Есть ли в небе лисы?

К утру мне удается привести мысли в относительный порядок. Вернее, в подобие порядка. Я брожу по комнате, пытаюсь хоть что-то вспомнить, когда не получается, сопоставляю все, что видела и чувствовала. Меня, похоже, полностью устраивало то, что происходит. Более того, моя сестра, надо полагать, в курсе и вполне осознанно позволила мне уехать сюда. «Она должна знать о новом браке. Попытка скрыть это или сгладить попросту разобьет их обоих.» Тогда я думала, что она говорит про меня и Сергея, но сейчас понимаю, что нет. Значит, она знает. И даже беспокоится о нем. О них. Ничего не понимаю. Видимо, все не так уж плохо, раз я живу с ними и даже вышла замуж. Рядом с Сергеем я не чувствую никакой опасности, совсем наоборот, но вот второй… Ладно, можно, конечно, сделать скидку на то, что он был пьян и сорвался. Новый вопрос: почему Разумовский не сказал о нем? Второй что, настолько опасен? Или просто Сергей опасался, что окончательно напугает меня? Увы, но ответы я смогу узнать только у Разумовского. Который, кстати, стучится в спальню ровно в девять утра и просит дать ему шанс объясниться. Я к этому моменту уже оделась и сижу на кровати, жду. Голос у него нормальный, такой, к какому я привыкла за неделю. На несколько секунд задумываюсь о том, чтобы потребовать отпустить меня к сестре без всяких этих вот объяснений. Обвожу взглядом комнату. Нет, так не пойдет. Вся моя жизнь прочно связана с этим человеком и явно добровольно. Я должна понять, что происходит. — Жди в офисе, — отвечаю на очередную тихую просьбу открыть. — Я приду через пять минут. Разумовский соглашается и уходит, а я встаю и делаю несколько кругов по комнате. Нет, я точно жила тут добровольно, и меня любили. Значит, я вполне осознанно мирилась с этими… личностями. И не просто мирилась. «Ты любишь нас обоих. Ну же, мышка, скажи, что ты все еще любишь нас обоих. Прошу тебя.» И «мышки» эти на карточках. Теперь понятно. С ума сойти просто. Я делаю глубокий вдох и выхожу из комнаты. В офисе не только Сергей, там еще и Олег. В качестве моральной поддержки? Или опасается, что мы друг на друга кинемся? Смешно, конечно. Разумовский сидит на краю дивана, который ближе к рабочему столу. Я сажусь на другой. И сразу спрашиваю: — Почему молчали? — Не хотели пугать, — говорит Олег, пока Сергей пытается выломать себе пальцы. — Логично, — киваю. Разумовский поднимает на меня робкий взгляд, а я раздраженно добавляю: — От слова «нет». Сергей вновь сникает и шепчет: — Прости, пожалуйста. Он не думал, что ты проснешься и увидишь его, а потом просто не смог сдержаться. Птица очень скучает по тебе. — Птица? А, ну да, вороны. Круто. Зачем тогда было его прятать? Я потеряла память, а не мозг целиком. И вполне смогла бы принять тот факт, что живу с мужчиной с раздвоением личности, раз уж так и было. — Это больше, чем раздвоение личности, — говорит Разумовский, нахмурившись. — Так. — Я поднимаю руки в знак капитуляции. — Рассказывай о нем и о нас с ним все здесь и сейчас. Никаких больше отговорок. Я видела шкафы, полки в ванной, у нас парные кольца. Значит, мы все живем в мире и согласии или вроде того. Давай правду. Сергей смотрит на Олега несколько секунд, тот лишь пожимает плечами. Разумовский опускает голову и делает, как я прошу, говорит про детство, про то, как придумал воображаемого друга, про то, как все это довольно быстро перестало быть просто игрой замученного сознания. Я закусываю губу и обнимаю себя руками, чтобы буквально удержать на месте, потому что при воспоминаниях о детском доме у него такое лицо… Хочется обнять и попросить перестать говорить об этом, черт с ним. Двое и двое, меня явно устраивало. Но я держусь и слушаю про дальнейший конфликт, а