Ab intestato (Без завещания)

unlike pluto — to the toxic people

       Есть в мире понятие стереотипов. Те самые случаи, когда «смотри во внутренний мир, не оценивай только по внешности», «не суди всю нацию по странным историям», «не оценивай человека по его цвету кожи» и всякое-всякое-всякое.       Так и про вампиров смело можно сказать: перечитав любовных романов, не мысли стереотипно, не думай, что они собираются в склепах, выглядят богатыми сукиными сынами и смотрят свысока друг на друга. Однако есть один чёртов нюанс: вампиры действительно собираются в огромном Зале Советов особняка семьи Дона — в их случае, особняка клана Пак, а Залы, как правило, находятся где-то в подвале. Не каждый вампир, конечно, богат, но большинство из них — точно, и, будьте уверены: каждый собравшийся сегодня на слёт является тем самым засранцем с миллионом на счёте. И так как вампиры — создания на удивление мелочные, каждый из них смотрит друг на друга с презрением. Кто-то хочет должность в клане повыше, кто-то считает, что тот или иной кровосос не достоин высокого звания, у кого-то, вот, в семье есть слегка накосячившие и осуждённые, а кто-то — лишь обращённый, а обращённых вампиророждённые очень не любят. Как говорят, слабы из-за своих отличительных черт, как, например, те, что касаются крови.       Тэхён — обращённый вампир-наследник главного клана, по мнению социума, ни хрена не достойный этого звания, однако имеющий старшего брата, что пару лет назад нарушил Бессмертный Устав и был приговорён, тут ловит ну полный джек-пот. А потом Сокджин ещё спрашивает, почему ему так не хочется посещать Зал Советов, чёрт побери.       Потому что большинство обвинений и порицаний, которым он подвергается, с точки зрения логики не обоснованны примерно никак. Он не просил Чимина себя обращать, когда он погибал от пулевого ранения во время Второй мировой; он не просил его позже совершать преступление, а младшего брата — скоропостижно погибнуть, чтобы стать наследником клана; он не просил Дона выбирать преемником именно его скромную личность, а не избрать кого-то вампиророжденного, как многие делают.       Он не просил всего этого. Он должен был умереть в январе сорок второго, глядя в потемневшее небо и харкая кровью на снег. Он был готов к этому с того самого дня, как его призвали на фронт.       И он не заслуживает, чтобы на него смотрели, как на отребье, лишь потому, что при нужных условиях он может потерять контроль над собой.       Ни для кого не секрет, что если обращённый принципиально не будет пить кровь целый год, то станет смертником: разум всех обращённых разлагается напрочь, а вампир, севший на такую диету, сходит с ума и превращается в монстра. Обратного пути у обращённых не происходит: вернуть им рассудок нельзя, чего не скажешь о вампиророждённом. Те, если годик поголодают, точно так же двинутся разумом, однако после того, как хаотично насытятся, вернут себе мысли и чувства. И даже неясно, что хуже: тот факт, что ты не сможешь до конца осознать, сколько людей пали жертвой безумия, или тот факт, что всенепременно узнаешь.       Тэхён знает лишь единицы тех, кто добровольно пошёл на такое — то в основном осуждённые, что нарушили Бессмертный Устав и были приговорены Доном или Хранителем к казни такого формата. Эта смерть очень мучительна, а для вампиророждённых — особенно, ведь уже спустя только полгода ты начинаешь заживо сохнуть, но стоит только лишь капельке крови попасть хотя бы на губы, происходят... опасные метаморфозы. Во время вампирских войн такое зачастую делали с неугодными Донами: высушивали, оживляли, кормили одним из зависимых от укусов рабов, возвращая сознание, и снова высушивали.       Тэхён допускает рабство и донорство — когда люди идут к детям ночи своими ногами и предлагают себя. Но такие виды жестокости недопустимы даже для таких аморалов, как он. А в Зале Советов, куда они с Сокджином заходят сейчас, там собралось с пару десятков таких вот ублюдков.       