alan walker, au/ra, tomine harket — darkside
— Кан-сонсэнним дал всем задание найти себе пару в проект до понедельника, — это то, что сообщает Юнги спустя две недели после знакомства, сидя рядом с Чимином в местечке, которое Пак не без гордости может звать их уголком. Хотя, наверное, это слишком громко звучит: просто Чимин зачастую находится в поиске тихого места, где бы он мог побыть в одиночестве. Мегаполисы, конечно же, великолепны, однако порой могут хорошенько душить — так что на прошлой неделе ему приглянулась высотка в одном из спальных районов, и он облюбовал местную крышу, сломав замок чердачной двери. А потом совершенно случайно столкнулся с Юнги прямо на лестнице — будто не посещал ни разу квартиру своего одноклассника за минувшие дни, и будто совсем не нарочно выбрал его дом своим вампирским пристанищем. В любом случае, это может быть удивительным, но рядом с Юнги Чимину невыносимо комфортно: его эмоциональный фон всё ещё мягок, не требователен, и очень комфортно лишь предлагает в себя окунуться, а не насильно засасывает в эмоциональную бурю. Поэтому, да, Мин не тревожит: наоборот, приносит им двоим чай в двух больших термосах, и они просто сидят на крыше его двадцатиэтажного дома за одной из перегородок, чтобы ветер не дул так отчаянно. Пару раз Юнги немного не сдерживается и засыпает прямо у него на плече — а Чимин, перебирая чужие тёмные пряди, невольно задумывается: это насколько он не вызывает у этого парня желания держаться подальше, что тот настолько расслабляется рядом с ним, а? Большинству людей естественно хочется быть рядом с вампирами, но вместе с тем они подсознательно их опасаются — вампиры притягивают, что абсолютно нормально для отношений между естественным хищником и естественной жертвой, однако природа даёт последним шанс убежать. А Юнги не просто не убегает, он держится абсолютно естественно, как может вампир держаться рядом с вампиром. Ни тебе инстинктивного вздрагивания от резких движений, ни чувства тревожности. И пахнет он для Чимина... особенно. Для Тэхёна бы пах как обычно: кровью, запахом тела и кожей, а для его старшего брата словно всё по-другому. Словно... до странного правильно. И объяснить это сложно: может быть, в библиотеке отца можно будет найти ответы на такого рода вопросы, однако Чимин всё ещё чертовски обижен и саботирует заседания Совета. — Ко мне обратилось уже семь человек, — продолжает Юнги, совершенно невинно привалившись щекой к плечу своего нового друга. И не догадывается, что у того почему-то сердце с ритма сбивается от таких простых действий. — Люди иногда такие забавные, ты не находишь? Столько времени меня игнорируют, а как нужно работать, так сразу бегут ко мне. — Надеюсь, ты их послал, — отмечает Чимин. — Разумеется, я их послал, — со вздохом говорит одноклассник. — Но Кан-сонсэнним говорит, что работать нужно обязательно в парах. А я не знаю, с кем. Потому что... — Конечно, ты знаешь, baka, — с мягкой улыбкой отвечает Чимин. — У тебя есть как минимум один друг, разве нет? — и, глаза отведя от чужой темноволосой макушки, переводит взгляд на закат. — Я хотел тебе предложить, но, вроде как, ты согласился делать проект с Чондэ, разве нет? — Тебе кто такую глупость сказал? — Пак живёт на этой планете непозволительно долго, чтобы хорошо понимать, когда он Юнги будет действительно нужен. Вовсе не из желания заставить того быть благодарным, а просто из-за тепла, что этот мальчишка порождает в душе. Особенно в такие моменты, как этот, когда закат нежно окрашивает всё в мягкие краски, а кожа Юнги такая горячая на контрасте с прохладой, что царит на крыше высотки. — Мне показалось, — Мин смеётся негромко, прижимаясь щекой к чужому плечу. И Чимин — да — не уверен, что это исконно дружеский жест, однако его это совсем не пугает. Даже как-то... напротив. Заставляет сердце с перебоями биться. — Мало ли, что тебе показалось. Я только твой, Мин Юнги... — и неловко откашливается. — Имею в виду, что в совместной учёбе ты можешь на меня положиться. Чимин слишком явно флиртует. — Из самой Японии приехал сюда, чтобы у меня появился партнёр? Юнги явно не против. Это всё слишком двояко звучит, и в эту минуту Пак понимает: Юнги хорошо это чувствует. Его сердцебиение, как и сердце Чимина, сбивается с ритма, но лишь на мгновение — дальше оно ускоряется, заставляя парнишку уткнуться ему носом в плечо в тщетной попытке спрятать смущение. Однако Чимин слишком долго живёт на этой планете. По крайней мере, достаточно, чтобы захотеть поцеловать своего одноклассника незамедлительно — однако заставить себя продолжать смотреть на порыжевший в свете заходящего солнца Сеул. Потому что Юнги, невзирая на всю свою мудрость и нетипичность, остаётся во многом ребёнком — и до конца своей жизни