kleerup — until we bleed
— И что ты собираешься делать теперь? Тэхён ждал этот вопрос: не в стиле Сокджина — деликатно молчать и позволять делам вершиться где-нибудь в стороне. Ему хватило такта и вежливости не укорять своего подопечного на тему того, что Ким вывел Чимина из Зала и скрылся с тем чёрт знает где — может, пока что. Потому что репутация у среднего сына Пак Чинёна и без того крайне шатка, а Сокджин привык делать всё так, чтобы никто даже не думал оспаривать его результаты. Может быть, именно в этом причина того, что он поначалу был не ахти как сильно рад смене кандидата на костяной трон, чёрт его знает. Сокджин в принципе любитель держать всё под контролем, что в совокупности с его тяжёлым характером заставляет порой хотеть лезть в петлю. Если бы Джину можно было иметь отношения, Тэхён бы от всего сердца пожелал бы ему замутить с кем-то вроде Хранителя севера: едкого, ироничного, саркастичного, умного и чертовски расчётливого. Не с самим Ким Намджуном, отнюдь: тогда бы того стало искренне жаль, потому что alpha-vibes его почти-что-Советника слишком сильны и оспорить их сложно, а Намджун парень хороший. — Жить? — это то, что отвечает Тэхён в тщетных поисках места: лавирует по парковке чёрный «Порше», да как в скороговорке про корабли — всё забито. — Хорошо, давай начнём с психоанализа. Ты раньше был чертовски толковым и исполнительным парнем, потом Чимин был осуждён и ты скатился к социальному дну, потому что слабак и топишь проблемы в алкоголе и сексе, — Сокджин слишком прямолинеен порой. Ровно настолько, что аж раздражает. — Я бы подумал, что ты в него чертовски влюблён, потому что так убиваться два года — это сильно, конечно, но, вроде как, он просто твой Бог в мире вампиров и не более. — Он был и останется самым дорогим мне человеком, — отвечает Тэхён. — Что бы ни сделал. Он мой старший брат, мой учитель, мой воспитатель: ему я обязан всем абсолютно. Собственной жизнью — аж дважды. И та ситуация, в которой мы оказались, меня очень ранит и выбивает из колеи, потому что за эти два года случилось много чего, но вместе с тем — ничего. Я изменился и не изменился ни капли. И я совсем не знаю, как вести себя с ним сейчас, поэтому буду действовать ситуативно. — Он обижен. Я угадал? — голос Сокджина с пассажирского места звучит устало, спокойно и даже сочувственно. Они за эти два года делились друг с другом кучей проблем, но Чимина всегда обходили — ведь Тэхён никогда не будет готов принять за правило отношение к старшему брату вампирского социума, а Сокджин непреклонен в ряде вещей. Потому что, по мнению Джина, Тэхён даже спустя столько времени сидит на привязи этих болезненных уз, виня себя в том, над чем был невластен. Есть нюанс, о котором он, правда, не знает. Тэхён знал: о многом. О многих. Он неотлучно был рядом с Чимином с сорок второго, вместе с ним жил в Нью-Йорке десять грёбанных лет, там вместе с ним столкнулся с Хосоком и вдвоём они перевезли чародея обратно в Сеул, откуда тот был родом. Да, перед этим они успели пожить во Флоренции, Лондоне, Риме и даже неожиданно в Токио, но по итогу вернулись в Корею, где жили последние лет этак двадцать. Хосок не был ноунеймом, но и не был настолько востребованным, насколько мог бы быть — и даже сам признаёт, что во многом обязан Тэхёну с Чимином. Никто из обретённых знакомых не разделял их двоих, как не разделял и Тэхён. Поэтому, да, он знал дохуя, и мог бы вмешаться в события. Но не вмешался. По ряду причин. Отчасти из осуждения, отчасти — из опасения, но от него он словно интуитивно хотел держаться подальше настолько, насколько это возможно, и всё удивлялся, почему Пак так отчаянно прёт на рожон. Чимин всё смеялся и говорил, что искренне желает Тэхёну почувствовать то же. А Тэхён даже молиться не мог, чтобы с ним такого не приключалось. — Да, — наконец-то свободное место, — он обижен. — За то, что ты не нарушил Устав? — За то, что на суде не открыл рот. — Ему бы это не помогло. — Но он хотел знать, что я его не осуждаю. — А ты?.. — осторожно интересуется Джин. Глохнет мотор. — А я осуждаю, — глядя вперёд, отвечает Тэхён. А затем, вздохнув, открывает дверцу машины: — Не хочу больше об этом, Сокджин. Просто позволь мне сегодня напиться и натворить глупостей, ладно? — Ключи дай от тачки. — Я хочу разбить её вдребезги после того, как накидаюсь, — признаётся наследник сеульского клана. — Ключи дай