Есть ли в небе лисы?

Первая ночь проходит относительно спокойно, если не считать того, что мне довольно долго не удается заснуть. Комната большая, незнакомая, еще и кровать пустая. Ладно, пустая кровать — это как раз не что-то из рядя вон выходящее. После чистейшего шока, испытанного при осмотре студии, которую по одной ему ведомой причине Разумовский сделал для меня, я еще пыталась уговорить его не переезжать из своей… нашей спальни. Ведь на этом этаже тоже полно комнат, я могу занять одну из них. Сергей не согласился, в итоге спор зашел в тупик, и я сочла за лучшее уступить. Жаль, мне казалось, я нашла отличный способ не доставлять никому лишних неудобств и отсрочить неприятные моменты. Утром я просыпаюсь сама, никакой будильник не звучит. Похоже, дел у меня сегодня нет. Несколько секунд я раздумываю, ушел ли Сергей уже на работу, потом вспоминаю, что она у него и так здесь и разминуться друг с другом не получится. Ладно. Повернувшись на другой бок, собираюсь вставать, но вместо этого отползаю на другой конец кровати. На тумбочке стоит моя любимая старая ваза, бабушкина, там вон скол даже небольшой слева. В ней букет разноцветных гербер. Красивый. И карточка. — Блин, — бормочу я и пытаюсь вспомнить, стоял ли он здесь вчера. Вроде нет. Подобравшись ближе, вытаскиваю карточку. Красивым ровным почерком на ней выведено «Все будет хорошо. Мы вместе». Хмыкнув, представляю, как долго Разумовский пытался придумать, что написать, чтобы не задеть покореженные воспоминания. Но сам факт того, что он подготовил для меня цветы, любимые, и карточку. Да еще ваза эта. Я ее не доставала давно из шкафа, она же старая и побитая. Честно, нормальная она, тот скол и не видно почти. Важно ведь то, что это бабушкина ваза. Закусив губу, глажу цветок по лепесткам. Обалдеть, конечно. — Твою-то мать, — бормочу я, открыв ящик тумбочки. Там этих карточек чуть ли не с горкой. Это ж как часто?.. Да столько праздников даже по церковному календарю не собрать. Я наугад вытаскиваю первую попавшуюся. «Безумно люблю тебя». Ясно. Беру вторую. «Спасибо, что ты со мной, любимая». Ну, окей, добьем свою самооценку и возьмем третью. «Сдаюсь тебе, мышка». Чего? В чем сдается? Они… то есть мы в настолки играем или что? И почему мышка? Странновато. Я кладу сегодняшнюю карточку в ящик и задвигаю его. Так, одежда. Встав с кровати, смотрю на здоровенный, но крайне органично вписывающийся сюда шкаф из светлого дерева. На одной его части висит стикер с надписью «Твои вещи здесь, я ничего не менял». Мило. Открыв створку, перебираю вешалки. Ну, хоть вкус не поменялся, и то хорошо. Заинтересованно смотрю на два других отделения. Плохо так делать, знаю, но вдруг что-то щелкнет в голове. Я открываю сначала одно, потом другое. Понятнее не стало. В первом обычная мужская одежда, много футболок и толстовок на вешалках, классические костюмы. Во втором адский бардак и куча черного всех оттенков. М-да. Может, нарисовав картину с двумя воронами, я просто подкалывала его из-за вкусов в одежде? Оставив в покое чужие полки, вытаскиваю со своих джинсы и футболку. На минуту зависаю. Как я для него одеваюсь? Разумовский — личность известная, медийная, можно сказать. Леша сам говорил, что мы постоянно перед журналистами светились, даже одну фотку показал. Я себя еле узнала. Сергей, наверно, привык к роскоши и красоте, не знаю. А дома мне как ходить? При полном параде? Я ж не красивыми глазами миллиардера заполучила, он вряд ли влюбился без памяти, когда увидел меня у холста в облезлых джинсах и запачканной краской футболке. — Марго, — зову