сохранит эту тенденцию, на самом-то деле. Ведь жизнь людей скоротечна, а тащат они груз души с самого детства вплоть до смертного одра — на взгляд Чимина, это непозволительно тяжёлая ноша для такого краткого срока. И именно это — причина, по которой Пак не хочет спешить прямо сейчас. Ему хочется, чтобы Юнги смог досконально прочувствовать вкус позитивных эмоций. Чувства первой любви, робкую радость от обмена улыбками, робость от нежных касаний — всё это. Ему и без того достаётся немало бытовых трудностей: одного знакомства было достаточно, чтобы Чимин понял сразу — Чонгук весьма сложный подросток, так что ужиться с таким нелегко. Сложный — не есть плохой. Просто младший брат его такой робкой влюблённости не похож на того ровно настолько, насколько Луна отлична от Солнца. Чонгук самоуверен, заносчив и за языком не следит — любит, когда его слушают и словно постоянно куда-то спешит. А Юнги даже в собственном доме говорит очень мало, но куда больше слушает, часто невпопад отвечает и ему действительно сложно расслабиться. Мама этих двоих как-то порывно Чимину сказала, что был когда-то период, когда они думали, что старший сын аутист и даже таскали его по больницам, однако подозрения не подтвердились. Просто старший сын с самых пелёнок был тихим и абсолютно спокойным ребёнком. «Как-то порывно», ха. Ладно, возможно, порой в Чимине есть чуть больше черт характера его младшего приёмного брата, чем ему бы хотелось — даром, что столько лет неразлучны. Конечно, у него всё не так плохо, как у того же Тэхёна, который жизнь людей ни во что не ставит в действительности, но вот эта черта всех снобов-вампиров — взять у простых смертных то, что интересно, покрутить, поближе рассматривая, и вернуть туда, где взял, если вдруг не понравилось — присутствует. Так и Чимин в тот день «взял», «покрутил» информацию о детстве Юнги, слегка надавив на его маму ментально, чтобы разоткровенничалась... а назад не вернул. Не получилось. Не получается быть непричастным, когда речь идёт о Юнги, понимаете? — Иногда думаю, что судьба меня сама к тебе привела. — Жалеешь о том, что мы познакомились и подружились? Из-за меня тебя сторонятся, — неуверенно тянет Юнги. Может быть, глядя на него прямо в упор: Чимин всё ещё смотрит на рыжие крыши, но отчётливо слышит ту скорость, с которой колотится сердце в груди его одноклассника. — Не жалел ни единой минуты, — получает честный и быстрый ответ. Может быть, слишком порывистый. Эмоционально пропитанный тем самым желанием уберечь одного Мин Юнги от жестокого мира, которое горит в душе почти-человека, что сидит рядом с ним в эту минуту. — Но почему? — и, всё-таки повернув к нему голову, наследник сеульского клана натыкается на удивление в чужих карих глазах. Оно искреннее. А ещё имеет невинные нотки, которые Юнги окрасил смущением, однако Чимин готов добавить оттенок заботы и нежности. А потому широко улыбается, чтобы ответить: — Kuruwasetane, мой дорогой друг. — Это нечестно, — хмурится Мин. — Я не знаю японского! — Sutekina. Можешь начать учить, будет полезным. Для общего развития, например, а? — Ты порой такой вредный! Так и скажи, что считаешь меня дураком. — Отнюдь. Я считаю в корне иначе. — И... как ты считаешь? — склонив к плечу голову, задаёт Юнги новый вопрос, слегка запинаясь. А Чимин вновь ему улыбается. Чтоб: — Subarashikana. Исчерпывающе? Юнги со стоном отчаяния ложится спиной на покрытие крыши. Пак начинает очень громко смеяться.***
— Ты совершаешь ошибку. Тэхён выглядит как всегда невероятно роскошно, когда под вечер они идут по очередной шумной улице, пропахшей едой, табаком и спиртным — на его фоне Чимин, всё ещё одетый в школьную форму, выглядит и правда настоящим подростком. Хотя, может быть, всё дело в том, что Ким в принципе относится к идеям своего старшего брата учиться снова и снова с ноткой определённой скептичности — особенно здесь, на их родине — и по этой причине всегда преподаёт себя его умным взрослым. Тэхён, одетый в дорогое пальто горчичного цвета, помпезно смолит сигарету, сохраняя серьёзность на красивом лице. Тэхён, чьи тёмные волосы непослушными вихрами постоянно застилают глаза, не любит Сеул, потому что здесь он перманентно чувствует себя в напряжении. Не так, как Сеул не любит Чимин, который каждый день имеет риск быть призванным Доном к ответу за их поведение. И не в таком напряжении, как здесь себя ощущает Хосок, который каждый день имеет риск не проснуться в своей же постели — вампирские войны страшны и жестоки, но не страшнее войн колдовских. Тэхён, говорящий ему об ошибке, сторонится близких контактов с людьми: ему на них всё равно до периода острого голода и даже подумать о том, чтобы относиться к ним как-то иначе, он не хочет. Тэхён, что смотрит на него сверху вниз, редко