон, а ты вообще умеешь лифтом пользоваться? Дыхание парнишки сбивается, он медленно оборачивается, видит широкую спину в черной кожаной куртке и робко касается ее плеча. На него оборачивается недовольное лицо, мираж рассеивается, а Антон опять врет на ходу. — У вас плечо было белое, об подъезд замарались видимо. — О, спасибо. — Стряхивает остатки несуществующей грязи парень. «Так больше не может продолжаться...» Он заходит домой, скидывает кроссовки четко на коврик, оттаскивает пакеты на кухню и ищет Иру, которая валялась на его пуфике на балконе. — Умираешь? — Анатолий ?#@*&%! Антон в шоке моргает глазами, даже он таких матов не знал и сомневается, что в ближайшее время хотел бы узнать. — Будь он проклят сто раз на понос! — Заканчивает она свою тираду. У Антона вибрирует нога. — Секунду. — Достает он из джинсов телефон. — Тетушка! — Какая я тебе тетушка?! Где мои счетчики?! — Сейчас будут. — Быстро скидывает он звонок и разминает ухо, возвращая ему слышимость. — Что тетя Лена хотела? — Счетчики Арсения. — А сам он что? — Он съехал. Ключи взял у Ирины Дмитриевны, а до квартиры еще не дошел, подождёшь меня пять сек? — Да, давай. Антон убегает, а Ира радостно откидывается, смотря в небо. — Ну хоть какие-то приятные новости. Свалил! Он свалил! Антон смиренно открывает дверь квартиры, проходит в ванную комнату, фоткает счетчики и бежит обратно, будто темной ночью из туалета в кровать. Ведь его преследовало кое-что похуже бабайки, да если бы его преследовала бабайка, он бы вообще не бежал, он бы даже шел к ней на встречу. Его преследовали воспоминания, которые цепляют его за ноги, но он усердно сопротивляется, выбегает в подъезд и закрывает дверь, запирая самого страшного монстра по ту сторону.***
Антон не шел домой, он полз, как слизень, оставляя после себя на асфальте след из слез. И первое, что он слышит, когда переступает порог своей квартиры - запах еды. А затем и шум воды из ванной комнаты. Он не знает почему, но сейчас Иру он хочет видеть меньше всего. Если раньше одиночество для него было смертельным приговором, то теперь он хочет найти в нем спасение. Его сегодня выебал Станислав Юрьевич во все щели и без смазки, а потом еще предложил подвезти, в качестве компенсации за тот объем отчетов и таблиц, которые практикант свел и перепроверил. Но Антон отказался и в этот раз ему этот отказ дался труднее, чем в прошлый. Он раздевается, снимает с себя форму рабочего, залезает в трико и футболку, осматривая желтеющие синяки. Даже тело знает как разобраться со своими проблемами, а Антон нет. Он заходит на кухню и видит на столе бутылку вина, бокалы, салаты, а в духовке курочку с картошкой и сливками. Многие на его месте бы обрадовались, но он хотел развернуться, уйти и не приходить. Примерно как в тот вечер, когда и она не пришла, променяв ужин с ним на Мишу. Антон помнит, как ему тогда было обидно, как он разгромил к хуям и этот салат, и эту посуду, и эти бокалы. Помнит, как ворвался к Арсению и утащил его к себе. Помнит, как Арсений преобразил его вечер одним своим появлением. Но сейчас он не понимал, почему он не должен поступить также, как она в тот вечер? Почему они вообще поменялись местами? Почему она вообще с ним? Она ведь его даже не любит или она и не умеет любить? Антон падает на стул и делает пару глотков вина. Арсений был всегда рядом, потому что хотел, а Ира? Она с ним, потому что так легли карты? Он усмехается и делает еще пару глотков. «А если так подумать, то сложность состоит лишь в том, что я не могу ответить на вопрос, который так часто задаю себе последний месяц. А чего я боюсь? А что если не думать, что если попробовать?» — Ты уже пришел, не думала, что этот сатрап отпустит тебя так рано. Антон вздрагивает и оборачивается - напротив стояла Ира, она была в одной толстовке и с мокрыми волосами. Прекрасна, прекрасна до невозможности. — Я приготовила ужин! А то мы последнее время с работы домой из дома на работу, тоска, еще с тобой не женаты, а уже развестись хочется. «Женаты… Долгоиграющие же планы у тебя же все-таки.» — Для семьи должна быть любовь. — Отпивает он еще пару глотков и смотрит на румяную курочку перед собой. — А у нас что? — Хихикает она и достает тарелки. — Ты мне скажи. Ира облокачивается на стол и поднимает на себя его задумчивое лицо. — Уууууу, сатрап все соки из тебя выжал, ну ничего, винишко, курочка и все будет заебись! — Улыбается она и принимается накладывать курочку. — Так что? Ира берет одну тарелку, падает к нему на колени и кормит с вилочки. Антон снимает зубками картошку и улавливает что-то странное. — Антон, ты мне нравишься, всегда нравился, я долго считала тебя малолетним инфантилом, но только сейчас я поняла, насколько ты вырос, и теперь, это мне надо пару лет, чтобы тебя догнать. Антон еще сильнее ощущает что-то инородное. Он принюхивается, но вокруг только запах курочки и картошки, и вина, и… чего-то еще. Ира убирает курочку, обнимает его за шею и скрещивает ножки, оголяя бедра. — А ты, что ты чувствуешь ко мне? — Тихо шепчет она. Антон забирает у Иры бокал, отпивает и закусывает алыми губами напротив. — Я чувствую, что ты важный для меня человек. Ира улыбается и обнимает