я, отчаявшись. — Слушаю, Ася, — любезно отвечает ИИ из… не знаю откуда. Жутковато. — Во сколько я обычно начинаю день? — У тебя нет четкого расписания. На сегодня никакие дела не записаны. — Понятно. Ладно, пусть Разумовский сделает скидку на травму головы. Если не понравится, то наверняка скажет. Может, он вообще по делам уехал? Хотя, грозился же наблюдать за мной, но я ведь не стеклянная. Прихватив одежду, иду к двери, за которой должна быть ванная. Сергей вроде бы говорил. Точно. Как вторая комната почти. Я складываю вещи на тумбочке возле раковины и захожу душевую кабину. Здесь тоже три широкие полки, на всех разные средства. Так, вот это точно моя, с таким-то количеством блесток. А остальное? Я рассматриваю баночки на оставшихся полках. Все разные, будто ими два разных человека пользуются. Ничего не понятно. Решив не сильно заморачиваться, быстро принимаю душ и одеваюсь. Отражение в зеркале не так уж отличается от того, что я помню, только синяк справа на лбу. Но татуировки эти на руке… смущают. Зачем они? У меня никогда не было тяги к росписи по телу, боялась боли. Видимо, перестала. Но что они означают? Это точно не японские иероглифы. Я выхожу из спальни и в нерешительности застываю на пороге. Дальше-то куда? Общая ванная, гостевая, кухня, серверная… Или наоборот? Вон та дверь ведет в кухню? Может, я могу попросить эту Марго позвать Сергея? Нет, так себе идея. Его здесь вообще может не быть. Ну, ладно, попробуем. Я иду в направлении одной из дверей и заглядываю внутрь. Ага, кухня. Я молодец, хоть и наугад. Только дальше-то что? Здесь все незнакомое, и такое чувство, будто я собираюсь в чужой холодильник лезть. На мое счастье (или нет), на пороге кухни появляется Разумовский. — Доброе утро, — бормочу я, пока он осматривает меня обеспокоенным взглядом. — Я тут… Осваиваюсь, наверно. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Сергей и подходит ближе. Останавливается в шаге, чтобы не вторгаться в личное пространство. — Голова болит? — Немного. — Лекарства, которые тебе прописали, в этом шкафу. — Разумовский открывает тот, что дальше всех. — Я положил их в новую таблетницу, чтобы тебе было удобно. Лист с назначением под ней. — Спасибо, — говорю я, принимая из его рук отсек с пометкой «Среда». Там четыре отделения, утро, день, вечер, ночь. Открываю первый и высыпаю на ладонь две таблетки. — Вот, — Сергей ставит передо мной стакан с водой. — Позавтракаешь со мной? Я заказал уже, если ты не против. — А я сама не готовлю? — спрашиваю, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально. — Когда хочешь, — пожимает плечами он. — Я подумал, что тебе сегодня лучше отдохнуть. Нет? — Наверно. Не знаю. Извини, я туплю немного с утра. — Все в порядке, — улыбается Разумовский. Чуть шире, чем вчера. — Садись, я пока сделаю кофе. Или чай? — Лучше кофе. Я сажусь на высокий барный стул у островка и исподтишка наблюдаю за Сергеем. Надо, наверно напомнить ему, что я не пью обычное молоко. Или лучше не лезть уже? И так куча неприятностей. Разумовский достает из холодильника бутылку обычного и коробку с миндальным. А, ой. Ладно. — Сергей, — зову я, а он дергается от этого обращения. Поворачивается и вежливо улыбается. Наверно, я обычно зову его поласковее, но что-то не получается сейчас. — А сколько мы женаты? — Год и два месяца, — говорит Разумовский, запуская кофемашину. — А почему у меня три кольца? Этот вопрос беспокоил еще со вчерашнего дня. Ну, понятно, одно помолвочное, хотя трудно представить, что он так заморачивался. Второе на свадьбе было надето. А