пьёт алкоголь, ненавидит шумные клубы и беспорядочный секс. Курит много, да, но не принимает наркотики, говоря о вечном искусстве как о своём героине. Одним словом, не переносит всё то, к чему до Сеула порой стремились Хосок и Чимин — потому что могли. Потому что у них в запасе так много времени, что на зависимость его просто не хватит. Тэхён обращённый, и кто бы что ни сказал, но когда ты не вампиророждённый, то ты всегда второй сорт. Быть лучшим он не стремится — хватает ума, чтобы понять, что ему не позволят этого сделать другие вампиры Совета, — однако не допускает ошибок. Не потому, что ему отчаянно хочется кому-нибудь доказать, что чего-то заслуживает (всё равно не докажет), но ради того, чтобы каждый в Совете на вопрос «Почему он плохой?» не мог дать ответа, про себя признавая: ненависть та по умолчанию. Просто так. Ни за что. Однако Тэхён, они оба уверены, будет тем самым из них, в кого Совет вцепится, если будет необходимо взять Чимина за задницу — и именно это причина, из-за чего Пак их с Юнги знакомить не будет. Хотя младший брат и сам не захочет: Мин всё ещё человек, и как токсичному члену коммьюнити Тэхёну будет плевать, какой океан видит Чимин в этих глазах, и в какой вихрь чувств его окунает румянец на бледных мальчишечьих скулах. (— Тэхён не плохой, и, будь уверен, я люблю его больше всех своих родственников. На самом деле, можно смело сказать, что до тебя я просто любил его больше всех, — это то, что скажет Чимин своему уже бойфренду, когда тому будет двадцать. — Но лучше вам с ним никогда не встречаться. — Но почему? — Юнги нахмурится, как всегда хмурится, когда чего-то не понимает. — Потому что он вампир, Мин. Вампиры обладают другим складом мышления. Ты для него... скоротечен. И очень опасен из-за эмоциональности смертных — она на нас часто плохо влияет, потому что мы к вашим чувствам весьма восприимчивы. — А как он общается с простыми людьми? — Тэтэ? Никак. Они ему не интересны. Признаться, таких идиотов, как я, меньшинство. — Baka, — фыркнет Юнги. — Ты не идиот. — А кто я тогда? — фыркнув, улыбнётся Чимин. — Subarashikana, большой злой вампир. Живи с этим знанием). Чимин Тэхёна действительно любит так сильно, как брат может брата любить. Проблема кроется в том, что сейчас, когда Юнги лишь восемнадцать, наследник сеульского клана совершенно размазан расцветающим в нём чувством великой любви к человеку, который когда-то уйдёт в мир иной, оставив его в одиночестве. Или же нет, ведь... — Я знаю это лицо, — фыркает тем временем средний сын Дона. — Я видел подобное, когда умирал. Ты хочешь его обратить. — Есть мысль такая. — Свой шанс на «раз в сто лет» ты потратил в сорок втором. Когда ты сможешь его укусить в следующий раз, то он уже будет... довольно немолод. У тебя есть daddy issues? Если да, то может сработать. — Придурок. Я могу попросить кого-то ещё. — И будешь сотню лет в огромном долгу — если найдёшь дурака, который позволит себе просрать этот шанс на твой краш. И даже если найдёшь, то напоминаю: Дон этот союз не одобрит, потому что ты блядский наследник. Тебе детей делать, а ты член в жопы суёшь. Если он его просто изгонит, а не убьёт, то, считай, это будет подарком: все знают, что он терпит твои пристрастия к мальчикам лишь потому, что до этой поры они были просто людьми. — Если он изгонит его, то я уйду следом. — Поэтому я полагаю, что он его просто казнит. — Дай сигарету, — со вздохом просит Чимин. — Ты в школьной форме, — напоминает Тэхён. — И похуй. — Нас оштрафуют. По документам ты всё ещё маленький, а я всё ещё твой опекун. — С каких пор мы не сможем заплатить штраф? — Вот лишат меня опекунства, и я буду плакать. — Пошёл ты. Тэхён негромко смеётся на беззлобный словесный тычок. И больше о Юнги не говорит, стараясь не лезть: только бросает что-то о том, что никогда на эти грабли не ступит, и что хорошо иметь непоколебимые принципы. Чимин мог бы сказать, что читал огромное количество книг, где главный герой был огромным приверженцем принципов, но обсирался в итоге. Однако сейчас речь всё ещё идёт о Тэхёне, а таких снобов Пак ещё не встречал, так что это действительно может сработать. Чёрт с ним. Пока что, в моменте, Чимин окрылён и одновременно разбит, воспылав столь сильными чувствами к простому мальчишке. Не зная, что уже спустя шесть грёбанных лет будет смотреть, как тот спит, не помня о них — немного поломанный, чертовски ершистый и морально разбитый. Однако живой, и это будет самое главное. Не ведая, что будет смотреть, понимая: любит, как шесть лет назад. Помнит каждую мелочь. Знает лучше, чем знает себя самого. Окрылён и морально разбит, даже не думая, что мемуары свои назовёт «Без завещания», потому что дать Юнги хоть что-нибудь, кроме страданий, после суда своего так и не смог.