unlike pluto — as they bloom
— Угадай, кто снова в одиночку зачистил все территории от этих охотников! Это то самое, что Чихён заявляет в июле пятьдесят пятого года, без всяких приветствий заваливаясь прямо в гостиную особняка Дома Пак — самое сердце всего вампирского общества уже десять лет как. Говорит гордо, выставив грудь колесом, и смотрит прямо на старшего брата, что, не отрываясь от чтения, замечает негромкое: — Нас в комнате двое. — Полтора, — Чихён кривит губы, мазнув глазами аккурат по Тэхёну, который за тринадцать лет бесовщины от их теперь общего младшего уже попривык к тычкам и шепоткам за спиной. Когда Чимин обратил его, это было непривычно и ново. Странно, неведомо: Тэхён вмиг ощутил себя абсолютно всесильным и чертовски голодным — не бывает такой невероятнейшей мощи в простом человеческом теле, как не бывает того сорта голода, что обжигает все внутренности. Но со вторым они были знакомы недолго, потому что его товарищ по службе подвёл его к двум обезглавленным людям. Тем самым, которые меньше часа назад застрелили его самого, а теперь лежат на снегу, отдавшие жизнь. Два трупа, а снег под ними пропитался красным так вкусно, так чертовски маняще — и Тэхёна будто в то роковое мгновение кто-то спустил с поводка, потому что он, словно животное, бросился на один из них с довольным мычанием и диким, остервенелым желанием попробовать. Если бы к нему подошёл кто-нибудь или постарался отнять, он бы разорвал, не задумываясь. Кинулся бы диким животным, потому что та жажда, которую он испытал первый раз в жизни, напрочь лишила его самосознания. Но ненадолго: уже через пару грязных минут, в процессе которых он, залив себя кровью в попытках выпить как можно больше, быстро и неаккуратно осушал то, что не успело вытечь на снег, голос Чимина отчётливо врезался в постепенно просыпающееся самосознание тихим: — Стало полегче? Это был первый раз, когда Тэхён пробовал кровь. Нет, второй: первый раз он испил лучшего друга, который вскрыл себе вены, чтобы спасти ему жизнь — словно вмиг протрезвев, Ким в ужасе отпрянул от трупов, со страхом глядя на залитую кровью одежду. Где его, а где чужая, он так и не понял, но, обернувшись, заметил, что раны на запястье Чимина уже и след простыл — затянулась. — Как... ты смог это сделать? — собственный голос слышится карканьем, однако Пак не пугается — улыбается мягко, слегка склонив голову, и с ответом не медлит: — Дал тебе свою кровь. Выпил твоей. Убил тебя. И ты возродился. Я вампиророждённый, мы можем обращать обычных людей. — Вампиророждённый — это какой?.. — Тэхён сидел на снегу и не чувствовал холода. Как и себя в собственном теле, но то было, скорее, от ужаса. — Мой отец — вампир, как и мама. Я родился и какое-то время старел, а затем перестал, как перестают и другие. А ты — обращённый. Мне ещё многое предстоит тебе рассказать, Тэ, но сначала нам нужно бежать. — Бежать?.. — Да, — и, подойдя к нему, Чимин сел рядом на корточки, чтобы, протянув руку, огладить его по волосам. Всё ещё залитый кровью — убитых, своей и Тэхёна, но всё ещё чертовски красивый в ярком свете луны. — Нам нужно бежать отсюда, и как можно быстрее. — Но... как же война? — К чёрту войну. Ты новообращённый вампир и пока плохо себя контролируешь, а там, где война, есть место крови и смерти, — словно ребёнку, мягко прояснил Пак лучшему другу. — Но нас объявят позором страны. Дезертирами... — проблеял Тэхён, ощущая себя чертовски потерянным. — Разве так?.. — Пусть объявляют, — хихикнул Чимин. — Поверь, когда-то они все умрут и люди забудут, что двое лучших друзей сбежали с линии фронта. Люди мало живут, Тэ. Скоро ты это тоже поймёшь. — А такие как ты?.. — А такие как мы, — сделал тот на последнем слове акцент. — Своей смертью не умирают. Поднимайся, Тэхён. Пора тебе познакомиться с твоей новой семьёй. Они все тебя обязательно примут. Ну, почти все. — Да-да, — не отвлекаясь от книги, тянет Тэхён уже в пятьдесят пятом году. — Недовампир, второй сорт, челядь, обслуга. Я всё это от тебя за тринадцать лет уже слышал, Чихён. Что-то