thefatrat feat. laura brehm— the calling
Чонгук под ним задыхается, и не может понять точной причины: то ли и правда у него чертовски давно не было секса, то ли всё дело в чужих внешних данных и умелых руках. Языке. Эйфории, что так расслабляет его и без того мягкое тело, или же тайна всё-таки скрыта в том алкоголе, который Тэхён дал ему выпить ещё там, в ночном клубе. Он охуительный. Его член внутри ощущается восхитительно туго: Чонгук-после-аварии, распалённый и пьяный, позволяет этому парню трахать себя точно так, как позволил бы Чонгук-до-аварии. Так что — ох, вау — спасибо за это. В том смысле, спасибо огромное за те пару оргазмов, которые он испытал, коротко всхлипнув (а затем всхлипнув ещё раз, когда получил на ухо шёпот: «Малыш не только тугой, но и очень чувствительный?»). И за то, что позволил Чонгуку почувствовать себя человеком, наверное, тоже стоит сказать большое спасибо. Даже если в тесных стенах мотельного номера. Даже со знанием, что они никогда больше не встретятся. Он совершенно бесстыдно впивается в сильную спину, сплетаясь языком с горячим чужим в своём рту. Этот парень во всех отношениях просто шикарен: в первый же секс смог прочувствовать все эрогенные зоны своего партнёра по ONS, дважды сумел довести его до оргазма, при этом не остановившись ни на мгновение. Чонгук под ним рассыпается: ему так хорошо не было безбожно давно. Целый год точно — и это тот самый секс, в котором он напряжён, однако одновременно расслаблен, отдаваясь процессу. А потом Чонгук ощущает укол в основании шеи. Достаточно сильный, чтоб вздрогнуть и начать биться под чужим сильным телом, но вместе с тем до внезапного вдруг расслабляющий: сознание кутает непонятным туманом, который тяжело распознать с первые пару мгновений. Может быть, так ощущается эффект от наркотика, он точно не знает, но так остро чувствует: член в себе, прижатый рот к своей коже, кровь, которую... — Стой... — вяло бормочет он, упираясь ладонями в чужие обнажённые плечи. — Стой... умоляю... — но Тэхён даже не двигается. Ситуация странная, даже пугающая: Чонгук прямо сейчас как никогда понимает, с кем занялся этой ночью потрясающим сексом, и ему необходимо спросить слишком многое. Но ту эйфорию, какую он испытал от понимания: всё это время он был прав и они существуют, сейчас подпитывает эйфория искусственная. Тот самый наркотический анабиоз, в который вгоняет, очевидно, вампирский укус. Он должен сохранять хотя бы крупицу здравого смысла — даже если в это мгновение его нездорово и невозможно влечёт. Так сильно, как он никогда раньше не чувствовал: хочется не просто вновь кончить под этим эффектом, но и будто... быть рядом. Зачем? Почему? Он не знает — и это ещё один повод остановиться сейчас. Рычаг может быть только один. — Тэхён, пожалуйста... остановись, — вяло просит он, продолжая словно на животных инстинктах активно насаживаться на чужой крупный член. — ...потом продолжишь. Я обещаю. Мне жизненно важно... чтобы ты ... ответил мне... на пару вопросов... пожалуйста. Самое жуткое то, что прямо сейчас, когда вампир делает всё, чтобы лишить его всех жизненных сил, Чонгук не просто не чувствует страха. Он большой частью себя отчаянно жаждет, чтобы это не прекращалось. Прямо сейчас, когда настоящий вампир, один из тех самых, что он искал так отчаянно, пьёт его кровь, Чон жаждет собственной смерти. Так просто: прямо сейчас его подсознанию кажется, что нет участи лучше, чем вот так вот погибнуть под натиском чужих рта и клыков, а тело откликается волнами сладостных судорог в ответ на каждый глоток. Мама и папа... за секунду до смерти чувствовали то же, что и он сейчас чувствует? Ему важно знать. Ему важно знать так много, как это только