Тэхёна бесит здесь всё. От пафоса малахитовых стен и колонн — до массива резного стола из тёмного дерева. От лица неродного отца — до его душнилы-Советника, что кидает на Джина такой полный ярости взгляд, словно Тэхён — собачонка, которую можно притащить в нужное место ко времени. Ирония в том, что единственный, кто ему тут импонирует — это Намджун, недавно избранный Хранитель сложной границы, который успешно справляется со своими задачами после того, как его предшественник был жестоко сожжён своими людьми за коррупцию и несоблюдение всё того же Устава. А суть иронии, собственно, в том, что такой спокойный Сокджин этого парня на дух не переносит, считая последним ублюдком и сволочью лишь потому, что Намджун характером чем-то похож и на Тэхёна, и на Чимина за раз — справедливый до неприличия, а лебезить не позволяет гордыня.       Сокджин вообще тот ещё лицемер: как его в шутку кто-то называет Советником, так сразу глазки в пол и «Ну что вы говорите такое, я пока не Советник», а как кто-то не падает ниц перед его светлым образом, так сразу на всё говно мира исходит. А Ким Намджун даже перед Доном головы не склоняет больше, чем нужно по правилам, так кто такой Ким Сокджин, чтобы он ему расцеловывал ноги?       Ким Сокджин, очевидно, считает себя достойным того, чтобы ему так поклонялись. Ким Намджун же считает иначе — и говорит об этом открыто, вызывая своей прямотой у Тэхёна восторг, а у его горе-Советника («Ну что вы говорите такое, я пока не...») — раздражение и какую-то сильную ненависть, что сродни кровной.       И, разумеется, все смотрят на них ровно в тот самый момент, когда Тэхён толкает тяжёлые двери: в тех будто программой заложено грохотать так, чтобы ни один опоздавший не смог попасть внутрь мышью, и чтобы каждый собравшийся мог его осудить. Но, в принципе, как-то насрать, а вот Сокджина начинает мелко-мелко потряхивать: синдром отличника сказывается.       Ему бы к психологу. А то так и обосраться можно от чувства ответственности. Или же — от расстройства, что Тэхён всё ещё хуй клал на чью-то карьеру в мире вампиров — его и своя не особо ебёт.       — Доброго дня, господа! — встретив кислые рожи, позитивно и громко сообщает наследник сеульского клана всем собравшимся в Зале — и с наслаждением видит, что Ким Намджун отворачивается, силясь скрыть тихий смех. — Пап, прости, кофе не взял, в «Старбаксе» кончилась нужная кровь, которую я мог бы добавить тебе вместо сиропа!       Шутку не оценил даже Сокджин: вздохнув, Тэхён, ощущая спиной тень своего верного спутника, занимает место от Дона по левую руку с негромким: «Ну, извини?» — отчитать при всех отец его явно не сможет. Но смотрит достаточно пристально, чтоб сын без лишних слов мог сложить в голове простое «пиздец тебе», и этого, впрочем, достаточно.       — Продолжим же, — и Дон переводит тяжёлый взгляд на всех собравшихся: — На повестке дня у нас много вещей, но сначала мне бы хотелось услышать отчётность господ Хранителей о текущем состоянии дел. Начнём с вас, Ким Намджун: как обстоят дела вашего клана на севере?       Иерархия в их среде достаточно сложная. Если бы кто-нибудь из обычных людей дал Тэхёну в руки мелок и попросил набросать схему-дерево, он бы сделал это, только хорошо пораскинув мозгами. В начале, конечно же, идёт Дон: он, считай, президент всех вампиров страны. Главный правитель вампиров округи — и рядом с ним стоит изобразить пунктирную линию и добавить Советника.       