его сильнее, чуть не душа. Он утыкается в ее толстовку и блаженно вдыхает. Его зрачки расширяются, все внутри восстаёт, волна возбуждения окатывает его с кончиков пяток до кончиков волос. Антон сжимает ее крепче, зарываясь в толстовку. Он как вампир, что почуял кровь, только это была не кровь, а запах, запах Арсения, толстовка Арсения, этот проклятый аромат мяты, табака, кофе на этой треклятой толстовке! Руки Антона скользят по ее талии, лопаткам груди, он знал что и как делать. — Кто-то хотел не торопить… — Антон не дает ей договорить, а жадно целует, берет на руки, уносит в свою комнату и кидает на кровать. Ира взбудоражена, растеряна, загнана в угол. Антон снимает футболку, оставаясь в одних трико, и сейчас он уже не казался таким дистрофиком. Подтянутое тело, сходившие синяки, тяжелое придыхание, зеленый взгляд пумы, которая вот-вот кинется. Ира садится на колени, разводя ноги в стороны, пытаясь как-то взять ситуацию под контроль. Антон падает рядом, просовывает руку под толстовку, чувствуя мурашки на ее спине, и медленно заваливает, впиваясь в шею. Запах… Этот запах… Как кровь для акулы. Просто сводит с ума. Ира стонет и извивается под ним, не понимая, как с таким талантом можно все еще быть девственником. Он перекладывает руку ей на живот и прижимает к кровати. Его губы отрываются от тонкой кожи, давая передохнуть красной шее, и переключаются на грудь, задирая толстовку. Ира больше не может ждать и решает перенять инициативу. — Хочу тебя. — Снимает она с себя толстовку и седлает его бедра. Грудь ложится на голый торс, зубы покусывают мочку уха, а руки спускаются по косым мышцам, оглаживая под трико вставший член. — А ты похоже меня даже больше. — Притягивает она его за скулы и целует. Запах сменяется. Антон скользит носом по взбудораженной коже от подбородка до пупка, как Парфюмер, но запах умер. Он ушел вслед за своим хозяином. Антон скулит, как охотничья собака, потерявшая след. Разум трезвеет. Его отпускает. Он постепенно приходит в себя, только сейчас осознавая, что натворил. Он хватает Иру за руку и укладывает на спину на кровать. — Извини. — Соскакивает он и убегает в подъезд прямо так, в чем есть.***
Антон просыпается от ласкового света, который нежно приоткрывает ему глазки, сообщая что пришел новый день. Сонная моська зарывается в подушку, ворчит и наотрез отказывается принимать в этом дне хоть каплю участия. Лето, каникулы, можно забить на учебу и бегать до заката босиком по траве в деревне у бабушки. Он улыбается. Пьянящий аромат бьет ему в голову, и он отдается сну все больше, обещая себе через пять минут точно встать. Но вот деревянный домик сменяется шумным бизнес центром, бабушкины пироги кофе, от которого у тебя скоро будет язва, пение птиц, шумом принтеров, а такой добрый и приятный голос родного человека, пугающим рыком Станислава Юрьевича. Антон соскакивает и осматривается по сторонам. Он в кровати Арсения, в руку до боли впилось что-то металлическое, он раскрывает ладонь и видит маленькие ключики. Из рта несет перегаром. Арсений мог вывезти из дома все, но не виски. Голова весит тонну. А предстоящий день казался ему неподъемным грузом. Он нащупывает где-то под бедром свой телефон и через страх смотрит на время, боясь увидеть там часов двенадцать, а то и все два. Но то, что он увидел пугало его в разы больше. Пять утра. Пять утра. Он поспал час от силы. Есть выбор и выбор крайне сложный. Продолжить спать, проспать и прийти на работу как недочеловек. Или встать сейчас, внешне выглядеть образцово показательно, но внутренне чувствовать себя как недочеловек. Но всех интересует только оболочка, так что над ней и поработаем. Антон сползает с кровати, проходит пару метров, которые для него стали настоящим марафоном, заползает в ванную, врубает прохладную воду и ложится, подставляя лицо мелким струйкам душа. Прохладное утро, немногочисленные прохожие, машины и голос совести, который просыпался в нем последний раз лет в четырнадцать, когда советовал, какую пачку сигарет лучше всего купить. «И до чего ты докатился, Антон? Ты пахнешь как Арсений, ты в одежде Арсения, ты с электронкой Арсения пиздуешь его пидорской походкой на работу, таращась по сторонам, чтобы не пересечься с Ирой. Ты ебнулся? Молчишь… Хорошо, поговорим по другому. Ты два года хвостом увивался за Ирой. Ты отбил ее у этого мудака. Она живет с тобой. Считает тебя своим парнем. Вы сосетесь на работе в туалете, сосетесь в метро, в парке под сиренью, в кинотеатре, дома… Она сказала тебе вчера, что хочет тебя, а ты свалил, как конченный пастырь из проститутошной. Ты ебнулся? Хорошо… Не хочешь отвечать не надо. Но! Ты средь бела дня говоришь сам с собой. Ты ебнулся.» Антон трясет головой, не сразу переступает с движущегося эскалатора на не движущийся пол, падает, создавая толпу и массу негодования у людей, которые в полусне пытались добраться до работы. Он отползает в сторону, поднимается, отряхивает шмотки, ссась, что Арсений его отпиздит за них. «Наивный. Чтобы отпиздить, нужно хотя бы находится с человеком в пределах видимости. А ты пока очень далек от этого. Какой же ты дебил косоногий. Годы идут, а ты нихрена не меняешься. Выгладил