также о том, что встречаться я начала именно с Сергеем, с его двойником мы позже нашли общий язык. И не только. — И как тебе это вообще? — спрашиваю, нахмурившись. — Со стороны выглядит странно. Как измена почти. — Я… — Разумовский смотрит в сторону, а до меня начинает доходить, почему. — Было время, когда я боялся, что он понравится тебе больше. Еще до того, как вы поладили хотя бы в качестве друзей. Он же… Мы разные, и он сильнее и решительнее и… В нем те качества, которых нет у меня. — Спорно, — хмыкает Олег. — Согласна, — поддерживаю я. — Но потом это уже было не важно, — продолжает Разумовский. — Я, если честно, в какой-то момент начал надеяться на то, что до вас дойдет, что вы чувствуете друг к другу. И когда это случилось, вздохнул с облегчением. Мы вместе и… Это сложно объяснить. — Да уж, — шепчу я и, скинув тапочки, забираюсь на диван с ногами, обнимаю колени. — Мне нужно с ним поговорить. Разумовский кивает, вновь смотрит на своего друга, потом возвращает взгляд на меня. — Я так и думал, что ты захочешь. Олег поэтому здесь. — Он за переговорщика или что? Зови Птицу, я без посредников справлюсь. — Я просто постою рядом, — говорит Волков, фамилию которого я узнала только позавчера. — Прослежу, чтобы все было нормально. — Я хочу поговорить со своим мужем наедине, — воинственно смотрю на Олега. Приподняв бровь, уточняю: — Или вы боитесь, что он мне навредит? — Нет, — тут же отвечает Сергей. — Конечно, нет. — Тогда давай его сюда. Олег, извини. — Я за дверью, — говорит Волков и так тяжело вздыхает, будто долбится с этим детским садом не первый год. Подозреваю, что так и есть. Когда он выходит, я вопросительно смотрю на Разумовского. — Как это происходит? — Так, — тихо говорит он и закрывает глаза. А смотрят на меня уже совсем другие, те, в которых желтый постепенно затапливает синеву. Сглотнув, крепче вцепляюсь в свои ноги. Он выпрямляется, перестает терзать пальцы. Некоторое время молчит, а я пытаюсь переварить, насколько сильно отличаются повадки и даже внешность, когда они с Сергеем меняются. Он… Птица встает, от чего я вздрагиваю, и подходит ко мне, садится рядом, но не вплотную. Я продолжаю буравить его подозрительным взглядом, раз за разом напоминая себе, что у нас не просто так весь быт на троих поделен. Я совершенно точно знала, на что иду, и была с этим согласна. Птица протягивает руку и касается моей ладони кончиками пальцев. Все еще настороженно смотрю на него. — Я не причиню тебе вреда, мышка, — негромко говорит он, будто спугнуть опасается. — Я не думал, что увижу тебя ночью. Не должен был так… — Почему не рассказали сразу? — повторяю я свой вопрос, желая услышать ответ уже от него. — Хотели сделать это постепенно, — отвечает он, поморщившись. — Но я был пьян, и тот ваш чудный разговор… задел. — Я же не знала, что вас двое. — У нас с тобой был… сложный период привыкания друг к другу. — Птица собирается опустить руку, но я быстро перехватываю его ладонь. Не знаю, почему, но это кажется важным. Судя по его взгляду, который опускается на наши сцепленные пальцы, я права. — Мы с Сережей опасались, что все повторится. В больнице сказали беречь тебя от потрясений. Я решил, что как раз и могу стать таким потрясением, поэтому отступил в тень. Ночью… Было не по плану. — Ага. Мягко говоря. Я замолкаю и пытаюсь понять, что чувствую по этому поводу. Значит, он сам решил не появляться, не Разумовский его прятал. Думал, что я испугаюсь. Вчера он ведь и правда не ждал моего появления. Птица, кажется, воспринимает реальность несколько острее, чем Сергей. Плюс алкоголь, плюс разлука, а ведь он, видимо, сильно любит меня. Достаточно вспомнить, как он просил ночью сказать об этом. Просил, а не требовал, просил так, будто