возможно, даже если этот вампир потом сотрёт ему память, как, очевидно, ему год назад её стёр кто-то другой. Но что сейчас знаково: Тэхён останавливается. Будто услышал. Будто прислушался: отстраняется, восхитительно голый, оставляя Чонгука шумно дышать и лежать на подушках, позволяет увидеть свою настоящую суть. Это... красиво. Так красиво, что страшно и невольно заставляет задуматься: а всё ли в порядке у Чонгука с башкой, если увиденное внезапно заставило сердце сбиться с нужного ритма? Разве должен так впечатлять образ мужчины, пусть и безумно красивого, пусть и восхитительно трахающего его прямо сейчас, если он смотрит на него сверху вниз глазами красного цвета? Они светятся, словно флуоресцентные, а перепачканный рот приоткрыт. Окна в мотеле довольно большие, пропускают неон вывесок с улицы, так что игры светотени достаточно, чтобы Чонгук мог разглядеть клыки, которые только что вспороли его кожу, как масло. Но в полумраке тесного номера кровь, что капает с подбородка Тэхёна на голую грудь, кажется чёрной. Это не должно завораживать. Но глаз отвести Чон не может. — Я переборщил? — и, покачав головой, словно в досаде, Тэхён с усмешкой игриво толкается в чужое стройное (хотя тут лучше сказать — исхудавшее) тело, словно проверяет реакцию. Должную, видимо, не получает, ведь следом, не разрывая контакта и глядя ему прямо в глаза, подносит к губам своё же запястье. Чонгук слышит треск кожи: чёрные струйки быстро спускаются к чужому острому локтю — однако не успевает даже вдохнуть, потому что к его губам прижимают вскрытые вены с негромким: — Пей. И говори, что хотел. Так и быть, я послушаю: уж больно реакция у тебя была интересная. Кровь вампира по вкусу такая же, как и у людей. Однако спустя пару глотков Чонгук внезапно ощущает прилив недюжинных сил — неожиданно кажется, будто ему любая гора по колено, а разум кажется чистым и ясным. Чувства — вдруг обострившимися. И, прикоснувшись к месту укуса, предсказуемо чувствует липкое, тёплое, однако следа от ран больше нет. Этот вампир его действительно вылечил вместо того, чтоб добить. Может, пока что, и сегодня Чон умрёт здесь, в дурацком мотеле, в луже собственной крови, оставив Юнги хоронить третьего члена семьи. Однако даже если и так, то шанс на спасение точно отсутствует: даже пока они трахались без какой-либо крови, Чонгук смог ощутить, что Тэхён куда сильнее физически — уж слишком легко крутил он его тело, уж слишком подчинял своей воле и крепко держал запястье рукой без усилий. Вампир, цыкнув, подаётся назад и снимает резинку с ещё возбуждённого члена, всё ещё игнорируя кровь, которой весь перепачкался. Чонгук, голый и ослабленный что от их развлечений, что от кровопотери, неловко садится на жёстковатой кровати. А затем Тэхён демонстративно показывает на свою же эрекцию указательным пальцем, чтобы, склонив к плечу голову, ухмыльнуться и забить последний гвоздь в гроб его самосознания: — Потом отсосёшь. А то несправедливо выходит: ты дважды кончил, а я ни единого. — С радостью, — брякает Чон раньше, чем успевает подумать. И, словно ребёнок, в стыде закрывает себе рот рукой. А Тэхён катится со смеху — он у него, к слову, восхитителен равно настолько же, насколько в нём восхитительно, кажется, всё. А, отсмеявшись, утирает с глаз слёзы (выглядит жутко, потому что его руки по локоть перепачканы и в его собственной крови, и в крови Чонгука, так что на скулах остаются разводы) и произносит, слегка задыхаясь: — Хорошо, что я не выпил тебя до отключки. Ты реально тот ещё кадр. — Предпочитаю называть себя юным исследователем, — нервно смеётся Чонгук. — Разреши задать тебе пару вопросов? — Ну, я, вроде, не генеральный директор «Grey Enterprise Holdings», а ты