третье что? — Ты захотела, — бормочет Разумовский, не отрываясь от кофе. — А у тебя два тоже поэтому? — Да, — совсем уж тихо говорит он. Дурь какая-то. Они сидят как влитые, не мешают, не сковывают движения, их явно тщательно подбирали. Но зачем три? И гравировка эта внутри еще. «Давай навсегда». Как ножом по сердцу. Я ведь похожую хотела когда-то на обручальные кольца, но Андрей не согласился, сказал, что это глупость, потом еще смеялся и говорил, что он на «навсегда» вообще-то не подписывался. Я и бросила эту идею. Гравировка только на одном кольце, которое свадебное. На третьем вообще какая-то ворона. Черт знает что. Это у меня так воображение свихнулось? И если да, то почему Разумовский пошел на поводу? Все эти карточки… Что я такого сделала, что он меня так любил? Любит. — Сейчас вернусь, — говорит Разумовский после сообщения Марго о том, что курьер уже прибыл. Пока его нет я подхожу к окну и смотрю на город, раскинувшийся внизу. Место, конечно, невероятное, очень красиво. И я живу здесь со своим новым мужем, который так меня любит, что даже на дурацкие гравировки согласен и вешает старую картину из пуговиц над кроватью. Может, я просто слишком ударилась головой, и мне это глючится? — Все в порядке? — спрашивает Сергей, вернувшись. — Да, — киваю я и возвращаюсь на стул. — Тебе помочь? — Не нужно, отдыхай. Твой кофе. — Он ставит рядом со мной чашку и достает из шкафчика тарелки. — Я освободил сегодняшний день, чтобы быть рядом, если что. Могу провести тебе экскурсию по башне, если хочешь, а потом можем немного погулять. — Ладно, — отзываюсь я, хотя предпочла бы все же поваляться дома. — Тогда решено, — говорит Разумовский. — А… Как мне одеться? — Одеться? — уточняет Сергей, удивленно глянув на меня. — На улице тепло сегодня. Но я все-таки возьму для тебя легкую куртку. На всякий случай. — Я не об этом. Просто… Ну, как я обычно одеваюсь? — Как захочешь, — еще более растерянно отвечает он. — Можем выбрать вместе, если тебе так будет проще пока. Я соглашаюсь, потому что сомневаюсь в этом «захочу». Такому, как Разумовский, по статусу не положено ходить рядом с девушкой, напялившей джинсы и футболку с совой. Еще же лицо, боже. Придется закрашивать синяк, и макияж делать. Надо было все-таки остаться здесь, но теперь Сергей выглядит таким довольным, что язык не поворачивается отказаться. После завтрака я вместе с Разумовским отправляюсь в спальню, чтобы выбрать подходящую одежду. Пытаюсь уточнить, что я обычно надеваю на улицу, но Сергей говорит, что все происходит по настроению. Нет, так не сработает. Я предлагаю Разумовскому сделать выбор самому. Он робко замечает, что ему совсем не важно это, я могу идти так, если мне удобно. Сдавшись, меняю футболку на синюю блузку с короткими рукавами. Теперь очередь косметики. А где она, кстати? Приходится спрашивать, после чего Сергей указывает на туалетный столик в углу. Ну да, логично. Я сажусь и открываю ящики, пытаюсь понять, чем замазать эту жуть на лбу. Разумовский топчется позади. В конце концов, подходит и выбирает один флакон. — Ты этот используешь, если нужно что-то замазать, — говорит он. — Ага. И часто мне нужно что-то замазывать? — спрашиваю, с подозрением глядя на него. — Как-то раз ты расцарапала лицо, пока вы с Олегом бегали по лесу, — спокойно приводит пример Сергей. — Из-за меня тебе маскировать нечего. Ладно, вот теперь действительно стыдно. — Извини, — бормочу я и вытаскиваю из футляра спонж. — Просто удивилась, что ты знаешь такие подробноти. — Ася, — вздыхает Разумовский и садится на кровать. — Я знаю о тебе