Гипотетически
21 сентября 2023 г. в 16:02
Примечания:
Все это родилось спонтанно, потому что в телеграме зашла тема детей, да еще как зашла XD
Конечно, персонажи еще не выбрались окончательно из задницы и неизвестно, выберутся ли, но будем считать, что у них в итоге все ок. Гипотетически)
… — Она тебя не укусит, — сообщаю я, устав торчать на пороге детской.
Птица дергается от моего голоса и оборачивается, а мне предоставляется шанс лицезреть растерянность на его лице. Не такое уж частое зрелище. Дернув плечом, он отходит от развивающего коврика, на котором наша семимесячная дочь пытается понять, почему стаканчик побольше не засовывается в стаканчик поменьше. Жуткая несправедливость, согласна.
— Ей пока и кусаться-то нечем особо, — добавляю, заходя в комнату.
По крайней мере, те два зуба, что недавно появились, вряд ли нанесут какой-то вред. Ну, если не брать во внимание, что из-за них, кажется не спала вся башня несколько суток.
— И знаешь…
Ребенок окончательно устал пытаться совместить игрушечные стаканчики и с громким криком расшвыривает их в сторону. Я же имею честь повторно наблюдать растерянное выражение на лице Птицы, граничащее с паникой. Да, не вовремя Славик решил, что нам срочно в порядке обморока надо подписать документы с новым арт-пространством. Я сегодня собиралась весь день провести дома, поэтому Сережа с чистой совестью уступил контроль Птице, который и при наличии еще одного взрослого опасается подходить к ребенку.
Я хватаю с полки первую попавшуюся игрушку и сажусь рядом с ковриком.
— Смотри, зайчик, — радостно заявляю я, опуская перед малышкой небольшую интерактивную машинку с громадными ушами.
Стаканчики тут же оказываются забыты, как и начинающееся недовольство.
— Как провели время? — спрашиваю, глянув на Птицу.
— Нормально, — бормочет тот и пожимает плечами.
Я отодвигаюсь от ребенка и устало говорю:
— Знаешь, уже не смешно. Это и твоя дочь тоже, незачем шарахаться от нее, будто от огня. Хотя, от огня ты как раз не шарахаешься.
— Тебе кажется, — заявляет он, но даже шагу ближе не делает.
Хочется как следует огреть его вон той погремушкой поющей, но я держусь. Понимаю, что для него все это странно, но за семь месяцев можно было хоть немного эволюционировать. Птица же то ли свято уверен, что он тут вообще ни при чем, то ли все еще загоняется по поводу того, что причинит ребенку вред каким-то образом. Обычно мы с Сережей не наседаем на него, но случаются форс-мажоры, вот как сейчас.
— Я в серверной, — говорит пернатый и почти бежит в коридор.
— Детский сад, — вздыхаю я и тянусь к дочери, чтобы поднять ее на руки вместе с игрушкой. — Пойдем, чудо, дядя Шура ждет нас внизу. Мы же обещали ему вчера парк…
…Я зеваю и, прищурившись, рассматриваю пачку с долбанной кашей. Нет, каша нормальная сама по себе, просто сегодня утром меня раздражает абсолютно все, ведь началось это самое утро непозволительно рано из-за очередного зуба. Мы с Сережей хотели разделить вахту, но хитрая лисица успокаивалась только тогда, когда вокруг нее крутились оба родителя. Вот и вышло так, что теперь я пытаюсь заварить одной рукой кашу, потому что второй держу ребенка, а Сережа проводит в офисе онлайн-совещание, стараясь не отрубиться в процессе.
Есть еще Птица, который воспользовался печатью и собирался подменить Разумовского, но тот как-то очень быстро отказался. Видимо, сегодня ожидается особое веселье, и под руководством Птицы оно закончится массовым увольнением.