рубашку? Просунул ремень в джинсы? Подобрал черную кофту без катышков? Очнись, если ты хочешь походить на него, то стань уже мужиком, а не овцой бесхребетной! Послал его, чтобы он у тебя Иру не увел? Да ты сам у себя ее увести не можешь! Не можешь сделать хоть что-то по-человечески, уж не мешал бы другим! А то ни себе ни людям!» — Заткнись… — Шипит Антон. — Вы уже определились? — Интересуется стажёрка его кофейни. Антон отрывается от меню, которое он знает наизусть, и пространно кивает. — Кофе с ликером большой. Стажёрка кивает и приступает к работе, а из-за угла выныривает девушка, которая никак не могла бросить новичка без присмотра, и она сейчас не про стажёрку. У Антона звонит телефон, перед ним ставят кофе, он кивает, оплачивает, одной рукой продолжая искать зудящее нечто. — Да. — Пройдемте в кладовую. Антон смотрит в сторону служебного выхода, где качалась дверь, берет свой рюкзак и, несмотря на все протесты стажера, проходит в кроличью нору. Антон осматривает привычный чулан-комнатуотдыха-каморку. Его темные стены, желтую тусклую лампочку, обшарпанный диван и повидавший виды кофейный стол. Аня сидела у дивана, протянув ноги под столом, курила, пила ликер из горла и запивала маленькими глотками кофе с соленой карамелью. А Антон? А что Антон. Он понимает на что идет, а поэтому занимает место напротив Ани, осматривая подругу. — Да, ты шикарная женщина. — Подмечает он ее мастерство делать колечки из дыма. — Пф, еще бы. — Вскидывает она рыжие волосы и наклоняет голову вбок, разглядывая взъерошенного парнишку. — Ну так что у тебя стряслось? — С чего ты взяла, что у меня что-то стряслось? — С того, что на тебе намного правдоподобней смотрелась бы смирительная рубашка, а не офисная. «Ну, давай, выкладывай. Расскажи ей все. Расскажи, как ты наврал Арсу, что Ира забрала у тебя ключи, чтобы потом прижиматься к нему всю ночь своим полупьяным телом. А нет, давай лучше расскажем о том, как Ира тебя в тот день нахуй послала, сказав, что ты гребаный малолетка, а сейчас она налила тебе в уши, а ты рад стараться, бегаешь вокруг нее, как привязанный козел! Что? Что ты молчишь! А потому что сказать нечего! Господи, да когда ты уже повзрослеешь!» — Заткнись… — Уууууу, Антон, ты бы… — Как ты стала лесбиянкой? — Сверкают два зеленых глаза, как светофор на пешеходном переходе, давая добро на все запретные темы. Аня давится дымом, запивает все ликером, протягивает его Антону, но тот отрицательно качает головой, ведь ему сука через два часа на работу. — Нуууу, прилетела сова и принесла мне письмо в школу лесбологии. — Заливается она ведьминским хохотом. Антон отнимает ликер и ставит от нее подальше. — Я серьезно. — Ну так и я. А зачем тебе эта информация? «Потому что нам надо собрать статистику по всем людям нетрадиционной ориентации, чтобы мы приняли тот факт, что смена вкусов в процессе эмоционального, физического и морального взросления - это нормально! Хотя взросление это не про тебя.» — Заткнись… — Выдыхает он и поднимает измученный взгляд на Аню. — Просто интересно. Она делает вид, что не замечает, как у ее друга течет крыша и вливает в себя еще пару глотков. — Никогда не было интересно, а сейчас вдруг стало? «Нам много что интересно вдруг стало. К Арсу каждую ночь на балкон ползать, ведь нам интересно, как он спит.» Антон вскакивает на ноги, прыгая от гнева на одном месте. — Да просто расскажи! Не хочешь, не рассказывай! Пофиг! — Идет он к двери. — Да успокойся ты истеричка малолетняя. — Я не малолетка! — Ну хоть с истеричкой согласен. Антон дуется и падает обратно на пол. — В десятом классе. Нееет, немного вводной информации, я начала трахаться в четырнадцать. — Чего?! — Выпучивается он на подругу, на что та только смеется. — Того. Мне не понравилось. А потом во мне это, в принципе, не вызывало никаких чувств. У меня было много парней, очень много. Я их не любила, но мне было приятно держать кого-то рядом. Я жизненно в этом нуждалась. В тепле, заботе, внимании, подарках и если им за это нужно было платить сексом я не против. Обмен честный, каждый получал свое. «Ууууу, видишь, у нее хотя бы хватает ума в этом признаться!» Антон рычит и закуривает тоже, чтобы унять этот бесячий голос в своей голове. — А в каком смысле ты не получала чувств от секса? — Я отключалась. Знаешь, ты читаешь книгу, уходишь в свои мысли, а потом такой, сука, заново перечитывать. Вот там было также. Как только он входил в меня, я просто уходила в свои мысли. — Она нервно смеется. — Один раз у парня была доска-планер, он трахал меня, прижав к стене, а я думала о дне рождении Егора. Там было обведено число и помечено ДР ЕГОРА. Я подбирала подарки. Если это младший брат, старший брат, сын маминой подруги, собака, друг. Меня настолько это поглотило, что я поняла, что все закончилось только тогда, когда он положил меня на кровать, и эта доска ушла из поля моей видимости. Я была в постели не просто бревном, а гранитным монолитом. Поэтому то парни у меня менялись с занятным постоянством. А мне было пофиг, дальше конфето-букетов я никогда не заходила. — Пиздец… — Пиздец был позже. Я подумала, что все так живут, а потом я узнала про асексуальность, либидо и прочую