ты повторяешься. — Ты нас позоришь, — шипит мелкий выблядок, который родился всего двадцать лет назад, чёрт возьми. Он только закономерно стареть перестал, а уже так много кичится своей чистокровностью, что тошно смотреть ровно настолько же, как и, собственно, слушать. Тэхён за эти тринадцать лет в Доме Пак уже успел от него наслушаться всякого, как успел наслушаться ото всех в вампирской среде уже после того, как отец стал новым Доном — где это видано, чтобы семья повелителя состояла не только из вампиророждённых? Так что, да, новые прозвища уже не цепляют. Как не цепляет очередной цирк, который мелкий решил здесь развести. Но он смешно злится. А потому Тэхён кривит губы и тянет: — И чем же? — Своим существованием, Ким, — ноздри раздув, вещает одно из двух дарований сеульского клана. Тэхён на такой ярлык даже не претендует. — Его жизнь, Чихён, это мой выбор, — а вот когда злится Чимин — это уже нехорошо. Особенно, когда злится так: холодно, зло и стреляя словами настолько же чётко, как стреляет из револьвера. — И если тебя не устраивает выбор того, кому ты когда-то будешь служить, то и меня, когда я буду Доном, ты едва ли будешь устраивать. — Отец преемника ещё не назвал, — высокомерно отвечает Чимину его родной младший брат. — Он и без объявлений весьма очевиден, — вставляет Тэхён. — Или ты хочешь сказать, что вампир, которому на данный момент только двадцать, имеет равные шансы посостязаться с вампиром, которому уже перевалило за сотню? — Я вообще не понимаю, на кой хрен они его решили родить. Мама молодость вспомнила, видимо, — это злые слова. Чертовски обидные, а Тэхён, может быть, имеет слишком мало опыта в общении с младшими братьями, но ему хотя бы хватает тактичности вслух промолчать, про себя согласившись с таким утверждением. — Ты просто бракованный. Всякую шваль подбираешь. Когда Тэхён стал членом этого Дома, Чихёну только исполнилось семь — и он уже не ладил с Чимином по непонятной Тэхёну причине. Чимину, в общем-то, тоже, однако в нём всегда было много здравого смысла, так что на провокации он не реагировал. — В конце концов, его родитель — не я, — так всегда говорил. — Я могу обозначить границы и нормы, однако воспитывать его прав не имею. Я и в особняк приехал впервые лет этак за тридцать, о чём речь вообще? Нельзя сказать, что Дон и Донна плохи в воспитании: у них получился отличный Чимин. По крайней мере, Тэхёну как его лучшему другу и приёмному брату жаловаться не доводилось: средний Пак всегда был тем молодым человеком, к которому тянешься. Сильный, однако же сдержанный, власть имущий, однако не злоупотребляющий ею. Чимин мог жить как многие — прожигать жизнь на великосветских сборищах обычных людей, беспорядочно заниматься любовью и не думать о будущем. Однако он не был дома долгое время вовсе не из-за того, что не привязан к отцу или матери — выбрав для себя иной путь, Чимин много учился: изучал медицину в Германии, литературу — в Париже, экономику — в Лондоне, в Италии преуспел в искусствоведении, а после остановился в Мадриде, потому что вино потрясающее и люди улыбчивые. «Мир всё время меняется», — это то, о чём Чимин говорит постоянно. — «Люди узнают больше о нём, открывают сотни новых решений, и я счастлив, что у меня есть всё время Вселенной, чтобы идти нога в ногу с каждым из них. Ты будешь смеяться, Тэхён, но я до ужаса рад, что у меня миловидное личико: раз в десять лет я посещаю старшую школу в одной из выбранных стран, и узнаю там порой куда больше, чем в университете лет тридцать назад». Выбрать путь знаний — не так уж и плохо, считает Тэхён. А ещё — стимулирует: к пятьдесят третьему году Чимин, пользуясь отменной памятью любого вампира, знает уже больше десяти языков и собирает в особняке Пак коллекцию дорогостоящих книг. Чтобы в один день её сжёг восемнадцатилетний Чихён, потому что накануне они опять поругались. Книги ярко горели, как горела острая ненависть в глазах старшего брата. Однако тогда Чимин ничего не сказал лично Чихёну, потому что в общении с тем придерживается