от тачки, — с нажимом повторяется его конвоир. — От твоих сумасбродств могут пострадать обычные люди. Цыкнув, Тэхён кидает запрашиваемое в протянутую руку своего надзирателя. А тот смотрит с прищуром и тянет негромко: — Ты точно уверен, что мне стоит тебя отпустить одного? — Я никого не убью, — спокойно отвечает Тэхён. — По крайней мере, пока не планирую. Твою мать, Джин, мне не пять лет, окей? Я без тебя как-то жил раньше, одну ночь ещё проживу. Сокджин смотрит на него какое-то время, после чего, вздохнув, кивает с негромким: — Окей. Надеюсь, я могу тебе доверять в этом вопросе. А сам Ким, чертыхнувшись, выходит из тачки, чтобы направиться к одному из сотен клубов в этом огромнейшем городе. Как там Хосок говорит? Падение на социальное дно? Едва ли земля ему будет периной. вы: есть что? ххх: да. он безопасный: такого как он, думаю, точно не хватятся. год назад ещё — может быть, а сейчас он простой городской сумасшедший***
Чонгук и подумать не мог, что за один чёртов год сможет отвыкнуть от клубов настолько: в том самом смысле, что он откровенно теряется, когда они вместе с Донхё попадают в царство неона и мрака, наполненное десятками танцующих тел. И пусть это невозможно волнительно, грудь слегка терзает чувство тревоги: словно сегодня должно что-то случиться, что-то такое, что перевернёт его жизнь с ног на голову. Такое обычно зовут интуицией, видимо, он точно не знает, как не знает и то, куда девается его одногруппник уже через пятнадцать минут после того, как они переступают порог помещения. Это, на самом-то деле, не очень: нельзя сказать, что они двое очень близки, однако Донхё всегда казался душевнее всей остальной его университетской компании. Когда-то давно, в прошлой жизни, Чон Чонгук был тем самым парнем, которого прокляли все старшеклассники: зелёный юнец увёл всех девчонок, был самым ожидаемым парнем на любой пати, танцевал, как чёртов Господь, и все преподы ссали по нему кипятком. Однако никто даже в расчёт не брал то, что Чонгук, будучи на пике своей популярности, был ей же и скован: ему хватало рассудка понять, что все друзья, которыми он себя окружил, и не друзья вовсе, а лишь только мечтающие занять его место. (Так и случилось. Лететь с пьедестала было бы больно, если бы на новом витке его жизни всё это имело хоть какой-либо смысл: клеймо жертвы обожгло ему лоб, а поведение внушало всем опасения, так что людей вокруг него не осталось. Но ему уже было плевать). Донхё был лучшим из них. Он всегда был помягче, чем многие, и как-то душевнее, что ли: пару раз они даже целовались, будучи в сильном подпитии, но дальше не зашло как-то по счастливой случайности. Но ему всё ещё не так много лет и, попав в клуб, он занялся поиском случайного секса, оставив Чонгука тревожиться в этой толпе. Они почти год толком и не общались, так что он не был обязан пасти некогда своего короля. Вообще тот факт, что он согласился куда-нибудь выбраться с таким, как Чонгук, уже чудо. Именно этим Чонгук себя утешает, когда осторожно идёт к барной стойке в робкой надежде, что его одногруппник окажется там. Не оказалось, зато толпа жаждущих хорошо накидаться в наличии: несмотря на то, что они выпили по две бутылочки соджу перед тем, как спуститься сюда, Чон всё ещё остаётся в относительной трезвости, а значит, толпа его пугает сильнее, чем расслабляет градус в крови. Шаг назад. Два шага. Ладони вспотели. Хреновой идеей было выбираться сюда. Но именно в этом клубе последнее время проходили самые отвязные пати, после которых многие со смехом рассказывали о потере памяти или о чудодейственных свойствах выпитого. Как под наркотиками, но без них. Это то, о чём Чонгук прочитал и, может быть, это всё было глупым, однако в деле, ставшим делом всей его жизни, любая мелочь оказалась важна, так что он решился проверить теорию. Правда, себя переоценил, это уж точно. Шаг назад. Два шага. Сердце бьётся где-то в ушах, перебивая басы из огромных колонок. Но что становится резкой внезапностью, так это цепкие пальцы в районе плечей — вздрогнув, он оборачивается, чтобы, может быть, вскрикнуть. Да вот воздух поперёк горла встаёт, потому что молодой человек — на вид лет двадцать пять, точно не больше, — что оказался вдруг позади, является самым красивым, что Чонгук в своей жизни когда-либо видел. А ещё смотрит на него крайне внимательно, склонив к плечу темноволосую голову, и улыбка — сексуальная, хищная — трогает его полные губы аккурат перед тем, как он наклоняется ближе и говорит тихое: — Ты милый. Но нервничаешь. Как зовут тебя, солнышко? — Чонгук, — хрипом и с заиканиями, поэтому приходится сильно прокашляться, чтобы повториться почётче: — Меня зовут Чон Чонгук. — А меня — Ким Тэхён, но ты можешь звать меня Тэтэ, — он отстраняется, чтобы получше его рассмотреть, но пальцы проворные скользят к подбородку, чтобы новый знакомый мог коснуться нежной кожи под ним и мягко заставить смотреть на себя. — Первый раз в таких местах, Чон Чонгук? Чонгук-до-аварии бы мгновенно распознал все сигналы и понял: его хотят трахнуть. И такому красавчику дал бы прямо с первых минут, потому что не видел бы смысла тянуть. Чонгук-после-аварии понимает чужие мотивы не хуже, но под взглядом чужим каменеет и совершенно не знает, что точно сказать. Вот и стоит, словно язык проглотив, смотрит на «А меня — Ким Тэхён, но ты можешь звать меня Тэтэ», а в голове крутится тихое: «Вау, такой парень, как он, и правда хочет меня». Нужно что-то сказать. Да, точно. Совершенно необходимо что-то сказать, чтобы он не ушёл. Или пусть идёт? Нет, чёрт возьми, потому что Юнги бы хотел, чтобы Чонгук начал пытаться делать хоть что-то, чтобы доказать всем вокруг: он не псих, правда. Просто... теперь с определёнными сложностями. И если сегодня у него будет возможность впервые за год заняться с кем-нибудь сексом, то почему бы и не уехать с этим красавчиком? Он выглядит опытным. В конце концов, Чонгук всегда сможет попросить его остановиться, если вдруг что-то пойдёт вразрез с ожиданиями. Верно ведь? — Нет, — и с губ срывается нервный смешок. — Просто давно не был в них. Из-за... так сказать, обстоятельств. — В таком случае, — и, криво ему усмехнувшись, Ким Тэхён нежно касается большим пальцем его нижней губы. — Позволишь мне стать твоим проводником в ночную жизнь, а? Купить тебе выпить? Чонгук соглашается. И покорной овечкой идёт за Ким Тэхёном назад к барной стойке, позволяя тому крепко держать себя за руку. Даже не зная, что сегодня домой не вернётся. Как не вернётся и завтра, потому что действующий наследник сеульского клана и сам не мог даже подумать, как сильно он ошибётся, на эмоциях решив поехать в клуб после того, как лицом к лицу столкнулся со своим старшим братом.***
— Мне понравился парень. Сильно понравился. Я никогда такого не чувствовал. Это то, что Чимин говорит шесть лет назад, отсутствуя дома неделю и вот так завалившись. А ещё — поставив рюкзак на пуфик в гостиной: вид у старшего брата с ним довольно забавный, однако за все годы Тэхён слишком привык к такого рода перформансам, чтоб удивляться или смеяться. Школьник Чимин или Чимин-студент — плевать, в общем-то, поскольку в их жизнях ничего не меняется: тот всё ещё гонится за тем, что называется знаниями, и в этот раз умудрился поступить в престижную старшую школу для мальчиков. Тэхён говорил ему, что если школа престижная, то это вовсе не значит, что там можно найти что-то новое, однако же наследник сеульского клана всегда на это отмахивался: мол, раз сам не можешь учиться, так мне не мешай. Так что Тэхён больше не спорит, однако такое для него слышать впервые: Чимин гей-однолюб с крайне придирчивым вкусом, так что за все долгие годы, что они провели подле друг друга, у старшего брата было бойфрендов пять. И все, к слову, смертные, поскольку Пак всегда знал, что когда-нибудь ему всё же придётся жениться на родовитой бессмертной красотке для продолжения рода, а вампир-гей может быть очень настойчивым и отличаться чрезмерной живучестью. Все его парни были актёрами или моделями, с яркой ослепительной внешностью и завышенной самооценкой. С каждым из них Чимин встречался так долго, насколько было возможно, чтобы те не заметили, что он не стареет. Каждому он разбивал сердце на тысячи мелких осколков, однако последний оставил на сердце рубец, скончавшись от рака желудка — раньше, чем они успели расстаться, и по этой причине Пак замкнулся на целых пятнадцать чёртовых лет, предпочитая разовый секс и не более. Чимин всегда тяжело переживал смерть любого создания, будь то котёнок или ребёнок, и по этой причине убивал лишь на войнах — как, например, было с Тэхёном, но никогда — ради того, чтобы насытиться. В этом они чертовски различны, поскольку сам Тэхён порой любит отобрать парочку жизней ради забавы: лишь потому, что ему это