очень много. Я наблюдательный, и я… Я люблю тебя очень сильно. Тут нечему удивляться. Наверно. На самом деле, есть чему. Андрей тоже меня любит. Любил. Некстати вспоминаю, что хотела ему позвонить. — А где мой телефон? — интересуюсь, размазывая тон по коже. — Был в твоей сумке во время аварии. Он цел, лежит в офисе. Хорошо. Я заберу его и вечером позвоню Андрею. Может быть, удастся что-то выяснить, понять. — Я готова, — сообщаю спустя минут пятнадцать. — Ты не передумала насчет экскурсии? — уточняет Разумовский. — Идем, — отзываюсь я, выдавив улыбку. Черт его знает, сколько еще моя память будет фокусничать. Нужно хоть примерно понять, что тут и где, не могу же я вечно дергать Разумовского. Мы выходим в офис, где я беру свою сумку и достаю оттуда телефон. Еще немного покопавшись, нахожу там пару маркеров, блокнот, три блеска для губ и какой-то непонятный мешочек из черного велюра, заполненный маленькими камешками и травой сушеной. — Это что? — удивленно спрашиваю у Сергея. — Амулет на удачу, — отвечает он и, видя, что эти слова меня еще больше озадачили, добавляет: — Он тебе понравился, потому что красивый и хорошо пахнет. Фух, я уж думала, что в оккультизм какой-нибудь ударилась. Сунув все, кроме телефона, обратно, я иду за Разумовским к лифту. Он еще раз показывает мне этаж со студией, только теперь рассказывает и показывает более подробно, потом отводит на этаж, отведенный охране. Как все серьезно. Зачем столько охранников? Нет, здание большое, но так много? И все они живут прямо здесь? Странно. Мы встречаемся с синеволосым Шурой, который обещает все подготовить к прогулке, и идем дальше. Разумовский рассказывает, где и какой отдел расположен, говорит, что сейчас в здании все еще есть несколько пустых этажей. Знакомит заново с Ангелиной Валерьевной, с которой я явно в очень дружеских отношениях, раз она так беспокоиться о том, что случилось. В конце концов, мы возвращаемся в офис, чтобы Сергей взял куртки, а я сумку, и отправляемся на подземную парковку. — Сегодня я в роли водителя, — говорит Олег, стоящий рядом со вчерашней машиной. — А обычно ты в роли кого? — уточняю я. — В роли начальника охраны. Еще лучшего друга для него, — он указывает на Сергея, — и второго лучшего друга для тебя. — А первый кто? — Шура был быстрее. Ну, еще я иногда косячу. Садитесь. Я вместе с Разумовским залезаю в салон и пытаюсь выглядеть непринужденно. Наверно, получается так себе, потому что двое мужчин здесь для меня совершенно посторонние. А вот я для них нет, и это пугает и даже немного раздражает. Олег везет нас в Александровский парк, судя по их разговору. Сергей говорит, что мы с ним любим там гулять. Ну, по крайней мере, мы не бегаем нон-стоп по вечеринкам и благотворительным вечерам. Лешу послушать, так не вылезаем оттуда. Посмотрев на Разумовского, встречаюсь с ним взглядом. Он нервно улыбается. Я опускаю глаза на свои руки, поцарапанные немного. — Почему мы изобразили на кольцах птиц? — спрашиваю, касаясь пальцем платинового ободка. — Там вороны, — отвечает Сергей, помедлив. — Это… символ. — Символ чего? Моих чувств к тебе? — Да, — бормочет Разумовский, уставившись в окно. — Ко мне. — Странно. Я не очень люблю ворон. Со стороны водительского места раздается нервный смех. Похоже, Олега мои слова веселят, но я не совсем понимаю причину. — Скажи правду, а? — прошу я. Сергей поворачивается ко мне и смотрит с каким-то испугом даже. Чуть улыбнувшись, продолжаю: — Мы с тобой просто не договорились по поводу дизайна колец? — Вроде того, — говорит Разумовский, завороженно глядя на