не юная студентка литфака на замене подружки, — хмыкает Ким. Ясно, и юмор у этого парня тоже на уровне. Возможно, Чонгук прямо сейчас ловит небольшой краш. Вот вам и секс без шанса на продолжение. — Но задавай. — Для начала... блять, — ситуация чертовски абсурдна, однако сейчас, когда первичный шок отходит назад, Чонгук начинает негромко смеяться с ноткой истерики: — Сейчас это будет странно звучать, однако спасибо, что ты существуешь. Я уже думал, что сумасшедший и вас не существует, а мои воспоминания — чушь, нанесённая травмой. И видит: вампир становится резко серьёзным. Ровно настолько, что отчётливо кажется: может быть, спустя год он сделает шаг к разгадке смерти родителей. — И что за травма у тебя, Чон Чонгук? — Эта история долгая. — Ночь лишь началась. У нас с тобой есть всё время мира. И, вздохнув, Чон начинает рассказ, впервые выложив всё, что до этой минуты держал у самого сердца и боялся поведать даже старшему брату. И не замечает, как так получается, что к концу этой истории они, голые, в крови испачканные, сидят рядом друг с другом, соприкасаясь обнажёнными бёдрами. Вампир его очень внимательно слушает. Возможно, подозрительно очень внимательно, что от Чонгука не ускользает и наводит на определённые мысли. Например, о чём-нибудь вроде: — Это ты убил их? — и сжимается внутренне, потому что вдруг отчётливо очень не хочется, чтобы судьба так откровенно над ним посмеялась, позволив спустя год депрессии наконец-то потрахаться, однако с убийцей родителей. — Я не убиваю людей, — дёрнув уголком всё ещё перепачканных губ, сообщает Тэхён. — Это бессмысленно, глупо и беспощадно. Бессмертным Уставом не воспрещается, но... в этом нет смысла. Большинство из нас не делает этого, поскольку невыгодно. Чаще всего убивают больные ублюдки. Либо свежеобращённые, либо же... смертники. К сожалению, то, что ты мне рассказал, очень похоже на то, что ваша семья стала жертвой последнего. Или же политзаключённого. — Смертники? — наклоняет голову Чон. — Кто это? Тэхён, вздохнув, изучает потолок внимательным взглядом какое-то время. А затем неожиданно спрашивает: — Хочешь принять вместе душ? — Хочу знать имя того, кто лишил меня мамы и папы, — нахмурившись, произносит Чонгук. — Дважды не предлагаю, — вскинув бровь, заявляет Тэхён. — Ты знаешь, кто убил их, — понимает парнишка. — Ты знаешь этого, как ты сказал, смертника. — Нет, я не знаю. Меня не было там. — Ты врёшь. — Даже если и так. Какая мне выгода тебе помогать? — По доброте душевной? — предполагает Чонгук. — Ты меня выслушал. Не просто же так. — Ты прав, — кивает вампир. — Я тебя выслушал, но у меня был свой мотив. Я не люблю людей — столько времени, сколько являюсь вампиром. Ты просто очередной мой разовый трах. Источник питания на ночь, который мне посоветовали. Я не филантроп, но сейчас получил от тебя информацию, которая для меня по-своему ценная. За это спасибо. — ...посоветовали?.. — и Чон хмурится. — Меня — тебе? Как такое возможно? Вместо ответа Тэхён просто встаёт, позволяя вдоволь разглядеть свою охуенную задницу, и подходит к отброшенным на пол штанам. Подняв, достаёт телефон, какое-то время копается в нём, а потом демонстрирует ему сообщение. — ...