Советник — это не только тот, кто в курсе всех внутренних распрей, но также и секретарь всех секретарей. Работа Советника важна и сложна — и именно это причина, по которой в Бессмертном Уставе строго прописан запрет на семью. Вернее, с этим немного сложнее: должность эта почётна, а потому передаётся только в рамках одной конкретной семьи — в случае с главенствующим, сеульским, кланом это семья Джина. Советнику находят подходящую пассию, с которой он видится только на период зачатия очередного наследника — обязательно вампиророждённого, что значит, что дама должна быть вампиршей благородных кровей. Если Дон считает ребёнка достойным профессии, то отцу разрешается видеться с ним для обучения — так было с Сокджином. Если Дон не считает ребёнка наследником, то Советнику ищется новая пассия во избежание обид старшего ребёнка на младшего и возможных попыток сменить когда-нибудь род, который отвечает за эту работу. А старший ребёнок становится членом семьи (они говорят об этом ещё пафосней, называя семьи Домами) своей матери и обеспечивается до полного совершеннолетия. Дальше его судьба мало кому интересна: захочет пробиться в местной иерархии — может попробовать, а уж коль не захочет — то Б... ему судья.       Конечно, два человека не могут держать всю вампирскую нишу страны. Поэтому сразу под Доном Тэхён бы смело нарисовал всех Хранителей: их достаточно много — и север, и юг, и юго-восток, и северо-запад, и далее, далее, далее. У каждого из подобных Хранителей есть свой маленький клан (как раз северный клан и порешал предыдущего) и свой мини-Советник — их называют просто: лишь консультантами. Однако если Советник может присутствовать на Заседаниях, то консультантам сюда путь заказан.       Вампиры похожи на муравьёв — если бы те обожали светские рауты, сплетни и всякую дрянь по типу размазывания говна бытия по стенам реальности по паре сотен годков, как это сейчас происходит с «пятном вампирского рода». Потому что старшего, пусть и приёмного брата Тэхёна иначе не называют — Дом Пак всегда был почитаем и идеален в глазах вампирской общественности, как был почитаем наследник сеульского клана Чимин.       Не будь Чимин его старшим братом, которому Тэхён последние лет сто пять смотрел в рот, он бы всенепременно его раздражал: тот самый парень, к которому ездили свататься со всех щелей страны, вот без шуток. И самый, блять, сильный, и красив до безумия, и за двести лет перевалило малому — по меркам этих ребят это не так уж и много, что-то сродни совершеннолетию у простых людей. О Чимине всегда говорили: «Перспективный молодой человек», и это было грёбанной правдой, потому что образований у этого парня было великое множество и был он, как в сказке — прекрасен во всех отношениях.       А потом Чимин вышел из-под контроля и стал объективно опасен.       И совершил преступление, а судил его Дон, потерявший двух родных сыновей. И осудил по всей строгости.       Если подумать, то отца с одной стороны даже жаль: почти все его дети почили один за другим, а он был привязан ко всем троим так, будто Чимин не притащил Тэхёна во время войны на порог, как простой ребёнок может притащить, допустим, щенка. Он до сих пор толком не понимает, почему его не убили на месте и почему Чимин потратил свой шанс — брат никогда не отвечал прямо на этот вопрос.       Но, к своему лютому ужасу, понимает прекрасно, по какой же причине Дон сильно оскалился на весь свой Совет и наперекор всему решил сделать обращённого вампира наследником, а не зачать, например, наследника нового. Да что там понимать — отец и сам год назад, поддавшись эмоциям, сказал ему честно, что по-своему любит. Не так, как любил двух родных сыновей, потому что уже год как сильнее — как оставшегося. И будь критическое мышление его последнего сына чуть менее развитым, он бы поддался эмоциям и стал именно тем, кем Дон Пак так хочет видеть его.       Сокджин любит ворчать, что Тэхён совсем не готов занимать пост наследника, а Тэхён любитель позубоскалить в ответ, что это медвежья услуга. Но каждый из них понимает прекрасно: он охуеть, как готов, и именно это — причина, из-за которой Дон пустит его на костяной трон очень нескоро.       Потому что Тэхён готов вести кровопролитные войны против каждого ныне присутствующего в Зале Советов, кроме, быть может, Намджуна. Затяжные, с настоящей резнёй: он готов уничтожить их всех настоящими пачками, не жалея ни их детей, ни их блядских старейшин — за то, что в рот ебал ту систему, которой они все так восхищаются. За то, сколько лжи пронесли все эти вампиры, что, словно собаки, набросились на его старшего брата, не зная причин и мотивов.       