эти слова были нужны ему как воздух. — Получается, я люблю вас обоих, — озвучиваю свою мысль, разглядывая его руку, что так нежно и крепко держит мою. — Да, мышка, — говорит он и морщится. — Извини. Не стоит так, я знаю. — Мне нравится, — легко пожимаю плечами и, уткнувшись в колени, прячу улыбку. Смотрю на него. — Пусть будет мышка, ладно? — Хорошо, — произносит Птица, усмехнувшись. — Не прячьте от меня ничего такого больше, — решительно требую и выпрямляюсь, ставлю ноги на пол. Но руку не отпускаю. — Я ведь на мгновение подумала о том, чтобы сбежать к чертовой матери, думала, что вы все-таки можете мне навредить. Птица сжимает мою ладонь и садится чуть ближе. — Я не сделаю тебе больно, мышка. Никогда не сделаю. — Да в этой башне столько всего, что напоминает о нашей тройной связи, что даже дурак поймет: мы жили вполне мирно. А я вроде не глупая. — Не всегда мирно, — усмехается Птица. — Но в целом да. И ты совсем не глупая. Он переводит взгляд на наручные часы и добавляет: — У тебя сегодня прием в больнице. Ты готова поехать? Или сказать Марго, чтобы перенесла? — Поедем. Потом я хочу забежать к Полине с Ваней и… Нет, — выдыхаю я, заметив, как перекосило Птицу от упоминания о моем зяте. — Да нет же, нет! Не говори, что они разошлись. — Еще как, — бормочет он. — Мы расскажем тебе об этом по дороге. — Да ну на фиг, — шепчу я, а Птица закрывает глаза. В следующее мгновение на меня смотрит уже Сергей. Впечатленная и внезапной информацией, и такой сменой личночстей, добавляю: — Охренеть можно. Разумовский виновато улыбается. *** Я стою посреди книжного магазина и рассматриваю полки вокруг. Сестра пристраивает стопку томов на стойку, поворачивается ко мне и разводит руками. Сергей осторожно подталкивает меня к стулу неподалеку, видимо, опасается, что я могу лишиться чувств. Думаю об этом, если честно. Многовато информации за один день. Начиная с того, что у нас вполне осознанный любовный треугольник, где все углы согласны с этим и счастливы, заканчивая тем, что моя сестра рассталась с идеальным мужчиной, который ни черта оказался не идеальным, и бросила работу. Я все-таки сажусь, когда из подсобки выходит Леша. — У тебя что нового? — мрачно уточняю, скрестив руки на груди. — Женился? В монастырь ушел? Больше не фанатеешь по «Assassin's creed»? Я не знаю, что из этого удивило бы меня больше. — Ничего такого глобального, — смеется Леша, но как-то нервно. Хмыкнув, смотрю на Разумовского, он же спешно отводит взгляд. — Чуть-чуть ориентиры в жизни поменял. — Как Дима, что ли? — Не те ориентиры. Бросил институт, учусь в другом. — Твою-то мать, — вздыхаю я. — Ладно. Это не самое странное из всего. Полина ставит вторую стопку книг на стойку и садится рядом со мной, всматривается в лицо. — Как ты, Ася? — спрашивает она. — В шоке, — пожимаю плечами и смотрю на Сергея, который отвечает мне взволнованным взглядом. Добавляю: — Но это пройдет. — Может, поужинаем вечером все вместе? — предлагает Разумовский, на что я быстро киваю. Никто не против, поэтому мы договариваемся о времени и отправляемся домой. За руль садится Птица, Сергей, как выяснилось, машину предпочитает не водить. Я пристегиваюсь на переднем пассажирском месте и украдкой смотрю на своего спутника. Движения совершенно другие, осанка прямее. Конечно, самое приметное отличие — желтые глаза, которые сейчас скрыты за солнечными очками. — Почему вороны на кольцах? — спрашиваю я, когда мы останавливаемся на светофоре. — Символ. — Но не для Сергея? — Нет, не для Сережи. Он придумал и видел меня таким в детстве, крылья, черные перья, когти, — говорит Птица, сворачивая на другую улицу. Почти наяву вижу, как он глаза закатывает. — Это для нас с тобой, символ того, что ты принимаешь