Я с тоской смотрю на электронные часы, встроенные в индукционку. Олег с Полиной собирались сегодня взять малышку почти на весь день, и до их прихода осталось всего полтора часа. В моем нынешнем состоянии это кажется вечностью. Радует только то, что Разумовский уже начал перестройку этажа под нами, чтобы сделать его полноценно жилым для нас, но его закончат только через пару недель. Идея родилась тогда, когда мы пытались придумать, как можно нанять няню для малышки. Дураку понятно, что присутствие постороннего человека в нашем нынешнем «жилище» — плохая идея. Слишком много нервов и рисков. Вдруг увидит то, что не стоило бы?
Ложка все-таки выпадает из руки, рассыпая по столешнице порошок. Я раздраженно хлопаю по ней же ладонью, от чего ребенок радостно смеется. Предплечья, на котором сидит малышка, я уже не чувствую почти, а в стульчике она ждать наотрез отказывается. Аргументы у нее громкие, а нервы у меня не железные.
— Давай я.
Вздрогнув, оборачиваюсь. Птица стоит на пороге. Под моим настороженным взглядом подходит к столешнице, берет коробку, которую я уронила. Ну нет уж. Я выхватываю ее и кидаю обратно, а после буквально впихиваю ему в руки дочь. Думаю, если бы вместо ребенка там был аллигатор, Птица и то меньше бы остолбенел. Сейчас же он держит ее чуть ли не на вытянутых руках и смотрит почти испуганно. Торжественно сообщаю:
— Птица, это Ева, она живет с нами уже десять месяцев. На случай, если ты пропустил. Ева, это папа, он будет тебя развлекать.
Дочь что-то радостно болтает на своем. Я отхожу, чтобы взять со стола плюшевую ворону, отдаю ее малышке.
— Чтобы привыкала, — сообщаю в ответ на взгляд Птицы, наполненный первозданной паникой. — Посиди с ней немного здесь. Это не страшно.
Отворачиваюсь к столешнице и отодвигаю в сторону коробку и тарелку, чтобы протереть поверхность и начать все заново. Я бы не была так настойчива в отношении их общения, если бы изначально не видела, что ему хотелось. Жаль, что мы с Сережей пропустили тот момент, когда Птицу в очередной раз ворона в голову клюнула, и он с какого-то черта стал обходить детскую десятой дорогой. Разумовский как-то раз припер его к стенке, тот огрызнулся, что не хочет вредить ребенку. Я отлично помню такие загоны, только уже в свою сторону.
— Зачем привыкать? — негромко спрашивает Птица.
Не оборачиваюсь, продолжаю отмерять в бутылочке молоко и отвечаю:
— А ты не планируешь показываться полностью?
— Нет, — мрачно отрезает он.
— Зря. Ей понравится.
Я сую бутылочку в микроволновку и берусь за мерную ложку, сую ее в пачку.
— Она будет в ужасе, мышка.
— Вряд ли, — усмехаюсь, засыпая смесь в тарелку. — Ты присмотрись к глазам, они темнеют. Мои гены побеждают, а я, напомню, была от тебя крылатого в восторге. Я, кстати, до сих пор в восторге.
— Хочешь, сказать, что ваш ребенок такой же двинутый, как и ты? — хмыкает Птица.
— Хочу сказать, что у нашего ребенка широкие взгляды. Как и у любого ребенка.
Я заливаю смесь молоком и начинаю размешивать ложкой, чтобы не осталось комков. Уже почти заканчиваю, когда слышу, как Ева радостно хихикает. Мне стоит больших трудов не обернуться прямо сейчас. Вместо этого ставлю бутылочку в посудомойку и беру другую ложку, поменьше. Прихватив тарелку, стараюсь выглядеть спокойной и поворачиваюсь. Ева, сидящая у Птицы на коленях, как раз пытается поймать плюшевую игрушку, которую он вертит перед ней одной рукой. Второй крепко держит дочь за талию. Лицо у него при этом настолько сосредоточенное, будто при любом неверном движении где-то что-то рванет.
Улыбнувшись, ставлю тарелку на стол и поправляю детский стульчик.