доступно. Доступно быть безнаказанным. Доступно не пускать никого в сердце, проживая вечную жизнь так, как захочется. Ему нравятся хорошая музыка, книги, опера, а также балет и скульптура — всё то, что может быть настолько же вечным и безусловно прекрасным. Может быть, он слишком вжился в вампирскую роль, чёрт его знает и тот парень сверху судья, однако вопрос актуален: а почему был не должен? Тэхён не из тех ребят со страниц фильмов и книг, что борются с собственной сутью и много страдает. Он воспитал в себе ту черту личности, что заставляет его себя уважать и принимать во всех ипостасях. Быть бессмертным вампиром, но ущемлять себя? Чушь. Быть вампиром, но не прикасаться к чему-то прекрасному, вечному? У него есть право на то, чтобы изучать этот мир под миллионом углов. Было бы грешным этим не пользоваться. А люди... не вечны. И нет смысла в том, чтобы их как-то ценить, коли об этом в Уставе ни слова. Он и убивал бы, кладя руку на сердце, больше, не уважай он Чимина, что выступает категорически против насильственной смерти в мирное время. Он даже был тем, кто на Совете недавно отдал свой голос за отмену смертной казни вампиров, отдав предпочтение иссушению и ссылкам в специальные склепы. Может быть, потому что Чихён с каждым годом всё больше ходит по грани, но всё ещё его родной младший брат, чёрт его знает. Тэхён не уверен, хотел бы он видеть его иссушенным или живым — лучше уж не видеть вообще. Они и в Сеул-то вернулись из-за того, что младший Пак поругался с отцом и отчалил куда-то ещё лет восемь назад, так что в корейской столице шанс его встретить меньше всего. Но Чимин всё равно отказался жить в особняке и купил на них троих небольшую квартиру — Хосок уже много лет идёт приложением, а клиентский поток пока у него не настолько силён, чтобы это могло смутить двух вампиров, которых дома почти не бывает. — В подростка? — со скепсисом уточняет Тэхён. Вздохнув, Чимин кивает понуро, а потом ведёт плечом в неуверенности: — Блять, в школьника? — Ему уже восемнадцать. — Будешь его из армии ждать, как верная псина? — хмыкнув, тянет Ким, вновь опуская глаза к книжным страницам. — Мы не встречаемся, — это звучит прибито и глухо — ровно настолько, чтобы задать пару-тройку новых вопросов: — И почему же? Сколько ты уже учишься с ним? Месяц? Обычно тебе и трёх дней было достаточно, чтобы разубедить даже самого ярого гетеро в его ориентации. — Потому что с ним всё не так, — коротко выдохнув, Пак садится на один из диванов. Он так смешно выглядит в форме, честное слово. — Всё по-другому. Я говорю тебе, Тэтэ: я никогда такого не чувствовал. Мы... мы просто общаемся, ладно? Как одноклассники. Это всё настолько внезапно, что я даже не знаю, стоит ли мне хотя бы пытаться. — Подожди, то есть... — и Тэхён, сильно нахмурившись, смотрит на старшего брата с невероятной серьёзностью. — Ты хочешь сейчас мне сказать, что влюбился в обычного смертного так, как никогда не влюблялся, но при этом не хочешь начинать с ним отношений? Я всё правильно понял? — Да, Тэтэ, — Чимин выглядит крайне болезненным и на него даже не смотрит, гипнотизируя стену: будто не спал несколько суток, но зато с лихвой за это время наплакался. Даже кожа зеленцой отдаёт. — Ты всё правильно понял, — добавляет едва-едва слышно. — А что мешает? — Тэхён всё ещё остаётся собой. Ему всё ещё не понять таких душевных терзаний по отношению к людям. Хотя он и в вампиров-то никогда не влюблялся. — Тот факт, что он кажется мне самым ценным на свете. Самым хрупким и честным, а ещё он не заслужил, чтобы в итоге я разбивал ему сердце — у него и так проблемы с общением, так как он слишком стеснительный, да и что говорить-то: я и сам понимаю, что если мы с ним начнём отношения, то потом нам придётся расстаться, а я... я не вывезу? Кажется, так. В гостиной воцаряется пауза. Той категории, когда понимаешь, что пиздец нагрянул именно там, где не ждали — Ким, отложив в сторону книгу, смотрит на Чимина уже с удивлением. А потом говорит: — Весь этот бред, который мне не посчастливилось сейчас тут услышать, комментировать я даже не буду, а потом постараюсь забыть. Причину сам знаешь. Но как хоть зовут этого парня? И с ужасом видит: брат слёзы с глаз смахивает. Чтобы потом повернуть к нему голову и, глядя больными глазами, шепнуть: — Его имя Юнги. Мин Юнги, Тэтэ. Сдаётся мне, это имя мы на моей могиле напишем. И как в воду глядел.