Есть ли в небе лисы?

Мара чувствует себя неуютно, стоя перед наемниками, но четко и без запинки выдает заранее приготовленную речь, которую выучила еще вчера и повторяла все утро сегодня. Немного уверенности ей придает присутствие Шуры, который с этого дня официально займет должность начальника охраны. Накануне они вместе репетировали, что и каким тоном будут говорить, поэтому встреча проходит без проблем. Закончив, они оставляют наемников, чтобы те могли обдумать уходить или нет, и возвращаются в Асину студию, где Мара обессиленно валится на диван. Она не спала почти все ночь, по крошечным кусочкам вытягивая из памяти все, что ей может понадобиться в дальнейшем, а оставшуюся половину пыталась не свалиться в истерику, потому что копнула слишком глубоко. Шура оставляет ее одну, попросив напоследок ни во что не ввязываться без него, и уходит, чтобы разобраться с навалившимися новыми обязанностями. Мара сворачивается на диване клубком и смотрит в противоположную стенку. Ей, конечно, повезло, что вокруг есть люди, готовые помочь ей, но никто из них не сможет подсказать, как быть с Асей. Прошло уже несколько дней с того момента, как открылась правда про то, кто теперь владеет компанией Разумовского, но в своей цели Мара не продвинулась ни на шаг. Она понятия не имеет, сколько времени понадобится, чтобы девушка хоть немного оправилась, и чувствует себя совершенно бесполезной. Ася потеряла людей, которых любила больше жизни, и что Мара может предложить ей взамен? Надежду на то, что через много-много лет боль хоть немного утихнет? Застонав, она цепляет маленькую диванную подушку и накрывается ею с головой. — Я знаю, что тебя это не утешит, — шепчет Мара, закрыв глаза. — Но они все тебя так любят… Дай мне хоть малейшую подсказку, как помочь тебе. Конечно, ее мольба остается без ответа. Другого она и не ждала, поэтому позволяет себе еще немного побездельничать, а после отправляется в спальню, чтобы переодеться. Для того, чтобы осуществить задуманное, ей нужны вещи, которые не жалко будет испортить, и выбор она снова доверила Шуре. Утром он принес ей темно-синие штаны и футболку, которая когда-то была белой, а теперь вся разноцветная от красок, которые перестали со временем отстирываться. Наемник сообщил, что вся Асина рабочая (а иногда и не только рабочая) одежда выглядит так, поэтому Маре можно не бояться испачкаться. Переодевшись, она пытается зацепить волосы в хвост, но несколько прядей все равно лезут в лицо. На это не хватает даже ее сноровки. Волчий кулон Мара берет с собой. Она таскает его уже который день, раздумывая, как обыграть эту вещицу для Аси, цепляется даже за такой призрачный шанс, как жизнь в память о друге. Кулон кажется ей важным, но Мара пока так и не смогла понять причину. Вернувшись в студию, она подходит к столу, где Ася обычно смешивала краски, если верить памяти, и, уперев руки в бока, оглядывает фронт работ. Нахмурившись, Мара ставит перед собой чистую палитру, вытаскивает из коробки несколько тюбиков с краской. Она сильно сомневается, что у нее получится хоть что-то дельное, но ее цель состоит в другом. Возможно, привычная деятельность сможет немного взбодрить Асину душу. Или нет. Спустя примерно два часа она понимает, что точно нет. Из результатов только окончательно испачканная одежда, вымазанный в красках пол (спасибо Шуре за подсказку подстелить под мольберт прозрачную пленку), разноцветная кожа и непонятно что на самом холсте. Это не срабатывает, несмотря на то, что она решается прервать Асин сон, но получает лишь образ с пустыми глазами, свернувшийся калачиком на диване. Мара кладет палитру на столик, кидает туда же кисточку и садится на стул, понуро глядя на получившийся «шедевр», добытый в битве с постоянно засыхающими красками. — Знаешь, — говорит она, не глядя в сторону дивана, — Шура очень хочет, чтобы ты поправилась. Мара, поерзав, достает из кармана волчий кулон, кладет его на ладонь. — Он вчера заверял, что мне не о чем волноваться, ведь когда ты придешь в себя, то не погонишь меня прочь, обязательно поможешь. Я и не думала ни о чем таком. Она гладит пальцем плоскую часть клыка, обводит кончиком ногтя гравировку. Памятная дата? Наверно. — Я понимаю, как тебе больно, — тихо продолжает Мара. — Чувствую это как никто другой. Но… Он… Птица ведь отослал тебя, чтобы ты выжила, он сделал все ради этого. Пожалуйста, хотя бы ради его жертвы… Она замолкает, отлично понимая, насколько жалко звучат ее слова. Разве они могут облегчить такую боль? — Я… Мара осекается, зацепившись взглядом за дату, выгравированную на кулоне. Нахмурившись, рассматривает цифры. Это?.. Она сползает со стула и бросается в сторону одного из шкафов, где недавно копалась, судорожно перебирает сваленные там листы. Наконец, победно выдергивает календарь и находит нужные знаки. Вот оно. Зачем ставить дату в будущем времени? Разве что?.. Мара смотрит на кулон, прогоняет в уме все возможные варианты. Это может быть сущей глупостью, но она не может себе позволить упустить такой шанс. Оглянувшись, прижимает к себе волчий кулон. Действовать страшно. Вдруг ничего эти цифры не значат? Она просто обманет Асю, даст ложную надежду, а потом станет только хуже, и даже ее помощь не сможет помочь художнице сохранить жизнь. Нет, нельзя просто умолчать об этом. Решившись, Мара бросается к дивану и цепляется за безвольную Асину руку, трясет ее и сбивчиво пытается объяснить, что нашла и почему думает, что это важно. Она понятия не имеет, как сцена выглядит со стороны, пристает ли она к пустому месту на мягких подушках или к призраку, или все вообще происходит у них в голове. Ей совершенно все равно, сейчас важно лишь достучаться. Поначалу кажется, что это бесполезно, Ася совсем не реагирует, и Мару с каждой секундой все глубже топит отчаяние. Неужели уже поздно, и разум художницы не просто находился во сне, а навсегда канул в забвение? — Да ну послушай же! — выкрикивает Мара и сжимает проклятый серебряный клык так сильно, что он впивается в ладонь и режет ее до крови. — Кулон не просто так оказался в офисе! Я уверена! Я видела у тебя в голове, что Олег с ним не расставался, а тут эта дата в будущем времени… Ася, вдруг это послание? Слышишь? Вдруг они живы, а дом и остальное — просто уловка! Живы, слышишь?! Мара чувствует, как по щекам стекают противные слезы, которые не получается сдержать. Она продолжает сбивчиво говорить, и всхлипывает, когда карие глаза фокусируют на них взгляд. Мара, пачкая диван окровавленной рукой, хватает Асину ладонь и вкладывает в нее испачканный кулон, ее пальцем стирает темно-красное с гравировки. Девушка вздрагивает, смотрит на клык, морща бледный лоб. — Живы? — шепчет она и темные глаза встречаются с желтыми напротив. — Надеюсь, — в тон ей отвечает Мара, сжимая ее свободную руку. — Ты не выяснишь это, если будешь валяться здесь. Она окончательно оседает на пол, когда чувствует, как дрожащие пальцы отвечают на этот жест.