меня. Ладно, пошутили и хватит. На мой вопрос он толком не ответил. Странно. Не буду давить. Голова побаливает, и ссориться сейчас я не хочу. — Приехали, — сообщает Олег, останавливая машину. — Жду вас здесь. Я выхожу из машины и жалею, что не подумала о солнечных очках. На улице сегодня очень ярко и действительно тепло. Буду щуриться всю прогулку. — Держи, — говорит Разумовский, который уже успел подойти ко мне. Я смотрю на широкие солнечные очки в его руке. Вот это да. Я себе почти завидую. — Спасибо. Куда пойдем? — Врач сказал, что тебе нужен свежий воздух, но я опасаюсь, что может стать плохо от долгой прогулки. Можем пройтись по краю, не заходить далеко. — Давай. Почти не «почти». Я перекидываю ремешок сумки через плечо и вместе с Разумовским иду в сторону парка. Искоса глянув на него, вздыхаю. Понятно почему она, то есть я в него могла влюбиться. Непонятно, как я могла влюбиться настолько, что бросила Андрея. Или мы расстались до Сергея? Но почему? Я не собиралась разводиться. Он захотел? Что я такого сделала-то? Его окончательно допек мой образ жизни? Или я сама? Слишком много вопросов, но ни одного ответа. *** Не пересекаться с Разумовским, живя с ним на одном этаже, сложно. Тем более если учесть, что он проявляет максимум заботы, от которой становится даже совестно. И страшновато. Что я такого сделала для него? Он так носится со мной, отвечает на любой вопрос, выполняет любую просьбу. Я стараюсь особенно не докучать, но иногда не получается решить что-то самой. И все равно ни одного упрека. Он неизменно ставит утром новые цветы, пишет карточки, помогает разобраться, что и где лежит в спальне и в студии, просит больше отдыхать и напоминает про таблетки. Такое чувство, будто он все дела отложил. Вчера помогал мне приготовить завтрак, когда я захотела сделать это сама. Мне даже пришла в голову мысль, что Сергей просто пыль в глаза пускает, пользуясь тем, что я ничего не помню. Впрочем, мысль довольно глупая, но поверить в нее проще, чем в том, что мой партнер такой… такой вовлеченный, любящий и заботливый. Должен быть подвох. Я думаю об этом, когда спускаюсь на лифте в кофейню, которая расположена внизу. Разумовский сказал, что это была моя идея. Я заключила с владельцем сети сделку: он берет на работу девушку, с которой плохо обращались на предыдущем месте, а Разумовский открывает в своей башне филиал. Сергей согласился. Я совершенно точно ничего не понимаю. Зачем он взваливает на себя лишнюю работу только из-за того, что я попросила? — Как обычно, Ася? — улыбается мне девушка за стойкой. — Вам и Сергею? — Да, — отзываюсь я, пытаясь выглядеть приветливой, а не потерянной. — Спасибо. Сергей просил только об одном: не искать ничего в интернете. Сказал, что там столько бреда о нас пишут, что можно с ума сойти. Я послушалась, хоть и очень хотелось. Андрею тоже не звонила. Оказывается, я удалила его номер. Дичь какая-то. Насколько плохо мы расстались? Что я сделала не так? Все еще обдумывая это, я возвращаюсь в офис. Разумовский отрывается от бумаг и спешно встает, подходит ко мне. Я вручаю ему подставку с двумя кофейными стаканами, а третий беру себе. — Внизу сказали, что я всегда так беру, — поясняю в ответ на недоуменный взгляд. — Спасибо, — улыбается Сергей и оборачивается на свой стол. — Я тут… — Работа? — уточняю, на что он кивает. — Не спеши. Я вряд ли что-то натворю, пока ты занят. Хочу спуститься в студию и попробовать порисовать. — Мне пойти с тобой? — спрашивает он. — Я сама. Не волнуйся. Может, поймаю музу. — Хорошо. Если что, скажи Марго, она меня