меня полностью. — Ясно, — бормочу я, переводя взгляд в окно. Помолчав немного, вновь подаю голос: — Почему я развелась? — Он был конченным мудаком. Кроме этого он тебя предал. Предал? Нашел другую, надо полагать. Я больше ничего не спрашиваю, от ответа и так больно. Я, конечно, все понимаю, я идеальной женой совсем не была. И все равно обидно. — Мышка, — зовет Птица. Повернувшись, смотрю на него. — Проблема была не в тебе. Просто от того, как ты испугалась в том коридоре, когда заблудилась, мне хочется найти его и свернуть шею. — Свернуть шею? — скептически уточняю, приподняв бровь. — Не жестковато? — В самый раз, — холодно отрезает Птица. Он останавливает машину на подземной парковке и глушит двигатель. Я отстегиваю ремень безопасности, открываю дверь, но не выхожу, сижу, свесив ноги наружу. Птица успевает обойти автомобиль и теперь стоит рядом. Я поднимаю на него взгляд. Очки он поднял наверх, и теперь они служат таким своеобразным ободком. Желтые глаза смотрят очень внимательно и… тепло, наверно. Я не чувствую никакой угрозы, несмотря на его резковатое поведение. — Просто пытаюсь уместить все это в голове, — отвечаю на невысказанный вопрос. — Много информации, и перемены такие внезапные, что сложно их сразу осознать. — Не торопись, — пожимает плечами Птица и садится передо мной на корточки. — Нужно время. И все же… Спасибо, что не отталкиваешь меня. — Было бы странно, — замечаю, покрутив в воздухе правой рукой с кольцами. — Я не совсем понимаю, какой вошла в эти новые отношения. — Другой, — кивает Птица. — Ты год жила отдельно от бывшего мужа, успела адаптироваться и немного прийти в себя. — Он поворачивает голову в сторону и несколько секунд молчит, затем продолжает: — Да, и терапию проходила. Тебя не пугали конфликты, ты не думала о том, что Сережа может разозлиться из-за чего-то и вылить эту злость на тебя. — А с тобой, значит, думала? — Поначалу, — нехотя признает Птица. — Я дураком был. Такого не повторится. Ты в безопасности, мышка. Твои желания и мысли важны для нас, мы любим тебя. Он встает и протягивает мне руку, помогает встать. Мы идем к лифту, так и не отпустив друг друга. *** — С каких пор я дружу с полицией? — шепотом спрашиваю у сидящего рядом со мной на диване Шуры. — С давних, к сожалению, — так же тихо отвечает он. Ага. Я смотрю на двух мужчин, что расположились поодаль. Значит, новые знакомства? Эти двое полицейских пришли проведать меня сегодня, но выглядят такими же растерянными, как и я сама. Ни одного, ни второго я не помню, но мы, по словам Сергея, неплохо общались. Сам Разумовский сидит за рабочим столом и, уткнувшись подбородком в сцепленные руки, внимательно наблюдает за гостями. Периодически к чему-то прислушивается, из чего я делаю вывод, что Птица рядом. Все еще сложно понять, как у них это работает. — Что говорят врачи? — спрашивает тот, который назвался Игорем. — Просят не торопиться, — отвечаю, слабо улыбнувшись. — Пичкают лекарствами. Советуют посетить психотерапевта, но я пока не хочу… Не знаю, почему. Такое чувство, будто мне нельзя доверять никому из психотерапевтов. Игорь на пару секунд отворачивается, чтобы глянуть на Разумовского. Тот пожимает плечами. — Как ты сама, Ася? — интересуется светловолосый парень, Дмитрий. — Привыкаю. Вокруг теперь много странностей. Ну, серьезно, я проснулась в один прекрасный день в больнице, и оказалось, что я развелась, вскружила голову красавчику-миллиардеру, вышла замуж, моя сестра отказалась от дела своей жизни, брат бросил учебу, а живу я теперь в башне. — Я тебя понял, — улыбается он. — Мне жаль, что это случилось. Надеюсь, скоро ты восстановишься. — Мы расследуем детали аварии, — добавляет Игорь. — Пока все выглядит как несчастный