справедливой политики: «Эмоций он от меня не дождётся, пусть лучше бесится от их отсутствия». Но стоило вечером младшему брату покинуть родовой особняк, как стены кабинета отца содрогнулись, как содрогнулся Тэхён, стоя за спиной яростной фурии, в которую превратился Чимин. — Он твой сын, сделай с ним что-нибудь! — Почему вы двое не можете просто поговорить? — устало вздохнул Пак Чинён, отложив документы на стол. — Потому что моему младшему брату не нужны разговоры, ему нужно только внимание женщин, любовь от Совета и война с тем, кого он считает своим конкурентом! — рявкнул Чимин, ударив кулаком по стене: та сразу же пошла трещинами от таких поворотов событий. Тэхёну отчаянно не хотелось быть в кабинете в этот момент, но стоило ему сделать только один шаг назад, как брат с отцом пригвоздили его двумя парами покрасневших злых глаз. — Чимин, меньше эмоций, — это то, что холодно высказал Дон мгновением после. — Отец, я уже заебался их подавлять! Он оскорбляет меня, оскорбляет Тэхёна, оскорбляет обычных людей и совершенно не ценит чувства других! Он не маленький мальчик, отец... — Ему всего двадцать лет, сделай, пожалуйста, скидку. — Тот факт, что мне сто пятнадцать, а тебе пятьсот шестьдесят, вовсе не значит, что двадцать лет — это мало, — и с крика Чимин перешёл на шипение. — Смертные в двадцать уже заводят семью и детей. Чихён в свои двадцать может заводить только врагов, но не может разбираться с последствиями собственных действий. Сколько ещё мы должны за ним подтирать? Не можешь разобраться с ним как отец, разбирайся как Дон! — Он не нарушает Устав. — Он убивает людей. — Он убивает Охотников. — А они кто? Животные?! — Они наши враги. По Уставу. — Они не нападают на нас просто так, а Чихён делает именно это, что даёт им повод охотиться! Они так и не смогли прийти к знаменателю в тот тяжкий вечер, однако тогда Тэхён как-то интуитивно и чертовски отчётливо понял: терпеть поведение брата Чимин больше не будет. Они так же отличны, как отличны Солнце с Луной: Чимин терпелив, Чихён импульсивен; Чимин интровертный, Чихён обожает внимание. Чимин предпочитает жить в мире с людьми и собой, а Чихён после того, как Охотники в пятьдесят первом году убивают их мать во время одной из междоусобиц, выбирает путь мести и крови. Отчего-то считая, что чем больше он будет бахвалиться количеством убитых им врагов вампирского рода, тем больше очков репутации будет у него в глазах окружающих. И отчасти эта логика правда работает: по крайней мере, в Совете ему лижут задницу, восхищаясь отвагой (что в простонародье именуется эгоизмом и дурью) и отсутствием страха (всё ещё эгоизм: Чихёну в моменты «зачисток» абсолютно плевать, что он может подставить весь клан за раз). Но всё ещё есть нюанс: Чихён бы хотел, чтобы у него меж ягодиц всегда было чисто, но стоит в Зале Советов появиться Чимину, как прислуживать начинают совсем не младшему брату. Потому что все вокруг знают: преемником будет Чимин. Потому что Чимин будто рождён был когда-то лишь для того, чтобы в один день всё же стать Доном. Потому что Чимин чертовски ответственный, невероятно мудрый и вдумчивый, а также умеющий здраво судить и смотреть на вещи не только лишь через призму эмоций. Однако когда речь идёт о Чихёне, их слишком много — и, может, именно это причина, из-за которой в июле пятьдесят пятого года Тэхён всеми силами оттаскивает своего старшего брата от младшего, чьё лицо слишком быстро начинает походить на кровавое месиво. — Не трогай меня! — и тот Пак, что средний, его руки с силой отталкивает. — Он заебал меня, дай мне просто прикончить его! — Это я буду тем, кто прикончит тебя, извращенец! Всем расскажу, что с мужиками яшкаешься! Каждому! На шум тогда все сбегаются. Дон — тоже, силой раскидывая своих сыновей в разные стороны. Друг от друга подальше. И после этого всё катится к чёрту, потому что спустя двадцать минут, проведённых в кабинете отца, Чимин выходит оттуда мрачный и злой. С коротким: — Я уезжаю в Америку. — На сколько? — Тэхён был готов к чему-то подобному уже