фигню. Но! В десятом классе я одуреть как влюбилась в Марка с параллели. — Она улыбается и смущается, а смущенная Аня это на грани. — И сначала я просто тайно вздыхала по нему, думая, что секс с ним точно будет отличаться. И когда я перешла в одиннадцатый, то подумала, надо брать его хоть силой, хоть жалостью. У меня оставался год, и мне никак нельзя было упускать свой лучший секс. Но была проблема, рядом с ним крутилась его подруга детства Карина. А он был активистом и готовил новогодние праздники, я пошла к нему в подмогу и так, как я крутилась около него, ни одна стриптизёрша не исполняла вокруг шеста. Но эта Карина сразу все поняла и просто издевалась надо мной. Просто издевалась! Сучка! — Делает она пару глотков, улыбается и закуривает. — Но вот Марк пал перед моими чарами, у нас все случилось и ничего нового. Абсолютно! В новогоднюю дискотеку прямо в актовом зале я надралась просто до потери пульса. Меня нашла Карина в кладовке, я ей выныла все, что накопилось за это время, а она меня прямо там и разложила. И это был пиздец. Всё, что было до этого, даже сексом назвать нельзя, я кончала и стонала, как сука. Антон краснеет от таких подробностей. — И после этого мы до выпуска отрывались до скрипа кровати, а потом я перешла в уник и парней у меня больше не было. — Охренеть… В смысле, а как ты приняла то, что ты лесбиянка? — С восторгом! «Учись как надо! Да помолчи ты уже! Ого! Кто с нами заговорил. Заткнись! Истеричка!» — Я думала, что я какая-то бракованная, но оказалось, что члены это не мое. И тогда все встало на свое место. Да и к тому же я делала то, что в кайф, и не заморачивалась. Да и Кари, просто сучка! Ты бы ее видел, сам бы разложился. — А сейчас она где? — Не знаю, надеюсь там, где она счастлива, в объятиях любимой, а о другом я и думать не хочу. — А хочешь ее найти? Аня улыбается и отрицательно качает головой. — Иногда судьбе лучше знать, что делать. Сведет, я с удовольствием проведу с ней пару ночей, а если нет, то так тому и быть. — Грустно… — Нет, она оставила мне кусочек себя, и он меня греет, а все остальное эгоизм. Теперь твоя очередь рассказывать. — Откидывает она голову на диван и пытается поймать лампу рукой, которая находилась от нее в двух метрах. — Что рассказывать? «Кхм… Заткнись тебе сказано! Расскажи, как ты пялился на его тело, когда клеил татуировку. Нет! О, тогда может, как ты его голосовое, каждую ночь включаешь на репите? Нет! А про ужин? Нет. Дрочка? Иди нахуй! Про поцелуй? Наручники? Его дыхание на твоей шее?» Антон рвано выдыхает, растягивает пару пуговок рубашки, берет ликер и делает несколько жадных глотков, запивая кофе. — Про твои гейские похождения с той голубоглазой сучкой рассказывай. — Уточняет она, не давая другу возможности отвертеться. «Ахахаха, попался!» — Так! Во-первых, никаких гейских похождений не было! А во-вторых, он не сучка! — Оуу, посмотрю, что ты скажешь, когда он тебя раком поставит и стонать заставит. — Смеется она. «Он скажет, о да, Арс, продолжай!» — Что?! Никто меня никуда не поставит! — Воображение срабатывает быстрее самоконтроля, он запрокидывает голову и закрывает лицо руками, оттягивая нижние веки. — Блядство! Только помни, если мы перестанем общаться, мне придется тебя убить, ведь ты слишком много знаешь. — Уиииии! Люблю такое! Секунду! — Аня доползает до холодильника, достает бутылку ликера, предназначенного для кофе и ползет обратно. — Время охуительных историй! — Мы встречаемся с Ирой. — Да ну нееет, скука смертная, отматывай на момент гейских похождений! — Да не было там никаких гейских похождений! «Враки мертвой собаки!» — Все началось с кухни. — У вас было на кухне? Так сразу? Охренеть! И ты молчал! — Да не было у нас ничего на кухне! «Кто врет, тому бобра в рот!» — А где было? — Нигде не было! — Рычит Антон и падает на пол, добивая себя глотками ликера. — Я тогда готовил завтрак, сэндвич, на его кухне, все спалил как обычно, и он встал на запах гари. И тогда, эта фраза, которая изменила всё мое отношение к нему. Он спросил, что у нас горит? Не что горит на моей кухне, не что ты опять спалил? А что у нас горит? И все, после этой фразы я не мог воспринять что-то отдельно от него. Все было нашим. Квартиры, проблемы, еда, все соцсети, тайны. Все общее, он сам этого захотел, а я не хотел отказывать. — Мечтательно улыбается он, погружаясь в транс от покачивающейся над ним лампы. — А потом этот взгляд, утонуть и захлебнуться. Невообразимо. И когда Поз сказал, что он гей, мною двигала такая сила, чтобы выяснить правду, что я готов был даже и его в этом убедить. И какого было мое разочарование, когда я узнал, что у него есть жена. Я старался все это в себе заглушить, но из-за этого сейчас я чувствую это все так остро, хотя прошел почти месяц, а не хрена не легче. И от этого просто сдохнуть хочется. — Закрывает он глаза рукой, понимая, что вообще не с того начал. — Он меня поцеловал, а я его, и это было как извержение вулкана, как плотину прорвало, как снос крыши, у меня никогда такого не было, казалось я открою глаза после этого поцелуя в белых стенах психбольницы. Тогда я думал, что он меня так наказал, напугать решил, чтобы я больше к нему не лез с