Но это всё сложно, ведь вместе со всем пониманием Тэхён Чимина никогда не простит за то, что он сделал — этому нет оправдания. Бессмертный Устав порой очень жесток, но он когда-то был написан чертовски умным вампиром, так что всегда справедлив, и брат поплатился за дело. Тэхён любитель побалансировать на его тонкой на грани, однако нарушить никогда не посмеет. Банально из уважения.       А этих вампиров, собравшихся здесь, он не уважает. Потому что каждый из них Устав нарушал, но смог хорошенько отмазаться, а Чимина поливает такими помоями, будто над каждым по нимбу висит. Тошно, блять, и смешно.       Убить бы их всех особо жестоко.       А если возвращаться к действительности, то все такие Собрания — вещь очень скучная. Тэхён, конечно, сидит с умным видом на каждом из них, но это вовсе не значит, что он не считает минуты. Вампиры собираются раз в полгода стабильно, чтобы всё обсудить, и здесь зачем-то даже порой поднимаются темы основ людского бизнеса — непонятная хрень, потому что с накопленным опытом никому не нужны лекции подобного рода. Но это ведь повод покрасоваться, ведь так? Эти ребята — ужасные снобы, и Тэхён с этим лично столкнулся: единственный случай, когда Совет взбунтовался, был полтора года назад, когда Дон объявил, что какой-то там обращённый станет единственным возможным наследником. С тех самых пор он относится к тем самым ребятам, что сидят с золотой ложкой во рту, но по факту в говне: столько льётся из разных щелей, что никогда ни за что не отмыться.       Большое спасибо: он и без того в курсе, что фамилия Пак и фамилия Ким не особо созвучны — Дон как-то давно предлагал её поменять, но Тэхён отказался.       В нём и без того слишком много дерьма, чтобы на корню обрывать последнюю нить с погибшими мамой и папой. Должно же быть что-то святое в том, кто последние годы так низко пал.       — Всё спокойно, Дон, — Ким Намджун собой чертовски хорош, как, говорят, столь же хорош во всех отношениях: будь Чимин здесь, они бы втроём наверняка подружились на фоне желания хорошо проблеваться с лицемерия каждого тут находящегося. И на фоне того, что обязательства всё ещё существуют. — Даже слишком спокойно, исключая один странный феномен. За последний квартал нас потревожили сразу три смертника. Никто из них не причинил простым людям вреда.       — Почему осуждённые вами сумели сбежать? — интересуется кто-то из Зала. — Разве ваш колдун не наложил по печати на заточительный склеп?       — Если бы вы, Кан-хённим, проявили чуть больше такта и вежливости, вы бы не задавали этот вопрос, — с холодной усмешкой парирует новый Хранитель, впиваясь тому цепким взглядом в лицо. Чёрт возьми, этот парень хорош, как же он великолепен: у Тэхёна аж ладони зудят от желания бурно похлопать. — Разве долгие годы службы на Дона не научили вас молча внимательно слушать всех выступающих, а потом вставлять своё веское слово?       — Я даже не буду говорить ничего, потому что парень прав по всем пунктам, — с усмешкой тянет Дон низко. — Я требую, чтобы каждый собравшийся здесь уважал выступающих. Перебивать могу только я.       — Выскочка, — бормочет Сокджин почти что беззвучно. — Он не достоин зваться Хранителем севера.       — Он всё ещё не обязан благодарить за все ложки дерьма, которыми старые снобы так его стремятся напичкать, — чуть громче произносит Тэхён. — Достойный ответ.       — Нарушающий все протоколы.       — Кан нарушил их первым.       — Разве я выразился недостаточно чётко? — обрывает Дон их бубнёж. Тэхён и Сокджин с позором смолкают, пристыженные. — Продолжайте, Намджун-ним. Мы слушаем вас.       — Я не могу сказать, что чародей нашего клана не очень силён: он верой и правдой служит региону уже две сотни лет и, как вы знаете, по части его сферы деятельности оплошностей не было. Однако печати в заточительном склепе были вероломно кем-то поломаны, а преступники опоены кровью животного так, чтобы они ни в коем случае не подрались за неё и не убили друг друга. Сначала преступник напоил ею первого, выпустил, и только спустя какое-то время опоил второго, а потом то же проделал и с третьим. Таким образом, сразу три смертника оказались на воле и стали проблемой для нас. Небольшой, слава Богу. Но сила, способная разбить печать заточения, должна быть огромной, так что я ставлю всех здесь в известность: каждому клану нужно проверить места содержания всех осуждённых, — Тэхён отчётливо видит, как напрягается лицо неродного, но всё же отца, и понимает, что его собственное в данный момент походит на маску, ведь: — Иначе можно ждать бед.       — Со стороны смертников их можно не ждать, — раздаётся от входа внезапное звонкое, и двери настежь распахиваются, являя глазам худший кошмар из всех только возможных.       Настолько масштабный, что Зал взрывается возгласами и даже криками, а сам Тэхён отчётливо чувствует, как у него обмякает всё тело от того количества чувств, что в одно только мгновение затапливают всю его суть.       — У сеульского клана на тот момент было четверо, и их больше нет, благодарностей я от вас даже не жду, — продолжает застывший в двойных дверях некогда единственный кандидат на костяной трон главного клана, склонив к плечу светловолосую голову и растянув в улыбке пухлые губы: — Проверять помещения, а не годами слепо полагаться на магию, резон всё-таки есть: в конце концов, тогда вы бы раньше узнали, что позора всего вампирского рода в склепе уже давным-давно нет.       Тэхён впервые видит Дона застывшим, как изваяние. Невероятно шокированным и поражённым огромным количеством чувств, где одно противоречивей другого, ровно настолько, что даже не может вымолвить слова.       Только лишь смотрит на вновь ожившего сына, которому два года назад приговор вынес своей же рукой. Смотрит на когда-то наследника, когда-то опору, когда-то поддержку, что сейчас глядит в ответ с насмешкой и вызовом — очевидно, совсем не боясь получить второй приговор.       — Вы так долго не навещали меня, господа, — тянет Чимин, впиваясь глазами в каждого здесь. — Что я решил прийти сюда сам. Даже любимый младший братишка ко мне не спустился ни разу. Ну, тот, который живой, разумеется. Странным бы было, если б Чихён пришел меня навестить после того, как я убил его, верно?       Кто-то из Зала, видимо, поверив в себя или в приступе жажды всё-таки выслужиться, стремительно отбрасывает в сторону резной стул, чтобы броситься на незваного гостя.       И эту секунду Чимин стоит, не шевелится: ждёт, когда к нему подбегут достаточно близко, поза расслаблена, руки убраны за спину, ноги в узких джинсах чёрного цвета расставлены. Только ткань белой футболки слегка натянулась в районе помощневшей груди, что выдаёт напряжение.       Или... уверенность?       Ведь стоит вампиру приблизиться, как ему прямо в лоб прилетает громким и звонким:       — Veto! — и недо-героя в сторону резко отбрасывает мощной волной магии светло-серебристого цвета, что, словно щит, враз проявилась между Чимином и ним. — Господа, нарушаете, — негромко посмеиваясь, продолжает Пак-младший гораздо спокойнее, — ведь согласно пятой статье столь почитаемого нами всеми Устава, два раза нельзя осудить за одно преступление.       — Тем, кто магически связал тебя с этой статьёй, был Хосок? — напряжённо интересуется Дон у старшего сына. А Чимин пожимает плечами в ответ:       — Может, и так. А может, не он. С чего мне отчитываться? Но никто из вас, друзья мои, больше не сможет коснуться меня с целью причинить вред из-за того, что случилось два года назад. Печать Хосока была кем-то поломана, я был освобождён из того мерзкого склепа, а значит, на то воля Божья. И отныне я чист перед вами, — сощурившись, он опять улыбается. — И судить меня более не за что. Расскажете, что я пропустил за всё это время? Нет? Моё место в Совете уже кем-то занято? Жаль. Значит, будем играть по-плохому.