безбожно давно. Потому не удивлён. Совсем нет. — Не знаю. Пока он не сдохнет? Я не хочу быть здесь в момент, когда Охотники окончательно взбесятся и придут сюда крошить черепа, — отрывисто отвечает Чимин, останавливаясь рядом с братом. — И не хотел бы, чтобы ты тоже был тут, если честно, однако если ты не захочешь ехать со мной, я пойму. А Тэхён усмехается, головой покачав в лёгкой досаде. Чимин очень мудр. Но иногда до ужаса глуп. Особенно, когда думает, что Тэхён не будет верно и слепо следовать прямо за ним до конца всех времён. — Конечно же, я захочу, Пак Чимин. Я всегда буду там, где будешь ты.***
Не так Тэхён представлял их первую встречу два года спустя, однако вот они здесь: смотрят друг другу в глаза, не зная, что и сказать — столько лет до невозможности близкие, а теперь бесконечно далёкие. Если быть честным, Тэхён вообще не брал в расчёт то, что когда-либо сможет взглянуть в те глаза, по которым так невозможно скучал, и прямо сейчас совсем не уверен в том, что именно чувствует. В конце концов, два года назад за убийство Чихёна Чимина приговорили к иссушению и заточению в склепе — участи худшей, чем смерть. Приговорил лично Дон, их отец, потерявший двоих сыновей, но от третьего — неродного по крови — не отвернувшийся. Тэхёну плевать, что о них кто-либо подумает: после того, как Чимин фактически объявил Совету войну, он подскочил, словно мячик, и, оказавшись напротив старшего брата, шепнул тихое: «Давай уйдём отсюда, Чимин. Мы вернёмся потом, но сейчас нам не нужно тут быть». После чего вывел того из особняка Дома Пак, взглядом велев Джину за ними не следовать. И как-то так получилось, что теперь они здесь. — Если вы подерётесь, я не буду вас разнимать, — это Хосок говорит, лёжа на огромном диване и лениво потягивая ром с колой через яркую красную трубочку. — Вы припёрлись в мой дом без приглашения для решения своих семейных проблем и прямо сейчас мешаете мне катиться на социальное дно. Я бы был рад, если бы вы убили друг друга. — Я думал, что мы друзья, — не сводя взгляда с Чимина, Тэхён нервно дёргает уголком губ. — Деньги на бочку и для тебя, пупсик, я буду кем угодно, — отвечают ему. — А я думал, что ты всегда будешь там, где буду я, — игнорируя владельца квартиры, тянет Чимин, глядя ему прямо в глаза. — Круто, наверное, долгое время не пить кровь, а потом вернуть рассудок назад, — ледяным голосом парирует Ким. — Жаль только, что второму сорту, как я, этого никогда не понять. — Я не просил тебя разделять со мной бремя ответственности за убийство Чихёна,— напряжённо произносит его старший брат. — Если бы отец потерял нас троих, он бы не пережил. — Тогда какого хуя ты сейчас сидишь здесь и дуешься после того, как открыто объявил всем войну в Зале Советов? — Потому что на суде тебя никто молчать не просил. — Мы оба знаем, что вне зависимости от того, что я бы сказал, приговор за убийство вампиророждённого младшего сына самого Дона бы ни хрена не смягчился. Тебе ещё повезло, что тебя не убили. Или не повезло: сколько человек ты убил перед тем, как вернуть себе разум? И видит тень на чужом красивом лице. Однако Чимин быстро берёт себя в руки и, откинув со лба светлые пряди, цедит: — Суть не в том, что я надеялся избежать наказания, Тэ, а в том, что ты знал мой мотив и ты знал, почему я решился действовать так радикально, но на суде ни хрена не сказал. Я не просил за себя заступаться в тот день, но мне хотелось бы знать, что мой брат на моей стороне. — Рекламная пауза! — восклицает Хосок, неловко поднимаясь с дивана с пустым прозрачным стаканом. — Пожалуйста, не продолжайте выяснять отношения, пока я не налью себе ещё «Бакарди», идёт? Я не хочу пропустить эту серию. Но его здесь не слушают — вампиры смотрят друг другу в глаза тяжёлые пару мгновений, где Чимин ждёт ответов, а Тэхён стопроцентно уверен, что они ему не понравятся. Однако скрывать смысла нет, и, не разрывая контакта, Ким говорит тихо и чётко: — Я знал твой мотив. Я знал, почему ты загорелся жаждой убийства. Но я не сказал на суде ничего, потому что, невзирая