непонятными подозрениями. Но вспоминая этот поцелуй сейчас… — Очерчивает он подушечками пальцев свои губы. — Если это было наказание, то оно сработало, ведь я будто с того момента стою в углу на горохе, который уже врос в мои колени. — Он рычит, делает еще пару глотков и продолжает, покрываясь красными пятнами от непонятного возбуждения и гнева. — А потом я осознал один факт. Я раньше редко когда дрочил, меня возбуждали больше какие-то романтические сцены из фильмов или сериалов или вообще всякая фигня, я порно не люблю, а вот что-то представить в своих мыслях такое розовое и эфемерное, просто почувствовать это распирающее тебя ощущение эндорфинов в животике. Чем ближе Арсений подпускал меня к себе, тем чаще я дрочил. Я за месяц выдрочил двадцатилетнюю норму. Блядство! Я тронутый! Меня лечить надо! — Утирает он слезы и пытается перестать смеяться. — А потом… Мы резали картошку. Сука! Гребаную картошку! И если бы не Ира, я уверен, мы бы как минимум пососались, я смотрел в его туманные глаза и был уверен в этом, он ждал разрешения от меня, а я почти разрешил. И это меня напугало до чертиков. — Он закуривает и начинает ходить из стороны в сторону, активно жестикулируя. — А потом, в тот же вечер, я ухожу спать, вспоминаю про зубки, иду чистить эти ебучие зубы! И вот я иду такой спокойно, поворачиваю голову, а они сосутся! Блять! Арсений и Ира сосутся! Все блять! Круг замкнулся! — Антон прыгает на месте, с раздражением молотя диван. — Ебучий случай! Ааааааа! А потом, я Арсу сказал, чтобы глаза мои его больше не видели. И сука уже ебаный месяц они его не видят, а я с любовью всей своей жизни в руках не могу думать ни о чем кроме него!!! — Он падает на колени и залпом делает пару глотков. — А самое паршивое, что я так и не знаю, что меня тогда взбесило больше. Что Арс целует Иру, или Ира Арса! Аня помоги, не знаю как, хоть лоботомию делай, но помоги. Потому что это свелось к такому пиздецу! Я не могу, я скоро сам себя привяжу к стулу и суну два пальца в розетку! — Что за пиздец? — Ты помнишь, что я тебя похороню? — Аня кивает. — Ира хочет секса со мной? Прикинь? Я два года к этому шел! Я сначала просто не хотел торопить события. — Стоп, а ты девственник? — Да с хрена ли вы это взяли, у меня была девушка с сексом! — И как? — Нормально. Дело не в этом! И чем больше я старался не торопиться, тем больше она наседала. И вот… Короче… Я не конченый. Ты ведь знаешь, что я не конченый? — Аня кивает. — Она села ко мне на колени. Этот запах, пиздец. Я не мог от него оторваться. В общем, эта ночь была долгой и я просто… Короче, я пытаюсь забыть Арсения Ирой! Я конченный! Мне так плохо от себя. Вывернуться охота, это ужасное липкое чувство. Я так больше не могу, я схожу с ума. — Запускает он руки в волосы и натягивает их до такой степени, что они вот-вот вырвутся с корнем. — Что мне делать? Аня, чтоооооо… Девушка делает пару глотков и задает самый неожиданный вопрос. — А что тебе Ира сказала на тот поцелуй? — Что Арс ее поцеловал, и что он к ней клеился еще на прошлой тусе. — А Арсений что сказал? — Что она его. — А, скажем так, зачем Ире его целовать? — Нет никаких причин. — А ему ее? — Да тоже нет, просто понравилась, хз, это блять как двадцать пятый кадр! Я не знаю… — Протирает он уставшее лицо. — А как происходил этот поцелуй, ты помнишь их позы? — О да! Я ее до сих пор забыть не могу. — Продемонстрируй. — Что? На тебе? — Ага, иди ко мне. — Хлопает она по своим бедрам. Секундные сомнения уходят на второй план, и он уже сидит на бедрах подруги. — Ира сидела так, одна ее рука была у него в волосах, вторая вот так на скуле. — А его руки? — В одной руке он держал стакан, и она была отведена в бок, а вторая лежала у нее на животе. — Как бы отталкивая? — Да я ебу что ли! Дверь в кладовку резко открывается и влетает стажер. — Мята! Где у нас мята?! — Пролетает она к холодосу, прикрывая глаза рукой, и уходит обратно. — Извините, я ничего не видела. Ребята переглядываются и смеются. — Ой бляяяять… — Ну, теперь слухов о твоей лесбийской натуре поуменьшится. Смеется Антон, но Аня не смеялась, она думала, он даже в унике ни разу не видел, чтобы она так думала. — А когда он тебя целовал, как это было? Поза? — Ты правда хочешь это знать? Аня кивает и облизывается с азартом. Антон ставит ее на колени, прижимает к своей груди спиной, одной рукой фиксирует ее руки, обнимая за талию, а второй разворачивает ее голову на себя. — Апельсины! Извините, я не смотрю, мне нужны только апельсины! — Ланью пролетает стажер до холодильника и обратно. — Пиздец, Антон, он еще та сука, тебе пизда. — Да ты о чем опять?! — Отталкивает он ее так, что та на локти приземляется на диван. — И то есть, ты уверен, что если бы Арсений захотел поцеловать Иру, это выглядело бы так? — Заваливает теперь уж она Антона. Парень задумывается и отрицательно качает головой. — А зачем тогда она его целовала? — Твоя же девушка тебе лучше знать, но открою тебе секрет, что если девушка услышит шорох в подвале, она сразу побежит туда, чтобы проверить насколько опасность опасна. Так что если она начала что-то подозревать… — Наручники, она стала подозревать наручники. — Секунду! — Делает она