позовет. Он возвращается за стол и выглядит очень уставшим. Плохо спит? Или это из-за меня? Надо спросить, что входило в мои обязанности, а то свалила все на него и радуюсь. Решив Сергея пока не отвлекать, все-таки отправляюсь в студию. Сначала просто хожу по помещению, открываю ящики. Я еще не очень хорошо здесь ориентируюсь. Прошла всего неделя, и это, наверно, не удивительно. Полина с Лешей навещали меня, но ни о чем серьезном мы не разговаривали. Про погоду, новости и все такое. Родителям мы не сказали, и это правильно. Папе не стоит волноваться, у него сердце больное. Я неспешно и наугад развожу палитру и сажусь с ней возле холста. Жду. Думаю. Рассматриваю свои татуировки. Так и не выяснила, что они означают. Сергей говорит, что мне рисунки понравились. Странно, потому что сейчас не нравятся. Расположение тоже дурацкое, все на одной руке. Перевожу взгляд на холст. Ничего. Хочется взять скетчбук, карандаши и пойти в офис, чтобы нарисовать портрет Разумовского, но меня уже совесть грызет. Я ведь постоянно отвлекаю человека. Еще немного посидев, оставляю палитру в студии и отправляюсь гулять по этажу. Интересно, зачем он здесь делал спальни? Как-то раз обмолвился, что это на случай, если я устану от него. Сложно себе представить, что от такого, как Сергей, можно устать. Или все-таки пыль в глаза? А смысл? Я дохожу до дверей на лестницу и спускаюсь на этаж ниже. Он пустой, и я просто гуляю по коридору, иногда заглядывая в пустые кабинеты. Зачем столько места, если здесь никто не работает? Сергей говорил, что перевел многие отделы на удаленку, ему так проще. Он кажется довольно замкнутым и закрытым. Интересно, какой он, когда чувствует себя комфортно? Сейчас рядом со мной Разумовский постоянно нервничает. Я сворачиваю в очередной коридор, но лифта там не нахожу. Оглядываюсь. Может, стоит пойти обратно? Зачем вообще делать в здании столько поворотов? Новенькие сотрудники точно потеряются. Я иду туда, откуда пришла, и зависаю перед развилкой. Ну просто отлично. Лучше не бывает. Дальше-то что? Разумовский говорил, что за навигацию отвечает ИИ. Может, стоит позвать? — Марго? Тихо. Я осматриваюсь. Ни одного экрана, и голос не звучит. Выругавшись, лезу в телефон. Там мне Марго отвечает и сообщает, что этот этаж ее системами пока не обслуживается, что-то меняют. Я прошу ИИ вывести меня к лифту, и иду по ее указаниям. Получается так себе. То ли у меня топографический критинизм, то ли… Ну да, у меня, это давно уже было понятно. Мы пробуем еще раз, но результат тот же. Какой хоть номер у этажа? Я как-то не посчитала, насколько спустилась вниз. Просто набредала на лестницу, и вперед. Вот дура-то. — Я могу позвать Сергея, — говорит Марго, когда я прислоняюсь к стене и больше никуда не иду. — Давай, — обреченно шепчу и сую телефон в карман. Вот и не доставила неудобств, называется. Он всю неделю со мной носится, еще и придется искать в своей же башне. Заскулив что-то нечленораздельное, опускаюсь на пол. Идиотка. Все ведь нормально было, так нет, надо испортить. У Разумовского уже синяки под глазами, и он вон какой дерганный, явно устал от всего этого. Ну что мне мешало поехать к сестре и пройти реабилитацию там? У нее на меня хотя бы не будет кричать малознакомый муж. Услышав шаги, гулко отдающиеся в пустом коридоре, я встаю. Разумовский как раз выходит из-за угла и чуть ли не бегом бросается ко мне. — Ася, как ты? Что произошло? — Извини, я не хотела тебя отвлекать, просто заблудилась, — спешу объясниться, нервно зачесывая волосы назад. — Я не заметила, как