случай. Думаю, так и есть. — А что, может не быть? — уточняю, с подозрением приглядываясь к нему. — Да кому надо в тебя въезжать специально, мать? — фыркает Шура и указывает в сторону Разумовского. — Конкуренток на твое место нет, он всех запугал. — Это просто авария, Ася, — говорит Дмитрий и встает. — Нам пора. — Мы придем завтра, нужно, чтобы ты расписалась в протоколе, — добавляет Игорь. — Разве не положено ездить в таких случаях в участок? Полицейский лишь машет рукой, и они уходят, попрощавшись. — Гром просто думает, что чем меньше ты выходишь из дома, тем ему спокойнее, — ухмыляется Шура и тоже поднимается на ноги, смотрит на Разумовского. — Ну что, шеф, все в силе? Я ребят предупредил, мы просто в карты перекинемся. Сергей смотрит на меня, я цепляюсь за руку своего внезапно лучшего друга и встаю, всем видом выражая готовность приделать погоны парочке охранников. Шура идет в сторону двери, а я к столу. Разумовский встает и осторожно касается моего плеча. — Здесь твой дом, — напоминает он, улыбнувшись. — Ничто и никто здесь не навредит тебе. Если что, сразу скажи Марго. Я буду ждать тебя здесь. — Хорошо, — говорю и беру его за руку, слегка сжимаю. — Я потом пойду в студию. Зайдешь? — Конечно. Разумовский даже немного наклоняется вперед, но сразу останавливается. Еще раз неловко улыбается и возвращается к работе, а я отправляюсь к лифту, где меня ждет Шура. Вдвоем мы отправляемся на этаж к охранником, где в комнате отдыха уже расположились трое мужчин и одна девушка. Я их всех знаю, если верить моему другу, как и они меня, и вот так собираемся мы уже не первый раз. Он и Сергей решили, что мне будет полезно пообщаться с людьми. Я ничего против тоже не имею, поэтому сажусь за круглый стол и разминаю пальцы, обещая высокому крепкому мужику со шрамом на щеке обставить его в два счета, когда он прогнозирует Шуре проигрыш. Телохранитель хлопает меня по плечу, явно довольный. Мы расходимся гораздо позже, чем собирались, потому что игра пошла весело, и прерываться не хотелось. В итоге в студию я не иду, а отправляюсь сразу в офис. Сергей все еще за столом и выглядит так, будто вот-вот либо заснет, либо коньки отбросит. Моего появления даже не замечает, и я выскальзываю обратно в коридор. Взяв телефон, звоню Шуре. — Я, конечно, знал, что ты расстаться со мной не можешь, но не думал, что настолько, — заявляет он, едва взяв трубку. — Дело есть. Ты же мой лучший друг? — У нас даже браслеты парные, — фыркает Шура. — Отлично. Значит, ты обо мне многое знаешь. Я же как-нибудь помогала Разумовскому отвлечься от работы? — Я не сталкер, женщина. — Так что? — Тебя интересует цензурная версия или не очень? — уточняет Шура. — Цензурная пока. — Ванна, чаи всякие или кофе и так далее, массаж. Он на что угодно от тебя ведется. Еще немного попытав его, сую телефон в карман и захожу в офис. На сей раз Сергей меня замечает и встает, а я подхожу к нему. — У тебя еще много работы? — уточняю, глянув на кипу бумаг на столе. — Это подождет, — говорит он и сдвигает их в сторону. — Ты хотела вместе сходить в студию? — Вообще-то, у меня новое предложение. Давай ты еще минут пять посидишь тут, а я наберу тебе горячую ванну? Потом можем вместе поужинать. Ты ведь явно устал. — Не нужно, Ася, все в порядке, — качает головой Разумовский. — Тебе нужно отдыхать, ты… — Да я-то в норме относительной. А вот ты, кажется, скоро свалишься. Позволь мне немного отвлечь тебя. Или не хочешь? Сергей садится обратно в кресло и совсем тихо отвечает: — Хочу. — Тогда решено. Я загляну, как вода будет готова. Разумовский больше не спорит, и я отправляюсь в жилую часть. Там на несколько секунд застываю посреди коридора в нерешительности. Он ведь больше не ночует в спальне. Уместно