пару глотков. — Какие блять наручники?! И на кухне! И с наручниками! И после этого, ты еще тут что-то думаешь? — Да нееееееет же! Меня Арс к себе пристегнул на день, а ключ выкинул, не выкинул, в общем, так получилось, что мы спали вместе в обнимку, а Ира уходила на работу, и она не могла этого не видеть, а после работы она притащила кучу ключей и отцепила нас, а потом они поцеловались. — Угу… И ты, самое тормознутое существо на этой планете, только сейчас связал эти факты! — Но если она подумала, что он гей, но это бред, Арс не может быть геем, у него жена пять лет была! — Антон, он гей, по нему видно. — Да где вы видите этот блядский гейрадар?! Что ты, что Поз! — Да это видно, он так на тебя смотрит… — Расплывается Аня в дурацкой улыбке. — Как так?! Обычно смотрит! — Фыркает Антон в колени. — Неужто ты сам не кайфуешь от этого взгляда? — Смеется Аня, глядя, как ее друг стонет и откидывает голову на диван. — Малышка врунишка. — Что делать? — Сам решай что делать, твоя же задница, думай. — Да хватит, я не гей! Я просто… Просто хочу, чтобы он вернулся… — Открою тебе секрет, но в данном случае все зависит от тебя. — В этом весь пиздец, я же ничего нормально сделать не могу! — Да твою мать… — Сует Антон два пальца в рот и выблевывает все, что так вливал в себя последние полчаса общения с Аней, ведь набухаться за час до работы, такое могут себе позволить только самые тупые малолетки. — Ты там как? — Стучится Аня в служебный туалет. — Охуенно! Он меня убьет! — Я же тебя не убила, хотя я тебя один раз неделю трезвым на смене не видела. — Механические действия умственного труда не требуют. — Умывает он подзажившее лицо. — Он меня точно спалит. — Ты практикант, ничего он тебе не сделает. Тем более неделю осталось тебе мучаться. — Я хочу на лето остаться. — Ого! А я уже на тебя рассчитывала. Антон открывает дверь и выходит, обтирая лицо полотенцем, и ему тут же в руки приземляется мятно-апельсиновый фреш. — Заскакивай в обед. Антон кивает, и они, как ни в чем не бывало, выходят из кладовки. «Пиздец! Только этого не хватало!» За барной стойкой сидел Станислав Юрьевич и ждал свой заказ, и судя по внешнему виду он дома еще не был. Антон хочет вернуться обратно и выйти через улицу, но поздно два черных глаза уже удивленно осматривали его. Антон кивает, делает пару глотков, чтобы хоть как-то скрыть перегар и старается быстро прошмыгнуть мимо, но стажер уже ставит перед его начальником кофе, он собирается и идет следом за своим практикантом. — Доброе утро, Станислав Юрьевич. — Доброе утро, Влад. Выглядишь мягко скажем не очень. — Я знаю, извините. — Выходят они на улицу. — Влад. — Останавливается начальник. Антон тяжело вздыхает, натягивает улыбку, тоже останавливается и оборачивается на него, впитывая долгий, пристальный взгляд. — Ты пил? — Нет. — Отчеканивает Антон, стараясь сфокусировать разъезжающееся изображение. — Хорошо, а то врать руководству прямой путь к увольнению. — Вы меня еще не приняли, чтобы увольнять. — Фыркает Антон и даже не извиняется. — Еще? Так ты остаешься у нас на лето? — Тут же меняет он гнев на милость и вроде даже улыбается. Антон кивает. — Да, я буду рад, если вы меня возьмете на лето. — Да я тебя бы не только на лето взял. — Слизывает он пенку капучино с губ. Атон кивает и улыбается ему в ответ. — Меня сегодня до обеда не будет, поделай что-нибудь и не скучай. Можешь проспаться у меня в кабинете, и если еще раз приползешь в таком состоянии на работу, накажу. — Самодовольно улыбается он и уходит к машине, а Антон остается стоять в ахуе от всего сказанного в его адрес. Ему опять хочется снять кожу и постирать ее. Он смотрит на офис, отрицательно качает головой и заходит обратно в кафешку. Ира просыпается с тяжелого похмелоса, бутылка вина предназначенная для них двоих, в итоге оказалась в ней одной. Она ничего не понимала. Куда Антон свалил, почему он свалил, что она сделала не так? Она всегда старалась. Сначала старалась вырваться из дома, где помимо нее еще четверо детей, и с рождением второго она перешла из разряда любимой дочери в разряд Золушки, а после в разряд банкомата для семейных нужд. «Ирка, зачем тебе новый телефон, вот Степку нужно собрать в школу!» А ей нужен был телефон, она не рассчитывала на ноутбук, но телефон ей был нужен, чтобы подготовиться к экзаменам. «Ирка, ну куда тебе вторая куртка? Вот близняшкам нужнее, они из своих уже выросли!» А ей нужна была, ведь ее куртка ей досталась от каких-то незнакомых людей, которые сплавляли ненужные шмотки мешками. На ее куртке были какие-то жирные пятна, она была даже не зимняя, а осенняя, и весь класс над ней смеялся, а она просто хотела хоть что-то свое, чтобы ее что-то согревало, что-то, что делало ее неприметной на фоне остальных. «В какой Питер?! Ты знаешь, какие это траты?! А Таня летом поедет петь в Крым с хором, знаешь сколько ей денег понадобиться?! Езжай куда хочешь, но от меня ни копейки не получишь!» И она уехала и ни копейки не получила. Не от нее уж точно. Зато от противных мужиков с пузом, как у китов, не только копейки, но и грязные домогательства. А в придачу вынос мозгов от преподов, что она сюда учиться приехала, а не