потерялась, прости, пожалуйста. Прости, что отвлекла и за остальное тоже, я знаю, что ты устал уже. Я не хотела, правда. Извини. — Ась, ну что ты, все в порядке, — удивленно возражает Сергей и, решившись, берет меня за руки. — Ничего страшного. — Я повела себя очень глупо, — признаюсь, вздохнув. — Хотела дать тебе отдохнуть, чтобы избежать конфликтов и всего такого, а в итоге… — У нас разве есть конфликт? — уточняет Разумовский. — Нет, но… Ты устал, я же вижу. А тут я опять… Прости. Сергей несколько секунд смотрит на меня, затем на его лице мелькает понимание. Он кривится, будто съел что-то очень кислое, но очень быстро берет себя в руки. Зато я нет. Убираю руки и скрещиваю их на груди. Хочется отвернуться, но разговаривать с ним через плечо кажется ужасно неправильным. Он такого явно не заслужил. — Извини, — вновь повторяю, глядя себе под ноги. — Я понимаю, что у тебя теперь куча проблем и забот из-за меня, и еще это. Я не хотела. — Ася, — зовет Сергей и подходит ближе. — Ася, любимая, я… Прости, я забываюсь. Давай мы поднимемся в офис и поговорим там, хорошо? Климат-контроль здесь не работает, я не хочу, чтобы ты замерзла. Кивнув, иду за ним по коридору. Сергей ориентируется здесь не в пример лучше, но оно и понятно. Мы заходим в лифт, и я пытаюсь отвлечься, перессчитывая кнопки. Хочется разреветься и спрятаться, но приходится держаться. В офисе Сергей усаживает меня на диван и отходит к автомату. Возвращается с вишневой газировкой, которую открывает и отдает мне. Я делаю пару глотков и просто держу ее в руках. Сергей садится напротив на журнальный столик и кладет свои ладони поверх моих. — Давай я кое-что расскажу? — предлагает он, на что я тихо соглашаюсь. — Мы с тобой встретились в очень тяжелый для меня период, и ты была рядом, не осуждала и не презирала. Я безумно боялся, что ты уйдешь, потому что я… Не совсем открытый человек. Ты, наверно, заметила. — Немного, — осторожно говорю, подняв на него взгляд. Он мягко улыбается, а мое сердце делает кульбит. — Ты дала мне время, направляла и подсказывала. Ты… Ты была моей первой девушкой, и иногда было не просто. Я вел себя как дурак, Ася, честно. И потом… потом ты всегда была рядом, несмотря ни на что. Я боялся, что ты бросишь меня, сомневался, что нужен тебе, но раз за разом понимал, что это пустое. Мы прошли через многое вместе, и пройдем через это тоже. Я люблю тебя, слышишь? Безумно сильно люблю, и помогу справиться даже с твоей собственной памятью. — Я понимаю, что все это сложно, — тихо говорю, вновь опустив взгляд на банку. — Было сложнее, — возражает Сергей. — Но я не он. Не Андрей. Я никогда не отступлюсь от тебя, сделаю все, чтобы не причинить боли. Никакой. Спрашивай, проси помощи, да хоть требуй, ошибайся. Я буду рядом и поддержу. Всегда, Ася. Я смотрю на него вновь. Разумовский тянется вперед, садится прямо на пол и осторожно касается моего лица, стирает слезы, причину которых я и сама не до конца понимаю. Я такого в жизни не слышала. Это все в кино или для кого-то другого, меня-то за что так любить? Мне даже сложно до конца поверить в его слова. Я не могу понять, как все это произошло, как мы вообще сошлись? — Позволь мне помочь тебе, любимая, — шепчет Сергей, так и не встав с колен. — Что угодно, ты же… Не знаешь, но я готов на все ради тебя, и это не будет в тягость. — Я сейчас только одно понимаю, — тихо говорю, потому что голос звучит надломленно. Разумовский принимает у меня из рук банку и ставит на стол. Я робко касаюсь его ладони. — Тебя, наверно, было очень легко полюбить. Сергей улыбается, опускает голову. — Нет, Ася, было