ли будет сделать все в той ванной комнате? Там я хотя бы примерно поняла, что и где стоит. Ладно, попробуем. Не в кровать же его тащу, так что неловкости не должно возникнуть. Я все-таки сдвигаюсь с места и отправляюсь в нашу спальню. Включаю воду, некоторое время перебираю всякие баночки и коробочки в шкафу. Выбрав соль и пену, выпрямляюсь и жду, пока ванна заполнится наполовину. Засыпав и залив все эти приблуды, хожу по комнате, пока не приходит время выключить воду. Думаю, в нашей обычной жизни все выглядело бы не так топорно, но пока что имеем. Я возвращаюсь в офис и предлагаю Разумовскому оставить пока работу. Он безропотно идет следом за мной. В спальне я говорю, что пока пойду на кухню, потому что хочу сама приготовить ужин, и прошу его не спешить. Мы застываем на пороге ванной как два идиота. Да, это определенно выглядело не так. Наверно, я бы зашла вместе с ним, и мы бы стащили друг с друга одежду и вместе бы залезли в воду. Может быть, я бы дала волю рукам, разминая затекшие мышцы, и уж точно все не окончилось бы только этим. Тогда я бы точно поняла, почему меня к нему так безумно тянет даже при условии, что мы чужие сейчас. — Я буду на кухне, — наконец говорю и иду к двери. — Спасибо, Ася, — произносит Разумовский, глядя мне вслед. — Вопрос, — решаюсь я, почти спрятавшись в коридоре. — М? — Если бы все было как раньше… Как это было бы? — Это… — Сергей запинается и сам заходит в ванную, скрываясь полностью от меня. — Я бы обнимал тебя, целовал. Мне нравится прикасаться к тебе. Мы бы лежали там, пока вода не остынет, а после душа вернулись бы в спальню. Там я бы продолжил. Ничего большего, чем поцелуи и ласки, в ванне не было бы. — Почему? — тихо спрашиваю я. — Потому что ты не любишь в воде, — просто отвечает Разумовский. Боже. Я сжимаю дверную ручку и, сама того не замечая, шагаю обратно в комнату. Опомнившись, говорю, что буду ждать его на кухне и позорно сбегаю. Там прошу Марго сделать воздух похолоднее, потому что мне очень нужно остыть. И отвлечься. Этому отлично способствует пшеничная лапша и курица. Я переключаюсь на них, ставлю воду, кидаю кусочки мяса на сковородку и замешиваю соус, а мысли так и норовят увести меня обратно в спальню, подкидывая одну картинку за другой. Я бы… Я бы хотела вернуться к нему сейчас, но понимаю, что это будет нечестно, потому что уже завтра я могу пожалеть о такой поспешности. Нужно еще немного привести мысли в порядок. — Чокнуться можно, — бормочу я, осторожно нарезая свежие овощи.        Когда Сергей заглядывает в кухню, меня уже отпускает. Я как раз сливаю воду в раковину. Разумовский подходит и помогает поставить кастрюлю на подставку. От него пахнет тем самым гелем для душа, который я видела на полке, с ароматом зеленого чая и еще чего-то, а влажные волосы зачесаны назад. Ни черта самовнушение не работает в итоге. Я смотрю на него, а он спрашивает: — Все в порядке? — Не совсем, — говорю я, не в силах даже взгляда отвести. — Голова болит? Я цепляю его за ворот футболки и тяну вниз, даже толком не задумываясь о том, что делаю. Мы женаты, в конце концов, мне явно можно. Сергей медлит, но все-таки наклоняется. — Ася? — шепчет он, разглядывая мое лицо. — Ты действительно?.. Я не даю ему договорить, тихо прошу: — Поцелуй меня. Пожалуйста. Разумовский исполняет просьбу почти сразу, только на секунду замешкавшись. Он наклоняется ниже и касается моих губ своими, мягко и осторожно, и почти сразу собирается отстраниться, но я тянусь следом. И он целует снова, чуть более ощутимо, но все равно так нежно, что все внутри сворачивает наизнанку от этих ощущений. Это что-то невероятное. Сережа выпрямляется, с тревогой смотрит на меня. Я улыбаюсь и шепчу: — Все хорошо. Правда.