работать. Клоповью общагу, из-за отравы в которой у нее у самой скоро усики вырастут. И среди всего этого потока дерьма Антон. Единственный человек который просто давал и не просил ничего взамен. И теперь она хочет дать ему хоть что-то, а он продолжает не брать. И все это так бессмысленно и бесполезно, что хоть вешайся! И теперь она похоже лишилась этого человека в порыве присвоить его себе и только себе. Ира в своих бесконечных размышлениях не заметила, как добралась до работы. До работы, которая досталась ей, потому что она Мише хорошо сосала. Она смеется от абсурдности всего происходящего и переходит зебру, радуясь, что хоть погода была что надо. Облачно, ветерок и с трудом просачивающиеся лучики солнца. Пусть к обеду и будет парилка, но сейчас можно хоть немного передохнуть от этой бесконечной жары. — Ира! Эй! Прием! — Догоняет ее кто-то со спины. Девушка оборачивается и видит летящего к ней радостного и пьяного… Нет, серьезно пьяненького Антона. Он с ходу обнимает подругу и всучивает ей в руки стаканчик капучино. — Удивлена? — Удивлена слишком мягко сказано. Я думала, ты будешь от меня шарахаться и ныть. — Половину бутылки ликера назад я тоже так думал, но он успел всосаться раньше, чем я его выблевал. — Очень интересно, а где ты ликер нашел? — Аня. Ира делает пару глотков капучино и понимает, что это не капучино с ликером, а ликер с капучино. — Ты всегда знаешь, что мне нужно. — Нет, я нихрена не знаю, что тебе нужно! — Всплескивает он руками. — Но я знаю, что нужно мне. Мне нужно, чтобы ты была счастлива! А вчера, прости. — Это ты меня прости, я слишком на тебя наседаю. Первый раз все дела. Больше не потороплю. — Задумчиво потягивает она кофе. Антон подвисает и всё его веселье, словарный запас и аргументы распадаются на атомы. — Да… Ты права, поэтому, пусть все идет, как идет. — Договорились! — Хлопает она его по плечу и улыбается. — Так, теперь главное, чтобы нас не спалил сатрап. — Его до обеда не будет. Так что забей. Или ты про Анатолия? — Школотаааааа… — Падает на них Витя. — Начальство обсуждаете? — Витя смотрит на Антона, принюхивается к Ире и резко отстраняется. — Вы ужраны в хлам?! — Ну пятница! — Пора нахуярица! — Вы в край охренели! — Выходит Анатолий на террасу, где за столиком расположились Витя, Аня, Антон и одна девушка из бухгалтерии. — Нееееет. — Медленно прячет Ира бутылку ликера в сумочку. — Ирина, там не стена, а окно, я все видел! Все оборачиваются и вспоминают, что стены тут сдают с потрохами. — Анатолий, сядь, выпей кофе. — Встает Витя и усаживает разгневанного начальника. Анатолий, не сводя недовольного взгляда с ребят, делает пару глотков и чуть не давится, проглатывая напиток. — Вы что туда налили?! — То, что сделало тебя соучастником, а не свидетелем! — Смеется Витя, а за ним и все остальные. — Если Станислава Юрьевича сегодня не будет, это еще не повод выходить из-под контроля! — Встает он. — Мы не выходим, а переходим под ваш. — Подлизывается Антон, чье состояние пока опережало всех остальных по ужратости. — А вы ведь знаете, что за два часа до окончания работы производительность труда снижается настолько, что ее можно приподнять только небольшим аперитивом. — Включается Ира. — Вот в чем отличие практикантов от сотрудников, вы вечно расхолаживаете коллектив! — Нехотя поднимает Анатолий стаканчик кофе и делает пару глотков, будто он совсем не одобряет все происходящее. Все закончилось хуже, чем они предполагали. Они с титаническим трудом, но добили рабочий день, хорошо, что выпроваживать офисный планктон не пришлось, потому что как только они услышали, что Анатолий их отпускает на полчаса пораньше, то через секунду уже никого не было. Вся компания, всё в том же составе обосновались на террасе. Витя оказывается общается с Анатолием и за пределами этого офиса, так что спаивание начальства шло по графику, а главбух вел точный подсчет влитого в него алкоголя, чтобы момент отрезвления не наступил раньше, чем они разойдутся по домам. А Ира и Антон куковали где-то в своих мыслях. Пусть утреннее примирение и прошло ладно складно, оставаться один на один, а уж тем более возвращаться в квартиру, они не спешили. — Пробная версия корпоратива проходит успешно! — Оглашает новый тост Анатолий. — У нас будет корпоратив? — Включается в разговор Ира. — Да, только это секрет. — Прикладывает палец к губам Анатолий. — А что за повод? — Также переходит на шёпот Ира. — А нужен повод? — Встревает Антон, ведь он думал, что для бухича коллективу, как он заметил, повод не нужен. — Корпоративом обычно отмечают очередной преодолённый рубеж. Поэтому да, что за повод? — Также интересуется Витя. — Только вы никому. — Улыбается Анатолий. — Мы вошли в большую тройку! Стали филиалом одной компании. Станислав Юрьевич подписал договор. Витя и главбух взрываются радостными воплями, а Антон и Ира смотрят на них, как на фанатиков. — Молодежь, вам не понять даже трех процентов нашей радости. — Разливает ликер главбух. — Эх, Анатолий, не служить тебе в разведке. Все замирают и оборачиваются. В дверях стоял Станислав Юрьевич. Все быстро подрываются и смотрят вниз с террасы, потому что лучше уж лететь добровольно, чем тебя туда