совсем нелегко. Но ты смогла. Еще бы. Только идиотка не смогла бы. Я тяну его за руку, чтобы сел на диван, и спрашиваю: — А есть фотографии со свадьбы? — Есть. Хочешь посмотреть? — Если можно. — Сейчас, — улыбается Сергей и легко поглаживает мою руку, которая так и осталась в его. — Марго? *** Я просыпаюсь ночью без десяти два и пытаюсь понять, что за странный сон мне снился. Похоже, вороны с колец перебрались и туда. Черные крылья и когти, и… Это не пугало, наоборот. Мне безумно хотелось погладить перья, хотелось, чтобы когти коснулись кожи. Да уж, сны веселые. Я откидываю одеяло и выхожу из спальни, набросив халат на плечи. Собираюсь пойти на кухню и попить воды, но замечаю тонкую полоску света в маленьком коридорчике. Сергей еще в офисе? До сих пор работает? Я все-таки иду за водой. Вернувшись, обнаруживаю, что свет еще горит. Потоптавшись немного на месте, иду в сторону офиса. Дверь приоткрыта, а Разумовский и правда не спит. Стоит спиной ко мне, рассматривает что-то на столе. В руке стакан с чем-то, похожим на коньяк. Ох. — Иди спать, душа моя, — говорит он, не оборачиваясь. — Очень поздно. Голос такой странный. Будто и не его вовсе. Вернее, интонация. Наверно, совсем устал. Запахнув халат, подхожу ближе, останавливаюсь возле дивана. — Да, я… Встала воды попить и увидела свет. Может, я могу чем-то помочь? — Нет. Не можешь. — Все в порядке? Разумовский тихо смеется. Выпивает содержимое стакана залпом и ставит его на стол. Медленно оборачивается. Я пытаюсь понять, что не так, но не могу. — Ничего не меняется, да, мышка? Ты все такая же настырная. Вот сейчас обидно было. Особенно после всех тех слов, что он говорил вечером. — Ладно, я пойду тогда, — бормочу и отворачиваюсь. — Подожди. Сергей неспешно подходит, останавливается передо мной. И так смотрит… На ум приходит только сравнение с хищной птицей. Он касается пальцем моего подбородка и чуть приподнимает голову, продолжает вглядываться, будто ищет что-то. — Ты носишь линзы? — удивленно спрашиваю, рассмотрев в приглушенном свете желтые глаза. — Нет, мышка. Не ношу. — Почему мышка? — Долгая история. — Он наклоняется, а я инстинктивно делаю шаг назад. Сергей хватает меня за плечо, удерживая. — Ты сегодня сказала, что его легко было полюбить. — Ч-что? Я сказала это про тебя. — Нет, душа моя, — протягивает Разумовский, и это звучит так горько, что где-то внутри что-то буквально кричит в агонии. — Про него. Нас двое. Что за чушь? Или?.. Близнецы, что ли? Сергей не говорил ничего. Может, он просто пьян? — Нет, не близнецы, — произносит он, усмехнувшись. Наверняка по моему лицу все было ясно. — Тело одно, а нас двое. И ты любишь нас обоих. — Я… Разумовский вдруг резко прижимает меня к себе и повторяет, не обращая внимания на попытки оттолкнуть его: — Ты любишь нас обоих. Ну же, мышка, скажи, что ты все еще любишь нас обоих. Прошу тебя. Последняя фраза звучит совсем тихо, надломленно. Я замираю в его руках. Шкафы. Ванная. Кольца. Оговорки. Боже мой. — Отпусти меня, — хрипло прошу я. Он шепчет что-то, зарывается пальцами мне в волосы, а потом отпускает и отходит на шаг. Я смотрю на него. Другой. Совсем другой, абсолютно другой. Мамочки. Развернувшись, бегу в коридор, а потом и спальню, дрожащими пальцами закрываю замок. Никто меня не преследует. Только покинув офис, я услышала треск разбитого стекла, будто стакан швырнули в стену. Зажав рот ладонью, опускаюсь на пол. Взгляд упирается в картину. Два ворона. Шкаф. Полочки в ванной. Кольца. Оговорки. Картина. Быть того не может. Кажется, я все-таки сошла с ума.