— Давай так, — говорит Птица, не отводя взгляда от радостной Евы.
Сомнительная перспектива, если судить с позиции удобства. И все же я передвигаю тарелку в другую сторону, а потом подтаскиваю стул поближе. Ева, получившая, наконец, ворону, пытается теперь дернуть Птицу за волосы…
…Сережа, согнувшись, поддерживает Еву за руки и помогает ей делать нетвердые шаги по асфальту. Оба выглядят предельно серьезными. Я сую Олегу стаканчик с кофе и достаю телефон, чтобы сделать фотографии, а потом и видео снимаю, чтобы отправить это все в семейный чат. Волков в очередной раз осматривает все доступные взору уголки парка, а я опять гадаю, сколько охраны бродит вокруг.
— Вот здесь держи, — бормочет Сережа, когда Ева цепляется за свою коляску. — Вот так, умница.
Он улыбается и идет рядом, внимательно следя за тем, чтобы малышка не упала. В какой-то момент она все-таки запинается, но он успевает подхватить ее на руки. Таким раскладам Ева вполне довольна и радостно обнимает папу за шею, попутно отбирая у него наушник, через который он недавно разговаривал с Марго. Сережа ей не препятствует, лишь смеется, осторожно убирает с ее лица отросшие рыжие волосы, выбившиеся из-под маленькой заколки с бабочкой.
Я оставляю Олега подозревать всех и каждого вокруг и подхожу к ним, мягко вытаскиваю из маленькой ручки наушник, который уже чуть не побывал во рту. Сунув его Сереже в карман, прислоняюсь к его плечу и ласково спрашиваю:
— Ева, это кто?
— Папа! — громко выдает ребенок, делая ударение на последний слог.
Улыбнувшись, глажу счастливого Разумовского по спине. Такое вот выражение на его лице стоило всех тех попыток научить Еву первому слову…
…Кое-как перехватив коробки, я открываю дверь в офис Разумовского и, зайдя, придерживаю ее. Он бы помог мне, но сам тащит еще больше. Жду, когда он переступит порог, потом только отхожу. Да, нас нельзя отпускать в детские магазины одних. Я сгружаю свою ношу на журнальный стол, а Сережа пристраивает оставшееся рядом. На разложенном диване сидит Птица, который лишь мазнул по нам рассеянным взглядом, и Ева, не обращающая внимания на других родителей по вполне понятным причинам. Как раз сейчас она завороженно перебирает перья на выставленных вперед руках Птицы.
— Привет, — я целую его в щеку с черной полосой и присаживаюсь рядом с дочерью. Сережа со стоном валится позади и кое- как подползает с другой стороны. — Как вы тут?
— Ты была права, — говорит Птица и, повинуясь маленьким цепким пальцам, поворачивает руки ладонями вверх, поджимает пальцы, чтобы спрятать когти. — Глаза темнеют.
— На твои сейчас похожи, — произносит Сережа, с улыбкой поглаживая дочь по голове, на которой небрежно сделаны два тонких хвостика.
— Это пока что, — заявляю, гордо приосанившись. — Что? Ну должно же у нее хоть что-то от меня быть.
— Еще дурь в голове, — бормочет Птица.
Я оскорбленно смотрю на него.
— Прошу прощения?
— Смотри.
Он выпрямляет спину и расправляет крылья во всю мощь. Это движение сопровождается криками Евы, но далеко не испуганными. Девочка неуклюже пытается встать, в конце концов, просто ползет в его сторону и уже тянет ручки к громадным перьям, но Сережа из бережно перехватывает и говорит:
— Давай покажу, как правильно. Мы же не хотим сделать папе больно.
Он кладет детские ладони на крыло, придерживая пальчики, и проводит ими вниз. Птица опускает голову, пряча улыбку, в которой нет его обычной язвительности. Я тоже перебираюсь поближе к нему. Он обнимает меня и больше не прячет когти…