на то, что я готов с тобой разделить старую боль, я не могу оправдать этот поступок. Как просто Тэхён я понимаю просто Чимина. Но как вампир, почитающий Бессмертный Устав, я не могу спустить тебе с рук его нарушение. — Каково это — почитать кодекс, который не даёт тебе прав в обществе? — колет Чимин. — Каково это — жить с осознанием, что моя второсортность — это результат твоего личного выбора? — не остаётся Тэхён в долгу. — Вы ещё мамонтов вспомните, — тянет с дивана Хосок. — Это ты дал ему право на вето? — повернувшись к главному чародею сеульского клана, задаёт Тэхён нужный вопрос. — Ты обязал магию даровать ему силу противодействия? — Да, я, — не спорит Хосок. — Но почему? — Он мне заплатил, — вскинув бровь, говорит ему маг. — Но ведь это идёт наперекор решению Дона! — восклицает Тэхён. — Так и я не вампир, чтобы решения Дона имели на меня хоть какое влияние. Вечно вы, кровососы, пытаетесь делать из нас своих подчинённых, хотя это не так, — хмыкает тот, пожимая плечами. — И вешаете на нас ярлыки. У одного я с чего-то вдруг друг, у других — маг клана, верная псина, которая должна отвечать, почему вдруг печати в склепе сломались. Да идите вы нахуй всем своим токсичным коммьюнити! — Кстати, об этом, — повернувшись к Хосоку, произносит Чимин. — Почему печати сломались? — Потому что их кто-то сломал, — разводит руками колдун. — Ты ничего не узнал по этому поводу? — уточняет Тэхён. — Нет. — А чего так? — Мне не платили за то, чтобы я узнавал, — просто отвечает Хосок. — А любопытство? — бровь вскинув, тянет Чимин. — Любопытство, комарик ты мой губошлёпый, дело абсолютно не выгодное. На любопытстве много не заработаешь. — А если это не преступление, а дискредитация твоих магических сил? — потерев подбородок, тянет Тэхён. — Что, если на вашем очередном шабаше кто-нибудь выкрикнет: «Это я надрал зад Чон Хосоку!»? Маг цепенеет лицом. — И тогда тебя все засмеют, — серьёзно кивает Чимин. — Молва разлетится по всей стране, репутация будет утеряна, к тебе больше никто не обратится за помощью и ты обанкротишься. — Слышьте, блять, вы, двое, — переводя взгляд с одного на другого, Хосок сильно хмурится. — Вы охуели манипулировать мной? — Но ведь у нас получилось? — негромко смеётся Чимин. — У вас получилось. Я покопаюсь у склепа, но когда что-то узнаю, то вам не скажу. — Жаль, — вздыхает Тэхён. — А я так хотел продвигать тебя после того, как стану Доном. — Ты меня не возьмёшь этим дерьмом, — парирует колдун, однако не так твёрдо, как мог бы. — Я вампирам не доверяю. — Не доверял бы — не следил бы все эти годы тогда за... — и под взглядом Чимина Тэхён осекается. А затем, покачав головой, поднимается и произносит: — Я солидарен с Хосоком — сегодня прекрасный день для того, чтобы опуститься на социальное дно. Я собираюсь напиться и совершить пару ошибок, чтобы завтра без единой эмоции думать, как мне теперь жить с пониманием, что Чимин вновь есть в моей жизни. Если у вас есть что-то, что вы хотите сказать, то я внимательно слушаю. — С чего ты решил, что я вновь есть в твоей жизни? — интересуется Пак очень серьёзно. — Я вылез из склепа уже довольно давно. Хотел бы — связался с тобой за всё это время. — А не хотел бы в ней быть — не заявлялся бы на заседание этих пижонов, и не шёл бы за мной, как овечка, когда я решил спасти твою задницу, — разводит руками Тэхён. — Ещё что-нибудь? — Выпей и за меня тоже, — пьяно тянет Хосок. — Он вернулся в Сеул не так уж давно, предпочитая страдать о прошлых годах, так что сейчас он будет пытаться играть со мной в лучших друзей и будет раздумывать, что ему делать с любовью всей его жизни. — Хотелось бы верить, что этот парень стоил того, чтобы за него убивать, — вздыхает Тэхён. — Но есть нюанс. — Есть много нюансов, которые я уже никогда не решу, так что давайте пока на этом закончим, — роняет Чимин. — Ты шёл пить? Иди. Встретимся когда-нибудь позже. — Чао, — не спорит с ним его брат. И выходит из квартиры Хосока, ещё даже не ведая, как сильно он ошибётся сегодня, и как сильно он за это поплатится.