городской сумасшедший, — и, покачав головой, Чонгук негромко смеётся, — которого даже не хватятся. Что ж, в этом есть смысл. — В этом нет смысла, потому что теперь ты знаешь, что твои воспоминания тебя не обманывают, — отвечает его приключение. — Всё, что я могу тебе сообщить со стопроцентной уверенностью: это был некто очень голодный, что тебя не убил почему-то. И попытался стереть тебе память, но сделал это неаккуратно... — бормочет он себе прямо под нос, словно стараясь выстроить в голове всю хронологию. — Я знаю, почему он меня не убил, — спокойно говорит Чонгук. Потому что он тоже, знаете ли, не дурак, и, предвидев, что вампир не захочет ему помогать, одну деталь в своём рассказе не сообщил Тэхёну намеренно. — И я могу гарантировать, что эта информация максимально правдива. — И почему же? — интересуется Ким. — Смертники — кто это? — задаёт Чонгук встречный вопрос. — Почему ты уверен, что моих родителей убил кто-то из них? Тэхён снова смеётся, покачав головой. А затем, протянув руку, ерошит его тёмные волосы: — Больше вампиры не убивают друг друга за нарушение правил, а сушат. Как рыбу к пиву, окей? И, скажем так, запирают в разных тайных склепах на кладбищах. Если обращённый вампир какое-то время не пьёт кровь, то он сходит с ума без права вернуть контроль над собой. Если вампиророждённый — то он возвращает рассудок после того, как насытится. Первых вампирский социум теперь зовёт смертниками. Но меня интересует другое. — Что же? — Допустим, ты выяснишь личность убийцы. И что ты сделаешь дальше? — Найду способ его уничтожить, — спокойно отвечает Чон, глядя ему прямо в глаза. — Кишка тонка. Вампира тяжелее убить, чем тебе может казаться. Тебя по стенке размажут, малой. — Плевать. Даже если погибну, то буду знать, что сделал всё, что в моих силах, — серьёзно отвечает парнишка. — Но у меня есть к тебе предложение. — И какое же? — Я хочу, чтобы ты мне помог. Ким лихо присвистывает, а потом широко улыбается: — И что ты можешь мне предложить? — Ты сказал, что меня тебе посоветовали как источник питания, но также добавил, что я был на раз. У тебя проблемы с поиском постоянной добычи, ведь так? Если захочешь, то можешь пить мою кровь столько, сколько тебе будет нужно. И трахать меня можешь тоже, — хмыкнув, добавляет Чонгук. — По рукам? Какое-то время вампир смотрит на него с удивлением. А затем, усмехнувшись, рокочет негромкое: — Хорошо, что я не выпил тебя. Ты действительно кадр, — и, подавшись вперёд, мягко чмокает в губы. — Хорошо. Я согласен. Выкладывай. — Я его знал. А он знал меня. После того, как он выпил родителей, он хотел кинуться и на меня, но остановился. И испугался. Я не помню лица, но успел сказать только: «Ты?!». Потом он протянул ко мне руку, и на этом всё кончилось. Очнулся я уже в скорой. — Любопытно, — тянет Тэхён. А потом вдруг произносит: — А у тебя есть кто-нибудь из живых членов семьи? — Да, — кивает мальчишка. — У меня есть старший брат. — Как зовут? — Мин Юнги. И внезапно Тэхён начинает вновь очень громко смеяться. Чтобы затем, подавшись вперёд, шепнуть тихо: — Раз уж теперь мы во всех смыслах партнёры, то хочу, чтобы ты знал одну вещь. — Это какую? — Я хочу кончить, Чонгук. Ты мне обещал. Начинай.***
Найти его было несложно: по крайней мере, Тэхёну, который знает все болевые точки Хосока. А Хосок, в свою очередь, знает обо всём вокруг — иначе не может и быть, когда ты трясёшься за свою никчёмную жизнь и боишься смыкать глаза ночью из страха, что за тобой придёт твой предшественник. Панельный дом на окраине города в хреновом районе — до чего же ты опустился, скажи? — не украшают даже рассветные краски. Третий этаж, старая дверь, которую надо бы уже заменить, но у владельца квартиры, видимо, кончились деньги. Немудрено. Три стука в неё и шаги — лёгкие, знакомые, быстрые. Будто бы ждал. Боже мой, конечно же ждал — он его слышал ещё на подходе к подъезду. Скрип петель. — Так вот, почему ты целый год ныкался, как подзаборная крыса, — сообщает Тэхён с широкой улыбкой, глядя старшему брату прямо в глаза. — Это ты убил их. Это ты убил родителей своего же бывшего парня, когда вылез из блядского склепа. Я прав? Хотя можешь не отвечать, Пак Чимин. Мы оба знаем, что да. Вместо приветствия.