вышвырнуть. — Влад, это что диверсия? Антон отрицательно качает головой, не в силах сдержать своей пьяной улыбкой — Ликерчик? — Быстро приходит в себя Ира. Антон отдергивает ее руку, что вызывает у нее только фырканье. — А хули нет, когда да! — Удивляется она действиям друга. — Ираааааааааа… — Стонет Антон и оттягивает себе веки. — Нас четвертуют. — Ну, Станислав Юрьевич, в целостном виде мы принесем больше пользы! — Аааааааааааааа… Помогите… — Взывает Антон к всевышнему. — А что помогите? Станислав Юрьевич, ну вы либо туда либо сюда, не ломайтесь! — Аааааааааааа! Ира! Такт, субординация, нормы, приличие! Ну хоть что-нибудь... — Страдает Антон. — Пожалуйста, Станислав Юрьевич, не ломайтесь. — Подходит она к начальнику и впихивает в его руку бокал, пока все остальные в ахуе следят за ее действиями. — Давайте, давайте… — Наливает она ему побольше. — Ааааааааааааааа! Остановись, женщина, что ты творишь?! — Перекидывается Антон за поручни и хочет скинуться, потому что в любом случае за все это убьют не Анатолия, а его, потому что он заварил весь этот глинтвейн, ему и распивать. Станислав Юрьевич смотрит на ликер, на Анатолия, на Антона, на Иру и ухмыляется. — Не думал, что после слов «ебала я в рот всю эту ебучую практику с этим ебучим медосмотром», вы меня еще сможете хоть чем-то удивить, Ирина. — Пришли бы вы на полчаса пораньше, вы бы так больше не думали. — Отрывается Антон от испанского стыда. — Эх, молодость. — Улыбается он Ире и выпивает залпом, отчего отвисает челюсть вообще у всех. — Даааааа! — Победно вскидывает Ира руками. — Как ты там сказал, Анатолий, пробник корпоратива проходит успешно? Анатолий улыбается, кивает и все занимают свои места. На удивление, но гнетущая атмосфера присутствия начальства быстро испарилась. Станислав Юрьевич отобрал Анатолия у Вити и они постоянно о чем-то перешёптывались и даже смеялись. Витя переключился на Антона, а главбух на Иру. Но вдруг всё забвение Антона прервал звонок. Он смотрит на входящий номер, его брови приподнимаются и он, как ему кажется, не привлекая внимания, уползает в общий кабинет. — Да. — Антон, я все решил, пусть Ира приходит на следующей неделе и пишет заявление на заселение. — Супер! Спасибо! — Ха, это было более чем выгодное соглашение. — Так ты все еще готов ехать ради постороннего человека в Москву? — Падает он на пол и опирается спиной о стол. — А кто сказал, что он мне посторонний, мы с ним виделись целых два раза! — Смеется возбужденный голос по ту сторону. — И этого достаточно? — Для меня да, а у него нет выбора! Так, я опаздываю, пока! — Пока… — Кладет он трубку и утыкается в колени. И тут по столу раздается стук. — Можно? — Входите. Напротив Антона опускается Станислав Юрьевич. — Все хорошо? — Нет! Ничего не хорошо! — А как же наша компания? Антон отрывается, показывает большие пальчики, натягивает широкую улыбку и падает обратно. — Ну, если отчет плохой, его переделывают. — А если ты не знаешь как! — Методом проб и ошибок. — Пока получается только ошибок. Станислав Юрьевич ухмыляется, встает и пинает Антона в плечо так, что тот падает на пол и в шоке смотрит на него блестящими глазами, на что тот только смеется. — Не думал, что человек, который выстаивает ночные смены, обслуживая таких покупателей как я, окажется таким нытиком. — Я не нытик! — Ты бы себя со стороны видел, тебе только пледа и мешка салфеток не хватает. — Самодовольно уходит он в сторону террасы. Антон быстро прокручивает его слова в голове, рычит и соскакивает на ноги. — Станислав Юрьевич! — Да, Влад. — Я нихрена не Влад! И дайте мне выходной на понедельник, пожалуйста! Станислав Юрьевич скрещивает руки на груди и задумывается. — Смело. Будь ты не практикантом, было бы весьма ошибочно. А что мне за это будет? — Могу стих рассказать! — Гениальный обмен на все случаи жизни у Антона только один. — Пф, стих и я могу рассказать, а вот пару тройку проектов возьмешь в разработку, у тебя с водозабором так хорошо получилось, для меня пока загадка как, но как-то получилось. — Возьму! — И лавандовый раф собственного приготовления. — Сделаю! — И мою картину. — Нарисую! Стоп. Что? — Ну, надо успевать, пока ты на все согласен. Антон тупит. — Вали давай, я тебе сегодня почему то все готов спустить с рук, больше такого не повторится, так что тоже пользуйся. Антон кивает и выбегает на террасу, опережая Станислава Юрьевича. Антон не помнит, что наговорил Ире, не помнит, что наговорил кассиру, не помнит, что наговорил проводнице, чтобы она пустила его в поезд в таком состоянии, не помнит, как отыскал свой плацкарт, но помнит, как отыскал свое место. Он с ходу падает на кушетку и тут же отлетает в верхнюю полку, ударяясь головой. Глаза привыкают к темноте, и он видит, что на его месте лежит какой-то парень. — Это мое место! — Антон? Парень хватает Антона за куртку, придвигает ближе, почти целуя, и также отстраняет его обратно. — А ты в принципе существуешь только в нетрезвом состоянии? — Паша? С чего ты взял? — Твист рассказывал. — И часто вы меня обсуждаете? — Да. — Пизда, Паша, вали с моего места! И что ты вообще тут делаешь?! — Во-первых, твое место выше. А во-вторых, думаю наши цели немного совпадают.